Внешний мир просачивается внутрь дома Гордеевых через кабель Интернет-соединения. Гаврилы действительно нет несколько дней. Полина держит себя в руках, но в итоге сдается.
Гуглит.
И волосы дыбом.
Никита исчез. Она тоже числится пропавшей без вести.
И её, и его разыскивают шокированные семьи. Ни Доронины, ни Павловские не дают комментариев.
Имя Кости или тем более Гаврилы в принципе нигде не упоминается.
Голова идет кругом. Сердце сходит с ума, потому что есть стойкое ощущение – сейчас происходит ужасное.
Тектонические сдвиги плит, которых она физически не чувствует.
Быть виноватой и непричастной к исправлению своих ошибок – сложно, когда у тебя есть совесть. У Полины она всё же есть.
Она продолжает уделять внимание Агате и благодарить её за поддержку. Она с ума сходит в ожидании Гаврилы.
А когда он приезжает – внезапно пугается.
Он делает всё, как всегда. Заезжает на территорию на своей машине. Выходит, дверью хлопает, переговаривается с кем-то из местных охранников, идет к дому…
И всегда при виде этой картины у Полины сжимается сердце – от любви, вины, тоски. А сейчас волоски на руках поднимаются из-за какого-то необъяснимого для собой же ужаса. Она цепенеет даже.
Старается выровнять сбившееся дыхание, присев на кровать. Смотрит перед собой, прислушиваясь к звуками, которые доносятся из-за приоткрытой двери.
К ней в гости приходил Бой, а после того, как ушел, она поленилась закрывать.
Гаврила поднимает по лестнице, шаг за шагом приближается к её комнате.
Обычно стучится, а сегодня просто дергает ручку двери.
Оказывается внутри и смотрит на неё. А у Полины сердце обрывается.
Она жмурится, приказывая себе оставаться спокойной.
Он это сделал.
– Привет, скучал – пиздец…
Гаврила подходит сам, хватает её под подмышки и вздергивает.
Обнимает, что есть мочи, успевшими остыть руками.
Они ныряют под свитер и скользят по спине.
Полина обнимает в ответ так же сильно, вжимаясь лбом в его плечо.
Сейчас в нем куда меньше осторожности, чем до отъезда. Может потому что она выглядит окрепшей. Может потому что и у самого крышу рвет…
В Полину кровь выплескивается столько адреналина, что справиться она не в состоянии.
Дрожит, прижимаясь к Гавриле, принимая новую реальность.
Чувствует, как руки любимого мужчины накрывают ягодицы и больно мнут через джинс.
Он не изменился. И она не изменилась. И любовь не изменилась.
Всё хорошо.
Поля отрывается от плеча, рискует запрокинуть голову и изучить лицо. Он тоже её изучает. Жадно-жадно. Голодный.
Бедняжка…
– Ты с дороги прямо ко мне?
– Ага. Домой в душ заскочил и к тебе, – Гаврила отвечает, горбясь и прижимаясь губами к Полиным губам. – Ты чего дрожишь так? Холодно?
Полина немного надеялась, что он не заметит, но Гаврила, к сожалению, всё отмечает.
Спрашивает, оторвавшись и снова внимательно скользя взглядом по её лицу. О всех гранях правды говорить с ним Поля не хочет. Она приняла, что казнить или миловать – ему решать.
– Очень тебя хочу.
Поэтому, чтобы вообще не говорить, Поля толкает Гаврилу в сторону ванной. Делает шаг в сторону и щелкает замком в спальню.
Следующим, в ванной, щелкает уже он.
Гаврила останавливается спиной к двери и смотрит серьезно, а Полина стягивает с себя свитер. Следом – топ. Джинсы вместе с бельем. Отбрасывает ногой.
Делает шаг к Гавриле, поднимается на носочки, устраивает руки на его плечах и ведет языком по колючему подбородку, прикусывает и оттягивает кожу. Берется на пуговки на рубашке и расстегивает несколько верхних.
Гладит подушечками пальцев кадык, возбуждается сильнее из-за того, что Гаврила колючий. Его шея. Щеки. Пахнет вкусно – дым, мороз, он сам.
Поля шире расставляет ноги, когда Гаврила проезжается ладонью по ее животу и накрывает лобок.
Она не врет, конечно. Там – готовая.
Наслаждается тем, как Гаврила натирает половые губы, задевает клитор. Свободной рукой сжимает и прокручивает вставший сосок. Это прекрасные ощущения.
Но сегодня важно кончить не ей.
Преодолевая желание сдаться и насаживаться на пальцы, Поля опускается на пятки. Стягивает с рельефных плечей рубашку.
Смотрит вниз. Сначала расстегивает ремень. За ним – пуговицу и молнию на мужских джинсах.
Спускает боксеры, сжимает твердый член и ведет несколько раз кулаком по стволу.
Подняв взгляд, видит, как Гаврила кривится.
Это не из-за того, что плохо. Просто перенапряжение.
Нужно расслабить.
Прижавшись коротко к уголку губ Гаврилы, Поля опускается перед ним на колени.
– Обожаю это делать.
Признается, поглаживая напряженный член. Раскрывает головку, размазывает по ней выступившую каплю.
Рот наполняется слюной.
– Что «это»? – слыша вопрос Гаврилы, поднимает взгляд. Он горит. Весь. Ему сейчас нужно остро. Грубо и искренне.
– Тебе сосать.
В её словах – ни грамма лжи. Она высовывает язык, тянется к члену и ведет кончиком по уздечке, вбирает головку в рот. Продолжает сжимать ствол у основания, начиная делать то, что обожает.
Сначала пытаясь победить Гаврилу и его сдержанность. Ласкает языком венки, втягивает сильнее, задерживается, давая прочувствовать головкой нёбо.
