Глава 4 Секрет

Услышав слова чекиста, Твердев ошарашенно перевёл взгляд на меня и спросил:

— Это что, правда?

— Ага, известная на планете Новская школа мумий-снайперов. Ведь, надеюсь, по мне заметно, что я выпускник именно этого учебного заведения, а не какого-либо другого⁈ — подтвердил я.

Подпольщик ещё больше раскрыл глаза, явно ничего не понимая, и посмотрел на Воронцова.

А тот устало улыбнувшись, сказал:

— Шутка, — потом тяжело вздохнул и добавил: — Можно было бы посмеяться, вот только сил нет и подходящего настроения. Так что оставим смех и сомнительный юмор на потом.

Подпольщик, очевидно, понял, что сами по себе такие разговоры явно неуместны. Ведь даже будь эта школа на самом деле реальной, очевидно, что она была бы секретной. А, значит, интересоваться её существованием уже было деянием фактически на грани шпионажа.

И разговор на эту тему больше никто продолжать не стал. Решив, что пора дело делать, взял патроны, на всякий случай дополнительную винтовку, повесив её за спину, пожелал мужикам удачи и пошёл к намеченному дереву, которое было определено как снайперская позиция.

Первая фаза операции по уничтожению диверсионного отряда началась.

Члены группы подождали условленные десять минут, а затем подпольщик сел за поводья, чекист рядом, и они, выехав на дорогу, направились к поляне.

Я это видел, потому что к этому времени уже разместился на ветках дуба и приготовился к стрельбе. По моему размышлению, телегу с лошадью должны будут заметить через пару-тройку минут.

А пока, следя за сидящими на пункте наблюдения диверсантами, я размышлял над вопросом: «А стоило ли вообще так рисковать и посылать товарищей на риск? Может быть, имело смысл попробовать расстрелять сидящих в секрете издалека, надеясь, что все пули войдут точно в цель?»

Однако именно в последнем вопросе и таилась вся возможная загвоздка. Существовала отличная от нуля вероятность, что при втором выстреле я могу промазать и тем самым оставить цель живой. И тогда это было бы полным провалом. Ведь раненый недобиток обязательно поднимет тревогу.

'И тогда нам точно будет несдобровать. Очевидно, что диверсанты народ подготовленный. И они не только хорошо стреляют, но и умеют ориентироваться на местности. В случае поднятия тревоги они без труда смогут к нам приблизиться, и тогда исход боя может быть для нас очень плачевным.

Следовательно, победить мы могли в предстоящем бою, только если не дадим возможности находящимся в секрете предупредить своих.

А между тем всё шло согласно плану. Как только телега попала в поле зрения диверсантов, один из них направился на дорогу, а второй взял винтовку наизготовку.

— Вот с тебя-то и начнём, — прошептал я и, дождавшись, пока первый приблизится к группе, выстрелил.

Пуля лежащему в засаде прошла через голову навылет. Думаю, что он даже понять не успел, что произошло, а я уже переключался на его напарника.

Увидев, что досматривающий тычет винтовкой в своих руках в сторону чана, что-то говоря Воронцову, вновь нажал на спусковой крючок.

Раздался выстрел и через несколько секунд диверсант, схватившись за грудь, замертво свалился под колесо телеги.

«Всё! Вытаскивайте его, забирайте с собой и уходите», — мысленно попросил я товарищей.

И мои мольбы были услышаны. А точнее не мольбы, конечно, а договорённость, что действуем мы строго по плану.

По нему и действовали. Вот Твердев спрыгнул с телеги. Вот тоже самое сделал Воронцов. Вот они подняли и положили в телегу тело. Вот накрыли ликвидированного брезентом. Вот чекист сел рядом, а подпольщик взял Маньку под уздцы. Вот он начал разворачивать лошадь. Но неожиданно остановился, так и не закончив разворот. Повернул голову в сторону лагеря диверсантов и застыл.

