Неправильный боец РККА Забабашкин

Глава 19 Переговоров не будет

Спустились на первый этаж. Я выглянул из подъезда, осмотрел близлежащую местность. Не увидев никакой опасности, кивнул, призывая напарника следовать за мной, и мы направились по улице вглубь города. Дойдя до тупика, свернули в арку, и увидели, что в соседнем переулке стоит довольно длинная колонна немецкой техники. В ней было около десятка грузовиков и два бронетранспортёра. Обе бронированные машины были раскурочены взрывами и дымились. Очевидно, они огрызались нашим наступающим войскам, и бойцы подбили их, закидав гранатами. Что же касается самой колонны, то, скорее всего, именно на этих машинах была подвезена та рота противника, которую я только что уничтожил.

— Эй, есть тут кто-нибудь? — крикнул я, оставаясь начеку.

Эхо моих слов прокатилось по всей улочке и, отразившись от кучно стоящих домов, вернулось ко мне. Другого ответа не последовало.

Садовский, всматриваясь в темноту, покачал винтовкой в направлении первой машины и спросил:

— Ты что, хочешь обыскать грузовики на предмет патронов? — и сразу же напомнил: — У меня всего две пачки осталось. Кто ж знал, что ты столь много их израсходуешь, менее чем за четверть часа.

— Патроны от немецких винтовок к «мосинке» не подойдут, — недовольно поморщился я. — Разве что оружие немецкое придётся под них забирать.

— Тогда, что, будем искать «маузер»?

— Нет. Раз пока патроны есть, не станем мы менять винтовку на другую. Конечно, я и из немецкой могу поработать, да и работал уже, но всё же «мосинка» мне больше по душе. Да и винтовку новую, по-хорошему, перед эксплуатацией пристрелять нужно. Опять же, я уже воевал без пристрелки. Ко всему привыкнуть можно. Но, тем не менее, с пристрелкой дело лучше будет идти с первого выстрела.

— А, ну раз так, тогда пошли.

— Погоди, — я покрутил головой. — Может быть, кого из наших бойцов увидим. Сюда бы караул поставить.

— Это зачем?

— Чтобы в порыве поиска трофеев, наши воины не сломали то, что можно сломать. Нам сейчас рабочая техника ой как понадобится. А эта, как я понимаю, именно рабочая, раз немчуру сюда сумела доставить. Разве что кроме тех двух уничтоженных броневиков. Ну, так бронетранспортёры нам особо и без надобности. Нам грузовики больше нужны. Нам пушки нужно будет таскать, и снаряды к ним. Поэтому, раз уж мы их с тобой обнаружили, то необходимо поставить сюда охрану. Только вот где её взять? Нет в округе ни одной живой души.

Объяснив всё это, вновь позвал в темноту. И опять ответом мне была тишина. Делать было нечего. Оставалось надеяться на здравый рассудок наших красноармейцев. И мы продолжили движение к госпиталю.

Вдали, в восточной части города, послышались одиночные выстрелы. И это было хорошо. Столь неинтенсивные звуки боя могли означать только одно из двух — либо немцев в городе было мало, и их всех уже перебили, либо основная часть противника успела из города убежать в сторону Чудово.

И в том, и в другом случае город переходил в наши руки.

Теперь оставалось одно, освободить наших пленных, в том числе и Клубничку, которую в госпитале Троекуровска я не обнаружил. С того момента, как немцы взяли Новск, прошло не так много времени, и я надеялся, что с ней всё в порядке, и гады не успели причинить ей вред.

Но до своей цели дойти мы не успели. Когда пересекли соседнюю улицу и, пройдя по ней, миновали несколько зданий, в угловом доме, что был перед нами, разразилась стрельба.

А сразу после неё, оттуда донеслось несколько криков. Один из мужских голосов кричал, чтобы быстрее убили немца, не обращая внимания на них.

Садовский вскинул винтовку, взяв окна здания на прицел, и спросил:

— Что там происходит? Дальше пойдём или поможем?

С одной стороны, нужно было идти в госпиталь, который наши бойцы уже должны были начать штурмовать. А с другой стороны, проходить мимо явной проблемы было нельзя. Было совершенно ясно, что внутри отдела НКВД, которому принадлежало это здание, явно были взяты заложники. А раз так, то надо было помочь.

Почему? А потому, что я видел в темноте, а те, кто был в здании и вообще вокруг, нет.

У меня сердце разрывалась, всё бросить и бежать искать Клубничку. Но я не мог, просто не мог пройти мимо. Получалась странная вещь. В Новск я пришёл за Алёной, а спасаю всех, кроме неё.

Но что я мог поделать? Не мог же бросить на растерзание взвод, идущий по дороге, не мог же не начать зачищать окраины города, тем самым подвергая риску наших бойцов, и сейчас тоже не мог поступить иначе.

