Неправильный боец РККА Забабашкин

Глава 22 Тревожная обстановка

Воронцов не обманул. За мной действительно пришли. И я даже немного выспаться успел.

— Товарищ комиссар, вас вызывает командир дивизии, — доложил вестовой.

«Комиссар?» — удивился я такому слову, применённому к моей персоне. Но тут же вспомнил, что Воронцов перед боем во всеуслышание заявил, что я теперь именно что комиссар отряда.

Я точно не знал, в чём конкретно заключается моя новая «работа» согласно уставу, но помнил, что это что-то типа политработника, и что теперь, если и не самый главный, но тоже командир.

Посмотрел на свои наручные часы, что оказались не на руке, а на стуле, что стоял у батареи. Они показывали полдень.

«Неплохо поспал», — сказал я, пытаясь вспомнить, как, и главное, когда я сумел эти часы снять.

Рядом с часами обнаружился флакончик капель с пипеткой и мотоциклетные очки. Под флаконом записка: «Капли для глаз. Капать три раза в день». Закапал, после чего нацепил очки. Видеть стало значительно лучше, и я, покрутив головой, впал в ступор. Полусонный взгляд с удивлением обнаружил, что переодет я не в грязные бинты и лохмотья, в них ходил последнее время, а во вполне новое нижнее бельё, под которым проглядывались чистые бинты, коими были замотаны раны.

«И как же это я так перемотался, да и переоделся?» — задал я себе риторический вопрос и напряг память.

Через долгую секунду стали всплывать смутные воспоминания. Вроде бы во сне меня то ли мыли, то ли протирали мокрыми полотенцами, а потом чем-то смазывали и заматывали раны бинтами.

В одном из обрывков сна, я будто бы видел, что сидящая с папиросой в зубах товарищ Предигер говорит, что на Забабашкине, мол, всё заживает как на собаке.

Слова могли бы показаться в тот момент обидными, особенно несведущему человеку. Но вот только тоном они были сказаны тёплым и даже слегка восхищённым. И главное, в той фразе было вовсе не сравнение с собакой, а констатация факта, что раны заживают. И это было очень хорошо.

Конечно, сейчас, в общем и целом, я чувствовал себя, мягко говоря, неважно. Была лёгкая тошнота, головокружение, а также боль по всему телу. Но было это всё не так, как вчера, когда от боли я порой буквально сжимал челюсть, стачивая зубы.

Сейчас было больно, но в меру. И боль эту я вполне мог терпеть.

Мысленно поблагодарив медперсонал за помывку и перевязку, огляделся и увидел, что на другом стуле лежит чистая форма.

Не став задаваться вопросом, откуда она взялась, надел её, а затем, обнаружив под кроватью ботинки и обмотки, закончил полный образ бойца РККА образца 1941 года.

Перед тем, как идти в штаб, решил найти Клубничку. Попросил вестового обождать, а сам, подойдя к медсестре, что проходила по коридору, поинтересовался, где я могу найти Алёну.

Оказалось, она работала всю ночь и теперь спит.

Тогда я поинтересовался о здоровье начмеда.

К счастью, с той тоже всё было более-менее нормально. Рана от пули, что ей досталась, оказалась навылет, кость была не задета, и выздоровление руки должно было пройти нормально.

— Сейчас она тоже отдыхает, — сказала медсестра.

Поблагодарил девушку, попрощался и, повернувшись к вестовому, произнёс:

— Ну что, служивый, а вот теперь я свободен. Пошли в штаб, что ль. Где он находится? Далеко идти?

— Пятнадцать километров, за городом, у речки, — прошептал вестовой.

— Ну ни хрена себе, — обалдел я от такой новости.

А вестовой сделал два шага по коридору, открыл дверь палаты и произнёс:

— Товарищ комдив, Забабашкин прибыл, — повернулся к ошеломлённому мне и сказал: — Заходи.

— Ну ты, блин, даёшь, — всё ещё не отойдя от шока, прошептал я и под улыбчивый взгляд адъютанта вошёл внутрь.

Дверь за мной закрылась. В палате обнаружились Селиванов и Воронцов.

Комдив полулежал на кровати, а чекист сидел за столом и что-то конспектировал.

— Разрешите войти?

— Конечно, Лёшка! Заходи! Садись! — достаточно бодро произнёс подполковник.

