К вечеру пошел снег – сразу крупный, мокрый, липкий. Холодный. И это было хорошо. Хоть и странно – годами до этого снег был теплым. Он помнил, как ему было важно, чтобы снег оставался холодным. Кажется, так он боролся за себя и… Кого еще? Кажется, тогда тоже шел снег. Или нет? Он почти ничего не помнил: лишь какие-то обрывки, фразы, шумы, запахи, – и это неимоверно злило.
Он помнил, как упрямо повторял куда-то в небеса, что снег должен быть холодным. Тогда это была единственная важная мысль. Если снег станет теплым, то он умер. Опять. Ему нельзя умирать – он тогда не сможет выполнить поручение… А вокруг мир сходил с ума – сгибались и искривлялись дома, люди в одинаковых зеленых одеждах взрывались, попадая в гравитационные (какие? Что это слово вообще значит?) ловушки, кто-то кричал, кто-то стонал рядом. Он тогда сделал единственное, что мог – он выпустил лиловый туман. Правда, кроха его называла розовым. Впрочем, особой разницы в цвете он не заметил.
Снег налипал на одежду. Снег таял на ладони. Снег забивался в рот и нос, стоило поднять голову вверх. Снег шел. И снег обещал морозы. Погода в зоне непредсказуема – вчера еще можно было купаться в море и греться днем на солнце, а сегодня идет снег.
Кроха совсем озябла, прячась в огромном сером свитере, как в коконе. Сжимала плечи, горбила спину, втягивала шею, становясь мелкой и несчастной, как котенок, но упрямо таскала в дом дрова. И воду. Хотя он уже привык, что это его обязанность. Все же что-то случилось тогда. Тогда, когда пришел Клод. Что-то, что она не стала ему рассказывать. Что-то, о чем промолчала даже стая. Он же спрашивал – ответом было молчание. И что с того, что этот ловец выкосил многих из их отряда? Да, он был врагом, но случайным – он же не знал правды. Надо было попытаться поговорить с Клодом, но что-то тогда случилось, и стая молчала, покрывая кроху. Иначе зачем крохе запрещать топить камин днем? Других ловцов в зоне пока нет. А этот и без дыма найдет дом крохи. Если, конечно, захочет увидеть дочь. Тогда почему нельзя топить камин днем? Чье внимание нельзя привлекать?...
Что-то тогда случилось – кроха на него даже смотрела теперь как-то иначе. И где-то свербило под шкурой так, что не дотянешься, не расчешешь до крови, чтобы избавиться от зуда – это иное, это что-то другое, чему он еще не находил слов.
Ты отвечаешь за малышку…
Что-то будет…
Обрывки непонятных фраз. Последнее время это случалось все чаще и чаще. И дикий грохот с небес, прям как сейчас.
Поднялся ветер, такой сильный, что стая ушла в убежище – самого Джека хватит для защиты крохи. Гремел гром, обещая бурю.
Кроха ругалась сразу на все – на него, на ветер, на погоду, на снег, на глупые доски, которые сейчас уже поздно приколачивать. Он бы помог, если бы ему объяснили. Он считал, что он умный. Она доказала ему, что он ничего не понимает в происходящем. И это злило. Опять злило до того зуда под кожей, который не разодрать и не унять. Он знал – он умный! Он знал – он сильный. Он знал – он надежный. Надо просто добавлять – был. Был умным. Был сильным. Был надежным – иначе бы не умер в очередной раз. Его ценили. Когда-то. Его уважали. Тоже когда-то. А он оказался тупым. Способным только стирать, таскать воду и мешать Эш расти. А еще старательно своей заботой убивать её – кроха не сказала этого, но он сам это понял. А ведь он отвечает за малышку!
Он зашел в дом, запуская холод – кроха недовольно прошептала что-то. После встречи с Клодом она стала сама не своя. Постоянно молчала. Прикусывала губу. То сторонилась его. То прижималась к нему. То кричала, тут же извиняясь. Она перестала улыбаться. Он предложил сходить и вернуть Клода. Лучше бы не предлагал. Надо было сделать это тихо, самому, без разрешения крохи. Все равно же орала. И почему-то плакала. Собственная неспособность понять происходящее бесила до ярких вспышек перед глазами.
