Нэпман 2. Изящная комбинация

Глава 9 Контрудар

В моем кабинете пахло свежей типографской краской, на столе лежала утренняя «Торгово-промышленная газета». Рядом стопка документов из потертого портфеля Рожкова: акты экспертизы бракованных поставок, копии сомнительных накладных, фотографии дефектных деталей.

— Материал готов в трех вариантах, — Елена, элегантная даже в этот ранний час, расположила на столе гранки будущих статей. — В «Торгово-промышленной» пойдет подробный технический анализ, в «Правде» — политический аспект, а «Известия» ударят по связям с иностранным капиталом.

Я просмотрел тексты. Все выверено, каждое слово подкреплено документами. Дело уже не в конкуренции, Крестовский поставлял бракованные детали для оборонных заказов. Это государственное преступление.

— Когда в набор? — я взглянул на настенные часы.

— Сегодня в вечерний выпуск, — Елена достала из кожаной папки еще один документ. — А вот это интересная находка из архива наркомата. Договор с рижской фирмой, якобы на поставку оборудования. Но суммы не сходятся.

В дверь коротко постучали. Вошел Рожков, как всегда бесшумно, как будто крался. В руках знакомый коричневый портфель из свиной кожи:

— Доброе утро. Есть дополнение к материалам. Вчера взяли бухгалтера Крестовского. Очень разговорчивый оказался.

Он выложил на стол протоколы допросов. Мелкий бисерный почерк следователя фиксировал схемы вывода валюты через подставные фирмы, фиктивные поставки, двойную бухгалтерию.

— А вот это особенно интересно, — Рожков закурил «Герцеговину Флор». — Списки немецких «консультантов». На самом деле промышленный шпионаж чистой воды.

Я пробежал глазами фамилии. Все сходилось, те же люди фигурировали в деле Ветлугина.

— Думаю, теперь можно начинать, — Рожков стряхнул пепел в тяжелую бронзовую пепельницу. — Ордера на обыск готовы. Как только выйдут статьи, начинаем работать.

Комиссия ВСНХ прибыла на завод Крестовского ранним утром. Три черных автомобиля — два «Паккарда» и «Рено» — остановились у проходной. Возглавлял комиссию Лазарев, старый инженер из военной приемки, в потертой шинели с орденом Красного Знамени. С ним — группа экспертов: металлурги, финансисты, специалисты по оборонной промышленности.

Завод Крестовского занимал обширную территорию на окраине Москвы. Старые краснокирпичные корпуса еще дореволюционной постройки соседствовали с новыми цехами. Главное здание заводоуправления — типичный модерн начала века: лепнина на фасаде, чугунные узоры над парадным входом, массивные дубовые двери с медными ручками.

Мартеновский цех поражал запустением. Четыре печи из шести работали вполсилы. На полу лужи застывшего металла, всюду окалина и грязь. Краны довоенной постройки отчаянно скрипели проржавевшими блоками.

В прокатном цехе картина еще хуже. Стан «Круппа» 1912 года явно требовал капитального ремонта. Приводные ремни в заплатах, направляющие разбиты. На стенах выцветшие плакаты по технике безопасности еще царских времен.

Зато личный кабинет Крестовского поражал роскошью. Дубовые панели во всю стену, хрустальная люстра «Эриксон», ковры «Саруни» на паркете. Письменный стол красного дерева с бронзовыми накладками достался еще от прежних владельцев завода.

В техническом отделе — запустение и хаос. Чертежные доски с выцветшими синьками, шкафы с беспорядочно набитыми папками. В углу — новейший кульман «Рейсшинен», но на нем толстый слой пыли.

Лаборатория ютилась в тесной комнатке. Допотопный микроскоп, растрескавшиеся тигли, облезлый шкаф с реактивами. Единственный современный прибор — твердомер «Бринелля» — стоял нетронутый, в заводской смазке.

Зато на заводском дворе красовался гараж из красного кирпича, где рядом с роскошным «Испано-Сюизой» Крестовского стояли два новеньких «Форда» для разъездов администрации.