Я прошёл, присел и спросил о текущем положении.

Воронцов оторвался от записей и приветливо кивнул.

— Слов благодарности не хватит, чтобы высказать тебе всю признательность, — произнёс Селиванов. — Ты опять помог дивизии. Благодаря тебе удалось взять город почти без потерь. Скажи, это же ты выбил немцев на дороге, что ведёт от Новска к Троекуровску?

— Я.

— Это просто фантастика какая-то! Ты понимаешь, что спас наших ребят, что продвигались по дороге? Немцев было в несколько раз больше, и если бы не ты, то нашему взводу каюк — их бы смяли.

— Молодец, Алексей! — вступил в разговор чекист. — Товарищ подполковник прав. Ты нам очень помог. Спасибо тебе.

Я собирался встать, опершись рукой на дужку кровати, и ответить, как полагается. Но меня остановили:

— Сидя говори, ты ранен, тебе можно.

Я, конечно, был благодарен за такое отношение к своей персоне, но все же посчитал, что такие слова нужно говорить только стоя и только по стойке смирно.

А потому, невзирая на боль, поднялся, опустил руки по швам и ответил:

— Служу Советскому Союзу!

Селиванов показал рукой, чтобы я садился.

— А теперь давай о текущем положении, — перешёл он к делу. — Как ты понимаешь, мы не только в окружении, но и с часа на час ждём штурма. Погода продолжает играть нам на руку, идёт дождь. А это значит, что авиационной разведки у немцев не будет. Так что, скорее всего, у нас есть сутки на подготовку.

Я был согласен с комдивом и кивнул.

— Так вот, — продолжил командир дивизии, — Григорий Афанасьевич приказал провести подробную перепись бойцов. Цель её состояла не только в том, чтобы узнать точное количество нашего отряда и, ориентируясь на это, создать необходимое число взводов и отделений, но и узнать те рода войск, в которых ранее служили бывшие военнопленные, а сейчас личный состав. По её окончанию оказалось, что у нас в дивизии представлены все рода. Есть и танкисты, и артиллеристы. Есть краснофлотцы, сапёры, и даже шесть лётчиков есть. Так что, была бы у нас авиация, мы бы немца и с воздуха бомбили бы. Но, к сожалению, самолетов у нас пока нет, а значит, будем бить тем, что есть. Артиллерию из Троекуровска мы уже притащили. И снаряды для неё тоже нашли. Твой Фриц включён в состав нашей артиллерийской батареи. К нему приставлен охранник и переводчик. Насколько я понял, у них всё нормально, и проблем с пониманием друг друга нет. Далее, у нас есть два выведенных из строя немецких танка Т-3. Но им требуется ремонт. Стоят они на той самой дороге, на расстоянии в километр от Новска, и боюсь, что механики не успеют их починить. Из Троекуровска мы заслоны, что прикрывали западное направление, вывели. Они уже прибыли в Новск. Теперь в Троекуровске наших бойцов нет, и мы ожидаем, что в самое ближайшее время туда войдут немцы. Лосев всю ночь занимался разведкой по всем направлениям, и в ближайшее время мы рассчитываем получить результаты этой разведки. А теперь поясню, зачем именно мы тебя пригласили. Ты отличный снайпер, Алексей. Можно сказать, снайпер от Бога. Бьёшь цели на раз-два. И мы все в этом ещё раз убедились, увидев на дороге между городами валяющиеся тела ликвидированных тобой фашистов. Поэтому, Алёша, в преддверии немецкого наступления у нас возник вопрос: как ты считаешь, где именно и как максимально эффективно можно использовать твой талант?

— Вы имеете в виду, на каком фланге? — уточнил я.

— Ты правильно всё понял. Вот смотри, что получается. На севере у нас Прокофьево, там по идее немцев быть много не может. Да и наступать им вновь придётся через лес, а потом по полю. То же самое на южном направлении, где Листовое — всё тот же лес и поле.

В прошлый раз немцам удалось добиться успеха по тем направлениям, потому что нас совсем мало было, и мы не ожидали удара вне дорог столь крупными соединениями.

Сейчас же другое дело. У нас и оружие есть, и людей много больше.