Я сразу же сфокусировал зрение в том направлении и увидел, что к группе идут три человека, одетые в форму красноармейцев.

«Ёлки-палки, жрать, что ль, захотели, что не выдержали и из лагеря ушли встречать⁈ Ну так и мы тоже хотели подкрепиться куриным супом, что в чане, но к еде пока не притронулись, помня, что перед боем есть нельзя. А вы, значит, боя не ждёте? И дисциплина у вас ещё та… Одни в карты играют, другие шляются, где попало. Анархия какая-то, а не дисциплина. А, значит, нет, граждане, ничего удивительного в том, что в самое ближайшее время я вас всех прикончу», — пообещал я и, продолжив наблюдение, стал прикидывать варианты по незамедлительному решению возникшей проблемы.

Никакой связи у меня с членами моей группы не было. А ведь сейчас, будь у нас какая-нибудь небольшая переносная радиостанция, всё было бы намного проще. Но, увы, ничего подобного в мире пока не предвиделось. Для создания подобной техники человечеству ещё только предстоит перейти от ламп к электронике, микроэлектронике и тому подобным направлениям.

«И ускорить этот переход я не в состоянии, ибо не сведущ в данных науках», — расстроенно констатировал я.

Мысль о том, что я, в принципе, могу поделиться некоторой важной информацией из будущего и тем самым изменить историю, возможно, ускорив окончание войны и дальнейшее развитие нашего государства, показалась меня довольно перспективной.

«Только вот время нужно будет для этого найти. А вначале выжить в мясорубке, в которой я оказался».

На тот случай, если всё будет нормально, сделал себе зарубку в памяти, при первой же возможности изложить на бумаге хотя бы некоторые важные для победы знания и передать их в высшие эшелоны власти.

Но сейчас было совершенно не до этого. Сейчас мне нужно было определить, кто из приближающейся тройки первым отправится в ад. И чтобы предстоящая ликвидация прошла гладко, нужно было это сделать так, чтобы, когда умирал один, другие его товарищи одну-две секунды этого не замечали.

И вновь время расставило всё по своим местам. А точнее сказать, дало несколько секунд, за которые один из тройки остановился и поправил шнурок на ботинке, тем самым немного отстав от своих камрадов и автоматически обозначив себя как цель номер один.

Решив с первой целью, нужно было определиться со второй. И тут на помощь пришёл Воронцов, который, словно прочитав мои мысли, что-то отвечал приближающимся диверсантам и махал левой рукой.

«Всё ясно. Подаёт мне знак, что „валить“ надо левого, — сказал я себе и тут же, осознав ситуацию, задумался: — Только непонятно, он мне показывает, что он будет левого валить, а мне оставляет правого или наоборот?»

Вставший вопрос не мог быть решён без непосредственного обсуждения между нами, ибо ни я, ни Воронцов телепатией не обладали и читать мысли друг друга не могли. И поэтому я, вновь пожалев о том, что у нас нет миниатюрных раций или на крайний случай смартфонов, выстрелил в отстающего, решив, что после того, как он умрёт, будет более ясен весь расклад, и сама собой наметится та самая цель номер два.

Когда отстающий диверсант, получив пулю в глаз, мешком рухнул на землю, идущие спереди, вероятно, услышали шум падения и начали оборачиваться. Я же, видя, что Воронцов поднимает винтовку, наводя её на правого, выстелил в того, кто был слева.

«Надо будет как-нибудь с Григорием об условных знаках договориться. А то мы с ним часто в заварухи попадаем, поэтому в будущем, если что-то подобное случится, такое знание может нам очень пригодиться и даже, возможно, когда-нибудь спасти чью-нибудь жизнь», — сказал себя я и, видя, что чекист своим выстрелом попал, на всякий случай проконтролировал и его цель тоже.