Именно в этот запущенный завод и прибыла комиссия ВСНХ ранним январским утром.

В кабинете Крестовского уже ждали представители ОГПУ. Сам хозяин кабинета, грузный, с набриолиненными редеющими волосами, нервно теребил золотую цепь от часов.

— Начнем с документации по оборонным заказам, — Лазарев достал из портфеля папку с актами экспертизы. — У нас имеются серьезные вопросы по качеству поставленной брони.

Старший бухгалтер, седой человек в поношенном сюртуке, трясущимися руками раскладывал на столе бухгалтерские книги в черных клеенчатых обложках.

— Вот здесь, — эксперт из ВСНХ ткнул пальцем в колонку цифр, — списание легированных добавок. А в накладных на готовую продукцию их нет. Куда делись десять тонн феррохрома?

В техническом архиве другая группа проверяющих изучала чертежи и технологические карты.

— Смотрите, — молодой инженер в кожанке поднял синьку. — По документам плита проходит двойную термообработку. А в журнале печей — только одна. Экономят на технологии!

Главный металлург завода, пожилой специалист с орденом Трудового Красного Знамени, побледнел:

— Это… это ошибка делопроизводства…

— Ошибка? — Лазарев развернул акт военной приемки. — А это тоже ошибка? Твердость брони на тридцать процентов ниже нормы. При обстреле рассыпается, как стекло!

В кабинет вошел Рожков, неслышно, как всегда. За ним двое в штатском внесли объемистые папки:

— Товарищ Лазарев, взгляните. Документы из рижского филиала. Весьма познавательно.

Из папок извлекли договоры с немецкими фирмами, банковские выписки, накладные на «фиктивные» поставки оборудования.

— Так-так, — главный бухгалтер ВСНХ придвинул лампу ближе к бумагам. — Триста тысяч рейхсмарок через «Балтик Трейдинг». А в нашей отчетности эти средства проведены как накладные расходы.

Крестовский дернулся, но его остановил жест Рожкова:

— Сидите, Андрей Петрович. Это только начало. Сейчас на складах идет проверка маркировки стали. Там такие интересные результаты.

К вечеру картина стала ясна. Системное занижение качества продукции. Экономия на легирующих добавках. Подделка результатов испытаний. Двойная бухгалтерия. Вывод валюты через подставные фирмы.

— По предварительным подсчетам, — докладывал Лазарев в Москву по телефону, — ущерб только по оборонным заказам — более миллиона рублей. А с учетом валютных операций и того больше.

Крестовский сидел в кресле, обмякший, постаревший. Золотая цепь от часов безжизненно свисала на жилете. На столе перед ним лежал протокол опечатывания заводской документации.

В просторном кабинете председателя Совнаркома было нещадно накурено. Рыков нервно ходил от массивного письменного стола красного дерева к окну, теребя пенсне на черном шнурке. На столе лежали свежие газеты с разгромными статьями о Крестовском.

— Это удар по всей нашей политической линии, — говорил он собравшимся соратникам. Его обычно уверенный голос звучал встревоженно. — Сегодня Крестовский, завтра другие представители здорового частного капитала. Нас планомерно выдавливают.

В кожаных креслах сидели члены его группы: Томский с неизменной трубкой «Данхилл», Угланов, нервно постукивающий пальцами по подлокотнику, еще несколько ответственных работников.

— Я говорил с Серго, — Рыков снял пенсне, протирая стекла батистовым платком. — Пытался объяснить, что нужно тщательное расследование, что нельзя рубить с плеча…

— И что Орджоникидзе? — Томский выпустил струю дыма.

— «Дорогой, у нас есть доказательства. Железные доказательства!» — Рыков попытался передразнить грузинский акцент. — А сам уже подписал приказ о полной ревизии всех частных предприятий, работающих на оборону.

Секретарь внес папку с документами:

— Алексей Иванович, прибыли материалы проверки ВСНХ.

Рыков схватил бумаги, быстро пробежал глазами:

— Вот! Смотрите! «Предварительные выводы»… «Требуется дополнительная проверка»… Можно же затянуть расследование!