— Пошли, решим проблему, только аккуратно, — сказал я, вошёл в приоткрытую дверь и нелогично добавил: — И давай быстрее тут всё закончим. Нас ждут в другом месте.

О том, что аккуратно и быстро, это две полные противоположности, Садовский мне не напомнил, и мы прошли внутрь.

Там был бардак. Валяющийся в проходе письменный стол и стул дежурного, битое стекло, какие-то бумаги, куски оборванных проводов и множество пустых гильз.

Всё это говорило о том, что здание без боя никто сдавать не собирался. Вот только возникал вопрос, чьи это гильзы? Это так усердно немцы тут отстреливались, или же все эти предметы остались с тех пор, когда город был наш и именно наши работники НКВД обороняли этот дом.

Впрочем, сейчас всё это было неважно. Сейчас нужно было зачистить здание и отправиться в медсанбат.

Переступая через разбитые стёкла и стараясь не издавать шум, приблизились к лестничному проёму.

В этот момент раздался хриплый бас:

— Сдавайся, сволочь проклятая, а то сейчас гранатами закидаем!

— Найн! — тут же выкрикнули в ответ, и раздалась автоматная очередь.

Крики доносились снизу.

«Ага, значит наши зажали немцев в подвале», — сообразил я и, направившись туда, скомандовал Садовскому:

— За мной!

Когда оказались на цокольном этаже, я, стараясь себя не обнаруживать, выглянул в коридор и сразу оценил обстановку. Трое красноармейцев прятались за углом рекреации, при этом направляя оружие в противоположную от нас сторону.

Чтобы не пугать их, негромко посвистел, привлекая внимания. И, когда те удивлённо обернулись, произнёс:

— Товарищи, не стреляйте, пожалуйста, — свои.

После секундной оторопи, те мгновенно ощетинились стволами, на этот раз направив их в нашу сторону.

— Какие такие свои? А ну покажись! Не видим ничего! — сказал один из них, после чего навёл в нашу сторону небольшой карманный фонарик, который, скорее всего, был трофейным.

Второй же, более взрослый мужчина лет пятидесяти, лицо которого украшали пышные усы, набычившись, проскрежетал:

— А ну покажись, а то ща гранату кину!

Голос я узнал. Это был тот же боец, что чуть ранее немца запугивал той же самой гранатой.

Я вновь выглянул из-за угла и на всякий случай обозначил себя, скромно сказав:

— Это я, товарищи, — легендарный Забабашкин.

— Алексей Забабашкин⁈ Вот это да! Ну, теперь пойдёт дело! — подобострастно произнесла вся троица, осветив меня.

— Он самый. Только фонарь уберите, а то слепите.

Те подчинились, и мы с Садовским перебежали на их сторону.

Как только это произошло из кабинета, что был метрах в десяти от нас, по месту, где мы только что были, выстрелили из пистолета-пулемёта типа MP-40. Пули прошли по стене, выбивая куски кирпича и осыпая штукатурку.

— Вот же сволочь какая, — выругался один из бойцов.

— Ага, всё слышит, — поддержал его второй.

— Кто слышит? Расскажите, пожалуйста, что у вас тут происходит? Только быстро, — решил прояснить я ситуацию.

Всё оказалось одновременно банально и страшно.

Банально в том, что немцы, при нашем наступлении, из здания успели отойти не все. Завязался бой. Наши бойцы уничтожили их на втором этаже. Но один гад нырнул во время штурма в подвал. И сейчас взял в заложники тех, кого немцы после захвата города арестовали и кинули в тюрьму.

— Тут, Алексей Михайлович, загвоздка в том, — говорил мне усач, — что никак к нему мы подойти не можем. С улицы, было, хотели его гниду кокнуть. Да не получилось. Нет, в этом помещении окон, и всё тут. А отсюда тоже подойти не можем, он на любой шум палить начинает.

— И давно палит?

— Да уж прилично. Пару магазинов точно отстрелял.

— Много. Но всё же странно, у него же патроны-то не бесконечные, — удивился я.

— Набрал от страха небось, целый цинк. Они ж немцы тоже боятся. Вот этот, наверное, и вооружился на год вперёд, — грустно хохотнул держащий фонарь боец, а потом добавил: — Только вот не знаем мы, как его теперь взять. Вначале гранату Николаич хотел кинуть, но оказалось, что у него там в заложниках наши советские люди.

— Откуда знаете?

— Так он их кричать нам заставлял уже несколько раз.

— И что те кричали? Я слышал с улицы пару фраз, но не совсем понял.

