Нетронутые снега

6

Джемс сидел за столом и читал изрядно потрепанную книгу. Вернее сказать, он просто смотрел в книгу, мысли его витали где-то возле его будущего богатства.

Дик, обнаженный по пояс, избивал грушу, подвешенную в углу для тренировки.

— Будет тебе стучать, читать не даешь. И вообще меня выводит из терпения эта твоя дурацкая затея.

Дик сделал глубокий вдох и сказал, обращаясь больше к себе, нежели к Джемсу.

— На сегодня, пожалуй, хватит.

Он снял перчатки, повесил их на гвоздь рядом с грушей и сделал несколько приседаний. Потом обтер полотенцем слегка вспотевший торс.

— Слушай, старина, ты должен понять, что чем больше я колочу этот глупый пузырь, тем крепче моя рука держит приклад винчестера. Я с одного выстрела разбиваю грецкий орех на сто ярдов, пронзаю бекаса влет, я…

— Довольно, хватит молоть.

— А ты знаешь, я вспомнил один случай, который, произошел со мной на соревновании. Это было лет десять тому назад, я…

— Знаю, хорошо знаю, — перебил Джемс, — ты обстрелял на национальных стрельбах чемпиона Америки. Я слышал от тебя об этом в первый же день нашего знакомства и потом еще слышал не одну сотню раз твое вранье.

Дик никогда не обижался, если ему не верил Джемс. Он и сам не верил многим рассказам своего партнера.

— Ты считаешь меня болтуном, а моей стрельбе, если хочешь знать, позавидовал бы сам дьявол. И в тот раз, если бы не мой точный выстрел, то лежать бы мне с простреленным черепом.

— А вот мой дед, который чуть не стал миллионером, говорит, что от глупой головы пули летят рикошетом.

— Глупая голова! Вспомни о трех приискателях. Я думаю, ты их хорошо помнишь? А? — с ехидством спросил Дик. — Да если бы тогда не мой выстрел, которому бы позавидовал сам чемпион Америки, то ты давно бы не ел оленьи языки и медвежьи отбивные.

— Хвастун.

— Вспомни, как тебя душил приискатель. Он тебе чуть не откусил нос. Представляю, наш старина без носа, и мордочка гладкая, как сковородка.

Дик весело и громко захохотал.

— Старина без носа!.. Как сковородка!

Глаза Джемса сузились и налились кровью, зубы заскрипели. Он одним движением схватил нож и бросился на своего компаньона. Дик отскочил. Рука Джемса с ножом уже была занесена для удара, но Дик ловко поймал эту руку и ударом слева уложил своего противника. Толстенькая фигурка грохнулась, как подкошенная.

— Умалишенный!

Капли пота выступили на лице Дика. Белесый шрам, идущий от самого глаза до нижней челюсти, стал багровым. Мускулы на щеке все еще подергивались, а глаз почти закрылся. Но, несмотря на нервное напряжение, Дик словно заправский судья на ринге, высоко размахивая рукой, сосчитал до десяти. Потом поднял Джемса и уложил его на кровать.

— Умалишенный! Моли бога, что я сегодня видел во сне свою дорогушу, и у меня доброе настроение.

Дику больше не хотелось ни минуты оставаться вместе с Джемсом. Он взял винчестер, оделся и вышел. Нацепив лыжи, он заскользил вдоль долины. Забравшись на высокую гору, быстро покатился вниз, лавируя между кустиками, делая крутые повороты. Он наслаждался скоростью. Но вот он выкатился на широкое поле и остановился. На снегу был хорошо виден след лисы и глубокая черта вдоль него. Дик сразу же понял, что это прошла лиса с капканом. Такой след ему уже приходилось видеть. Дик, не теряя времени, развернул лыжи и помчался по следу.

…Ярко блестит снег. Андрейка и Сарданга шли на лыжах вдоль широкой долины.

— Стой, Андрейка, стой. Вот хороший лисий переход. Давай здесь поставим капкан.

Девушка сбросила рукавицы и ловко скинула кожаный мешочек, который был у нее за плечами. Она опустилась на колени, вынула из мешочка небольшой ремешок и двухпружинный капкан. Сложила ремешок вдвое и, чтобы перерезать его, вытащила из-за пояса нож.

— Какой интересный нож. Что у него на ручке вырезано? — Андрейка с любопытством разглядывал рукоять ножа.

— А ты знаешь, чей он?

— Разве не твой?

— Этот нож вчера дедушка нашел возле нашей юрты.

— А кто его потерял? — удивился Андрейка.