Он схватил телефонную трубку:

— Соедините с товарищем Ягодой… Генрих Григорьевич? Добрый день. По поводу дела Крестовского…

Но уже через минуту его лицо помрачнело:

— Да, понимаю… Да, личное указание… Конечно, если сам товарищ Сталин…

Трубка с грохотом легла на рычаг.

— Поздно, — Рыков тяжело опустился в кресло. — Иосиф Виссарионович лично заинтересовался делом. Приказал провести показательный процесс.

— Может, через Калинина? — предложил Угланов. — Он всегда за умеренную линию…

— Бесполезно, — Рыков достал из письменного прибора «Фабер» папиросу. — Это не просто дело о вредительстве. Это удар по всей правой оппозиции. По нашей линии в экономике.

В этот момент секретарь снова вошел в кабинет:

— Алексей Иванович! Срочное сообщение — Крестовский арестован. При попытке уничтожить документацию.

Рыков снял пенсне, устало потер переносицу:

— Все. Теперь его не спасти. А нам… нам нужно готовиться к худшему. Это только начало.

За окнами кабинета на Старой площади падал январский снег.

Первым взяли Петра Васильевича Нечаева, финансового директора завода. Грузный мужчина лет пятидесяти, с бородкой и брюшком, туго обтянутым атласным жилетом, был арестован в особняке на Поварской. Его застали за уничтожением документов в изразцовой печи. Из потайного сейфа изъяли несколько записных книжек с закодированными банковскими счетами.

В кабинете следователя ОГПУ Нечаев, то и дело промокая лоб шелковым платком, торопливо писал показания. Его холеные руки с перстнем-печаткой заметно дрожали:

— … через рижский филиал «Балтик Трейдинг» проводили фиктивные поставки. Вся документация шла через доверенных людей. Реальные средства переводились на личные счета Крестовского в швейцарских банках.

Следующим стал Сергей Николаевич Волков, технический директор. Высокий худощавый человек за пятьдесят, с благородной сединой на висках и внешностью дореволюционного инженера. В момент ареста в заводской лаборатории он методично уничтожал протоколы испытаний бракованной брони. На нем был старомодный сюртук и накрахмаленный воротничок со стоечкой.

— Да, сознательно занижали содержание легирующих элементов, — писал он каллиграфическим инженерным почерком, поминутно шмыгая носом. — По прямому указанию Крестовского заменяли дорогие материалы более дешевыми. Результаты испытаний фальсифицировались…

Особенно ценные показания дал Михаил Степанович Красильников, начальник отдела снабжения. Коренастый, с окладистой русой бородой, в поношенном костюме-тройке старомодного покроя. Он буквально соревновался с писарем, торопясь выложить все:

— Систематически поставляли бракованные материалы. Экономили на всем — на коксе, на ферросплавах. Разницу делили между собой, основную часть забирал Крестовский.

Вечером того же дня арестовали Алексея Дмитриевича Строганова, заведующего складами. Бывший купец второй гильдии, грузный мужчина шестидесяти лет с массивным золотым перстнем-печаткой, взяли в конторе. На нем был добротный костюм английского сукна, крахмальная манишка и шелковый галстук с жемчужной булавкой.

При обыске в рабочем кабинете, отделанном дубовыми панелями, за картиной Айвазовского нашли тайник с документами на подпольный цех в Коломне. В кожаном портфеле обнаружили записи о поставках краденого металла.

В кабинете следователя Строганов, утирая лоб платком, торопливо писал:

— … да, организовали тайное производство. Списанный металл переплавляли, документы оформляли как новые поставки. Крестовский лично определял, куда идет товар…

Последним в этот день взяли Василия Петровича Рукавишникова, начальника технического контроля. Сухощавый, подтянутый, несмотря на свои пятьдесят пять лет, с аккуратно подстриженными седыми усами. Его арестовали дома, в квартире на Пречистенке, когда он пытался спрятать техническую документацию в тайник в полу на кухне.

— Качество продукции систематически занижалось, — писал он ровным почерком в протоколе, поминутно протирая запотевшую шею. — Испытания проводились формально, акты подписывались заранее. Крестовский требовал экономить на всем, особенно на оборонных заказах.

