Неправильный боец РККА Забабашкин

Глава 21 Госпиталь

Живыми из подвала мы вывели пять человек. А после этого занялись подъёмом двенадцати тел.

Какая-то подлая тварь, устроив бойню и убив безоружных людей, как поганая крыса, сделав кровавое дело, поджав хвост от страха, подло убежала. Для меня это не было каким-то откровением. Я видел множество документальных фильмов об этой войне, видел фотографии, смотрел и слушал рассказы очевидцев, читал их мемуары. Из всех материалов всех свидетелей, можно было сделать только один вывод, немецкие зверства были не отдельными случаями, а системой убийств, что работала на всей оккупированной территории СССР. Звери в обличии людей убивали, сжигали, насиловали и истязали советских граждан. Я всё это прекрасно знал. Но одно дело слышать это по рассказам и видеть в фильмах по телевизору, а другое — наблюдать этот ужас вживую.

Разумеется, я был в шоке. Что уж говорить о красноармейцах, что помогали вначале выводить раненых девушек, а потом поднимать тела их подруг.

«Твари фашистские!» «Какие же твари⁈» — то тут, то там доносились голоса людей, которые смотрели на лежащих рядком убитых медиков.

А Клубничка, стоя рядом и плача на моём плече, шептала только один вопрос:

— Зачем они это делают? Зачем⁈

И ответ на этот вопрос был прост и жесток. Они пришли на нашу землю, чтобы убить нас. А значит, если мы хотим жить, нужно уничтожить их.

Нет и не будет им прощения за их зверства. И Лёша Забабашкин обязательно покажет этим нелюдям, что происходит, когда приближается жирный северный полярный лис, которого в простонародье называют полный песец!

А пока я прижимал девушку к себе и успокаивающе говорил, что всё будет нормально, и что скоро война кончится.

Конечно, я врал. Врал, ибо знал, что закончится она только через четыре долгих и трудных года. Разумеется, правду я не собирался ей говорить. Да и не те это слова, что нужны были сейчас. Поэтому я говорил о скорой нашей победе и о том, что все преступники обязательно понесут заслуженное и справедливое наказание.

Алёна плакала и всё твердила и твердила:

— Зачем они это сделали? Зачем? Зачем?

Однако, долго горевать мы не имели права. Через некоторое время, когда Алёна немного успокоилась, я сказал:

— Тебе надо отдохнуть, — и на всякий случай уточнил: — Ты точно не ранена?

— Нет, Лёшанька, не ранена. А вот девочки и Анна Ивановна… им нужна помощь, — она вытерла ладонью слёзы. — Я должна идти. Они меня ждут.

— Конечно.

— Спасибо тебе, что спас меня… нас… — произнесла она, погладила меня по плечу и, развернувшись, побежала внутрь школы.

— Да не за что, — пробурчал я вслед, на секунду закрыв глаза.

«Воистину захватчики твари, раз из-за них такие вот девчонки вынуждены не наслаждаться жизнью, а умирать или пытаться спасать раненых товарищей».

Чувствуя, что сейчас упаду, открыл глаза. Голова кружилась. Нужно сказать, вовремя открыл, потому что мне показалось, что в ту секунду я заснул, и ноги мои уже подкашиваться стали. Ещё бы немного, и, скорее всего, я бы свалился на землю, чтобы хоть несколько мгновений поспать.

Но спать было некогда. Враг из города ушёл, и сейчас нам необходимо было начать готовить город к его новой обороне.

Посмотрел на вход в здание, куда убежала Алёна, и отметил, что именно туда стали приносить других раненых, что получили ранения в бою за Новск. Их было немного. Судя по всему, все немцы, которые были внутри города, пошли в атаку по дороге на Троекуровск, где и остались. Но всё же раненые с нашей стороны были, и им внутри госпиталя оказывали помощь.

В окне первого этажа увидел Алёну, которая под тусклым светом осматривала плечо и руку Анны Ивановны.

Электричества в здании (как и во всём городе), не было, поэтому помещения и коридоры освещались самодельными факелами и карманными фонариками.

Слева послышался шум моторов. Я насторожился и на всякий случай, присев за лестницу, ведущую в школу, вскинул винтовку и, прижав приклад к плечу, приготовился к стрельбе. Но этого не понадобилось. К зданию подъехали два бронетранспортёра с включенными фарами. Это из Троекуровска прибыл штаб и его охрана.

Автомобили остановились. Двери открылись и оттуда вылезли красноармейцы. Один из них сбегал внутрь здания и, вскоре вернувшись, дал распоряжения. Из первого броневика вытащили носилки с Селивановым и понесли в госпиталь.

Из другого «Ханомага» вышел Воронцов. Он увидел меня и кивнул. Затем осмотрелся, остановив взгляд на лежащих на газоне телах. К нему подошёл лейтенант Рябцев. Стал докладывать. Всё время доклада чекист не сводил глаз с лежащих на траве тел медиков.

Через минуту он отпустил Рябцева и подошёл.

— Ну что, Лёшка, видишь, с кем мы имеем дело. Мерзавцы!

— Давно вижу, Гриша, давно, — прошептал я, чувствуя в душе опустошение.

— Алёна жива?

— К счастью, да. Как и начальник медицинской части.

— Про Предигер мне Рябцев доложил. А что Алёна жива — хорошо, — он вздохнул, повернулся ко мне и, аккуратно взяв за плечи, произнёс: — Спасибо тебе, Алексей, за то, что помог город взять.