— Кто потерял, не знаю. А нож этот моего отца. Когда он уходил последний раз, нож был у него, а вот вчера дедушка у юрты нашел.

— Откуда же он вдруг появился?

— А кто его знает.

— Странно. — Андрейка нахмурился и, сразу забыв о ноже, живо представил вчерашнюю схватку.

«У-у, долговязый! Туда же!»

Девушка взяла капкан, направила насторожку и начала сжимать тугие пружины. Андрейка сидел рядом на снегу и любовался ловкостью девушки. Юная охотница медленно сдавливала пружины.

— Давай я помогу, — предложил свои услуги Андрейка.

Он протянул руки, склонился ниже, помогая взводить пружины, и вдруг, сам не зная как и почему, поцеловал Сардангу в щеку. Девушка откинулась назад и внезапно опустила пружины. Дуги капкана крепко охватили пальцы Андрейки. Он вскрикнул. Сарданга увидела его пальцы в капкане и залилась смехом. Сконфуженный, он морщился от боли.

— Вот крупный лис попался! Однако мне теперь придется помогать, — смеясь, проговорила девушка и быстро сжала пружины.

Андрейка, морщась и не смея взглянуть на юную охотницу, растирал отдавленные пальцы. А та, как ни в чем не бывало, насторожила капкан, аккуратно маленькой деревянной лопаточкой сделала небольшую нишу под самым следом лисы и поставила его туда. Замаскировав капкан, она стала маскировать и свои следы. Поцелуй прошел как бы незамеченным.

— Но, вот и все. Теперь в этот капкан уж если попадется, то настоящий лис. Пойдем смотреть, что попало в те наши капканы.

Они быстро и легко покатились вдоль мелкого перелеска и пересекли небольшую поляну.

— Правее, Андрейка. Капкан стоит вон возле того куста.

Подкатились к кусту.

— Во та-та! Лиса ушла с одним капканом, а потаск оторвала, — осмотрев место, сказала охотница.

Андрейка поднял небольшое березовое полешко и стал рассматривать.

— Ремешок подвел.

— Бывает и так. Давай догонять будем. Лиса-то, видно, чернобурка.

— Но! А ты как узнала? — удивился молодой охотник.

— А вот видишь волоски из ее шубки.

— Правда, чернобурая, — согласился Андрейка, рассматривая несколько волосков, которые подала ему Сарданга.

Они направились по следу лисы.

— Вот хорошо, что лиса сюда пошла, туда ушел дедушка капканы проверять.

Сарданга с Андрейкой катились по следу, пересекая то ложок, то молодые поросли березняка. Вот они вышли на большое поле.

— Кто-то уже нас опередил, — сказал Андрейка, показывая на лыжню.

Девушка внимательно осмотрела лыжню.

— Это Дик, у него всегда правая лыжа чертит. Вот худой человек.

— Чужой лисой хочет поживиться, — сразу опять распалился Андрейка. — Пойдем догонять его и отберем нашу лису.

Они снова идут по следу. Пересекли реку Комюсь-Юрях и вышли на чистый луг.

— Вон, смотри, еще одна лыжня справа. Интересно, кто это прошел.

Они подкатились к тому месту, где сходились две лыжни, и девушка внимательно стала осматривать оба следа.

— Дедушка прошел, — радостно воскликнула Сарданга. — Опоздал американец. Вот видишь кровь, это дедушка подстрелил здесь нашу лису.

— А как ты знаешь, что дедушка здесь был раньше Дика.

— Ты разве слепой? Видишь, Дик его след затоптал, значит, он после дедушки пришел.

— Точно, — согласился молодой охотник, уязвленный словами девушки.

…Дик подошел к тому месту, где Данила Кузьмич взял лису, и долго стоял, сожалея, что не ему досталась дорогая добыча. Посмотрев еще раз на капли крови, Дик направился прямо к юрте. Когда американец зашел к Даниле Кузьмичу, якут сидел на шкуре, разостланной возле печки, и что-то выстругивал длинным и острым ножом. Дик присмотрелся и понял, что старый охотник делает самолов на горностая.

Американец всегда удивлялся искусству этих дикарей, как он называл про себя якутов. Они умеют отлично выковывать из старого подпилка красивые и прочные ножи. Этими самодельными ножами выделывают такие изящные вещи, которых не смастеришь и хорошим инструментом. Взять хотя бы вот этот самолов. В продольных стойках так чисто выбраны пазики, где будет ходить давок, и так хитро и вместе с тем просто устроена насторожка, что стоит только горностаю коснуться лапкой прутика, и он сразу же будет убит, а дорогая шкурка при этом останется совершенно целой.