Потом – они просто вдвоем теряются.
Когда на ее голову ложится мужская рука, Гаврила наматывает волосы и ругается, подаваясь бедрами навстречу рту, Полина тоже стонет.
Она берет глубоко, получая удовольствие и с каждым его движением всё сильнее возбуждаясь. Между её ног тоже пульсирует. Она шире разводит колени и скользит по влажным половым губам своими пальцами.
Чувствует, что член во рту набухает сильнее.
Гаврила ускоряет темп проникновений – она тоже ускоряет собственные ласки.
Полине безумно хочется довести дело до конца, сначала почувствовать вкус спермы на языке, а потом уже кончить, но Гаврила подхватывает и поднимает ее раньше, чем это происходит.
Он разворачивает Полину и вдавливает ноющей грудью в холодный кафель.
Она упирается руками, чтобы не упасть.
Гаврила поднимает ее ногу, держит навесу и резко толкается влажным из-за слюны членом во влагалище, прикусывая плечо.
Движется назад и ещё резче в неё. Так проникновения получаются максимально глубокими. А сам секс – абсолютно им контролируемым.
Полина не сдерживает вскрик. Это слишком хорошо.
Гаврила таранит её членом быстрее и сильнее, чем она даже в теории могла бы выдержать ртом.
Снизу так влажно, что аж не верится.
Под звуки собственного протяжного вскрика Полю размазывает оргазмом, который Гаврила, кажется, не замечает.
Она пытается хватать ртом воздух, но практически не получается, потому что Гаврила выталкивает его каждым своим движением.
Поворачивает Полину голову, ныряет в рот языком, заполняя собой сверху и снизу.
Когда она старается выгнуться сильнее навстречу его проникновениям, Гаврила ругается грязно. Выходит, уже извергаясь. На пике оргазма.
Сперма стреляет на ягодицы, попадает на половые губы, стекает по бедрам… Ванная моментально заполняется его пряным запахом…
Они дышат тяжело, сохраняя молчание. Руки Гаврилы уперты по обе стороны от Полиной головы.
Поля знает, что Гаврила смотрит вниз. Саму тоже штормит. Кажется, что шкалит давление. Этот момент невозможно пережить.
Она отталкивается рукой от стены, едет вниз по телу, трогает себя между ног, собирает каплю с бедра, поворачивает голову и тянет палец ко рту.
Видит во взгляде Гаврилы вспышку, с наслаждением сначала слизывает, а потом сглатывает.
– Сумасшедшая, блин… – Он вроде бы не комплимент делает, а Поле всё равно тепло. Потому что с улыбкой. Потому что разворачивает, сгребает в объятья, целует в висок. – Любовь моя сумасшедшая.
– Тебе легче?
Они снова обнимаются. Она снова дрожит. Но страха перед Гаврилой и его поступком в ней уже нет.
– Мне охуенно хорошо… Тебе не слишком было?
– Всё тело ноет. Но я обожаю, когда так. Хочу, чтобы ты часто-часто так меня брал. Устала быть жертвой. Хочу быть живой для тебя.
Им хватает десяти минут, чтобы продышаться, воспользоваться душем и снова выйти в спальню.
Секс – это прекрасно, но Полина даже не пытается заниматься самообманом: Гаврила приехал в первую очередь поговорить.
Он возвращается в комнату первым. Поля – с опозданием в полминуты. Ей нужна пара секунд, чтобы настроиться.
Она покоряется его просьбе сесть на кровать.
Волнуется, конечно, но уже не так, как раньше.
И он совсем не так напряжен.
Присаживается на корточки, берет в свои руки её, гладит большими пальцами ладошки.
– Придется уехать, малыш. – Режет без ножа, хоть изначально было понятно, что рано или поздно эти слова Поля услышит.
– Вдвоем? – она и сама знает, что нет, но спрашивает, как дура. Гаврила еще не отвечает, а ей уже больно.
Он улыбается, немного наклоняет голову, сглаживает своим:
– Пока нет. Мне нужно закончить все дела. Я буду приезжать. Не часто, но обещаю.
– Но когда-то ты приедешь окончательно? – как бы Полина ни хотела, на глаза всё равно наворачиваются слезы. Она даже не пытается их скрыть. Гаврила видит. Снова улыбается и тянется к щеке, чтобы смахнуть.
– Да. Как только смогу Гордеева оставить, чтобы он тут хуйни не наворотил – приеду окончательно.
Он совсем не определяет сроки. Это может тянуться годами, но Полина принимает это и кивает.
Лучше так, чем вообще без него.
Вообще без него она умрет.
– Есть пара дней, Поль. Подумай, что тебе важно успеть. Дальше – всё. Год хотя бы ты точно сюда не вернешься. А Полиной Павловской уже никогда.
– Хочу попрощаться с Сабой, – Полина просит, чувствуя, как по щеке скатывается новая слеза. Ей не нужно долго и хорошо думать. Всё важное для нее находится сейчас в этой комнате. И это важное забрать она не сможет. Но и уехать, не попрощавшись с Сабиной, тоже.
– Ты ей доверяешь?
– Да, как себе.
– Хорошо. Организуем.
– И… – Поля начинает, но запинается. Ей не нужна встреча с мамой. Не нужны вещи из квартиры. Не нужны деньги. Ценности. Записи. Пусть всё сгорит, ей без разницы. Есть только одно желание. Восемь лет она мечтала об одном.
– И что? Хорошо подумай, Полюшк. Я не тороплю, но лучше скажи сегодня. Надо же успеть...
– Отвезешь меня в Любичи? – Попасть туда, где они были неповторимо счастливы.