Нерушимые обеты

Глава 9

Только распрощавшись с Костей Полина в полной мере осознает, насколько вечер был для нее сложным. Пальцы немеют от бессилия, когда она пытается открыть дверь своей квартиры.

Желание одно – куда-то свалиться. Впечатление такое, будто из неё высосало все силы. Но их хватает, чтобы злиться, ведь свалиться не получится – за её спиной стоит Гаврила.

Он же заходит за ней внутрь. Стоит сзади и смотрит, как она в темноте то ли еще ставит, то ли уже отбрасывает сумочку, расстегивает босоножки, опускается на прохладный пол голыми ступнями.

Ей сейчас не хочется говорить с Гаврилой. Не хочется ни с кем, но с ним – особенно. Только вместо того, чтобы сказать об этом честно, попросить оставить её, она, ведомая бурлящим в крови адреналином, просто игнорирует… Гостя.

В горле першит. Ей нужно напиться.

Поэтому Полина движется по коридору в сторону дальней кухни.

Наливает воду, чувствуя, как по спине проносится теплая волна.

Она слышит, как Гаврила закрывает на замок дверь и неспешно движется за ней. Его шаги кажутся тяжелыми. Собственная реакция – ужасной.

Полина резко осознает, что в квартире они одни. Что на улице – ночь. Что он здесь впервые, кажется…

Страх и адреналин продолжают преображаться. Полина чувствует внизу живота тяжесть. В горле еще суше, хотя она почти допила воду.

Ставит стакан на стол со стуком, смотрит перед собой – куда-то в окно, и дышит.

Знает, что Гаврила скользит по ней глазами. Знает, что ждет хоть какого-то рассказа, но она молчит.

– Ну как? – получив суховатый вопрос, оглядывается и колет взглядом. Если не дурак – и в темноте различит, что она далеко не счастлива сейчас.

Если не дурак, и почему, тоже поймет. И может даже отстанет…

Или нет.

Полину практически колотит, когда она следит за передвижением Гаврилы по её кухне.

Изнутри разрывает, ей хочется, чтоб ушел… И взгляд оторвать от него невозможно.

Сердце рвется из груди, она напоминает себе же садистку…

Гаврила делает шаг за шагом, приближаясь к панорамному окну, останавливается близко-близко. Смотрит вниз…

Ей так стоять страшно. Её этаж – один из верхних, поэтому рядом с окном догоняет впечатление, будто перед обрывом.

Следом – накрывает новой волной злого отчаянья.

Он обещал, что они вместе прыгнут и взлетят.

Обещал, блин, а потом…

Она только вниз летела, раз за разом напарываясь на острые камни. И сейчас тоже летит. Разве это предел её мечтаний? Отдать себя какому-то Косте Гордееву в обмен на обещание спокойствия? Покорно раздвигать ноги и закрывать рот, когда скажет?

Разве она не стоит большего?

– Прекрасно. Костя мне понравился. Я ему тоже.

От былого миролюбия сегодня вечером в Полине не остается ничего.

Он теперь – красивый и свободный. Он – владелец собственной жизни. А она на него потратила свое единственное право на мятеж. Мятеж не удался. Она выбрала не того. Теперь с «не тем» она больше не рискнет.

Полина смотрит внимательно, впитывая даже намек на реакцию.

Гаврила будто кривится. А ей приятно, что ему неприятно.

– Ты красивая. Старалась. Видно…

Он поворачивает голову и скользит взглядом по ее телу до бедер. Они уже скрыты столешницей. А Полу только сильнее трусит.

– Я всегда красивая.

Ни она в этом не сомневается, ни он. Гаврила хмыкает, чуть качает головой.

Тянется к волосам, ведет по ним, оттягивая.

Потом же резко отворачивается от окна и приближается.

От его движений Полинины колени слабеют. Ей снова хочется пить. А ещё хочется отказаться от чертовой затеи с Костей.

Потому что Костя – не он. Потому что Костя – вообще не он. Далеко не он. Никто не он.

А его она любит так, что даже ненавидит.

Дышит часто, глубоко и громко. Смотрит, когда Гаврила останавливается и кладет руки на её столешницу.

Между ними – метра полтора, а всё равно кажется, что он слишком близко.

Его взгляд едет вверх к Полиному лицу. Глаза цепляются за глаза.

Наверное, обоим помогает темнота. Можно убедить себя, что стоящий напротив человек не понимает, что ты его жрешь.

– Ты, блять, всегда…

– Не матерись. Мне неприятно.

Полина врет, ей глубоко посрать, но реакцию она получает. У Гаврилы дергается лицо, поднятым остается уголок губ. Он усмехается.

Отвешивает шутливый реверанс, а потом снова в стол упирается.

– Простите, моя королева. Совсем забыл, что с вами не пристало…

У Поли моментально щеки вспыхивают от воспоминаний, что ему «пристало» было с ней делать. И как она от удовольствия умирала, когда он матерился во время их грязного секса.

Никогда больше и ни с кем, выбранным ею добровольно, Полина не ловила столько кайфа. И никогда не поймает.

Это осознание бьет по голове новым приступом отчаянья.

Она не хочет до сих пор так по нему сохнуть.

После всего тряпкой быть не хочет.

Он спокойно готов подложить её под Костю. И посрать, что по её же просьбе. На всё посрать.

Не только жизнь жестокая. Он тоже с ней жестокий.

– Ты пришел ёрничать? – Полины глаза сужаются. На лице Гаврилы каменная маска. Он слишком спокоен и сконцентрирован.

– Как всё прошло, я же спросил? – обращается, как к маленькой. Медленно и терпеливо. Полина же фыркает и снова тянется к стакану.

