Багровое солнце поднялось уже высоко.
Красные лучи с трудом пробивались сквозь синеватый морозный туман, который как будто застыл на широких улицах прииска. Сразу же за небольшими домиками — изрытая приисковым людом земля. По всей долине, как будто разбросанные, лежат плоские и широкие отвалы — результат трудов кипучей человеческой деятельности. За отвалами возвышаются копры шахт. Здесь же рядом и здание конторы с вывеской над дверью:
«Аларское рудоприисковое управление».
Под окнами конторы кусты черемухи. На деревьях сидят, распушив вздыбленные перышки, воробьи, как из пуха скатанные шарики. Изредка чуть поворачивают маленькие головки, лениво перепрыгивают. Тонкие ветки не гнутся. От мороза они крепки, как стальные прутья.
Молодой техник Иван Бояркин вышел из приисковой конторы. Он быстро, почти бегом, подошел к Серому, который был привязан тут же возле забора. Отвязав повод, вскочил в седло.
Главный инженер Якорев наказал как можно быстрее вручить телеграмму-молнию управляющему Аргунову, который вчера уехал на прииск Талакан.
Крупной рысью, часто подстегивая коня плеткой, Бояркин спешил на прииск. Дорога все время шла лесом. Когда кто-нибудь попадался навстречу с возом, он осаживал Серого, съезжая в сторону, а потом погонял снова. На Талакан Бояркин приехал в полдень. Возле шахт он увидел горного мастера Шилкина. Несколько рабочих пытались поднять соскочившую с рельс вагонетку. Шилкин помогал им. «Ох и силен же», — подумал Бояркин, когда горный мастер будто легонько толкнул плечом груженый вагончик, и тот послушно заскочил на рельсы.
— Михайлыч, Николая Федоровича не видел? — спросил техник.
— На Миндиху уехал. У нас был, а потом туда махнул.
Бояркин круто повернул Серого и поскакал по тропе, проложенной прямо через гору. Ключ Миндиха был в двенадцати километрах от Талакана. Там приисковое управление вело разведку.
Бояркин увидел Аргунова еще издали: тот вылез из шурфа и сидел, что-то записывая в блокнот.
— Николай Федорович, молния! — крикнул Бояркин, спрыгивая с Серого, и протянул Аргунову телеграмму.
Управляющий неторопливо развернул телеграфный бланк и стал читать:
«Немедленно выезжайте управление также необходим приезд Якорева и Узова».
Телеграмма была подписана начальником главного управления. Аргунов удивился: только три дня тому назад он был в главном управлении. Что стряслось? Кажется, все обстояло благополучно. Годовой план золотодобычи выполнен к 7-му ноября. Программа на новый производственный год утверждена. Прирост запасов дан большой.
Правда, основательно попало за разведку, вернее, за большой объем разведки, которую он развернул, перерасходовав деньги, но разведка дала свои результаты: деньги не ушли на ветер. Его предупредили, чтобы он впредь увязывал свои действия с главным геологом управления — и только.
Зачем начальник вызывает с ним инженера и главного бухгалтера, было тоже непонятно. Когда прощался, Петр Ильич сказал:
— Ну, теперь не скоро свидимся. Счастливо работать!
И вот…
Бояркин стоял возле костра и о чем-то разговаривал с разведчиками.
— Ваня, — обратился Аргунов к молодому технику, — сейчас же скачи на Талакан и найди Узова. Пусть он немедленно едет в Аларск. Вечером мы выезжаем в управление.
Скорый поезд подходил к станции. Колеса вагонов проскакивали последние стыки рельс. Состав быстро терял скорость. Дружно зашипели тормоза, и поезд остановился. Из вагона вышли три человека. Все они были одеты в меховые куртки ороченского покроя, беличьи шапки, унты из шкурок сохатиных лап и теплые меховые рукавицы. На перроне толкалось много народу, и приезжие скоро затерялись в шумной толпе.
Опускалась морозная ночь, смолкал городской шум, зажигались огни.
Утром Аргунова пригласили в кабинет начальника управления Союззолота.
Лысоватый человек сидел за большим письменным столом и что-то сосредоточенно писал. На столе, кроме бумаг и телефона, находились образцы богатств Забайкалья. Здесь были касситерит, кварц, галенит, большая друза горного хрусталя и другие минералы. А рядом с массивной чернильницей стоял отлитый из бронзы чистокровный сеттер. Художник заставил его сделать стойку на дичь, и пес застыл в такой позе навечно.