— Не я — мы взяли! Так что всем нам спасибо! — поправил его я и, чтобы не выслушивать очередные хвалебные оды, спросил: — Что нужно делать сейчас? Поставь мне боевую задачу! Где моё место?

— Лёшка, дел много, но ты уже сделал больше, чем это возможно. Поэтому тебе сейчас только один приказ — отдыхать!

— Но как же… а линию обороны возводить? Надо же окопы копать в восточной части города. А в западной части окопы, что уже выкопаны, в порядок привести, — стараясь не упасть от навалившейся тяжести, прошептал я.

— Это без тебя как-нибудь сделают! Наши бойцы, пройдя по дороге, остановились на окраине и сейчас занимаются зачисткой от немцев. Они и займутся укреплением и оборудованием позиций. А ты иди спать! Я полтора часика кимарнул, а ты нет. Так что, давай, бери Садовского и идите отдыхать, — тут он осмотрелся по сторонам и спросил: — А где он, кстати?

— Не знаю. Был где-то здесь, — пожал я плечами.

— Ранен? Убит?

— Да нет. Он помогает нашим раненым размещаться в госпитале.

— Хорошо. Я дам команду его найти и передать приказ на отдых. А ты этот приказ уже получил. Так что, давай, кругом и марш в госпиталь, спать! Тебе надо выспаться! Завтра немец обязательно решит поквитаться с нами и попрёт! Нам всем нужно, чтобы ты был отдохнувшим, бодрым и готовым бить врага везде, где только можно, а не сонной курицей с закрывающимися от усталости глазами. Понял?

— Да, но… — попробовал я пояснить, что сейчас каждая пара рук, буквально, на вес золота.

Но Воронцов не стал меня слушать и гаркнул:

— Боец РККА Забабашкин! Кругом! — Делать было нечего, и я подчинился, развернувшись: — В госпиталь на отдых, шагом марш!

И когда я стал, еле-еле передвигая ноги, шагать ко входу, Воронцов крикнул вдогонку:

— Найдёшь комнату, там и будь, пока за тобой не придут. Никуда из госпиталя не уходи. Как проснёшься, дежурному доложишь, — а потом уже негромко добавил себе под нос: — Только вот надо бы сейчас этого самого дежурного найти да туда приставить.

Я не стал отвечать, а продолжил свой путь к лестнице, желая только одного: увидеть кровать и упасть.

Но дойти до двери, ведущей внутрь, не успел. Открылась дверь, и в проёме появился Садовский, держащий в руке еле-еле горящий факел.

— Ляксей, а я тебя искал, — дружелюбно произнёс он.

— Зачем? — промямлил я, размышляя с какой стороны его лучше обойти.

— Да вот… Я тут это, того… У тебя же с глазами плохо совсем, когда на солнце смотришь. Так я тебе вот чего раздобыл!

С этими словами он порылся за пазухой и, вскоре вытащив оттуда немецкие мотоциклетные очки, протянул их мне.

— Ого! Вот это да!

Взял очки и повертел их в руках.

— Это тебе. Носи на здоровье, — сказал он улыбнувшись.

— Спасибо!

Подарок от боевого товарища оказался, по меньшей мере — царский. К тому же очки оказались не простыми, а с затемнёнными стёклами. Только как-то странно они были затемнены — неравномерно.

Присмотрелся более внимательно и немного расстроено вздохнул. К сожалению, стёкла оказались не затемнённые, а просто грязные.

А Садовский тем временем продолжил:

— У нас в деревне, значится, на машине Степаныч работал, на элеваторе. Так вот, он как ты, слаб на свет смотреть был. Старенький он, Степаныч-то, годков за шестьдесят так уж точно было. Ну и как солнечный день — так он обязательно грузовик свой либо не дотянет под загрузку, либо перетянет. Не видел толком, потому что элеватор-то наш прям вот на солнце и смотрит, считай весь день. Ну вот он и скумекал, берестою горящей стекло на окулярах подкоптить. И помогло ведь! Сразу и начальник ругаться на него перестал, да и ему легше. Я тут… Ну, нашёл. И чуточку задымил их — а то тебе бить врага не сподручно совсем!

— Спасибо! — вновь от всей души поблагодарил я. — Очень кстати!

Потёр стёкла. Оказалось это не грязь, а действительно копоть.

«Факелом, что ль, подкоптил? Или берестой? Но вроде бы затемнены»

Очки, конечно, были не новыми, а сам рецепт затемнения, мягко говоря, был странным.

«Но кому сейчас легко⁈ Главное глаза в помещении течь не будут и это уже прекрасно!»

Вновь повертел в руках сокровище и недолго думая, натянул на лоб. Кожа удобно легла на лицо. Брезентовый ремешок с петлями пришлось чуть-чуть подтянуть. Не дотягивала по объёмам голова Забабашкина до фрицевской хари, которой ранее принадлежал сей оптический прибор.

«Заодно и от водицы немного прикроют. Сейчас же дожди почти постоянные — умучаюсь протирать лицо каждый раз, а тут специально для того и сделано, чтобы водитель не получал от каждой лужи. По случаю, неплохо бы притрофеить ещё парочку-другую подобных вещиц. Что называется: на всякий пожарный. А то вот так оно бывает — раз, и остался совсем слепой. От солнца шарахаюсь. Моргаю и плачу, как красна девица или вампир какой».

Надел столь нужный «девайс», вновь поблагодарил добытчика и, изо всех сил борясь с зевотой, словно зомби пошёл искать вожделенный закуток, в котором есть не менее вожделенная кровать.