Как только я убедился, что все диверсанты ликвидированы, сразу же сфокусировал зрение на лагере противника, в душе надеясь, что там наша стрельба никем была не услышана и тревогу не вызвала.

К счастью, это оказалось так. Никто на поляне не паниковал, и вообще не подозревал, что происходит вокруг. Все продолжали заниматься своими делами — кто-то играл в карты, кто-то на губной гармошке, кто-то прогуливался, а кто-то беседовал. Двое вообще отошли за дерево и аккуратн

На душе сразу же стало легче, потому что я испугался, что диверсанты услышат или увидят непонятное движение в нашей стороне, бросятся в атаку и своей массой буквально сметут членов моей группы.

— Давайте мужики, забирайте тела и сваливайте, — прошептал я, надеясь, что Воронцов сам сообразит, что нужно делать в сложившейся обстановке.

И он мои надежды оправдал. Вероятно, он, как и я, понимал, что нельзя оставлять уничтоженных противников на дороге, потому что их банально могут случайно заметить.

Как только Твердев развернул лошадь, они с чекистом сразу же стали укладывать в неё тела диверсантов, а затем и их личное оружие.

— Красавцы! — похвалил их я, не переставая следить за окружающей обстановкой.

Больше никто из лагеря врага к нам не вышел, и члены группы нормально добрались до условленного места. Убедившись, что они в порядке, я спустился с дерева. Правда, сделал это несколько поспешно, и мой спуск на последнем этапе можно было охарактеризовать как «рухнул с дуба».

Падение случилось из-за того, что я оступился, поставив ногу мимо ветки. Когда же я осознал, что что-то идёт не так, из-за раненой конечности быстро не сориентировался и не вовремя перенёс вес на неё. К счастью, высота была всего метра три, а сырая земля смягчила падение. В общем, отделался лёгким испугом, без переломов и вывихов, но боль всё же была острой и жгучей, и отозвалась она по всему телу. Да так, что я чуть не взвыл. Особенно болели места, где отсутствовала кожа, и были ранения. Но я смог сжать волю в кулак, самостоятельно поднялся и, вытирая выступившие слёзы, направился к группе.

— Отлично сработано, Алёша, — в один голос похвалили меня мужики, когда я подошёл к ним.

Мы пожали друг другу руки, и я заметил на груди Воронцова бинокль.

— Забрал в качестве трофея у одного из их наблюдателей, — сказал он и, показав на лежащие в телеге тела, спросил: — Куда их девать-то будем? Надо, наверное, овражек какой-нибудь найти?

— Это после, — отмахнулся я.

Подошёл к телеге и предложил товарищам обыскать тела, забрав у уничтоженных противников оружие и боезапас.

И пока Воронцов с Твердевым, морщась, занимались сбором трофеев, я принялся осматривать и перезаряжать оружие, чтобы все обоймы были полными.

После того, как дело было сделано, выдал каждому из своих напарников по три винтовки и сказал:

— Вы, товарищ Воронцов, направляйтесь вон к той берёзе, — показал рукой на дерево, что находилось левее лагеря диверсантов, — и занимайте там оборону. А вы, товарищ Твердев, двигайтесь к высокому дереву, что растёт справа от поляны, — тоже показал направление. — Таким образом, лагерь диверсантов у нас окажется в полукольце. Исходя из этого, план второй фазы операции у нас будет такой: вначале я отстреливаю, сколько возможно противников отсюда — с этой точки, на которой мы сейчас находимся. Затем, как только противник, теряя людей, сообразит, с какого именно направления по ним ведётся огонь и попрячется так, что отсюда его достать будет невозможно, я перемещаюсь на позицию к Фёдору Лукичу. Он мне помогает забраться на дерево, и я по максимуму ликвидирую противника с той стороны. После этого, мы вместе с ним, перемещаемся к товарищу лейтенанту госбезопасности. И уже с того дерева я отрабатываю тех недобитков, кого с предыдущих деревьев достать не удалось. Если же в лагере и после этого воздействия останется кто-то живой, то мы вновь возвращаемся сюда. Вы занимаете позиции у корней берёзы и страхуете меня. Я же вновь лезу вверх и сижу там, словно кукушка, ожидая увидеть хоть какое-то движение на поляне и засадить туда свинец, — закончив представления плана операции, спросил: — Есть какие-то вопросы и предложения по существу услышанного?

