Нерушимые обеты

Глава 13

Бывают дни, когда Гаврила десять раз жалеет о своем решении помочь Павловской. Гадко это. Безнадега кроет.

Но черт…

Гордеев как-то спросил его, что это за забота такая – любить и подкладывать под друга. Гаврила искренне пожелал самому Косте в жизни не оказываться в ситуации, когда придется понять, почувствовав на своей шкуре. Ему вот пришлось…

Там, на кухне, ему показалось, всё в момент перевернется. Тормоза отказали. Вскрылось заветное. То, что в обоих до сих пор живет. То, что оба прячут.

Там, на кухне, ему показалось, что у них шанс есть.

Полина – его главная беда. Но что делать, если в этой беде его счастье кроется?

Только она снова его оттолкнула. Он ей не нужен. Это ошибка. Сказала так, будто это не он чувствовал минутой ранее степень её желания. Будто не он трахал её и смотрел, упиваясь неповторимым зрелищем.

«Косте не говори. Пожалуйста»…

После этих слов убить её хотелось. Вдруг полегчает?

Сдержался. И дальше тоже держался.

Ждал всё, когда ж отпустит. Должно же отпустить. Но всё никак.

И кажется, что клетка, в которую сам же себя посадил, потихоньку сужается. Уже круг по периметру не сделаешь. Прутья ощущаются кожей.

И вроде бы ему бы соскочить, а Гаврила не может.

Ему, сука, важно, чтобы с Костей не сорвалось. Потому что с ним она быть не хочет. От его защиты она откажется. Но и Никите Доронину он её отдать не может. Сдохнет просто.

Всё, что может сделать, это держать дистанцию. Минимизировать общение. Стараться не думать.

Иногда даже получается – помимо грядущей фиктивной женитьбы у них с Костей, слава богу, много других забот.

А где-то в Любичах уже закончили ремонт… Но он туда не едет. Больно будет. Он не хочет больно.

Он тоже человек, что бы там себе Полина Павловская не думала.

Чем вообще думала, когда к нему обращалась? Загадка…

Но этот вопрос Гаврила ей не задаст. Они о всяком между собой не общаются. После того звонка вообще холодно, сухо и по делу.

Наконец-то так, как должны были изначально.

Костя своим грядущим браком практически не интересуется. Они с Полиной иногда где-то появляются. Полина пишет в Инстаграм загадочные посты и размещает фотографии. Ей исправно доставляют букеты. Она исправно остается ночевать в снятом Костей президентском номере.

Сама.

Костю она не интересует. Во всяком случае, пока.

И пусть Гаврила в жизни в этом не признается, но он благодарен другу за вот это безразличие. Потому что выдержал бы – не знает. Знает только, что рано ли поздно придется научиться.

Полина – слишком красивая. Костя – здоровый мужик. Это сейчас он в другую влюблен. А скоро там пройдет, здесь глаза откроются. Что будет дальше – лучше не думать.

Гаврила выходит из машины, предварительно взяв с пустовавшего пассажирского красивый фирмовый пакет.

Его Мерс припаркован у той самой гостиницы. Полина уже в ней. Никогда не задерживается. Никогда не подводит. Любое поручение исполняет четко и на пятерку.

Будто издевается своей исполнительною над ним, который и просил-то только – верить.

Гаврила идет до здания, возвращая себе необходимый в минуты общения с ней баланс. Чтобы не было больно и не выбрасывало в злость, ему приходится закрываться и забывать, кто перед ним.

Просто девушка, с которой у них не было никакого прошлого. Просто девушка, а не любовь всей его жизни.

Пройдя через оживленный холл – сегодня здесь проходит одно из мероприятий, от которых отказался Гордеев, – Гаврила поднимается на верхний этаж.

Идет по темному коридору до нужной двери.

Прижимает к датчику такой же магнитный ключ, как есть у Полины.

Заходит внутрь.

В условной гостиной её нет. Свет горит дальше – в спальне.

Полина наверняка уже слышит, что в номере она не одна, но встречать не идет.

Гаврила не старается идти тихо. Но первый взгляд, который ловит, стоит оказаться в дверном проеме спальни, – испуганный.

Полина стоит у окна и смотрит через плечо. Видя его – выдыхает, сглатывает, закрыв глаза.

Гавриле кажется, она и сама боится, что рано или поздно сюда придет Костя. Главное в такие моменты не обманывать себя же и не искать связь между её страхом и собственной значимостью. Снова забыть, что его она не боялась. Отдавалась, как в свои девятнадцать. Жадная, страстная девочка.

В горле у Гаврилы становится сухо.

