Нерушимые обеты

Эпилог

Прошло три с половиной года.

– Скажи, как тебе? Только честно… – Агата приподнимает волосы, демонстрируя щеку.

Идеально гладкую. На следы старого шрама обращаешь внимание только если тебя просят. И только если знаешь, что когда-то он здесь был.

Полина читает во взгляде подруги волнение и нетерпение.

Сама расплывается в улыбке, тянется к её коже и гладит.

– Идеально, Агат. Сделали идеально…

Получив похвалу, Агата пищит радостно, но тихо. Хлопает в ладоши, а потом даже обнимает Полю.

Откуда такой переизбыток чувств, Полине понятно. Агата Гордеева очень долго ждала, чтобы избавиться от раздражавшего увечья.

Сначала была жизнь затворницы. Потом – беременность. Почти сразу – вторая.

Младшую дочку Вику Агата кормила грудью до упора. И только после того, как малышка сама начала отказываться, позволила себе снова задуматься о том, чтобы избавиться от шрама.

Теперь дело сделано – Агата сияет от счастья, а Поля рада, что подруга рада.

Обе слышат детское кряхтение из кроватки. Агата дергается к ней, Полина же идет следом, чувствуя, как сердце замирает.

Она обожает малышей. Дети Агаты и Кости – просто сказочные.

Руки Полины постоянно чешутся потрогать, прижать к себе, понюхать… И приходится бесконечно бороться с тоской, потому что своих таких же у них с Гаврилой пока нет.

Агата достает дочку из кроватки, профессионально прижимает к груди и покачивает.

Разворачивается, смотрит на Полю с улыбкой.

– Тебе идет с такими, – делает комплимент, в искренности которого Полина ничуть не сомневается.

Сама ведет по длинным волосам, театрально вскидывает прядку и ахает, вызывая у Агаты тихий-тихий смех.

После попадания во Францию Мишель Ривелье продолжила экспериментировать со внешностью. Не потому, что это доставляло ей удовольствие. Просто она была страшно перепугана. Боялась, что на её след выйдут. Поэтому была блондинкой, рыжей, коротковолосой, стригла каре. Даже аккуратно спрашивала у Гаврилы, считает ли он уместной пластику, но он не считал. В итоге же…

Где-то полгода назад успокоилась. Отрастила волосы. Вернула натуральный цвет. Снова стала почти Полиной.

Правда теперь-то очевидно – совсем Полиной уже точно не станет.

Так же, Агата больше никогда не будет собой.

У них пока есть роскошь – возможность обращаться друг к другу так наедине, но когда дети подрастут – и это будет под запретом.

Но потеря имени – не самое страшное, что могло случиться с ними и их жизнями. Они отделались малой кровью, сорвав при этом настоящий джек-пот.

– Хочешь покачать? – Агата – очень тонко чувствующий человек. Ей не обязательно много говорить, чужую боль она различает без слов. Старается быть деликатной.

Знает, что Поля с Гаврилой давно хотят и себе малыша, но пока не получается.

Они уже даже всерьез разговаривали об усыновлении. Не сомневаются, что смогут полюбить ребенка, кто бы его ни родил, но всё равно тоскливо, что своего у них может не быть.

Гаврила, как и Костя, сейчас много мотается. Их изначальный план разрушен. Им очень хотелось приобщиться к построению нового мира в отдельно взятой стране, но конвульсии старой власти уничтожили всё – и те самые планы, и себя.

Там, далеко, впервые за двадцать лет избран новый Президент. Там, далеко, начал работу новый Парламент без Кости. Он тоже больше не Костя. Гаврила – больше не Гаврила.

Они отошли в сторону, чтобы дать возможность строить страну тем, кто действительно заслуживает. Молодым. Образованным. Уважающим правила и понимающим, что лучше ото дня в день должно становиться всем, а не тем, кто сверху. Ведомым идеалами, а не жаждой наживы.

Может ли быть такое, что и эти «новые» окажутся не лучше старых? Конечно. Это страшно. Риск высокий.

