Свежий ветерок гулял по Учугэю. Аргунов с Петром поднялись по глухому сиверу на высокую гору и остановились, любуясь далью. Гряды гор лежали, протянувшись с севера на юг. Между горами блестела широкими плесами Комюсь-Юрях. Она как будто и вытекала из-под гор и далеко где-то исчезала под горами. Разведчики спустились по крутому склону. Река часто делала резкие повороты и ныряла в тенистую чащу. Они осмотрели подножье горы и пошли вверх по речке. Нигде не встретилось ни пепелища от костра, ни пенька, ни щепки. Кажется, здесь и не бывало никогда человека. Тому, кто бродил по девственной тайге, хорошо известно, как радостно встретить не только пепелище, а просто небольшую затеску на дереве, сделанную рукой человека.
Маленький быстрый ручей трепетно бился между камней, прыгая через них, и торопился спрятаться в россыпь, под заскорузлые корневища. Возле ключа, на свежеизрытой влажной земле, остались следы недавнего пребывания медведя. Большие камни выворочены. Должно быть, медведь искал под ними лакомое.
Река при повороте обнажила пласты пород. Крутой берег стоял стеной.
Аргунов осмотрел породы и решил опробовать. Он промыл две пробы.
— Пусто, Петр, ни одного знака, — сказал Аргунов и сполоснул лоток.
Наконец, они выбрались из густой чащи на открытое место. Кое-где на громадной поляне отдельно друг от друга стояли лиственницы. На одной из них сидел ястреб. Другой высоко кружился над ним. Желтогрудая пташка беспокойно чирикала в кустиках жимолости.
— Петр, смотри, яма!
— Наверно, Соловейкина, — воскликнул радостно Петр.
— Пойдем.
Они подошли к яме.
— Нет, Петр, это не Соловейкина яма, — осмотрев выработку, сказал Аргунов. — Видишь, как насыпан отвал и порода разбросана везде.
— Тогда, наверно, наших старателей, — спокойно сказал Петр.
— Говоришь, наших?
Как-то Аргунов, беседуя с дедушкой Пыхом и Выгодой, спросил у них, не вели ли они разведку в соседних долинах, и оба старателя ему ответили, что у них не было в этом нужды.
— Нет, Петр, это не старательская яма, не походит она на старательскую, — заявил Аргунов.
— А чья же тогда? — удивился Петр.
— Это, наверное… скорее всего здесь старался Данила Кузьмич.
Петр удивленно посмотрел на Аргунова.
— Вот, смотри, товарищ начальник, — Петр показал на высокий пень, — так якут никогда не рубит. Дерево со всех сторон рублено. Кто рубил, не знал, куда оно падать будет. Топор тупой и носок у него сломан. Якут не сломает топор, зачем он будет рубить камень? Он осторожно работает топором. Этот, наверное, первый раз за всю жизнь рубил дерево, сильный он, видишь, как далеко лежат щепки, а не сноровистый. Нет, здесь работал не якут.
Молодой таежник был во всем прав, и его никто не смог бы оспорить. Но Аргунову было понятно и то, что здесь работали не приискатели. Аргунов и Петр детально осмотрели все и пошли от ямы, неизвестно кем пробитой. В густом колке они спустились к ручью и напились воды.
— Наверное, здесь рыба есть, — сказал Петр, — люблю рыбу ловить.
— Я тоже люблю. Вот как-нибудь выберем свободный денек и сходим с тобой на рыбалку, — опять помечтал о долгожданном отдыхе Аргунов.
Они снова углубились в лес и, перевалив через водораздел, начали пробираться через густую чащу. Аргунов, перескакивая толстую валежину, запнулся и упал. Из травы выкатилось что-то белое и круглое. Петр нагнулся и поднял. Это был череп человека.
— Дай-ка его сюда, дай-ка.
И Аргунов, сидя в траве, стал осматривать находку.
— Ты видишь? — обратился он к своему товарищу.
— Пуля, — сказал Петр, — эту дырку сделала.
— Ты прав. Давай поищем, может быть, найдем что-нибудь еще.
Вскоре они нашли позеленевшую гильзу.
— Гильзу мы возьмем с собой, а череп оставим здесь. Я тебя прошу, Петр, никому ни слова о нашей находке, никому.
Потом, спустившись еще с одной горы, они пошли к Комюсь-Юряху. Длинные тени от них падали на сочную траву, из которой часто вылетали птички.
Вдруг Петр остановился.
— Пахнет дымом, — сказал он.
Они прошли еще метров пятьдесят и вышли на небольшую тропинку, по которой американцы ходили за водой к ручью.
Аргунов, не спрашивая разрешения, вместе с Петром вошел в землянку.
Джемс лениво поднялся с кровати. Когда он узнал, что перед ним сам начальник экспедиции Аргунов, сонное выражение сразу же слетело с его помятого лица.