По-видимому, начальник куда-то торопился. Это было видно по его движениям, по тому, как он читал, как косо на бумаге накладывал резолюции и, отбрасывая бумажку в сторону, брал другую. Но когда в кабинет вошел Аргунов, он оторвал взгляд от бумаги не дописал слово, быстро встал из-за стола и крупными шагами пошел навстречу. Аргунов был уже без ороченской куртки, в костюме стального цвета. Брюки были заправлены в высокие унты.
— Здравствуйте, Николай Федорович, здравствуйте! Жду вас, жду. Прошу, садитесь, — пригласил начальник, пожимая Аргунову руку.
Петр Ильич Ведерников хорошо знал Аргунова, этого таежного человека, который всем своим сердцем любил приискателей, любил матушку-тайгу, любил свое дело. Аргунов умел видеть то важное, основное, чем живет прииск, хорошо понимал, что нужно для людей, которые работают далеко в тайге. И еще одно хорошее качество имел Аргунов. Это — неутихающую жажду нового дела, это — неутомимость в поисках его. Когда до Аргунова доходили слухи, что где-то там, далеко в тайге, найдено золото, он, часто рискуя жизнью, пробирался в таежную глушь вьючно, пешком, с котомкой за плечами, на плотах по бурным незнакомым рекам, искал это место, находил его, проверял. Но в то же время он не безрассудно бросался на эти поиски. Нет, он умел выбрать из всех легенд о богатом золоте одну и детально проверить ее. И он почти никогда не ошибался. Так был открыт Канар, богатый прииск, который находился в тайге за 500 км от железной дороги. Много было положено труда, чтобы найти это богатство, наладить золотодобычу, обеспечить людей продовольствием, за реки, за хребты по бездорожью забросить инструмент. Вот такой человек стоял сейчас перед Ведерниковым.
Ответив на вопросы начальника о дороге, о собственном здоровье, Аргунов подвинулся со стулом к столу и начал раскрывать замок портфеля. Петр Ильич чуть улыбнулся и, сделав знак рукой, встал и направился в угол кабинета по зеленой и широкой дорожке к обитому кожей дивану, над которым висела карта. Бросив взгляд на голубую полоску северной реки, в раздумье подошел к Аргунову и остановился, покручивая карандаш в руках.
— Дело вот в чем, — начальник управления сделал небольшую паузу и пригладил ладонью седой висок, — я получил приказ наркома послать экспедицию на Север, на реку Комюсь-Юрях с целью — разведать золотоносность этой реки, выявить перспективы и организовать золотодобычу или, по крайней мере, покрыть это белое большое пятно геологическими работами.
Петр Ильич положил карандаш на стол, вплотную подошел к Аргунову.
— Вот мы и решили… Подумали и решили поручить вам выполнить это почетное и ответственное задание. Если вы выявите, что район действительно перспективный, а я думаю, за целое лето вы, конечно, сумеете это сделать, то срочно выезжайте в Якутск. Свяжитесь со мной по прямому проводу и сообщите мне, каково промышленное значение этого района. Укажите специфику его. Может быть, там можно произвести золотодобычу открытыми работами, может быть, — шахтовыми. Словом, вы поставите меня в известность. А мы уж здесь постараемся. И как только установится зимний путь, немедленно примем необходимые меры, чтобы обеспечить вас всем, что потребуется для развертывания золотодобычи.
Аргунов взволнованно поднялся. Он стоял перед своим начальником, слегка опершись руками на спинку стула.
Петр Ильич, глядя прямо в глаза, продолжал:
— Мне не хочется пугать вас, но я должен сказать, что работа предстоит большая. Вам придется начать освоение целого, буквально целого края. Там, надо полагать, совершенно другая геология и другой генезис месторождения. В разведке будьте осторожны. Там, как нигде, можно промахнуться, забить время и деньги впустую.
Он пригласил Аргунова к карте, которая занимала чуть ли не половину стены.
— Вот, смотрите. Дорога вам предстоит от Аларска поездом до станции Березовка, от Березовки через Быралон до Тарска — на лошадях, от Тарска — на оленях.
Аргунов в знак согласия кивнул головой и хотел что-то сказать, но Петр Ильич его прервал:
— Подождите, выслушайте меня до конца… Вы должны понять, что от вас требуют сейчас очень и очень многого. Вам придется усердно поработать, при сборах, при формировании экспедиции. Главное — не ошибитесь в подборе людей. Кстати, я вам могу дать только инженера. Получить у меня специалистов не рассчитывайте. Их не хватает в каждом приисковом управлении… По всей стране идут стройки. Я просил наркомат отправить нам инженеров, техников, мне категорически отказали. Вам я даю право подобрать людей у себя на месте.