В доме несмотря на жарко растопленный камин было холодно – окна, заклеенные бумагой, не держали тепло. Кроха с Эш на руках сидела на кровати, кутаясь в одеяло. Надо было что-то делать. Кроха сказала, что поздно. Нужно переждать. Он облазил весь второй этаж, поднимаясь наверх по шаткой лестнице, и нашел широкие, подходящие доски. Оторвал их – наверное, это когда-то были шкафы (дверцы шкафов! Дверцы!) или что-то подобное. Он скинул их через пролом в стене на улицу, где уже бесился ветер. Спустился на первый этаж, забирая из хозяйственного угла молоток и гвозди, и пошел на улицу. Кроха в спину сказала, что он сумасшедший, раз куда-то идет в бурю, ну и пусть. Он хотя бы что-то попытается сделать. И он, драконы… Нет, кроха дракончик, мелкий, красивый, нельзя так ругаться… И орки всех задери, он сделал. Вернулся домой, весь облепленный снегом и холодный. Пальцы почти не гнулись, прочем, они годами не гнулись, так что какая разница.
Он знал – таким нельзя приближаться к Эш и крохе – застудит же. И потому стряхивал снег с себя, дрожал и пытался согреться у камина, боясь приближаться к огню слишком близко…
Кроха уже лежала в кровати, на эту ночь взяв и Эш к себе. Видимо, боялась, что та замерзнет в корзине. Неожиданно кроха позвала его к себе.
– Джек… Иди сюда под одеяло. Так согреешься быстрее. И эту ночь будешь спать с нами.
Он напомнил – уж на это его ума хватало:
– Йааа… Холо…ый.
– Конечно, холодный – ты замерз, у тебя зуб на зуб не попадает. Не дури – иди спать тут. Чур, одеяло не стаскивать с меня.
– Йааа… Помммм…ююю… – собственное тело убивало его – он знал многие слова, но не мог произнести.
Он лег в кровать, стараясь не задевать кроху. Та прижалась сама – спиной, потому что с другой стороны на её руке спала Эш. Стало тепло. Даже жарко, потому что сильно застучало сердце. Сердце? У него нет сердца. Он мертв. Хотя снег был холодным.
– Спи… – прошептала кроха. Она даже подсказала: – Глаза закрой и спи.
И он послушно закрыл глаза – он не умел спать. Но тьма сама пришла за ним. Тьма, в которой он сидел в роскошной ложе (Ложе – это же кровать, на ней лежат… Почему он лежал у всех на виду?) и хлопал певице. А вокруг кричали: «Браво! Бис! Браво!» – он, кажется, тоже кричал. Он помнил, как предложил это крохе, и та испугалась. И рассмеялась.
Он проснулся от холода. Камин прогорел. В трубе дико завывал ветер, доски, прибитые к рамам, ходили ходуном и хлопали – кажется, он их плохо прибил. Изо рта крохи вырывался парок.
Он аккуратно вылез из-под одеяла и направился к камину. Хотя бы попытаться. Вдруг все же получится, ведь все просто. Вымести пепел, собирая его в ведро. Разложить свежие дрова, веточки, щепки, бумагу. Кажется, не в таком порядке, но как получилось. А потом самое страшное – взять в руки то, где живет огонь (коробок спичек, это всего лишь коробок спичек, он даже не кусается).
С первого раза не получилось.
И со второго тоже.
Он снова и снова брал в руки этот злосчастный коробок. Пытался открыть. Пытался взять в руки спички. Но те падали из его дрожащих пальцев снова и снова. Он шипел. Он прикусывал до крови… Хотя откуда у него кровь? Так, гниль одна. Он прикусывал губы, но не мог себя заставить даже ради крохи зажечь огонь. Что-то глухое, древнее или просто мертвое восставало в нем, делая пальцы неуклюжими и слабыми. По лицу струился пот – ему было холодно, но липкий от страха пот разъедал глаза.
Он не выдержал и вылетел на улицу. Отбежал далеко – как смог. Поднял голову вверх и просто злобно заорал в темные, обложенные плотными тучами небеса – снегопад прекратился на время.
– Охрометь! Охромеееееть!!! Да мою же мать – охромеееееееть!
