До необходимого нам здания госпиталя было относительно недалеко. И всё то время, пока мы туда шли, я почти не слышал звуков стрельбы. Город словно бы вымер. Однако, как только мы добрались до улочки, в конце которой располагалась школа, в той стороне началась стрельба.
Я сфокусировал зрение и увидел, как с разных сторон к зданию, в котором располагался наш, а затем немецкий госпиталь, устремились группы красноармейцев.
Оценил обстановку, осматривая и саму школу, и местность вокруг. Мы подходили к зданию с боковой стороны, у которой не было окон — глухая стена. Поэтому мои снайперские навыки тут никак не могли пригодиться, ведь окон не было
«Разве что…» — подумал я и посмотрел на крышу.
Сразу же увидел две суетящиеся там фигуры. Немецкие солдаты выглядывали из-за парапета и, вероятно, вглядывались в темноту, чтобы наметить цели для стрельбы.
— Не видите? Зато я прекрасно вас вижу, — прошептал я и, вскинув винтовку, уничтожил двух гитлеровцев.
Постоял с полминуты в ожидании новых целей. Но их не было. Крыша, во всяком случае насколько видел я, была безлюдна.
Двинулись вперёд. Садовский непрестанно следовал за мной. Ну а я, помня о нем, прокладывал наш маршрут таким образом, чтобы избегать препятствий, о которые тот мог споткнуться и упасть.
Добравшись до угла здания, присели и я, выглянув, оценил обстановку.
Наши бойцы группами входили в парадный вход.
— Мы идём за ними, — решил я, поднимаясь, и напомнил: — Будем идти вдоль окон, пригнувшись.
— Ага, — кивнул тот, хотя вряд ли понял, что я имею в виду.
В этот момент к нашей стене подбежали трое красноармейцев.
— Свои, — на всякий случай сказал я.
— Видим, — кивнул один из подбежавших. Тоже выглянул из-за угла и, повернувшись к своему бойцу, произнес: — Разбито. Подсади.
Я ещё не успел сообразить, что тот имеет в виду, а уже боец, к которому обратились, вышел из-за угла, прислонился спиной к стене возле оконного проёма и, опустив руки, сложил кисти в замок. После этого его товарищи по одному стали пробираться в оконный проём.
— Мужики, наши через центр штурмуют, — крикнул я им вслед. — Как бы они по вам не открыли огонь.
Моё предупреждение было совсем не лишним. Штурм здания с разных сторон может осуществлять только профессиональная группа по тщательно разработанному плану и с наличием постоянной связи. А тут, разрозненные бойцы лезут кто куда и откуда. При таком штурме словить пулю от своих — это проще простого.
Но оказалось, что я преждевременно делал свои фаталистические предположения. У бойцов оказалось всё схвачено.
Из помещения послышался голос: «Никого!»
После этого командир этой группы выглянул из окна и, шепнув мне: — Наши в курсе, что мы в этой части школы дело делаем, — свистнул в сторону соседнего двора.
Оттуда сразу же выбежал отряд человек в десять и, отталкивая нас, поочерёдно стал пролазить в окно.
— Красавцы! Заранее договорились, как действовать, — пояснил я обалдевшему от такого количества народа Садовскому и добавил: — А мы чего стоим? Погнали.
В составе этого отряда вышли в коридор. Там красноармейцы, зажгли приготовленные факелы и, не встретив никакого сопротивления, разбившись на тройки, устремились в центр здания и на второй этаж.
А мы, вместе с Садовским и примкнувшим к нам трём бойцам направились в подвал.
Один из них, достал палку, на которой была намотана тряпица, смоченная чем-то.
— Сейчас факел зажгу, — пояснил он нам свои действия.
— Погоди, — остановил его я. — Факел — это серьёзная демаскировка. Противник будет стрелять по ориентиру — огонь.
— Так, а как ещё-то? Не видно ж ничего.
— Я вижу. Следуйте за мной. Факел зажжём только в экстренном случае.
Выстроил бойцов в колонну, и мы выдвинулись.
Лестница, ведущая вниз, была довольно чистая. Это было неудивительно, ведь боёв тут не было. В прошлый раз медсанбат при нашем отступлении был эвакуирован, а в этот раз, война сюда только-только добралась.