Начальник управления замолчал, ожидая, что скажет Аргунов.
— Какого числа намечен выезд? — спросил тот.
— На двадцатое января.
— На двадцатое? — переспросил удивленно Аргунов и, помолчав, тут же сказал: — слишком скоро.
— Да. До отъезда осталось пятнадцать дней. Я хорошо понимаю, что для того, чтобы снарядить экспедицию, времени очень мало, медлить нельзя. Один день может сорвать все наши планы. Сойдет снег, а потом разольются реки, и мы будем отрезаны от цели. Надо торопиться.
Петр Ильич ходил взад и вперед по кабинету и объяснял, с чего начать снаряжение экспедиции, советовал, кого из работников взять с собой в дорогу.
Но вот он сел на кожаный диван, положил ногу на ногу. Было видно, что он ждал вопроса от Аргунова, и тот не замедлил задать его.
— Скажите, пожалуйста, Петр Ильич, откуда известно, что на Комюсь-Юряхе есть золото?
Петр Ильич молча подошел к столу, открыл папку с надписью: «Срочно к исполнению». Взял оттуда листок, лежавший сверху. Он был исписан корявым почерком. Кто-то немало потрудился, ставя на листке вразнобой буквы простым карандашом.
Аргунов прочитал и положил на прежнее место письмо старателя о богатом золоте.
В письме указывалось, что золотая россыпь находится по речке Учугэй, которая является притоком реки Комюсь-Юрях. Приискатель сообщал, сколько золота дает один лоток, какие породы, указал глубину ям. Подробно описывал, по какой дороге к ним нужно ехать и как лучше их найти. Некоторые данные повторялись несколько раз.
— Молодец приискатель, — сказал начальник управления и подошел к карте. — Комюсь-Юрях! Если перевести на русский язык, означает: золотая река. Помню, я где-то читал, что это название появилось среди населения еще в те далекие времена, когда казаки-землепроходцы в семисотых годах, спускаясь вниз по реке, случайно на речном пороге, в щетке камней, нашли несколько золотых крупинок. Золото показали якутам, стали от них требовать ясак не только пушниной, но и этим вот металлом. Но якуты золота по этой реке найти не могли. Реку с тех пор стали звать золотой, а где золото — никто не знал.
Начальник управления сел в кресло, немного помолчал и заговорил снова:
— Аларск вам придется передать товарищу Якореву. Собственно, по этому вопросу я его и вызвал. Ну, а Узов, я думаю, поедет с вами. Он хороший товарищ и знает свое дело.
— Вы меня, Петр Ильич, застали врасплох. Я, откровенно говоря, боюсь, что за пятнадцать дней при всем желании вряд ли можно успеть подготовиться… снарядить экспедицию. Смогу ли я справиться с этим ответственным заданием?
Рой мыслей проносился в голове Аргунова. Он мысленно побывал на всех Аларских приисках, поговорил с товарищами. «Что же это вы, Николай Федорович, решили нас оставить? Мы подготовили все объекты, затратили так много труда, теперь только и работать», — говорили одни. «Зачем вы решили ехать на Север, разве здесь мы больше не найдем богатого золота? Ведь находили и еще найдем. Пусть создает себе славу тот, кто не имеет ее, а вас и так знают, зачем вам все это? Шутка ли зимой на Север!» — твердили другие.
Аргунов отогнал навязчивые мысли и сказал:
— Трудно будет, Петр Ильич, очень трудно.
— Да, трудно, — согласился начальник управления, — с грузом проехать такую дорогу, сохранить людей, чтобы по приезде на место можно было сразу приступить к разведке, очень трудно. Но вы должны быть счастливы, что выполняете такое важное государственное задание, — сказал он в заключение.
Поздно вечером Аргунов возвращался в гостиницу.
Много историй о богатом золоте пришлось ему выслушать за свою жизнь. К нему часто приходили старатели и рассказывали, что в тайге в каких-нибудь тридцати-сорока километрах отсюда, возле ключа такого-то, по реке такой-то есть золото. Когда спрашивали этого открывателя, откуда ему известно о золоте, то оказывалось, что история о когда-то найденной россыпи шла еще из третьего поколения от деда. Будто бы когда-то «фартовый до золота» дед нашел свой фарт и только начал мыть, как у него вышли продукты. Он на месте найденного золота свалил для приметы громадную сосну и вышел из тайги, а потом вскоре заболел. Про богатое золото рассказал своему сыну в день своей смерти. Сын сеял хлеб, и ему некогда было пытать свой фарт. Иногда случалось, что этот сын-крестьянин ходил на то место, но по тайге прошел пожар, и все приметы сгорели. Сгорела и та, сваленная дедом сосна. И вот теперь пришел уже внук делать заявку. Он просил денег, продуктов и был готов ехать сейчас же.
