Нетронутые снега

27

Олени после тяжелого пути хорошо отдохнули на широкой долине Комюсь-Юряха, богатой ягелем. Каюры тепло распрощались с разведчиками и уехали.

Петр остался с экспедицией. Он отправил домой своих оленей, полученные за дорогу деньги и подарки.

Узов сидел один в бараке за своим неуклюжим столом, сколоченным из досок от ящика. Справа у него лежали счеты. Толстая бухгалтерская книга была раскрыта.

Как всегда, мягко ступая, в барак вошел Петр. Узов поднял голову и положил ручку на чернильный прибор:

— Как жизнь молодая, не скучаешь еще?

— Жизнь хорошая, зачем скучать.

— Слушай, Петр, чего это ты решил у нас остаться, ведь у тебя дома невеста?

— Мне хорошо у вас, вы все дружные, и начальник ваш хороший.

— А с невестой-то ты как решил? — снова спросил Узов.

— Невесту потом сюда привезу. Я теперь буду всегда с вами. Только мне, однако, работу надо подходящую подыскать.

— О работе не тужи. Работы у тебя будет много. Вот видишь, какой у меня стол плохой, а вот здесь мне нужна, — Узов показал на стену, — здесь мне нужна полка для книг. Я тебя как-то из виду упустил, ты там с оленями своими возился, а я здесь строил и выстроил такой стол, что сидеть за ним опасно.

Петр осмотрел его, оперся рукой. Стол заскрипел и покосился.

В барак вошел Аргунов с врачом.

— Вот мы, Николай Федорович, с Петром, — начал Узов, — разговариваем о работе. Я ему предлагаю в первую очередь помочь мне… кое-что поделать тут. Вот хотя бы стол.

— Николай Федорович, — обратился врач, — я думаю, в первую очередь столяр нужен мне. В моей амбулатории-стационаре сидеть даже не на чем.

— Да что вы, Леонид Петрович, обождите, — проговорил Узов, — ведь у вас нет ни одного больного. Вы же сами утверждали, что старатели все здоровы. По-моему, вам вполне можно подождать.

— Как ни одного больного! А дядя Гриша?

— Но ведь он утром же и выписался.

— Одну минуточку, товарищи, — прервал спорящих Аргунов, — для Петра есть дело более важное, чем столики и стулики. Нам нужно ежедневно свежее мясо. Не приведи бог, если у кого откроется цинга.

— Совершенно верно, — согласился врач.

— Вот Петр и пойдет с Романычем к Даниле Кузьмичу. Вы согласны со мной, Леонид Петрович?

— Согласен вполне согласен. Пожалуй, и я с ними пойду, — сказал врач.

— А потом, действительно, можно будет вам, доктор, изготовить все, что нужно для стационара, и переделать этот уродливый стол, — продолжал Аргунов.

— Согласен, как дважды два, — подтвердил бухгалтер и бросил на счеты четыре косточки.

В барак вошел Сохатый.

— Вот, кстати, и Романыч, — обрадовался, Аргунов. — Ступайте. Да смотри, если дал слово, держи его, не обманывай. Верь всем. Можешь вперед давать деньги. Будь здесь всем другом.

— Да я не первый день в тайге… Николай Федорович, разреши-ка мне сказать свою думку. Давно уж хочу, да никак не потрафлю во-времечко, ты все занят и занят с этими шурфами. Про мясо я, конечно, договорюсь, питанием всех обеспечу на славу. Но не пора ли мне оставить хозяйственную службу? Может, это и стариковское дело — верховодить кастрюлями, но я хочу переходить на разведку. Пусть кто-нибудь другой возьмется за обеспечение. У кого характер лежит к этому делу.

Аргунов сел за письменный стол к Узову.

— Говоришь, стариковское? — спросил он.

— Я думаю на разведку, — настаивал Сохатый.

— Нет, Романыч, пока занимайся этим. Вот как найдем золото, тогда все решится, кому какую службу нести.

— Значит, когда найдем, тогда?

— Да, Романыч, придется тебе немного потерпеть, — и Аргунов улыбнулся.

Бригада дедушки Пыха на разведочной линии сразу же приступила к работе.

К ней присоединилось еще три человека из артели Выгоды. Как ни странно, дольше всех не соглашался бросать ямы дядя Гриша. Хотя он и ждал разведчиков больше, чем кто-либо иной из старателей, но сейчас заупрямился и заявил, что бросить ямы он не согласен. Его пугала одна мысль. Всю свою долгую жизнь старатель получал за свои труды тяжелый, желтый металл, а теперь он будет получать бумажные деньги. С этим смириться он не мог.

— Да они, рубли-то, у меня из рук высыпятся, — полушутя говорил старатель.

Когда артель собралась, Бояркин повел ее на Безымянный. В эту минуту «управляющий» еще был не согласен. Но стоило его товарищам отойти каких-нибудь двадцать-тридцать шагов, как дядя Гриша соскочил с отвальчика, на котором сидел, и побежал вдогонку.

…Молодой приискатель Андрейка уже прошел растительный слой в своем шурфе. Когда около него появился Бояркин, он удало бил обухом кайлы в камень-плиту.

— Мне кажется, Андрей, что ты взял шире стандарта, — сказал техник, осмотрев шурф.

— Если тебе кажется, то перекрестись, а у меня размеры шурфа правильные, какие дал товарищ Шилкин.

— А чего это ты на меня дуешься?

— Ничего не дуюсь.

— Я же вижу.

— Что-то ты часто стал ходить любоваться на реку.

— Вот ты о чем! Теперь я понял.

— Тут и понимать нечего.

Андрейка, поплевав на руки, с остервенением взялся за лопату. Подошел дядя Гриша.

— А как ты думаешь, Андрейка, мне разрешит начальник за промывку взяться?

— Про это говорить еще рано, вот как добьем шурфы, тогда и о промывке говорить будем.

— А я хочу заранее побеспокоиться об этом.

Дядя Гриша еще долго толковал с Андрейкой, уверяя его, что ему непременно доверят этот важный участок в работе разведчиков.

Бояркин пождал, пождал и пошел осматривать другие шурфы.

С утра Сохатый с Петром побывали в юрте охотника.

И обо всем бы они хорошо договорились, но Данила Кузьмич наотрез отказался получить от разведчиков деньги за мясо.

И сейчас на вопрос Аргунова, правильно ли он разъяснил все охотнику, Сохатый ответил:

— Да как же, разъяснял я ему, уговаривал. Он и к другим охотникам обещал съездить, чтобы и те помогли… А вот плату ни в какую не соглашается брать. «Мы, говорит, вас ждали вместе с дедушкой Пыхом, как я могу брать деньги. Я помогать должен вам», — вот он как заявил, Николай Федорович.

— А ты не брал с собой? — спросил Аргунов, выразительно прищелкнув пальцем.

— Ни одного золотника не брал! — торжественно произнес Романыч. — Пьяная баба корову доить не пойдет, а разве же можно выпивши про дело говорить. Я знаю, случись что-нибудь, труба тогда мне. Вот хоть у Петра спроси, ой не соврет.

— Не было, — заверил Петр. Сохатый продолжал:

— На прощание я ему сказал, что у нас пока есть мясо, а то, думаю, возьмет да и приведет оленей без всякой платы, а мне потом отдувайся за него. Ты же скажешь: вот Романыч у нас коммерсант так коммерсант! Позор тогда мне.

— Хорошо, иди отдыхай. У Данилы Кузьмича я побываю сам.