Нерушимые обеты

Глава 35

– Волнуешься?

– Очень. Аж коленки трясутся, – Полина признается, поворачивая голову к Гавриле и робко улыбаясь в ответ на его улыбку.

Чтобы не тряслись, он накрывает левую ладонью и гладит нежную кожу на внутренней стороне большим пальцем.

Поля же млеет от его касаний. В них всё – любовь, абсолютное право обладать, уверенность, спокойствие.

Он ничего не боится. Он настолько в себе уверен, что Полина сдается этой уверенности.

Они выехали в Любичи поздним вечером. Нельзя сказать, что особенно прятались. Об этом тоже можно было бы волноваться, но Полина отбрасывает от себя лишние мысли.

Если Гаврила что-то делает – он уверен, что так можно.

Прощаясь с Агатой, Полина чувствовала искреннее сожаление. Не сложись их жизни настолько неожиданным образом, они никогда не встретились бы. Негде было бы пересечься. Но о новом знакомстве Поля не жалела. Знала, с её отъездом их связь не разорвется насовсем.

Иногда они будут списываться, созваниваться. Даст бог – может даже увидятся ещё.

Но когда – не загадывала.

Ведущая в Любичи дорога не так идеальна, как те, что ведут в элитные поселки вокруг столицы. Чем ближе деревня – тем чаще потряхивает. И тем быстрее у Полины бьется сердце.

Она пытается в темных силуэтах распознать те же виды, которые восемь лет травили душу. Но чувства сейчас другие. Куда больше тоски, чем предвкушения.

С тех пор всё изменилось. И Любичи тоже.

Не зря она струсила когда-то на пути в эту одновременно манящую и пугающую деревню. Сама не справилась бы. Хорошо, что сейчас рядом есть Гаврила.

Поля поглаживает его руку, которая по прошествии пяти минут опять на её колене.

С замиранием сердца следит за приближением к темному-темному огромному дому.

Знает, что этот – Гаврилов. И он совсем не такой, как тот, что живет в её памяти.

Ворота теперь разъезжаются сами. На увеличившемся втрое за счет выкупа соседних участков дворе и не пахнет старыми деревьями и сухой травой. Здесь идеально. Очень похоже на то, как всё устроено в доме Гордеева… Но не хватает души.

Полина старается, чтобы разочарование не отразилось на лице.

Выходит из машины, не дожидаясь, пока Гаврила обойдет её и поможет.

– Куда спешишь? – ему это не нравится. Поля оглядывается, а Гаврила подходит и легонько хлопает по ягодицам.

Прижавшись губами к её щеке, идет дальше к багажнику.

Они навезли всякого. Гаврила пообещал, что два последних дня он посвятит ей.

Поэтому снова, как когда-то, заносит пакеты в новый дом, пока Полина со страхом оглядывается.

По обретенной вчера привычке ведет по голове и мурашки по коже… Непривычно. Будто это не она.

Вместо длинных русых волос на голове у нее белый короткий ежик. Для глаз в сумке лежат голубые линзы. Стригла и красила её Агата. Объяснила, что за годы затворничества многому научилась.

Говоря честно, Полину одинаково выбила бы из колеи и идеальная новая прическа, которая даже, наверное, идет, освежает образ, и покрась её Агата под леопарда.

Это настолько непривычно, что смотришь в зеркало и кажется, что не на себя. Сложно привыкнуть. Получится ли — Поля не знает.

Гаврила врет, что ему все нравится, но Поля знает — по доброй воле он бы о таком не просил. Но у нее скоро будут новые документы на новое имя с новой фотографией. И жизнь тоже будет новая. Страшно...

Поля следит за тем, как на первом этаже по мере движения Гаврилы зажигается свет. Здесь очень много громадных окон, которые нагло воруют уют.

Гостья смотрит туда, где теперь кухня, и жмурится, обнимая плечи руками. Мурашки побежали. Она вспомнила, как солнечные лучи пробивались через листья яблони и кружевные занавески, путались в её волосах.

Теперь всего этого нет.

Взяв себя в руки, она тоже заходит в дом. Осматривается, любуется.

Опускает взгляд вниз, выставляет ногу и жмет на пол. Ничего. А когда-то всё тихонечко скрипело...

Поля закусывает губу, переживая новый приступ досады. Она не та. И дом не тот. Почему решила, что сможет вернуться в те дни?

Когда Гаврила возвращается к ней, Поля отвечает на объятья. Гладит мужчину по волосам, а он прижимается губами к скуле, щеке, ушку…

– Не то, да? – он слишком прозорлив. В ответ на его тихий вопрос стоило бы соврать, но Полина врать ему не хочет.

– Не то… – Признается, сильнее прижимаясь телом к телу.

– И мне так кажется. Совсем не то, но может ты поправишь.

Полина кивает, обещая себе, что они здесь снова почувствуют то же, что чувствовали тогда. Абсолютное счастье.

Им это необходимо. И похуй, в каком интерьере.

Впереди – тяжелая разлука. Ей нужно увезти с собой как можно больше его любви. В чемодан её не запакуешь.

– Ты голодный? – Полина спрашивает, откидываясь назад и внимательно смотря в лицо Гаврилы.

Он продолжает к ней привыкать. Скользит по прически, спускается к глазам. У него темнеет взгляд. На губах улыбка играет. Прекрасно понятно, о чем он думает. Низ Полиного живота в ответ на эти мысли тяжелеет.

Она скользит ладонями от мужских висков вверх, поглаживая. У них теперь почти одинаковые прически. Забавно…

– Я про еду, – девушка уточняет, продолжая чувствовать, как кровь приливает к промежности. Они сегодня спать не будут. Зачем? Но ему, наверное, стоило бы подкрепиться. А в ней проснулось желание готовить.