Он проваливает свое же задание на первом же взгляде – безразличным с ней получается быть далеко не всегда.

– Вечера, – мужчина здоровается нейтрально, опуская пакет на трюмо.

Полина кивает просто, снова отворачиваясь к окну.

Обнимает себя руками и смотрит на ночной город. Выглядит хрупко и ранимо.

– Я привез кольцо. Посмотри и померяй. Если всё нормально – можем запускать. С Костей согласовано.

Полина никак не реагирует несколько секунд, потом снова оборачивается, чуть-чуть смотрит, кивает.

Разворачивается и приближается.

Тянет за ленты, развязывая пакет, достает коробочку, крутит её, хмыкает…

О чем сама думает, Гаврила не знает, а он о том, что тогда у них и колец-то не было. Он не позаботился – его проеб. Думал, всё успеется, да как-то… Не успелось, в общем.

Полина не открывает сразу – медлит.

Смотрит, закусив губу. Так, будто там может быть что-то неожиданное. А может, потому что не хочет видеть.

Не сдержавшись, Гаврила берет дело и коробочку в свои руки. Чуть пугает Полину, она вскидывает взгляд и смотрит на него, когда он открывает и разворачивает к ней.

– Как договаривались. Прикинь насчет размера.

Он купил то, которое выбрала сама Полина. На деньги Костя, мать его, Викторовича. Теперь же следил, как Поля медленно тянется, достает кольцо… Снова крутит чуть-чуть, потом же надевает на палец.

Не любуется и не улыбается.

– Нормально. Подошло.

Опускает руку и сжимает в кулак. Хвастаться перед ним явно не будет.

Смотрит над его плечом и тупо ждет, когда он свалит. И ему вроде как правда пора.

– Я крестик твой потерял тогда. Извини…

Слова заставляют Полину посмотреть в его глаза. В её – зеленых – будто неверие. Дальше она кривится. Просит:

– Не ври…

Что имеет в виду – непонятно. Но снова больно получается. Зря он… Знал же, что не надо.

– Скажи мне, у Кости есть же кто-то… Там всё серьезно?

Она не хочет говорить о них. Спрашивает о Косте. Это злит немного, но это правильно.

– Есть. Но это не повлияет на вашу с ним договоренность.

Гаврила говорит то, что сказал бы Костя. Во что сам хочет верить. И Поля тоже хочет, наверное, но кривится.

Её чуть трясет. Она будто заводится. Наверное, нервничает.

– Откуда ты знаешь? А если у него там любовь? Какая девушка будет терпеть…

– Правила всегда устанавливает Костя, Полина. Что с тобой, что с ней. Вы им следуете.

Полине явно есть, что ответить, но она сдерживается.

Сжимает губы, смотрит долго снизу вверх. Снимает кольцо, не глядя, кладет на трюмо.

– Фото сделаю – отправлю ссылку.

На этом совершенно точно нужно закончить разговор. Развернуться и уйти. Гаврила понимает.

Но смотрит на кольцо и думает… Знает, что не надо. Знает, а всё равно…

Возвращает взгляд к её лицу. Смотрит, сузив глаза…

– Почему ты это сделала, Поль? Скажи мне…

И задает самый страшный в жизни вопрос. Который ни спать не дает. Ни есть не дает. Ни жить.

В Гавриле теплится призрачная надежда, что зная причину, его отпустит.

– Что я сделала? – Полина отвечает на вопрос вопросом. Сама знает, а в глазах плещется… Злость там. Боль там. Обида. Всё, как в нем. Только не в глазах, а глубже.

– Аборт, Полина. Ты сделала аборт.

Гаврила подмечает каждое изменение на её лице. Начав – остановиться уже не сможет. Она кривится сильнее. Смотрит так же зло. Дышит с каждым новым вдохом все глубже. А потом вдруг хмыкает…

Это как сердце вскрывает.

– А кому я должна была рожать, Гаврила? Наркоману?

Своими реакциями и ответами будто по щекам бьет. Отрезвляет от любви.

– А по чьей вине я им стал, по-твоему? Или может по собственной воле?

На его слова она реагирует эмоционально. Вспыхивает горящими щеками, рвет себе же грудь быстрыми вдохами-выдохами.

– Я не стала наркоманом, Гаврила. И Костя твой, Гордеев, тоже им не стал. Не надо перекладывать ответственность на провидение или судьбу. Это выбор каждого. Ты сделал свой.

С её губ срывается такая дичь, что Гавриле даже не верится.