— Прошу, садитесь, мистер Аргунов, прошу, — и американец начал извиняться за беспорядок в его квартире.
В землянке, действительно, было очень грязно и стоял какой-то неприятный запах. Пол весь в жирных пятнах. На одной из кроватей лежало нечто похожее на меховое одеяло. Вторая кровать, с которой поднялся Джемс, тоже не заправлена. Возле нее на полу много золы, выбитой из трубки. Хозяин не любил утруждать себя излишними движениями и нередко выколачивал трубку, лежа на койке. На закопченной стене висел винчестер. Над столом, за который уселся Аргунов, приделана небольшая полочка, на ней рядом с банками лежала одна-единственная книга.
Петр остался стоять возле дверей: американцы, казалось, и не замечали его.
— Петр, садись вот сюда, — пригласил Аргунов.
— Простите, мистер Аргунов, кто будет этот человек, наверное, ваш проводник?
— Мой товарищ.
— Ваш товарищ? — удивленно переспросил Джемс, и на его лице появилась улыбка.
Дик удивленно смотрел то на Аргунова, то на Петра и, насупившись, молчал. Он не умел скрыть свою ненависть к приехавшим. А Джемс все улыбался и улыбался. Улыбался, когда слушал Аргунова, и улыбался, когда говорил сам. Его верхняя губа часто поднималась, оголяя десны, где не хватало трех зубов.
— И вы давно прибыли в наши дикие места? — спросил Джемс, особенно подчеркнув слово наши.
— Недавно, — ответил Аргунов.
— О, я очень жалею, что не слышал о вашем приезде. Я бы первым пришел к вам познакомиться. Здесь не с кем даже переброситься словом. Тайга и скука. Скука и тайга. Вы представляете, как трудно жить культурному человеку в этих заброшенных, как я бы сказал, местах.
Джемс был одет в просторную рубашку, выпущенную поверх серых брюк. Казалось, уже давно минуло то время, когда он тщательно одевался в хорошо отутюженный и вычищенный костюм и подолгу стоял возле зеркала, осматривая себя. Сейчас его жизнь шла по-иному. Он не только не чистил свой костюм, а просто не замечал его, забывал, что на нем еще держится какая-то одежда.
— Видите ли, мистер Аргунов, — продолжал Джемс. — Мы живем здесь по призванию своей души. И если говорить фигурально, прогресс науки требует от ученого мужа немалых лишений. Один ученый — в тиши кабинета, другой — под знойным солнцем пустыни, третий — во льдах Арктики, каждый стремится к одному — вырвать тайну у природы. Мы, живя здесь, по мере своих сил изучаем этот дикий край. Изучаем растительный мир, всевозможные травы, цветы…
Джемс спохватился, что он, пожалуй, начал говорить слишком витиевато. Потянув дым из трубки, захлебнулся и закашлялся. Потом он тяжело вздохнул и вспомнил Выгоду, который в первый же день после приезда экспедиции пришел поздно вечером и сидел вот здесь же, где сейчас сидит Аргунов, и рассказывал про экспедицию все, что он смог узнать, и советовал Джемсу быть как можно осторожнее с Аргуновым.
Джемс пожалел, что сразу, почти с первых же слов начал болтать о своих научных занятиях. Его еще ни о чем не спрашивали и даже ни на что не намекали, а он начал распространяться о травах и цветах. И намолол какую-то чепуху о науке, о коллекциях, об университете. А вдруг Аргунов поинтересуется и задаст Дику хотя бы один научный вопрос, что тогда? Ведь его коллега, этот тупой дьявол, захлопает глазами и не сможет ответить. Что делать тогда?
Петр тем временем встал, подошел к кровати, начал внимательно рассматривать винчестер, висевший на стене. Дик не спускал с него глаз. Петр заглянул в дуло и отошел к окошку. На подоконнике лежало несколько патронов. Он осмотрел их, не трогая руками, и сел рядом с Аргуновым.
— Мистер Аргунов, скажите, пожалуйста, вы большевик? — вдруг спросил Дик.
— Да, да, мистер Аргунов, в самом деле, вы большевик? — переспросил и Джемс, не зная, как сгладить неловкость заданного вопроса.
— Да, большевик.
— Странно, очень странно. Я представлял большевиков совершенно… как бы вам сказать, совершенно другими…
— А как же вы представляли себе большевиков? — спросил в свою очередь Аргунов.
— Видите, вся наша пропаганда… Нам говорят, что большевики, как бы вам сказать… варвары, которые уничтожают культуру и… Лучше, мистер Аргунов, давайте выпьем по маленькой, — любезно предложил окончательно запутавшийся Джемс и потянулся за флягой, которую Дик уже поставил на стол вместе с холодной закуской.
— Благодарю, я не пью, — сказал Аргунов.
— О, мистер Аргунов, что вы, что вы, ради такой приятной встречи, как можно не выпить?
Аргунов встал.
— Уже поздно, пора домой.