— Кричали, чтобы убили мы этого гада и их не жалели. Немец-то по-русски, по всему получается, не понимает ничего. Вот те мужики, которых он держит, и говорили, чтобы мы его гранатами закидали, — он вновь вздохнул. — Но мы не можем этого сделать. Те ж ребяты свои. Кто тама конкретно нам неведомо, но одного я, кажись, узнал — там НКВДшник один. Во всяком случае голос его похож на того, которого я видал, когда город мы держали. Как я его убью-то⁈

— Это проблема, — согласился с ним я и спросил: — Так значит, немец там один?

— Кажись один, — ответил усач.

— И огонь он открывает на шум и сразу же палит, как только вы с ним говорить начинаете?

— Не всегда, но твоя правда, палит сволочь часто. Особенно на свет фонаря. Мы вначале хотели приблизиться и осветить его, чтобы он ослеп на секунду. Но тут на полу много всего валяется. Когда идешь, спотыкаешься. А это шум. Вот он и стреляет и на свет и на шум. А без фонаря не подойдешь, на полу всякого валяется видимо-невидимо.

— Всё ясно, — сказал я.

Достал из-за пояса револьвер, который мне подарил Воронцов, снял сапоги, и сказав: «Я ща. Пару сек. Вы только не шумите», — неслышно ступая, пошёл по коридору.

До нужного кабинета, дверь которого была выбита и валялась на полу, дошёл секунд за десять.

Практически бесшумно преодолеть это расстояние мне не стоило никакого труда. Просто аккуратно, держа двумя руками револьвер перед собой, я переступал через валяющиеся на полу предметы, опасаясь только одного — не наступить случайно на битое стекло, которое может порезать ногу и от боли и неожиданности не заорать на весь Новск.

Я и так был весь ранен, а потому лишних дырок в многострадальном теле мне получать совершенно не хотелось. Следовательно, при движении, нужно было быть максимально осторожным и сконцентрированным.

Когда оказался у дверного проёма, задумался, как лучше мне приступить к штурму. Вариантов было немного и, на мой взгляд, самым действенным было, пригнувшись, шагнуть вперёд и сразу же, найдя цель, выстрелить. И когда этот план мной был утвержден, и я готов был начать его осуществлять, произошло непредвиденное.

Я сделал шаг вперёд, оказавшись в дверном проёме, и в этот момент из-за угла мне навстречу вылезла голова в каске, чьё тело тоже пригибалось. Мы столкнулись с ним буквально нос к носу. Времени на раздумья у меня не было, и я мгновенно нажал на спусковой крючок.

«Бах!» — раздался выстрел моего револьвера.

Скорее всего, за пару секунд до смерти, гитлеровец почуял что-то неладное, а может быть, услышал какой-то звук в коридоре, а потому решил выглянуть из-за угла. И это было его последнее движение на нашей Земле.

Он умер, получив пулю в глаз, а я, не став наслаждаться победой, упал на пол и, держа револьвер наготове, быстро оглядел помещение, готовый открыть стрельбу в любой момент.

Но, как оказалось, враг был один, и других живых противников там не обнаружилось. Зато я увидел лежащих друг на друге трёх заложников.

Высунулся в коридор и позвал бойцов. Те, поняв, что всё кончено, незамедлительно включили фонарь и подошли.

— Вот же сволочь, он их всех связал, — поднимая с холодного каменного пола одного из избитых мужиков, сказал усач.

— Живы, славяне? — помогая распутать веревки, спросил Садовский.

— Живы, спасибо мужики, — ответил один из наших, чьё лицо было всё в крови, но всё же я смог узнать мамлея Горшкова.

Подошёл, представился, обнял его и передал привет от Воронцова.

Тот был очень сильно избит. Но всё же узнал меня и даже немного улыбнулся. Однако сказать что-либо в ответ не мог. Он вытирал слёзы на глазах и твердил только одно:

— Мужики, не оставляйте этих гадов живыми. Бейте их везде, где только можно. Это не люди, это звери!

Другими двумя заложниками оказались подчинённые младшего лейтенанта НКВД. Они тоже являлись сотрудниками органов, и с ними тоже поработали палачи.

Раны на их теле и лицах были ужасными, но, к счастью, все они были живы, относительно целы и при помощи нас сумели выйти на улицу.

— Бойцы, — решил взять я командование на себя, обращаясь к троим красноармейцам, которыми командовал усач по фамилии Залихватский, — все трое, двигайте вот по этой улочке до конца. Там пройдёте через переулок и наткнетесь на стоящую вдоль тротуара немецкую колонну. Колонну нужно взять под боевое охранение. Там расположитесь и перевяжите освобождённых сотрудников. Учтите, машины, что в колонне, нам очень нужны! Очень! Понимаете? За них головой отвечаете. Мы же, с красноармейцем Садовским, сейчас идём к госпиталю. Если найдём там медиков, то пришлём к вам. Если не найдём — как штурм закончим, я сам приду. Задание ясно? Ну а раз так, удачи всем нам! Выполнять!