К полуночи в кабинете Рожкова на дубовом столе выросла внушительная стопка протоколов. Он задумчиво перелистывал страницы:

— Смотрите, какая интересная картина складывается. Каждый из них отвечал за свой участок: финансы, производство, снабжение, контроль. Но все нити вели к Крестовскому. Он создал целую систему.

Через несколько дней арестованных руководителей начали вывозить на очные ставки. Бывшие соратники, еще недавно вместе обедавшие в «Праге» и раскланивавшиеся на премьерах в Большом театре, теперь избегали смотреть друг другу в глаза, торопясь дополнить показания новыми подробностями.

Империя Крестовского рушилась, погребая под обломками тех, кто еще вчера считал себя ее несокрушимыми столпами.

В кабинете Сталина в Кремле горела настольная лампа под зеленым абажуром. За окнами январская метель заметала московские улицы. Генеральный секретарь, в неизменном полувоенном кителе, неторопливо прохаживался вдоль книжных шкафов, набивая табаком любимую трубку.

Как будто бы спокойный, но на самом деле то и дело поглядывал на посетителя. О чем думал, невозможно догадаться.

Трилиссер, заместитель председателя ОГПУ, сидевший в кожаном кресле у приставного столика, докладывал, время от времени сверяясь с папкой в коленкоровом переплете:

— Все основные фигуранты дают признательные показания. Крестовский пока держится, но скоро признается, это только вопрос времени.

— Нэ спэшите, — Сталин прервал его характерным жестом трубки. — Процесс должен быть образцовым. Нам нужны не просто признания. Нам нужно показать всю систему вредительства в промышленности.

Он подошел к большой карте СССР на стене:

— Здесь завод Крестовского, здесь его подпольный цех, — трубка указала точки на карте. — А где связи с иностранным капиталом? Где агенты в других отраслях? Копайте глубже, товарищ Трилиссер.

В кабинет бесшумно вошел Поскребышев:

— Иосиф Виссарионович, материалы по делу от товарища Крыленко.

Сталин взял папку, пролистал документы:

— Так, судебная коллегия… Ульрих? Хорошо. Место проведения — предлагают Октябрьский зал Дома Союзов.

Трилиссер торопливо записывал в блокнот.

— Прессу надо готовить заранее, — продолжал Сталин, расхаживая по кабинету. — Пусть товарищ Стецкий лично проконтролирует. Сначала материалы о вредительстве, потом — о связях с иностранными разведками. И обязательно — письма рабочих с требованием сурового наказания.

Он остановился у стола, взял один из протоколов:

— Интересно… Крестовский встречался с представителем «Круппа» в Риге? А кто еще был на этой встрече?

— Выясняем, товарищ Сталин. Есть данные о связях с правыми оппозиционерами.

— Вот! — Сталин поднял палец. — Это важно. Очень важно. Покажите, как вредители пользовались поддержкой правых для срыва индустриализации.

Он снова начал ходить по кабинету, попыхивая трубкой:

— Процесс должен быть показательным, но без лишнего шума. Самый упор должен быть на качество материалов. Пусть следственная часть ОГПУ лично проверит все протоколы. Никаких неточностей быть не должно.

Взглянув на часы на стене, Сталин продолжил:

— И вот еще что… Пусть пара обвиняемых держится до последнего, отрицает вину. А потом, в конце процесса — полное признание, раскаяние. Так будет убедительнее.

Трилиссер понимающе кивнул.

— Когда начинать? — спросил он, пряча блокнот в карман кителя.

Сталин подошел к окну, всмотрелся в метель за стеклом:

— Через две недели. К тому времени как раз будут готовы все материалы по связям с иностранным капиталом. И, — он повернулся к Трилиссеру, — пусть Крестовский пока посидит в Лубянке. Подумает о своем политическом будущем.

Метель за окном усиливалась. На столе лежали папки с протоколами допросов, первые камни в фундаменте будущего показательного процесса, который должен стать уроком для всех противников индустриализации.