Как и ожидалось, никаких вопросов, в общем-то, не было. Только вот Воронцов, услышав про кукушек, поморщился.

— «Кукушками» называли финских снайперов в Зимней войне с финнами в 1939–1940 годах, — заметил он.

— Да? — напоказ удивился я, а сам задумался.

Я не был уверен в том, что живущий в этом времени подросток может обладать столь специфической информацией.

«Сейчас интернета нет, и все знания берутся из газет и журналов. А могли ли эти самые журналы и газеты рассказывать о „кукушках“? — корил себя я за невнимательность. — С одной стороны, не могли, потому что про эту не очень удачную для СССР войну особо распространяться не любили. А, с другой стороны, ведь были же ветераны — те, кто воевал на той войне. И, по идее, эти самые участники той войны вполне могли через свои рассказы поведать обществу об этих самых снайперах — „кукушках“».

В общем, решил этот прокол себе в минус не засчитывать. Тем более, что фраза про кукушку была сказана без привязки к той войне, а просто к слову.

Воронцов тоже больше не стал ничего по этой теме говорить, и я подвёл итог:

— Раз никто не против, значит, поступаем, как договорились, — а потом кивнул на лошадку и добавил: — Но первым делом надо привязать Маньку номер два, чтобы не убежала.


Сидя на дереве, я посматривал не только за перемещением неприятеля в лагере, но и на наручные часы, которые дал мне Воронцов. Операцию мы решили начать через двадцать минут поле того, как разошлись. Этого времени должно было хватить обоим членам моей группы, чтобы дойти до определенных им мест, замаскироваться там и ждать, когда я поочерёдно прибуду к каждому из них. Перед тем, как расстаться, я вспомнил об условном сигнале и вновь «покричал» совой. Сейчас три крика должно было обозначать, что к ним приближаюсь я, а не противник. Мне, что очевидно, не хотелось быть случайно подстреленным своими же, поэтому моё воспоминание об условном сигнале было озвучено очень кстати.

Стрелки часов неумолимо отсчитывали последние секунды.

Всё время, пока ждал, запоминал, кто из диверсантов куда перемещается, кто где остаётся. Основная их масса продолжала сидеть под навесами за столами. Но были и те, кто ушёл в палатки и пока оттуда не вышел. Сейчас в зоне моей видимости на свежем воздухе последние вдохи делало двадцать четыре гада.

Шестнадцать человек находились за столами. Трое разговаривали у орешника. Двое просто бродили по поляне, вероятно, разминая ноги. И двое лежали в секрете на противоположной стороне.

Ни справа от лагеря, ни слева, секретов мной обнаружено не было, из чего я сделал вывод, что либо их там нет, либо они замаскированы настолько, что мне их с этой позиции не видно.

Но сейчас это меня не сильно беспокоило. Я был уверен, что если эти самые секреты там есть, то вскоре, когда я перемещусь к Твердеву на правый фланг, а затем к Воронцову на левый, я их, скорее всего, сумею обнаружить и после чего ликвидировать.

В любом случае, сейчас это была несущественная проблема, и я её решение оставил на потом, небезосновательно полагая, что к тому времени много воды утечет, и я уже буду действовать, исходя из складывающейся на тот момент обстановки.

Стрелки часов показали, что наступил час «икс», и время помчалось вскачь.

«Бах!» — раздался мой первый выстрел, которым я отправил в далёкое путешествие на тот свет одного из гуляющих по поляне врагов.

Загрузка...