Впервые за… Даже нет смысла считать.

– Можно что-то легкое.

– Салат?

– Давай салат. Сейчас покажу, что-где на кухне. Вещи в спальню занесу. Ты переоденешься? – Поля кивает, позволяя увлечь себя за руку в сторону одной из дальних комнат на первом этаже.

Кухня, как и всё здесь, выглядит шикарно. Не придраться.

В таком стерильном доме невероятно удобно было бы жить. Полина оглядывается и ловит себя на том, что он словно тоже оживает.

Здесь нет уходящей в глубину поколений истории, но здесь можно было бы написать свою с чистого листа.

– Хорошо, я в душ хочу. Пустишь?

Конечно, она пустит.

Гаврила целует её коротко в губы и взлетает на второй этаж. Полина слышит, как ходит там. Открывает-закрывает двери. Кричит: «я свет не выключаю на лестнице и здесь».

А потом закрывается в ванной. Полина же прислушивается к себе.

В животе странный дискомфорт. Похожий на бабочек влюбленности.

До сих пор сложно поверить, что происходящее с ними – реальность.

Но ей некогда себя же убеждать. Нужно просто наслаждаться.

Поэтому она раскладывает продукты, поднимается на второй этаж. Находит спальню быстро – Гаврила оставил в ней включенный свет и открытой дверь.

Спальня тоже прекрасна. Просторная, не перегруженная, близка к идеальности.

Нанятому Гаврилой дизайнеру можно смело выписывать премию.

Доставая из сумки вещи, Полина думает о том, что новый дом нужно при нем как можно чаще хвалить.

Она запрыгивает в джинсы и свитер, потому что в доме пока прохладно.

Он постепенно нагреется, это понятно, но пока что голые ступни покалывает.

Шепчет "вот черт", по старой привычке планируя собрать волосы, которых больше нет...

Проходя мимо ванной, Полина замирает. Закусывает губу и чуть колеблется.

Дальше – на была не была.

Дергает ручку, улыбается, ловя лицом густой пар.

Зайдя внутрь, Поля зачем-то всё же защелкивает замок.

Обернувшись, улыбается шире.

Гаврила стоит за прозрачной запотевшей створкой. По волосам и красивому телу скатываются потоки воды и пена.

От открывающегося зрелища её привычно штормит.

Поля раздевается, подходит со спины и обнимает, прижимаясь к лопатке ухом.

Гаврила дергается сначала, потому что правда не слышал, чуть резковато поворачивает голову, но, конечно же, не выгоняет.

Полина гладит его грудь, едет ниже, он накрывает женские пальцы своими.

– Салата не будет, да? – на полушуточный вопрос она реагирует ненастоящей обидой. Дует губы, ждет, пока Гаврила развернется. Он подхватывает ее под ягодицы, поднимает так, чтобы её лицо было на уровне с его и вжимает спиной в мокрую стену.

– Он будет вкуснее, если меня вдохновить, – Гаврила улыбается в ответ.

Тянется к её губам, приказывает, "держись ногами, хочу тебя потрогать", а потом сжимает груди. Ласкает их, а говорит, смотря в лицо:

– Я ни о чем больше думать не могу, только о том, сколько блять во мне для тебя вдохновения.

Мнет, гладит. Целует и кусает. Трется кожей о кожу, целует страстно.

Разгоряченная ласками Полина чувствует первый толчок членом, принимает его с улыбкой. Сильнее обнимает Гаврилу за шею и прикусывает мочку уха.

Высовывает язык, ведет кончиком по шее…

Гаврила начинает двигаться. С каждым новым проникновением ускоряется. Сжимает женские ягодицы, сам определяет темп и глубину.

Пожар между ног Полины разгорается сильнее. Член идеально скользит и дело совсем не в воде.

Эгоистично хочется сосредоточиться на себе. Поэтому Поля откидывается, вжимаясь затылком в кафель. Закрывает глаза и постанывает. Тонет в страсти. Мечтает взорваться.

Острые соски царапают мужскую грудь. Дыхание Гаврилы ускоряется.

Он тянется к Полиному лицу и прикусывает. Подбородок. Шею. Ищет губы.

Ускоряется. Бьется бедрами о бедра, понятия не имея, как Полине горячо там.

Она кончает со вскриком, продолжая чувствовать кажущиеся теперь слишком острыми проникновения.

Она сумасшедшая и он сумасшедший. Они снова ходят по лезвию, но снова не падают.

Гаврила выходит из неё за мгновение до своего оргазма. Сперма брызгает на животы и бедра.

Полина смотрит вниз, поражаясь внезапно пойманной красоте происходящего, а потом вверх – в тёмные-тёмные глаза.

Её кожа болезненно сжата мужскими пальцами. Он дышит рвано и с напряжением. Тянется за поцелуем, Поля отвечает.

Опускает дрожащую ногу на пол, продолжая второй обнимать.

Гаврила будто проверяет, может ли она ещё, а может просто сперму размазывает, проезжаясь пальцами по половым губам. Трет, не разрывая поцелуй…

Когда Поля упирается в плечи и немного давит, он отдаляется и внимательно смотрит:

– Мне нужно пережить, – она признается, не боясь обиды или осуждения. В ответ получает кивок.

Поля вжимается лбом в мужскую грудь, опуская на мокрый кафельный пол и вторую ногу тоже. Постепенно успокаивается под гул вылетающего из мужской груди сердца.

Сейчас знает точно – это будут очередные лучшие дни в её жизни.

– Я передумала. Всё то…

Гаврила не сразу понимает, о чем речь, а когда да – хмыкает и целует в короткие волосы.