Пока спускались, прислушивался. И вновь удивлялся тому, что выстрелов внутри почти не звучит. Не то чтобы вовсе не звучит. Всё же нет-нет да где-то наверху бахало. Но бахало редко.
Спустились. Я рассредоточил по два бойца с каждой стороны коридора и сказал:
— Всё, ждите здесь. Стрелять только по моей команде!
— Товарищ Забабашкин, ты куда? — остановил меня боец, что был определён в пару к Садовскому.
— Помещения проверять, куда ж ещё⁈
— А если там немцы?
— Я аккуратно.
— Так может пару гранат вначале кинем?
Я понимал, что, по-хорошему, зачистка производится так, как и предлагал красноармеец. Вначале в комнату должна влетать граната, затем через какое-то время ещё одна или даже две, и только после этого туда можно спокойно и уверенно, не опасаясь шальной пули, было бы заглянуть. Ведь если там до этого был противник, то после пары-тройки гранат его бы уже в живых, скорее всего, не было бы.
Но для такой тактики было необходимо большое количество гранат, которого у нас не имелось. Да и штурмовали мы здание, в котором должен был находиться медицинский персонал. А значит, никакие гранаты применять было нельзя, и такая тактика не подходила.
Поэтому я сказал:
— Отставить. Просто ждите здесь и ничего не делайте!
И я стал применять только что придуманную тактику. Группа сидела за углом и прикрывала меня, а я проходил по коридору к ближайшей двери, потихоньку приоткрывал дверь и сразу же отбегал обратно. Когда ничего не происходило, я возвращался и проделывал это снова. Если же и в третий раз по мне никто не стрелял в ответ, я подходил, ложился на пол и только после этого, открыв дверь, заглядывал внутрь помещения.
Все комнаты тут были в основном техническими или складскими, и все они были открыты и со следами взлома дверей. Было очевидно, что немцы, когда захватили школу, досматривая здание, с подбором ключей к каждому замку не заморачивались.
Пройдя, как минимум, половину помещений, стал приходить к выводу что, скорее всего, подвальный этаж пуст.
С лестничного проёма, что оставался у меня за спиной, послышались шаги. Обернулся. Оказалось, к нам спустились ещё бойцы.
И, обнаружив наших, поинтересовались: «Что они тут сидят?» «Где противник?» и: «Чего мы тут возимся?».
Садовский на них шикнул, отобрал у одного из них факел и, затушив его, наступив ногой, сказал, чтобы сидели тихо.
— Забабашкин работает!
На их логичный вопрос: «Ты чего творишь, окаянный, не видно же ни черта⁈», мой помощник сухо ответил: «Так надо!»
Ну а я, стараясь не обращать внимания на шум за спиной, продолжил бегать и падать, падать и бегать, осуществляя тем самым самую медленную в истории человечества зачистку помещений.
Да. Противника, по всем признакам, рядом вроде бы не было, но я совершенно не хотел потерять бдительность и тем самым умереть от шальной пули в самый неподходящий момент. Поэтому и не спешил.
Когда приблизился к противоположному концу коридора, у меня не проверенными остались два помещения.
Следуя своей тактике, толкнул дверь, и, отбежав на несколько метров назад, упал на пол. Дверь бесшумно открылась, но я не успел порадоваться, что эти петли хорошо смазаны, потому что услышал встревоженный женский шёпот:
— Ой! Мамочки! Кто это⁈
Встал вопрос: «Отвечать или нет?»
Решил пока промолчать и вначале узнать, кто находится в помещении. Подождал пару секунд и вновь открыл дверь, которая на этот раз, по закону подлости, неприятно скрипнула, что в полной тишине отразилось чуть ли не оглушительным скрежетом.
— Ой! — вновь вскрикнул писклявый девичий голос.
— Кто там⁈ Назовитесь! — следом прозвучал более грубый хрип, который принадлежал тоже женщине. И мне показалось, что этот голос я знаю.
— Товарищ начмед, это Вы?
— Я! — чуть помедлив, ответила Анна Ивановна Предигер и добавила: — В комнате немцев нет. Они ушли.
Голос был настолько измучен, безрадостен, что меня это очень насторожило.
Решил от плана не отступать. Вновь подошёл к двери, лёг на пол и рукой стал полностью её открывать. Но она открылась только наполовину, что-то ей мешало.