Данила Кузьмич отвечал на вопросы Дика, не отрываясь от работы. Охотник не любил этого американца и его товарища. Правда, они ничего плохого ему не сделали, наоборот, когда они приходили, то были очень приветливы и разговорчивы. Но сам он бывал у них редко — худые люди. Первый раз он зашел к ним, возвращаясь с охоты. Подошел к землянке и увидел: в железном пробое на дверях висел большой замок. Данила Кузьмич долго вертел замок, и ему показалось обидно. Своей юрты он никогда не замыкал. Разве охотник может быть вором! Разве здесь есть воры!

Данила Кузьмич хорошо помнил, хотя и был тогда еще парнишкой, как в трудный год у охотников вышли порох, свинец, и они начали голодать. А на фактории у американа стоял полный амбар с хорошими продуктами, там даже мука была, сахар был. Люди умирали с голоду, но как возьмешь все это! Начальник печать повесил и уехал. Кто даст порох? Кто даст продукты? Много людей умерло, пока американ вернулся.

А тут замок висит! Зачем висит?

Спустя немного времени, Данила Кузьмич снова зашел к американцам. На этот раз они были дома. Посидел, поговорил, и они его не угостили чаем. Как можно отпустить человека без чаю, когда он зашел с мороза погреться! Как можно говорить о новостях в тайге, когда не глотаешь крепкий горячий чай! Застревают слова в сухом горле. Нет, не нравились старому охотнику такие люди.

Данила Кузьмич решил нарушить закон тайги. И стал их принимать так же, «по-американски», без угощения. Вот и сейчас они сидели и разговаривали. Но Данила Кузьмич не предлагал гостю чаю.

— Ну, а как идет охота? — поинтересовался Дик.

— Во! Сегодня попалась.

Охотник взял шкурку чернобурой лисы и бросил Дику. Как будто сноп ярких искр рассыпался на коленях у Дика. Пышный мех, освещенный огнем печки, отливал серебристым блеском, и в каком-то сказочном переливе по нему будто катались, то угасая, то вспыхивая, тысячи алмазных блесток.

— Какая чудесная! — восхитился Дик.

Он даже приподнялся, любуясь красивым мехом. Охотник улыбался, глядя на Дика, который с жадностью смотрел на дорогую шкурку, сожалея, что не опередил охотника.

— Дорогая! — как бы в ответ на свои мысли проговорил американец.

Данила Кузьмич кивнул головой, не выпуская изо рта трубку.

— Ты, наверное, тоже поймал лису? Я тебя много учил, как капкан надо ставить, как снег маленько засыпать. Чистый капкан надо ставить, голой рукой капкан брать нельзя. Лиса чуять будет, бояться будет. Много знать надо, тогда маленько обманешь лису.

— Нет, у меня что-то не получается с этим делом. Никак не могу поймать.

— А сын мой и Сарданга ловко обманывают. Эту лису они поймали. Однако, лучше меня ловят, — и охотник засмеялся.

— Они что, наверное, капканы смотреть ушли?

— Нет, сын уехал.

— Куда?

— Далеко уехал.

— К кому это он надумал? На факторию, наверно?

— Нет, письмо повез.

— Письмо! Кому письмо? Какое?

— Пых написал про наше золото в Москву. Пусть Москва знает.

— Вот еще надумал… Скажи ты! Давно уехал? — с беспокойством спросил Дик.

— Нет, совсем недавно.

— Так, так, — в раздумье произнес Дик.

Американец быстро встал и, не попрощавшись, выскочил из юрты.

Сарданга с Андрейкой, неторопливо передвигая лыжи, шли по руслу реки Комюсь-Юрях. Дик, делая большие взмахи руками, быстро катился навстречу молодым охотникам. Как будто не замечая их, он хотел проскользнуть мимо.

— Вы у нас были? — спросила девушка.

— Да, гостил у вас.

— Дедушка дома?

— Дома.

И Дик оттолкнулся палками.

— Эй, подождите-ка! — неожиданно вспомнив, крикнула Сарданга.

Девушка подошла к американцу.

— Возьмите свой нож.

Дик протянул было руку, но рука вдруг застыла в воздухе. Однако через мгновение он уже спокойно взял нож и стал его рассматривать.

— Это не мой. Вы ошиблись, милая девушка, — осклабился он, подавая нож Сарданге.

Оттолкнувшись палками, быстро покатился. Сарданга задумчиво смотрела ему вслед. Потом повернулась к Андрейке.

— Возьми этот нож в подарок, как память о моем отце.