Снег тихо таял на лице. Смешивался с потом и тек, словно слезы – соленый и терпкий. Босые ноги тут же замерзли. А дрожащие от страха пальцы принялись трястись еще сильнее. Он даже ради Эш и крохи не мог перешагнуть через собственные страхи. Из него защитник… Ну какой из него защитник? Кажется, кто-то сильно просчитался, прося его охранять малышку.
Он мрачно вернулся в дом. Снова, упорно, упрямо, нагло подошел к камину и присел, подбирая спички с пола.
Кроха сонно зашевелилась:
– Джек, ну что ты колобродишь. Иди спать.
Он еле слышно выругался:
– Охрометь…
– Джек? – кроха приподнялась в кровати на локте. – Ого, ты камин почистил и приготовил дрова… Ну-ка, отойди в сторону!
Он отошел.
Кроха сложила пальцы в щепоть, и с них сорвался огонь, тут же принимаясь весело танцевать на сырых, шипящих дровах.
– Джек, ты просто умница – теперь до утра будет тепло. И возвращайся спать. Без тебя холодно.
Он послушно лег рядом с ней, заставляя кроху ежиться холода.
– Прижмись сильнее, Джек. Я не кусаюсь, а ты так согреешься быстрее.
Он осторожно придвинулся и положил свою руку ей на талию, обнимая. Это было странное чувство – вот так лежать, прижимаясь к ней. Непонятное, щекочущее, теплое, словно пригрелся на солнце, щурясь и ласково рокоча, словно в постели лучшей красавицы, которую долго уламы… Джек даже вздрогнул, выныривая из сна. Драконовы воспоминания! Ну зачем ему эта странная красавица с не менее странным именем Орхидея? Уж лучше бы вспомнил, как называется штука, которая дарит тепло без огня. Теплейка? Грейка? Греватель? Орки его задери, чтобы найти штуку, которая умеет греть без огня, надо сперва вспомнить её название! А он даже на такую мелочь не способен. Может, хоть Адам ему поможет?
Он ушел к Адаму днем, когда помог крохе со всеми домашними делами, а стая вернулась из убежища и принялась за охрану.
Провал пропустил его – он почти никогда не шалил, хоть отметины от его когтей, зашитые крохой, до сих пор чесались. Кажется, это называется фантомная боль. Орки всех задери, знать бы еще – что такое фантомы! Что такое боль, он знал.
Ему повезло – Адам на посту был один. Из-за магической бури проезд в зону был закрыт.
Адам буквально клещами вцепился в него и потащил в тепло поста:
– Небеса, Джеееек, ты же замерз! Зачем ты потащился в бурю сюда?! У тебя даже пальцы синие! Пойдем, я хоть чаем тебя напою…
– Они… всегда… синииииииии… – возразил Джек и уставился на то, что ему и было нужно. Правда, это «нужно» было привязано шнуром к стене, но… Он ткнул пальцем в коробку: – это грррррейка?
Адам, занимавшийся чаем у небольшого консольного стола, уточнил:
– Грелка?
– Это гррррелка? – поправился Джек.
Адам обернулся и посмотрел, на что указывал Джек:
– А нет, это не грелка. Это обогреватель.
– Охрометь! – выразил все, что думал о длине слова, Джек.
Хорошо, что Адам его понял:
– Тебе нужен обогреватель?
– Да! – с облегчением выдохнул Джек. – Это!
Электрический чайник щелкнул, отключаясь, и Адам спешно налил в стакан кипяток, заваривая пакетик чая.
Джек полез в карман кителя и достал медальоны:
– Хватит?
– Джееееек, не надо медальонов… Я тебе и так по гроб жизни обязан. – Адам непроизвольно почесал шрам на левой щеке – он тогда чуть не погиб, попав в ловушку с нежитью. Джек и его гепарды спасли его.
Джек отрицательно качнул головой и все равно оставил медальоны на столе у чашки с чаем.
– Мне ого нужно. Очень ого… Мнннного.
Адам протянул стакан Джеку:
– Держи в руках – грей их! Пока не пить – очень горячо! Ясно?
– Так точно, – неожиданно отозвался Джек и сам замер от собственных слов.