Но они сумели сделать главное. Расшевелить. Вскрыть. Показать, что за семью замками государственный тайн застолбившейся власти творится настоящий ад. А ещё показали, что там, где есть хотя бы остатки человечности, чистое зло называющее себя высшим благом тоже можно свергнуть.

Жаль, они есть не везде.

Но всё это – где-то там, далеко.

А в уютной детской нового дома не Агаты и не Кости, не Полина кивает, протягивая руки навстречу их дочке Виктории.

Победы, которой тоже могло не быть.

Малышка снова дремлет, посасывая большой пальчик.

Доверчиво прижимается к Полиному плечу, давит своим кукольным весом…

Полина млеет, покачиваясь так же, как покачивалась Агата. А еще поглаживая по спинке и вдыхая запах абсолютной невинности.

Разве может быть что-то прекрасней? Разве может быть счастье большее, чем дети?

Полина уверена – нет.

– Костя сегодня прилетает… – Агата нарушает тишину, с улыбкой и без намека на ревность следя за действиями Поли.

Полина кивает. Делает несколько шагов по комнате, поворачивается к окну и смотрит…

– Гаврила тоже.

Они улыбаются друг другу, прекрасно понимая одинаковость чувств.

Постоянно ждать – очень морально утомительно. Но каждая встреча с любимым мужчиной дарит столько счастья, что кажется, будто секунда компенсирует любую многодневную тоску.

Пока их нет, и Полина, и Агата стараются себя максимально загружать. У Агаты для этого есть дети. У Полины – пекарня. «Сильно люби».

Иногда к Полине в гости вырывается Саба. И это тоже делает разлуку с Гаврилой не такой невыносимой.

Что Костя, что Гаврила божатся, что в скором времени они окончательно осядут. Но что Агата, что Полина прекрасно понимают – нет.

– Я ненадолго к тебе. Хочу попасть домой раньше, чем Гаврила приедет.

Поля говорит, бросая на Агату извинительный взгляд.

Они живут неподалеку. В разных поселках, но расстояние между ними – абсолютно не критично. Несколько раз даже позволяли себе невероятную роскошь – встречаться семьями.

Возможно позже они разъедутся по разным странам, а то и континентам, Костя с Гаврилой уже стали значительно самостоятельнее, чем были раньше. У каждого из них теперь что-то свое, но и общее тоже есть. Поэтому пока Поля и Агата имеют возможность оставаться в контакте – пользуются ею.

Вместе смотрят вниз. Туда, где маленький Максим играет с Боем под присмотром няни. Она – француженка. Её очень долго выбирала сама Агата. Остановилась на этой женщине только после того, как с ней же поговорил ещё и Гаврила. Одобрил.

Между Душевным и Сестрёнкой по-прежнему особые отношения и трогательное доверие. Полина даже чуточку завидует. Хотя ей грех жаловаться – в его верности, преданности и любви при всем желании не засомневаешься.

Полина думает о Гавриле и сердце опять ускоряется. Домой хочется. К нему хочется. Очень-очень.

– Костя говорит, давай третьего, представляешь? – услышав слова Агаты, Полина поворачивает голову и увеличивает глаза. Видит, что у самой Гордеевой на щеках румянец. Взгляд горит.

– А ты не хочешь?

– Может быть когда-то потом. И то не знаю… Мне ни носить, ни рожать было не убийственно сложно. Но потом…

Агата закатывает глаза, Полина кивает, хотя сама пока только представить может, что же там потом.

– Мне помогают, грех жаловаться, но я ещё боюсь… А вдруг меня на всех не хватит? Я же хочу и Макса любить, и Костю любить, и Викушку…

Будто услышав, что речь о ней, Вика тихонечко кряхтит. Полина поглаживает её по спине, но в протянутые руки матери послушно отдает.

Обычно в такие моменты ей становится грустно. Сегодня – чуть легче.

– В общем, я сказала, что рожать согласна только с Павловной, а так как Павловна после того, как он вел себя на Вике, сказала, что Гордеев может идти лесом…

Полина смеется и стреляет в Агату лукавым взглядом.

– Ты же понимаешь, Костя может и Павловну уговорить… Он настойчивый…

Румянец на щеках Агаты становится еще более явным. Она укачивает дочь и возвращает в кроватку.