Таким образом, эти два вероятных направления мы пока, до получения разведданных, отметаем. У нас остаются: западное направление, где располагается оставленный нами Троекуровск. И восточное, где Чудово. Нам известно, что немцы через Чудово всеми силами пошли на Ленинград. А значит, с той стороны больших сил они собрать не смогут. Во всяком случае в ближайшее время. Гитлеру важен город на Неве, и он намерен его взять, а точнее уничтожить, любой ценой. Что же касается западной стороны, то есть Троекуровска, то это немецкий тыл. Именно с этой стороны пополняется львиная доля войск группы армий «Север». А потому мы считаем, что именно через Троекуровск немцы нанесут основной удар по нам. Правда, произойдёт это не ранее, чем через пару дней, ведь им необходимо изыскать резервы. И теперь вопрос вернём к тебе. Зная эту информацию, как ты думаешь, где и как тебе лучше начать действовать? Возможно, вновь имеет смысл сделать засаду на холме в лесополосе?

— А вы, что, думаете, немцы будут наступать точно так же, как и раньше? — удивился я.

— Сейчас сложно сказать, напоминаю, ввиду отсутствия разведданных, мы пока просто анализируем. Но исходя из того, что мы уже знаем, и предполагаем — никаких причин того, что немцы будут наступать вне дороги, у нас нет. С неба всё идёт и идёт дождь. Поля стали совсем непригодны для техники. А это значит только одно — наступать они могут по дороге и вдоль дороги. Так что, если ничего не изменится, то мы вновь можем повторить тот трюк и организовать минные засады. Благо те вагоны со снарядами, что стоят в железнодорожном депо, до сих пор на месте. Только на этот раз, при минировании, сапёрам необходимо сделать дублирующие провода для инициации, чтобы не вышло как в прошлый раз. Что скажешь?

Идея мне показалась хоть и логичной, но вот только, на мой взгляд, уж чрезмерно оптимистичной. Да, идёт дождь. Немцам надо наступать, а по земле нельзя. Крыльев у них нет, значит, придётся идти по дороге. Всё вроде бы так. Но всё же как-то это наивно звучало. Немцы были не дураками, и вряд ли вновь будут точно так же подставляться, как это было несколькими днями ранее.

Попытался донести свою мысль.

— Понимаете ли, товарищ комдив, в прошлый раз на нашей стороне сыграла внезапность. Противник не ожидал засады. Плюс немецкая батарея помогла разгромить свои же войска, спасибо Фрицу. А сейчас этого всего не будет.

— Так у них варианта другого наступать нет. Да к тому же, вряд ли они будут ожидать, что мы рассчитываем на прошлый повтор своего успеха.

— А им и ожидать нечего. Если даже сделать фантастическое допущение, что на этом участке будут наступать войска, которые не знают о прошлом неудачном наступлении, то им достаточно открыть глаза и, посмотрев на дорогу, всё понять. Она же усеяна подбитой техникой. И кстати, именно эти остовы этой самой техники и не дадут немцам нормально проехать. Им придётся всё это расчищать и только потом продвигаться. В этот момент, конечно, я смогу проредить их войска из упомянутой ранее лесопосадки, но очень сомневаюсь, что они не зачистят её перед наступлением. Уж больно в прошлый раз мы им много крови из неё попили, чтобы они и в этот раз на фланги внимания не обращали. Так что, сомнения меня берут насчёт целесообразности минирования противотанковыми минами той западной стороны. Разве что мин понаставить для приманки. Их сапёры перед атакой несомненно эти игрушки обнаружат. И когда попытаются разминировать (а другого выхода чтобы позволить технике и личному составу проехать вперёд, у них не будет), я могу уничтожать этих сапёров снайперским огнём. Но это, что касаемо дороги Троекуровск — Новск. А вот на дороге Новск — Чудово, там ранее серьёзных боёв не было. Дорога сейчас пуста, и враг вполне может захотеть по ней прорваться на скорости. Вот там — да, есть вероятность, что подобная минная ловушка может сработать. Правда, вы говорите, что оттуда не ожидается главный удар, но, тем не менее, там, на мой взгляд, заминировать всё было бы вполне уместно.

— Возможно, ты и прав, — задумчиво произнес комдив. А потом вздохнул: — Ну да ладно, вернёмся к тебе. Значит, ты считаешь, что в лесопосадке огневую точку оборудовать нецелесообразно?

Ответить я не успел. В дверь постучали, и вошёл мокрый и измотанный командир разведки.