– Я тут кое-что привез… От племянника осталось. И не кривись так – дети быстро растут, вещи не успевают износиться… – Адам открыл шкафчик, где хранилась его одежда, и вытащил коробку. Поставил её перед Джеком на стол: – Смотри! Тут игрушки: грызунки, погремушки, машинки… Кукол нет – уж прости, да и не до кукол пока девочке… Как, кстати, назвали?
– Эш.
– Эш? Эшлин? Красивое имя.
– Эш – Элллллишшш…
– Элис? Ээээ…. – Адам опешил и пожал плечами: – ну Элис, так Элис. Тоже красиво. Короче, все чистое, помытое, бери и пользуйся! А про обогреватель… У вас же там алхимического генератора нет?
Джек нахмурился:
– Что?
– Электричества же нет? – попытался спросить по другому Адам.
– Охромееееть… – Нужные слова становились все длиннее и длиннее, а он на «пожалуйста» недавно чуть не сломался.
Адам усмехнулся:
– Не ругайся. У тебя удивительные успехи в речи. Чуть быстрее – и от человека не отличить.
Джек хотел был сказать – от контуженного и больного на голову человека, как говорила кроха, но «контуженный» – ни фига не короткое слово.
Адам продолжил:
– Судя по всему, электричества у вас нет. Тогда… Нужен керосиновый, а лучше алхимический обогреватель.
Джек, заценив последние слова, только скрипнул зубами – да он до вечера зависнет на их произношении!
Адам не удержался – рассмеялся, хлопая Джека по плечу:
– Ничего, скоро научишься! И ты чай уже пей – он, поди, подстыл. Сейчас что-нибудь придумаем с обогревателем…
Он подошел к стационарной интре и принялся кому-то звонить. Джек отошел в сторону. Подумал и… Вышел на улицу, на сторону нормального мира. Тут было тепло. Пахло еще далекой осенью – тут даже деревья только-только начинали менять цвет на желтый. Некоторые вообще этого не делали, оставаясь круглогодично зелеными, как сосны или могущие кедры – они Джеку нравились больше всего. Не изменяли себе в угоду непогоде. Он быстро выпил чай и, поставив стакан на асфальт, пошел к морю. Оно тут тоже было иное – без синих льдин, выбрасываемых на берег. Просто море. Просто волны. Просто песок – теплый.
Он всегда теплый, но часто мокрый. Мокрый и соленый от крови. И падать в него необходимо, потому что так сказал…
Кто сказал? Джек не помнил. Он присел у кромки воды на песок, ладонью загребая его и пропуская между пальцев.
…потому что приказали. Он знал, что надо выигрывать, а иногда надо проигрывать – поддаваться, чтобы выжить. Спорил иногда до хрипа, отстаивая свое право на победу, но он…
Кто он?
…всегда говорил, что иногда нужно проиграть битву, но выиграть войну. И выходя на арену он всегда знал, когда он сляжет, подчиняясь приказу, а когда гордо выпрямится, поднимая руки вверх в победном жесте. И зрители будут реветь, приветствуя его. И женщины потом будут виться вокруг, оставаясь с ним на ночь. И он…
Да кто он?!
…и он будет шутить, что «Уголек, не пора ли угомониться? Тебе Элис в колыбельке маловато?». А он говорил в ответ с улыбкой: «Гепардов маловато, вот будет огромная семья, так что не провернуться дома – вот тогда и остановлюсь!».
М-да… Как-то вот не совсем он хороший, по ходу, был. Может, и к лучшему, что не помнит себя. Вспомнить бы все нужные слова – вот это было бы хорошо! Просто замечательно.
Адам вышел из поста, пересек асфальтовую площадь, подошел к нему и присел рядом:
– Греешься?
Джек, прищурившись, смотрел на солнце и наслаждался его теплом. Кроху бы сюда. И Эш. Только та сидит в зоне и ждет своего принца…
– Знаешь сказку о Снежке и семи цвврр… – он все же сломался на цвергах. Память услужливо подсказала, что не цверги, а сервы, сервисные дроиды, между прочим. А в сказке были гномы.
Адам понял его:
– Снежка и семь гномов, да?
Джек кивнул, не открывая глаз:
– Расскажи, чем сказка заканччч… Конец рррасскажи. Пжлста!