Второй осушает с той же жадностью. Будто это может снизить температуру кипящей крови.

– Отлично прошло, Гаврил… Отлично. Я Косте понравилась, Костя мне тоже. Договорились… О всяком…

Сейчас Полина даже не вспомнит, о чем. И понравилась ли Косте – понятия не имеет. Он никаких признаков симпатии не выказал. Но это и хорошо. Полине по-детски хочется верить, что им удастся как можно дольше сохранять прохладный нейтралитет. Но Гаврилу хочется вывести из себя. Зачем-то.

– Ты можешь отказаться, если хочешь… – Гаврила даже не думает взгляд отводить или хотя бы делать его менее сверлящим. Он прибивает тело и голову Полины к несуществующей стенке. Не дает ни отвести, ни оторваться.

Полина как на экзамене. Гаврила ждет от нее каких-то определенных ответов. Но она отчаянно хочет завалить.

– Зачем? Меня всё устраивает, – передергивает плечами, отвечая показушно равнодушно.

Видит реакции, ей кажется, до сих пор умеет каждую читать. Гаврила недоволен, злится. Только вот с чего вдруг?

Хотел бы – она с ним была. Он не хотел. Обманул и бросил. Оставил разбираться одну.

Она разобралась, как умела.

– Я не вымогала у тебя помощи, ты сам предложил…

Полина напоминает то, что Гаврила и сам наверняка прекрасно помнит. Это же его слова: «если не захочу помогать – откажу, не волнуйся».

– Я ошибся, Поль… Увидел, подумал, не изменилась совсем. А теперь вижу…

На её претензию Гаврила не отвечает. А вот свое никому не нужное замечание озвучивает.

Оно взрывает изнутри, выходит с новой дрожью и горящими ушами. В ответ тут же хочется выплеснуться.

Благодаря ему она изменилась. Благодаря его ебучим наркотикам. Благодаря тому, что его пристрастие сделало из неё детоубийцу.

Она на своих плечах все годы крест этот несла. А он спокойно жил, кажется…

– Не нравится? Дверь там, – Поля взмахивает рукой, даже не глянув в сторону. На Гаврилу смотрит. У самой глаза блестят. И у него вспыхивают. – Ты отлично умеешь валить, Гаврила. Фить – и ветром сдуло.

Её уколы задевают, Поля не сомневается, но удовольствия это не доставляет. Колоть сильнее хочется.

– А если он захочет… Рожать же придется… – Гаврила снова не отвечает. Говорит что-то свое. От его слов – гадко. Ей еще тогда гадко было, когда она так спокойно и безразлично говорила Гордееву, что с этим проблем не будет.

А на самом деле она просто уже настолько в болоте, что ведром трясины больше, ведром меньше, какая к черту разница? Она от любимого уже не родила. Но ей же тоже нужно хотя бы кого-то любить?

Это в его роду проклятье. В её роду проклятий нет.

– Придется – рожу.

Полина отвечает холодно. За её словами следуют тишина. Гаврила долго смотрит в её глаза, а потом закрывает свои. Сглатывает. Дышит.

– Сука, что ж ты делаешь…

Игнорирует её просьбу не ругаться, но Полина не самоубийца – ещё раз не попросит. Ему сейчас лучше уйти. Ничего не говорить и уйти.

– Оставь меня одну, пожалуйста…

В тишине в Полине рождается то же чувство, что и во время их первой встречи. Она обнимает себя руками, чтобы чувствовать себя целее. Не рассыпаться.

Смотрит на мужчину, когда он – на столешницу.

У него челюсти движутся. Так и подмывает спросить, с чего вдруг злиться?

Но Гаврила снова поднимает взгляд, и Полина понимает – лучше не спрашивать.

– Подумай хорошо, Полина. Точно ли ты этого хочешь… Пока не поздно.

Полине кажется, он вот сейчас хочет услышать от неё «нет». И она ведь действительно хочет не этого. Она хочет любить и быть любимой.

Он её к этому приучил.

Но потом это же сам и отобрал.

– Я хочу, чтобы ты ушел.

Полина просит мертвым голосом. Гаврила снова закрывает на мгновение глаза. Отталкивается от столешницы, отворачивается и идет к двери.

Полине физически больно смотреть ему в спину – в груди жмет. Из горла рвется глупый оклик: «Гаврила».

Но даже если окликнуть, что сказать?

Ему не нужны её обвинения. И прошлое он не изменит.

Гаврила тормозит в дверном проеме. Вместе с ним тормозит Полино сердце.

Он оглядывается, снова взглядом по ней…

– Коммуникация с Гордеевым через меня будет скорее всего. Можешь не обольщаться…

– Иди к черту…

Его пренебрежение бьет наотмашь. Так, что сдержать проклятие на выдохе Полина не может.

В ответ получает новую усмешку и еще один такой же оценивающий взгляд.

Да, она изменилась.

Она блин не хотела меняться, но кто её спросил?!

– А я уже там. Восемь сраных лет в пекле живу, прикинь? Привык.

Удаляющиеся шаги Гаврилы снова разносятся по пустой квартире стуком каблуков о пол. На каждом его шагу Поля вздрагивает.

Особенно сильно, когда хлопает дверью.

Образовавшаяся после его ухода тишина становится кульминацией этого нервного вечера. Вот сейчас Полине максимально гадко.

Она закрывает глаза, борется со сжавшимся горлом, сглатывая.

Тянется к лицу и ведет по щеке.

В пекле он живет… Как же…

Она никогда не мечтала себя продавать. Она не заслуживает видеть пренебрежение в его глазах. Она понятия не имеет, что там у него за пекло. Только его пекло – это её рай, а вот своим она бы с радостью поделилась.