Он смотрит на них – губы – и откровенно охуевает на каждом слове. «Перекладывать». «Выбор». «Сделал свой»… Ебать…

– Выбор, блять, Поля? Это, блять, выбор? Прийти домой, получить по башке, а проснуться в подвале – это, блять, ты называешь выбором?!

Нечего кричать. Нужно развернуться и уйти. Но Гаврила зачем-то делает иначе. Спрашивает и ответа ждет.

Смотрит, как она продолжает грозно дышать. Могла бы – давно пламенем дыхнула. Только в него-то за что?

– Ты меня обманывал, Гаврила. Ты. Меня. Обманывал. Ты виноват во всем, что со мной случилось. Что с нами случилось – ты виноват! Я ждала тебя, я хотела…

Полина говорит и сбивается.

Запрокидывает голову, смотрит в потолок, снова дышит.

– Вот черт…

Плакать что ли собралась? С хера ли?

Разворачивается и отходит, закрываясь на время от него руками.

В комнате тихо, но ни подойти, ни свалить Гаврила не решается. Ждет… Чего там она ждала.

– Ты нас бросил!!! – развернувшись, Полина кричит! Она плачет. Глаза блестят, по щекам течет.

Плачет. Кричит. Ненавидит.

– Ты нас бросил, Гаврила! Ты нас бросил!!!

Говорит и говорит. А он молчит.

– Я ненавижу тебя! Я тебя ненавижу! Ты променял меня на кайф!!! Из-за тебя…

Срывается, тянется рукой ко рту, закрывает его, гася всхлипы. Они всё равно пробиваются. И бьют больно.

А Гаврила не понимает, почему его так задевает. Она же играет…

– Какой нахер кайф, Поля? Ты думаешь мне в кайф было в подвале сидеть? Ты думаешь, я на дело пошел, чтобы потом меня на иглу посадили? Ты что несешь вообще? Это ты слабину дала. Это ты решила, что легче избавиться – от меня и от ребенка. От нас избавиться, а самой жить!

– Заткнись!!!

Ему так говорить нельзя. А ей – типа можно.

Она кричит, мотает головой. Хватает вазу, бьет об пол.

Его Поля никогда не была истеричкой. А тут… То ли так кроет. То ли так играет.

Гаврила смотрит под ноги, там всё усыпано осколками разного размера.

Несколько попали по ботинкам – поцарапали кожу.

И ей по ногам тоже. Но Поле – похуй.

Она мечется взглядом по комнате, думая, что бы еще грохнуть…

Задерживается на нем, слезы смахивает, шипит просто:

– Ненавижу тебя… Я тебя ненавижу… Твой кайф стоил мне ребенка!!! Из-за твоей дури я убийцей стала!!! Я убила своего ребенка! Я себя ненавижу! Но тебя – больше!!!

Её истошный крик и отчаянный взгляд внезапно пугают. Гаврила цепенеет на секунду. Потом отмирает с пониманием: остановиться надо. Вот сейчас. Надо было раньше, но если не сейчас…

– Поля, – он обращается, вытягивая вперед руку и делая шаг к ней.

Но она не готова. Мотает головой. Крутит ею. Снова хватает – пепельницу, бросает уже не об пол – в него.

Везет, что увернулся. А так бы и убить могла.

– Не подходи, урод! Мразь! Ублюдок!!! Ненавижу тебя!!! Это не из тебя его достали!!! Это не ты всё это чувствовал!!! Это не тебе пришлось соглашаться, потому что… Потому что если родишь – он не будет похож на ребенка… Мой ребенок, – Поля вжимает указательный палец в грудь, – не будет. Похож. На ребенка.

Полину кроет внезапно и сильно. У Гаврилы у самого кожа покрывается мурашками. Он не всё понимает, но мозг её слова взрывают.

А она разворачивается и отходит. Рыдает в руки громко и глухо.

– Я ненавижу тебя и твою дурь! Ненавижу!!!

От которых отрывается, чтобы снова оглянуться и проклинать.

– Ты выбрал её! Ты выбрал не нас! Ты даже сейчас врешь! Ты в ломбард крестик сдал! В ломбард, а не потерял!!! Думаешь, я не знаю?! А знаешь, где его теперь искать? Там, где мне аборт делали! Я ненавижу тебя! Ненавижу твою ложь! Свою жизнь из-за тебя ненавижу!!! А ты смотришь на меня с презрением за то, что я связалась с Костей, что я себя продаю… Господи… Да я же раз всего любила! Раз любила человека, который надо мной поглумился!!! Тебе не интересно было, что с нами! Ты ушел в свой кайф! А мы… А мы там умерли, Гаврила. Мы вдвоем там умерли. Он мне снится… Он до сих пор мне снится, понимаешь?