Придерживая её плечом, опёрся одной рукой и, держа наган в другой руке, продвинул корпус вперёд, готовясь к стрельбе.
Но стрелять было не в кого. Да и картина, которая предстала перед моими глазами, была настолько ужасна, что возможно при виде врага я бы попросту не смог нажать на спусковой крючок, потому что несколько секунд был полностью деморализован.
На полу лежало множество окровавленных тел со следами пулевых ранений. В углу, прижавшись спиной к стене, полусидела начальник медицинской части. Правая рука у неё была в крови. На её коленках лежала голова медсестры. Та была жива и держалась руками за живот. Рядом с ней сидела Алена, которая с ужасом смотрела в сторону двери, не видя меня. Халат девушки был тоже почти полностью в крови. У противоположной стены находилось ещё две раненых девушки. Все они с широко распахнутыми глазами, полными ужаса, смотрели в мою сторону и, не видя меня, ожидали своей страшной участи.
— Женщины, — срывающимся голосом сказал я. — Это свои. Я Забабашкин.
— Алёша⁈ — всматриваясь в темноту, прошептала Клубничка. — Алёша⁈
Я поднялся и прошел внутрь, ставя ноги между телами. Приблизившись, присел рядом с Клубничкой и аккуратно обнял её.
— Алёна, это я.
Она вначале вздрогнула, а потом протянула руки, обняла в ответ и заплакала:
— Лёшенька, я знала, что ты придёшь! Лёшенька, любимый мой, Лёшенька!!
Она плакала, а я не мог вырвать из её объятий свою руку, чтобы вытереть свои слёзы, которые, несмотря на то что глаза в тёмном помещении не раздражал свет, отчего-то непроизвольно текли из глаз.
Боясь лишний раз шелохнуться, чтобы не причинить боль, поинтересовался у девушки о её возможном ранении.
— Нет, я не ранена. Пули в меня не попали.
— Но ты вся в крови. Я вижу.
— Это не моя кровь, Лёшенька. Я, как тот гад стрелять начал, упала сразу же на пол. Это кровь девчонок, — и она, уже не сдерживаясь, зарыдала.
— Хорошо, что не ранена, — прошептал я.
Мне было очень жалко Алёну, но сейчас я не мог полностью посвятить себя ей, отстраняясь от происходящего вокруг. Рядом были раненые медики. Да и враг мог быть в соседнем помещении, ведь его я ещё не зачистил.
Поинтересовался самочувствием у Анны Ивановны.
— Ничего, Алёша, я жива, — тяжело произнесла та.
Её бледное лицо и тяжесть, с которой давались ей слова, говорили о том, что рана у неё непростая.
— Держитесь, женщины! Я сейчас, — подбодрил я медиков и повернулся.
— Ты куда⁈ Не уходи! — тут же зашипела Алена, схватив меня за руку.
— Спокойно, товарищ Клубничкина. Я наших сейчас позову. Держись. И вы все, женщины, тоже держитесь. Сейчас мы вам окажем помощь. Но вначале скажите, немцы давно это сделали? Где они⁈
За всех ответила начмед:
— Мы не знаем. Нас сюда привели и заперли, как только начался бой на окраине города. Потом прибежал кто-то. Сломал замок на двери, осветил нас фонарями и открыл огонь. Это было с полчаса назад.
— Сволочи! — прошипел я. Поднялся, под всхлипывание девушек подошёл к дверному проёму и крикнул ожидающим бойцам: — Зажигайте факел и готовьте аптечки. Все бегом сюда! Тут раненые!
А сам, чувствуя полную апатию и презрение ко всему, не пригибаясь и больше ничего не опасаясь, подошёл к не зачищенному помещению.
И, рванув на себя дверь, я желал сейчас только одного, чтобы там оказался хотя бы один немецкий гад. Я желал немедленной, праведной мести. Желал выпустить всю обойму в то бешеное животное, которое сотворило такие зверства.
Но, к сожалению, в помещении, которое было завалено сломанными партами, никого не оказалось.
— Ну, ничего сволочи, с вами я поквитаюсь! Ждите, я за вами обязательно приду! Приду и спрошу с каждого за всё! — пообещал я темноте, ударив кулаком по стене.