Дик быстро бежал к своей землянке. Он еще не осознал, что может произойти из-за этого письма. Но внутренний голос подсказывал, что им угрожает опасность. Скорей к Джемсу! Джемс разберется и решит, что нужно делать. Дик неутомимо работал руками и ногами, по теряя ни секунды. Еще, еще — и вот последний поворот. Дик отстегнул лыжи и бегом бросился в дверь.

— Джемс! — попытался крикнуть он, но вместо крика вырвался только хрип. Горло пересохло от быстрого бега.

Джемс лежал на кровати и, раскинув руки, крепко спал. Дик бесцеремонно схватил его за ворот и посадил.

— Джемс, старина, ты слышишь? — тяжело дыша, кричал он.

Джемс открыл глаза и потянулся, а Дик торопливо и сбивчиво рассказывал.

— Что ты мелешь! — начиная понимать в чем дело, крикнул Джемс и вскочил с кровати. Он выругался и заметался от стенки к стенке, как пойманный в клетку зверь.

А Дик повторял:

— Письмо в Москву, понимаешь, в Москву… Уехал часа два тому назад.

После утренней истории у Джемса было паршивое настроение. Но он не хотел поддаваться ему и, пока готовил завтрак, пел веселую песенку, стараясь внушить себе, что теперь уже, наверное, недалек тот день, когда они застолбят долину Учугэя и начнут свое большое дело. А десяток минут назад он видел приятный сон. И вот тебе на! От волнения у него даже затряслись колени. Он хорошо понимал, что значило это письмо в Москву о золоте на Учугэе. Оно ставило под удар все их планы, делало их нищими. Он круто повернулся, подскочил к Дику, схватил его за ворот…

— Беги к Степке за оленями… Догонять!

Дик не возразил ни слова, подхватил шапку и выскочил.

Джемс чувствовал себя плохо. Болезненные толчки сердца отдавались в висках. Мысли, одна страшнее другой, проносились в голове. Он запрокинул флягу, сделал несколько глотков спирта, потом схватил со стола трубку, набил табаком и начал раскуривать. Спрессованный табак не горел. Трубка ударилась рикошетом об пол и улетела в угол. Нетерпеливые мысли сменяли одна другую. «Что так долго копается кашалот Дик, надо скорее, скорее. Их всех надо было уже давно перестрелять: и Степку, и охотника, и приискателей… Тысячу раз был прав мой дед, когда говорил, что порох делает людей богатыми, а я пронянчился — и вот на тебе, я нищий».

Ведь когда на Учугэй пришла первая артель приискателей, Дик сразу же предложил их всех до одного убить. Но Джемс не согласился. А потом пришел со своей артелью этот «мистер Выгода», и перебить около двух десятков человек стало не так просто. Тем более, что эти люди не бродили по тайге в одиночку, а все время держались вместе.

Тогда Джемс и Дик сидели за столом и спорили, спорили долго, как им быть с приискателями. В это время к ним зашли четыре человека во главе с Пыхом. Американцы их хорошо приняли и угостили. На вопрос Пыха, что они здесь делают, Джемс заверил, что их совершенно не интересует золото. Они здесь живут и изучают мир и природу.

— А летом мы ловим бабочек, которые порхают на цветочках, и делаем из них коллекцию для самого большого университета в Америке, — пояснил Джемс.

Дедушка Пых им сказал, что они не против ловли бабочек, за которыми американцы так далеко приехали, но напомнил о шести человеках, что жили здесь до них и из которых остался в живых только один. И тут же старшинка артели дал понять, что если случится беда хоть с одним из приискателей, то они перестреляют дальних гостей, как куропаток. Джемс возмутился, выскочил из-за стола. Размахивая руками, он что-то громко говорил, путая русские слова с английскими. Пых понял одно, что Джемс и Дик хотели дружить с приискателями, но теперь никогда больше не придут к ним.

— Пошто не ходить, по-соседски всегда можно приходить, пожалуйста.

…Джемс с беспокойством выглянул в дверь, но Дика с упряжкой все не было.

Только через час пара белоснежных оленей в добротной упряжке выскочила на широкое русло реки Комюсь-Юрях. Впереди на нарте сидел Джемс и без устали шестом-хореем погонял двух рослых быков. Сзади пристроился Дик, держа в руках крупнокалиберный винчестер. Проехав километров пять, они увидели свежий след, оставленный нартой. Не могло быть никакого сомнения, что нарта прошла сегодня: след не был засыпан вчерашней порошей.