На последних признаниях Полина сошла на писк. Горло сильно сжато. Из неё льется, но легче не становится…

И от его взгляда, наверное, тоже. Потому что она снова прячется, чтобы рыдать.

– Полина, – Гаврила зовет тихо-тихо. Снова делает шаг, но она не реагирует агрессией. Только плачет еще горче.

Наверное, хотела бы, чтобы он ушел. Гаврила и сам это понимает. Но делает наоборот – к ней идет.

Она может снова сорваться – ударить, начать царапаться, бросаться предметами. Но он оказывается рядом, прикасается к плечам, а дальше ловит.

Поля разворачивается и цепляется так, словно не ему кричала, как ненавидит. Вжимается в шею и рыдает. Мочит слезами, дышит жарко.

У нее сердце больно бьется в его грудь…

Это так шокирует, что Гаврила совсем теряется.

Обнимает. Гладит по спине.

– Тиш, маленькая моя…

Просит, а она сильнее рыдает.

– Ты не понимаешь, что ты со мной сделал… Я жить не хотела… Я не могла дышать… Я его убила… Мне не помогло, что они говорили…

– Что они говорили? – он ещё не знает, но по коже уже мороз.

– Множественные патологии… Я бы не выносила… Я просто не выносила бы…

Поля рыдает и оправдывается. А Гавриле так плохо, как восемь лет назад не было. Мир рушится, а они в обнимку стоят.

Полина рыдает, он её обнимает, в ушах кровь…

– Из-за употребления, Гаврила… Это из-за употребления…

И в отличие от него, она сейчас не винит – объясняет. Ей будто важно оправдаться перед ним, мудаком, который вот сейчас понимает.

С ними ужасное сделали. Не только с ним. С ними.

– Я тебя ждала… Я тебя очень ждала… Я бы не дала, но мы тебе не нужны… А я сама… Что я сама? Я бы не родила… Мне сказали, я бы не родила…

В ней столько боли, что она даже собственную глушит. Гаврила открывается, чтобы её впитывать. Он гладит Полину. Целует в висок. Шепчет:

– Тише… Полюшка, ну тише…

Он хочет её своим теплом укутать. Оно в нем снова для неё есть. Ему херово, что пиздец. Но ей ведь хуже…

Находит ухо. Целует мочку. Шепчет:

– Я вас не бросал, Поль. Я приехал, чтобы вас забрать. Меня в подъезде скрутили. В подвал отвезли. Люди твоего отца. Я не употреблял никогда. Меня там накачали. Долго накачивали. Сказали, ты аборт сделала… Я вас не бросал, Поль. Куда я без вас? Смысл мне без вас? Я к вам летел…

Гаврила чувствует в ней сомнения. Полина каменеет. Мнет пальцами ткань его пиджака. Не дышит. Жмурится, щекочет ресницами, потом же сильнее обнимает, сильнее же плачет.

Она ничего не говорит, но Гаврила знает – она ему верит. А он верит ей.

Время не только лечит. Время заметает следы. Гаврила знает это, как никто, потому что его специализация – искать и вскрывать. Замки. Коды. Тайны.

После сбивчивого рассказа Полины в его жизни – новый смысл. Ему нужно вскрыть самый важный замок.

Той ночью она осталась в номере, а он ушел. Успокоившись, Поля сама попросила.

Они вроде бы многое выяснили, но в объятья друг другу не бросились. Главное ведь не изменилось: слишком много боли.

Но Гаврилу мучает даже не это. Он очень хочет заблуждаться.

Он просто безумно хочет, чтобы чуйка его подвела, но слишком хорошо знает жизнь. И отца её знает тоже слишком хорошо.

Чтобы найти старый контакт врача, к которому Полина когда-то успела сходить на прием, приходится немножечко попотеть. Он давно сменил место работы и конечно же не помнит пацана, с которым разговаривал только по телефону.

После Полины на его приеме побывали тысячи беременных женщин. И шансы, что сохранились хоть какие-то документы, минимальны.

Но Гаврила – счастливчик. А может наоборот – несчастный человек.

Через три дня и за огромные деньги в его руках оказывается карточка с результатами исследования девушки, которую он когда-то назвал Светланой Нагорной.

Он листает их раз за разом. Спрашивает у этого и еще трех врачей. Он становится экспертом в новой для себя сфере.

Просто чтобы раз за разом же убеждаться: у их ребенка не было множественных патологий. И за две недели они просто не могли развиться.

Отец обманом заставил её избавиться от здорового ребенка.

И если она узнает – не переживет.