Были и более убедительные рассказы, в которых не найдешь как будто и слова лжи; слушая их, уверяешься, что в указанном месте действительно есть золото, так как этот рассказ ведет человек, прекрасно знающий природу дорогого металла. Он подробно расскажет, какие там по цвету породы, большая ли глубина ям, какой в яме шлих, какое по виду золото: или крупное, как тараканы, или мелкое, как мука. И вот этот человек рассказывает, что его отец в старое время занимался хлеборобством, а зимой ходил по приискам на заработки. Однажды он пробил яму в пади, где-нибудь здесь недалеко от прииска. Этот открыватель назовет вам и падь, расскажет, где она находится, потому что он с отцом бывал там. И вот в этой яме оказалось богатое золото, но тут как раз наступила пасха, отец ушел праздновать, а когда вернулся, яма была полна весенней воды, потом отца взяли на германскую войну, и он там погиб. Золото лежит целое, и никто о нем не знает. Этот первооткрыватель уже всюду обращался, по ему отказывали, вот он и пришел теперь за помощью сюда. А когда ставили там разведку, то даже признаков золота не оказывалось. Все рассказанное было вымыслом, хотя заявитель и не хотел обманывать. Нет, он от всей души жаждал помочь предприятию, в котором сам работал. Он много думал, где бы найти золото, и не одну яму пробил в тайге, питаясь одними сухарями. Мысль, что где-то вот здесь есть золото, он растил, вынашивал изо дня в день в течение нескольких лет, подкрепляя другими свежими рассказами о найденном золоте. Он настолько все это внушил себе, что сам стал верить в несуществующую богатую россыпь и, когда золота все-таки не находили, то он был удивлен больше, чем те, которые ставили разведку.
На этот раз все обстояло как будто совершенно иначе: нужно было проверить заявку уже работающих на месте старателей, проехать путь в три тысячи километров. «Что же, Филипп Егорыч, — думал Аргунов, — доберемся и до твоей россыпи, посмотрим, какое у тебя золото».
— Три тысячи километров! Только подумать, три тысячи! — говорил Узов и быстро ходил от стола к двери, запрокинув далеко назад голову, как будто он хотел увидеть и на потолке это большое расстояние. — И проехать по бездорожью, — добавил он, подходя к окну.
За окном ветер гнал снег, где-то лязгало на крыше железо, ветки бились о стекло, на улице стоял шум, как будто мимо проходило грозное войско Ермака.
Узов был среднего роста, сутуловатый. Небольшая борода аккуратно подстрижена. Лицо бледное, веки воспалены, как у человека, которому часто приходилось работать по ночам. Узов мальчиком, после смерти родителей, начал работать переписчиком. Теперь он главный бухгалтер управления Союззолота. Всю свою жизнь он работал в кабинетах.
— Мне иногда приходится, — говорил Узов, — ездить на прииска за полсотни, за сотню верст, а ведь здесь… здесь… только подумать и то мороз идет по коже. Честно говоря, что-то боюсь такой дороги.
Инженер Якорев, тучный и малоподвижным человек, откинувшись на подушку, проговорил:
— Вот если бы можно было немного подлечить сердце или сбросить десяток лет с моих шестидесяти, то я с удовольствием и, даже не рассуждая, бросился бы в эту дорогу.
— Да вы поймите, — обращался Узов к Якореву, — теперь наступает время, когда у нас здесь посыплется, буквально посыплется золото, и программа будет перевыполняться из декады в декаду, из месяца в месяц, когда мы можем видеть, что и наш труд дает обильные плоды, и в это время уезжать?
— Ну и что же? — басил Якорев. — Да вы там можете такое развернуть, о чем даже сейчас подумать трудно.
— Доедем, Андрей Матвеевич, доедем. Я знаю, сначала вам будет трудно, а потом… а потом все пойдет как по маслу, — успокаивал Аргунов Узова.
Узов стоял, широко расставив ноги, поджав губы. «Хорошо ему так рассуждать! — подумал он про Аргунова. — Его вся жизнь как будто специально готовила для этой дороги. Родился в семье шахтера, потом еще мальчишкой пошел гонять лошадей в приводе шахты, а когда исполнилось восемнадцать, стал работать забойщиком, потом каторга, революция, партизанский отряд, и вот жизнь в тайге по приискам, а я всю жизнь не вылезал из конторы. Теперь попробуй я сунуться в такую дорогу. Что со мной станется?»