Потом подходит к Поле, складывает руки на груди. Становится задумчивой…

– А у вас как? – спрашивает без злорадства и не из чистого любопытства. Переживает. И если обычно в такие моменты Полине приходится сдерживать досаду и делать вид, что всё хорошо, но пока нет, то сегодня…

Она тоже розовеет. И её губы тоже расползаются в улыбке. Она тянется к крестику, сжимает в руке.

Агата понимает сразу. Зажигается удивлением. Дальше – восторгом. Распрямляет плечи, становясь выше, рукой ко рту тянется.

– Божечки… – шепчет, хотя по взгляду видно – опять хочет визжать. – Божечки… И ты молчишь! Я тебе про какие-то идиотские шрамы, а ты…

– Тихо, – Агата явно не в состоянии сдержаться. У нее на глазах выступают слезы, она тянется к Поле и уже во второй раз обнимает.

Такие яркие проявления близости и чувств – редкость для Агаты с Полиной. Они не влезают в личное пространство друг друга. У Агаты вообще сложности с личным пространством. Но сейчас она настолько обескуражена, что забывает обо всём.

И Полина забывает.

Обнимает в ответ, смотрит перед собой – на пастельную стену, красивую белую кроватку, висящую над ней покачивающуюся игрушку… И потихоньку теряет резкость из-за слез.

– Я Гавриле ещё не сказала. Я даже тест еще не сделала. Просто задержка длинная – больше двух недель. Я боюсь.

– Не бойся. Ничего не бойся. Хочешь, вдвоем сделаем?

Предложение Агаты заставляет снова улыбнуться. Это было бы замечательно, но Полине хочется одной. Если нет – она будет слишком разбита. Поэтому…

– Я дома.

– Поль, ты где? – Гаврила привык, что жена встречает его ещё на подъезде. Это очень тешит самолюбие. Щекочет нервы. Обостряет чувства в момент встречи.

Но сегодня как-то всё не так.

Он написал, что приземлился. Потом, что подъезжает.

Костя успел надрочить ему телефон уже десятком сообщений, а она просто прочла – не отвечала.

Не ждала у ворот. В холле тоже не ждала.

Поэтому он сам бросает сумку и несется наверх.

Сердце с каждым его шагом по лестнице ускоряется, и дело совсем не в физическое нагрузке.

Он понятия не имеет, как окончательно избавиться от страха за неё.

Этот страх сопровождает постоянно, если они не рядом. А если рядом – похуй на всё. Чистое счастье.

На сей раз они не виделись две недели. Дела. Дурацкие и бесконечные. Но если есть возможность – он сразу домой, где бы этот дом ни находился.

Гаврила быстро идет по коридору, видит открытую дверь в спальню, немного выдыхает.

Может спит. Может в наушниках.

Заглядывает… Полины нет.

Набирает её номер, ловит взглядом оставленный на тумбочке телефон.

Почти успевает себя накрутить, но страх разом волной скатывается по телу и впитывается в пол.

Гаврила опускает руку и на секунду взгляд. Слышит шебаршение в ванной.

Вот зараза…

Он злится и не злится.

Хочет зацеловать всю, собой снести. Проглотить.

Пересекает спальню. Дергает ручку, хотя стоило бы просто постучаться.

Дверь оказывается не закрытой.

Поля – внутри.

От вида её спины, рассыпанных по плечам волос у Гаврилы мурашки по коже. Он только сейчас осознает, как сильно скучал.

Если бы чувствовал раньше – уехать не смог бы. И каждый раз, приезжая, клянется, что больше без неё никуда не уедет.

– Поль, чего застыла? – Гаврила окликает, сокращая оставшееся между ними расстояние. Обнимает со спины. Целует в щеку. Чувствует соль, тормозит…

Сердце снова страдает. В голове набатом бьет мысль, что кто-то обидел. Но спросить он не успевает.

Полина отмирает, разворачивается в его руках и обнимает за шею.

Он, хмурый, смотрит в её лицо, а там… Всё так странно.

Щеки от слез мокрые, а глаза счастливые.