Вечер опускался на тайгу. Трава блестела в обильной росе. Было прохладно. Аргунов с Петром подошли к отлогому песчаному берегу. Широкая густая тень от гряды гор лежала на воде, отчего контуры берегов скрывались, и вся река казалась еще шире. Аргунов стоял и смотрел на реку.
— Товарищ начальник, видел, как они, эти мериканы, улыбаются? Одними ртами улыбаются, а глаза смотрят по-волчьи.
— Да, Петр, ты прав, по-волчьи смотрят они на нас.
— А топор с обломанным носком видел? Он лежит возле кровати. Я посмотрел на винчестер и на патроны… Такие же патроны, как гильза возле черепа.
— А ты глазастый, — похвалил Аргунов.
Темнело. Недалеко от барака лежала толстая валежина с вывернутыми из земли корнями, которые, как удавы, обвив друг друга, застыли с высоко поднятыми головами. На ней сидят рядом Сарданга и Андрейка. Над ними склонились ветки берез. Возле их ног лежит остроухая лайка Золотинка.
— Это кольцо мой отец сделал и подарил мне на память, — ответила девушка на вопрос Андрейки, где взяла она такое кольцо.
— Ты знаешь, что, Сарданга, вот когда найдем золото на террасах, мы с тобой обязательно поедем посмотреть Москву, и я там куплю тебе много подарков и красивое, красивое кольцо с драгоценным камнем. Есть такие камни, которые как будто горят.
Вдруг Андрейка поднял голову, прислушиваясь. Было слышно песню и аккомпанемент баяна.
— Ты слышишь? Это наши опять собрались возле костра. Пойдем к ним.
И молодой приискатель быстро встал, взял девушку за руку, и они побежали вниз с горки.
— Тише! Тише, Андрейка! Ты так меня убьешь, — едва успевая бежать за Андрейкой, кричала Сарданга.
Когда они подошли к костру, их встретили дружные голоса:
— Андрейка, Андрейка, Сарданга, давайте сюда! Вот эти споют!
— Давайте, молодые люди, спойте нам, — и Узов подал баян Андрейке.
— Перво-наперво, Андрейка, спой какую-нибудь веселую, — попросил Шилкин.
Молодой приискатель растянул баян, как бы пробуя голос, и запел. Он пел, что ему на Севере всегда тепло, потому, что у приискателя горячее сердце и что он не стал бы жить в Африке, в которой не бывает зимы и не бывает там никогда нежных и красивых зорь. Он очень любит северную зарю. Пусть не верят люди, но она его согревает…
Все с удовольствием слушали эту жизнерадостную гордую песню. Но вот она кончилась, и приискатели зашумели:
— Теперь валяйте вдвоем. Сарданга, давай, не стесняйся.
Когда молодые люди спели, им долго и радостно аплодировали.
— А теперь все споем, хором нашу приискательскую, — предложил Андрейка.
В качестве запевалы выступил дядя Гриша. Он запел, но взял слишком высоко. Возле костра, пригретая теплом, развалившись, спала Золотинка. Но когда дядя Гриша взял непомерно высокую ноту, Золотинка подняла голову, с обидой посмотрела на человека и начала жалобно подвывать. Голос дяди Гриши сорвался на самой высокой ноте, и все приискатели захохотали.
— Высоко, соловей, взял, чуть не до небес. Давай, Андрейка, ты запевай, — раздались голоса со всех сторон.
Аргунов с Петром, тем временем, подошли к жилью. От костра летела широкая песня.
Они зашли в барак. На столе стоял заботливо оставленный ужин.
А песня приискателей плыла по широкой долине Учугэя и сливалась с тихим шелестом ночных трав.
После ужина Аргунов подошел к костру и позвал Шилкина, Бояркина и Сохатого.
— Вот что, товарищи.
Он подробно рассказал о найденном шурфе, о том, что был у американцев, о человеческом черепе и гильзе от винчестера.
— Они на нашей советской земле занимаются разведкой! — воскликнул с негодованием Шилкин.
— Это они Соловейку убили. Его череп, — проговорил Сохатый, сжимая кулаки.
— Возможно, что и так, — сказал Аргунов, — давайте решим, как с ними поступить.
Советовались долго. Разведчикам было понятно, что американцы так сразу отсюда уйти не смогут, если и захотят. Нужно на дорогу заготовить продукты, а такая подготовка при всем желании не могла бы пройти скрыто. И притом у Джемса и Дика была одна дорога к отступлению — это спуститься вниз по Комюсь-Юряху и ждать шхуну, которая может приплыть этим летом.
— А по-моему, арестовать их — и делу конец, — предложил Шилкин.
— Я думаю, мы правильно поступим, если об этих двух проходимцах сообщим в Якутск. Кстати, сообщим и о простреленной палаточке, помните, которую мы нашли на берегу реки по дороге сюда.
Шилкин, Сохатый и Бояркин согласились с предложением Аргунова.