— Разрешите?

— А вот и Пётр. Ну, что, какие вести, майор? — обратился к нему Селиванов.

— Плохие, товарищи, — ответил тот, поморщившись, и стал снимать с себя мокрый плащ, неуверенно работая забинтованной рукой.

Я поднялся и помог ему раздеться, повесив плащ на гвоздь, торчащий из двери.

Тот поблагодарил, присел на пустую кровать, что стояла напротив комдива и сказал:

— Товарищи, я неправильно выразился. Дела не просто плохие, они ужасные.

— Не томи, Петя, — поторопил его нахмурившийся Воронцов.

Лосев выдохнул и начал говорить:

— Одним словом, товарищи, мои ребята обнаружили переброску немецких частей от Любани к Чудово.

— От Любани? То есть, со стороны Ленинграда? Ты не путаешь? Не наоборот? — удивился комдив, как и мы все.

— Нет, именно от Любани. Чтобы прояснить непонятную ситуацию, было принято решение брать языков. Было тяжело, но ребята справились. Захватили двух — солдата и ефрейтора. Солдат мало что знает, но рассказал, что сегодня ночью поступил приказ, и их спросонья стали перекидывать от Любани. Он точно знает, что войска перекидываются и из-под Пушкина. И всё идёт к Чудово. То есть немцы прекратили наступление и повернули назад. Второй — ефрейтор, связистом оказался. И вот он рассказал много интересного. В штабе дивизии, в которой служит этот «ганс», ходят удивительные слухи. Говорят, что некоторые лично слышали о том, что сам Гитлер звонил в штаб группы армий «Север». И не просто звонил, а истерил. Говорят, кричал при этом в телефонную трубку так, что командующий группой армий «Север», генерал-фельдмаршал Вильгельм фон Лееб, оглох на одно ухо. Именно после этого разговора, наступление на Ленинград было срочно остановлено, а четыре дивизии полностью развёрнуты на Чудово, откуда им приказано наступать на Новск.

— Э-э, дивизии? Новск? — переспросил я в полной тишине, подозревая, что мне послышалось о наступлении на нас шестидесяти тысяч человек с огромным количеством танков и техники.

— Нет. На самом деле, это со стороны Чудово на нас пойдут дивизии 2-го и 10-го корпусов 16-й полевой армии Эрнста фон Буша. — А ещё со стороны Новгорода, через Троекуровск, нас будут атаковать части 4-й танковой группы и 15-й полевой армии, которые уже сейчас перебрасываются в Новгород. Это минимум столько же, а то и больше.

— Армии? — вновь подозревая, что ослышался, поинтересовался я.

— Да, — не стал нас жалеть майор, а потом, улыбнувшись улыбкой обреченного человека, которому уже нечего терять, добавил: — Ну и как вишенка на торте, есть приказ поддержать наземные войска 11-м воздушный флотом генерал-полковника Альфреда Келлера.

— Флотом?

— Да, флотом — воздушным флотом.

— Так на улице же нелётная погода, — напомнил я, показывая рукой в сторону окна, ухватившись за спасительную соломинку.

— Не знаю, как они будут выкручиваться, но приказ этот вроде бы есть, — не разделив моих надежд, ответил командир разведки.

Повисла гробовая тишина, которая если и не была именно гробовой в этот данный момент, но намекала на то, что гробы в нашу сторону уже отправлены.

Воронцов поднялся из-за скрипнувшего стола, который, словно бы от предчувствия беды, издал звук боли, подошёл к окну, посмотрел на серое небо и сказал:

— Какая разница, будет авиация или нет. Если на нас будет переть больше сотни тысяч вражеских штыков, то это будет неважно.

После этих слов, вновь повисла тишина. В воздухе витало напряжение. Все прекрасно понимали, что нас ждёт.

А затем, словно бы по чьей-то незримой команде, все находящиеся в комнате, повернули свои головы и посмотрели на меня. В их глазах читалась растерянность и обречённость.

Делать было нечего, я поднялся, поправил на голове размотавшийся конец бинта, спрятав его за ухо, и произнёс то, что, как полагал, все присутствующие надеялись от меня услышать:

— Товарищи командиры, если дадите приказ и патроны, готов немедленно приступить к массовому умерщвлению немецко-фашистских захватчиков.