Адам фыркнул, тоже, как Джек, зарывая ладони в песок:
– Эм… Чем заканчивается… Принц приехал и забрал принцессу из леса.
– Знаю. – качнул головой Джек. – Дальше что было?
– Дальше… Эээ… Свадьба.
– Чья? – Джек даже повернулся к Адаму, ожидая ответа.
Адам опешил от такого вопроса:
– Так Снежки и принца, конечно. Принц же там королеву злую победил, Снежка и вышла за него замуж.
– А гномы? – Джек с какой-то странной надеждой ждал ответа.
– А гномы тут причем? Гномы остались в лесу.
– И..? – Джек продолжил настаивать.
Адам даже сморщился от усилия:
– Нууу… Наверное, ходили в свои штольни, добывали самоцветы. Чем еще занимаются гномы? Жили, короче. Сказка-то вообще не про них.
– А про кого?
– Про Снежку и принца. И про королеву, конечно.
Джек понятливо кивнул. Потом подумал и все же поблагодарил:
– Спасибо.
– Да не за что. Я тут брату звонил – он скоро привезет керосиновый обогреватель и канистру с керосином. Не бог весть что, но на первое время хватит. Я же закажу алхимический обогреватель – у нас же тут в Летите тепло, тут не купить обогреватели… Привезут с фейри-склада. Ты приходи за обогревателем через неделю, хорошо?
– Приду.
Адам строго сказал:
– Не забудь. Неделя – это семь дней.
– Я помню. – Джек даже на пальцах показал: сколько это – семь.
– Верно, – подтвердил Адам. – Короче, приходи – будет тебе обогреватель. И еще… Теплая же одежда нужна. Да?
Джек нахмурился:
– Да. Нужна.
– Сколько курток? И не юли, Джек, я не выдам.
– Десять, – твердо сказал Джек. Лишним никогда не будет. – Я еще медальоны принесу.
– Лады. Тогда надо хорошенько подумать, как купить столько курток и не засветиться. Буду через друзей скупать…
Солнце медленно клонилось к горизонту, и настроение у Джека было благодушно-детским, восторженным – до чего хороший и теплый денек! Он словно сам пропитался этим солнцем, становясь теплым. Эш бы сюда. И кроху, только, кажется, он уже об этом думал. Он бы учил Эш плавать – океан был дивно спокоен сегодня. Кроха бы ругалась и волновалась, но…
…Элис любила плавать. И нырять. Ей еще года не было, а она уже ныряла сама. Он был рядом, контролируя её, и…
…у него бы все было под контролем.
Адам сбил с настроя:
– Тут недавно, с неделю назад, львы-охотники приезжали.
Джек мгновенно подобрался и сел:
– И..? – Это было страшно – Эш и кроха могут оказаться из-за него в опасности, они же полностью пропитались его запахами. Львы не щадят никого из гепардов, убивая на месте. И дело даже не в нежити. Они убивали всех, потому что гепарды им мешали. Ему нужно скорее возвращаться домой – драконий Адам, и почему он смолчал о львах?!
– И уехали ни с чем. Зона была закрыта, а лорд Закат запретил им охоту. Кажется, он им память к чертям снес. Только лорд сказал, что он скоро вернется в зону – зачем, не знаю. Будьте там осторожны, а еще лучше – уходите из зоны, я вам жилье в городе найду, где-нибудь на отшибе. Твоя девушка…
– Кроха.
– Твоя кроха совсем же человеком выглядит. Я и знать не знал, что она нежить тоже. О! Еще, чуть не забыл – тут же ловец в зону зашел. Мне парни передавали – он через горный пост зашел. Скоро будет у вас… Хочешь, я сниму вам жилье в городе? Все же в городе безопаснее.
Джек вздохнул:
– Я не могу…
– А кроха?
– А с крохой я поговорю…
– Поговори, – настоял Адам, и Джек кивнул:
– Поговорю…
Обогреватель привезли только через час, когда тихонько подкрались сумерки. Адам липкой лентой скрепил обе коробки: коробку с детскими вещами и коробку с обогревателем, – в единое целое, даже ручку из ленты сделал. Канистру Джек нес в другой руке. Было неожиданно тяжело, хоть Джек давно забыл такие слова.