– Гаврюша мой… Приехал… – она тревожит волосы на затылке и тянется к губам. Их поцелуй получается ожидаемо солоноватым.

Ещё Гаврила чувствует, что Поля дрожит.

В воздухе витает предчувствие, но чего – никак не разобрать.

Одно понятно – её кроет. И его вместе с ней.

– У нас всё хорошо? – Гаврила спрашивает, хмурясь. Полина вжимается лицом в его шею и туда же кивает.

– Очень… – Произносит, продолжая дрожать. – Я тебя люблю. Тоже очень.

Её признания в любви всегда трогают.

Он прижимает к себе крепче, горбится и целует в волосы, висок, скулу.

Боковым зрением улавливает, что на краю раковины лежит какой-то предмет. Щурится, присматривается…

Осознает, что это, под ускорившийся сердечный ритм. Страхом по затылку бьет так, что слабеют конечности.

И волосы дыбом.

Они только недавно друг с другом начистоту поговорили, что оба боятся одного. Им Бог детей не дает, потому что не заслужили своим прошлым.

Полина долго не могла простить себе прерывание первой беременности. Только недавно начала наконец-то выплакивать это, как собственное горе, а не вину.

Гаврила не уверен был, что таких, как он, благословляют детьми.

И если там одна полоска – им снова будет больно. Гаврила щурится сильнее. Пытается рассмотреть. Но слишком далеко.

Чувствует себя растерянным и онемевшим. Совсем не так, как давно – в свои двадцать с хвостом дерзости.

Тогда они с Полиной были не готовы. Тогда беременность обрушилась на головы тяжелым кирпичом.

Но он был просто счастлив. Чисто. Бесконечно.

А теперь дает Полине сжать ладонями щеки и потянуть лицо на себя. Их взгляды встречаются.

Полина смотрит на Гаврилу, сдерживаясь из последних сил, чтобы не расплакаться.

Гладит его щеки. Не может унять свою дрожь.

Сейчас он растерян. В глазах – чистое доверие. Неосознанная мольба. Он хочет услышать то, о чем они вдвоем годами просят Бога.

Если нет – разобьется. Соберет себя, конечно, но это сделает ему очень больно.

Когда-то, в свои девятнадцать, Полина трусливо закрыла глаза, пропустив самое ценное – его первую реакцию. Теперь же смотрит так, чтобы жить и помнить. Чтобы умирать и тоже помнить.

– Я беременна…

Шепчет, улыбается. По её щеке скатывается тяжелая слеза. Сердечко вырывается.

Гаврила замер. Смотрит на неё, хмурится. Прокашливается… Моргает…

– Точно? – спрашивает так, будто сложно соображать и говорить. Сейчас – невозможно ранимый. Он не переживет, если шутка. Если потеряют – тоже не переживет. Но Поля чувствует – всё получится.

Кивает, смахивает со щек влагу:

– Точно. Три теста сделала.

Улыбается и снова тянется к его лицу.

Видит, как в любимых глазах расцветает вера. А ещё, что они тоже становятся влажными.

Это его мечта в не меньшей степени, чем Полина. И он заслужил, как никто.

Гаврила сжимает её щеки, тянет на себя.

Целует, раз за разом повторяя:

– Люблю тебя… Очень люблю…

Полина смеется и одновременно плачет. Дрожит и даже уже не пытается успокоиться.

А в какой-то момент Гаврила сгребает её и утыкается в волосы. Дышит. Дышит. Дышит.

Сбивается. Сопит.

– Не плачь, Гаврюша… – Его искренность разрывает на клочья душу.

Закрадывается крамольная мысль, что ни одного ребенка не ждут на этой земле так сильно, как Гаврила ждет своих.

И они будут. Их будет много. Они будут самыми любимыми дочками и сыновьями самого достойного в мире мужчины.

– Спасибо тебе…

Её не за что благодарить, но Полина не спорит.

Гаврила для неё – весь мир. Она подарит ему продолжение.

__________________________

Спасибо всем, кто прошел этот непростой путь со мной и героями!

Чтобы не пропустить скорый старт новинки – подписывайтесь на мою страничку!

Мария Акулова