Олени бежали дружно. Американцы сосредоточенно смотрели вперед. Они хорошо знали, что посланный с письмом не будет торопиться. Дорога дальняя, и он, сохраняя силы животных, поедет не спеша. Американцы молчали с тех пор, как сели на нарты. Все было ясно без слов. Только бы догнать сына охотника. И вдруг Дик показал рукой на черную движущуюся точку:

— Он! Это он!

Приподнявшись на коленях, Дик всматривался вперед. Джемс тоже встал на колени, но сколько он ни напрягал зрения, ничего увидеть не мог. В это время нарта вильнула и правым полозом ударилась о торос льда. Дик потерял равновесие и полетел в снег, увлекая за собой Джемса. Олени сначала бросились быстрее, но потом, не чувствуя ударов палки, пошли тише. Дик первый вскочил на ноги. Оценив обстановку, он быстро сбросил с себя длинную шубу и в легкой тужурочке кинулся догонять нарту. Морозный ветер дул навстречу. Дышать было тяжело. Казалось, это был не воздух, а ледяная вода, которую он глотал. Нестерпимо ныли зубы, и он чувствовал, как леденело горло.

Когда Дик, размахивая руками, подбежал уже вплотную к нарте, олени, напугавшись, бросились и перешли на рысь. Силы покидали Дика. Еще немного — и он упадет, и уже больше ему не подняться. Сбавив ход, он бежал, боясь запнуться. Олени снова пошли шагом, и Дик снова был близко от нарты. Он бежал, опустив низко руки, стараясь незаметно сокращать расстояние между собой и нартой. Вот уже нарта в каких-нибудь пяти метрах, Дик собрал все свои силы. Вот она уже в четырех. Только бы не бросились снова олени, а то все пропало. Тогда уже ни за какие миллионы не догнать эту проклятую пару оленей. Три метра… Дик молил бога о помощи, клял оленей, себя и Джемса. Еще немного, и он схватится рукой за ремень. Пятьдесят сантиметров. Американец осторожно протянул руку, сделал пошире шаг и упал на нарту. Минуту он лежал неподвижно, потом приподнял голову и натянул ремень. Олени послушно остановились. Держа одной рукой ремень, он подхватил нарту за самый задок и затащил ее, описывая полукруг. Теперь упряжка стояла головой в противоположную сторону. Размахивая руками, он гнал оленей навстречу Джемсу. Тот шел шагом, держа в обеих руках по винчестеру, а через плечо перекинув шубу Дика. Снова Дик развернул таким же образом упряжку. Скорей, скорей, нужно наверстать упущенное время. Они оба не сомневались, что скоро нагонят сына охотника.

Берега реки или широко расступались, или же, наоборот, сужали русло так, как будто хотели задавить вовсе. В этих узких местах поверхность льда была очень торосистой. Джемс и Дик соскакивали с нарты, осторожно проводили оленей и мчались снова. Выскочив из-за крутого поворота, они увидели недалеко от себя спокойно, вразвалку бегущих оленей. Расстояние быстро сокращалось. Едущий впереди не торопился, его шест-хорей лежал рядом. Нарта Джемса проскочила вперед, обогнав преследуемого, и остановилась. Джемс был уже на ногах, держа в руках винчестер. Вот он возле нарты незнакомца, но вдруг его лицо исказилось. Дик тоже от удивления открыл рот. Вместо молодого охотника, перед ними была старуха. Ее глаза смотрели удивленно и испуганно. Джемс в эту минуту так растерялся, казался таким смешным и жалким, что Дик не мог удержаться от смеха. Показывая на старуху, он крикнул:

— Что ж, забирай ее вместо сувенира! Это тебе господь бог послал!

Но нельзя было напрасно терять время на зубоскальство. Они быстро вскочили на свою нарту и снова помчались в погоню.

Вынырнув из-за крутого поворота, они увидели, что два следа от нарт уходили в разные стороны. Джемс резко остановил оленей. Один след шел по реке, другой сворачивал в сторону и уходил в горы.

— Вот тебе на! А теперь куда? — сказал Джемс.

Дик спрыгнул с нарты и стал щупать следы.

— Ну? — с беспокойством спросил Джемс.

— По-моему, вот этот будет свежее.

Дик показал на след, который шел по реке.

И… снова погоня.

Синеватым цветом отливала заснеженная ширь реки. В гряде торосов, в каждом изломе льдин, вспыхивали разных цветов огоньки. Вдоль берегов реки стояли причудливой формы деревья. Будто нагнулись они над зеркалом вод полюбоваться своей дивной красотой, но прилетел с севера белой птицей всесильный мороз и околдовал их, усыпив в разных позах.

Олени мчались по следу.