— Уже почти час, — недовольно отметил Гаспар, сверившись с карманными часами.
Даниэль жеманно закатила глаза и положила в рот ложечку почти доеденного шоколадного бисквита. Последний час менталист таращился на часы буквально каждую минуту, неизменно оповещая каждый раз, сколько прошло времени с последней поверки. Это начинало раздражать.
— Думаешь, она не придет? — культурно прожевав, спросила Даниэль сугубо из соображений отвлечь менталиста от бессмысленного занятия.
— Не знаю, — менталист зло захлопнул крышку часов и положил их на стол перед собой. — Но мне все это не нравится.
Даниэль культурно отпила из чашки горячего шоколада с корицей и ванилью. Чародейка излучала спокойствие, чем только усиливала раздражительность и нервозность менталиста.
— А что Эндерн? — Даниэль внимательно изучила след от губной помады на краешке чашки.
Гаспар приложил к виску пальцы, улавливая присутствие открытого сознания полиморфа где-то наверху.
— Молчит, — сказал он.
— Значит, ничего подозрительного, — улыбнулась Даниэль, разглядывая последний кусочек бисквита на тарелке и примеряясь к нему ложкой. — Подождем еще немного.
— Если через пять минут не появится — уходим.
— Я бы еще здесь посидела, — сказала чародейка, обведя шумную веранду под навесом, где было полно народу в это время. — Не такое уж плохое кафе. И здесь подают дивный бисквит.
На столике стояли уже три пустых тарелки с темно-коричневыми крошками, опустеть готовилась и четвертая вместе со второй чашкой горячего шоколада. Чародейка была до сладкого сама не своя, хоть и позволяла себе куда как реже, чем хотелось бы.
— Попробуй, — Даниэль подцепила последний кусочек ложкой и поднесла ко рту Гаспара. Он ничего себе не заказывал, кроме чашки кофе, которую мучил уже второй час.
Менталист стиснул зубы и уклонился, словно ему предлагали иную субстанцию похожего цвета.
— Не хочу, — буркнул он. — Да и тебе сладкое вредно.
Даниэль положила ложку в рот и демонстративно, с аппетитом прожевала, жмурясь от неземного блаженства и удовольствия. Сыто облизнула кончиком языка верхнюю губу и удовлетворенно выдохнула полной грудью.
— Боишься, растолстею и не влезу в любимое платье? — поинтересовалась она.
— Нет, — ответил Гаспар и открыл несчастные часы, стрелка которых нехотя сдвинулась на пару делений. — А вот Эндерн не упустит шанса припомнить лишний дюйм и фунт.
Даниэль с грустью посмотрела на пустую тарелку и отодвинула ее к краю стола. Чуть дальше лежал свежий выпуск «Городских страниц» — мелкой анрийской газетенки, прославившейся раздуваемыми из ничего сенсациями. Кажется, именно она недавно выдумала Анрийского призрака, которого быстро подхватывали другие.
— Он припомнит, даже если я потеряю десяток фунтов, — Даниэль взяла салфетку и помяла ее в руках. — Пожалуется, что стала слишком тощая и костлявая. Но я привыкла уже — это он так знаки внимания оказывает и в любви признается, — улыбнулась чародейка. — И вообще, не переживай за мои дюймы и фунты. Ты видел когда-нибудь толстых чародеек?
— Смотря, в каких местах.
Даниэль капризно наморщила нос.
— Это не «толстые», это «очаровательно пышные», — она назидательно наставила пальчик в кружевной перчатке. — Еще скажи, тебе не нравится смотреть на эти места!
— Значит, не видел, — Гаспар отвернулся и погрузился в изучение циферблата, чтобы не испытывать соблазна заглянуть в декольте легкого голубого платья с открытыми плечами.
— Это все потому, что у нас специфический метаболизм, — не без гордости и хвастовства пояснила Даниэль, — а расходуем мы больше, чем потребляем. По-хорошему, нам нужно каждый день съедать по большому и вкусному тортику, чтобы не только не исхудать до сухих мощей, но и не поддаваться тоске и меланхолии. Тоска очень вредит женскому здоровью. От тоски появляются морщины и прогрессируют всякие нехорошие болезни вроде стервозности, вспыльчивости, раздражительности, — она выразительно скосила на Гаспара глазки из-под полуприкрытых век.
Менталист то ли не уловил намек, то ли не пожелал его улавливать.
— Неужели нет никаких других способов этого избежать? — он покрутил в пальцах закрытые часы.
— Есть, — печально вздохнула Даниэль, — но наш любимый папочка забрал мою игрушку. Так что остаются только бисквиты и шоколад.
— Ничего нигде не слипнется? — усмехнулся Гаспар, посмотрев на чародейку, которая, культурно отставив мизинец, допивала остатки шоколада.
— Не слипнется, не переживай, — заверила она, поставив чашку на блюдце. — Мой организм все перемолотит и добавки попросит.
— Или просто воспользуешься волшебным очищающим клистиром.
Даниэль насупилась, замахнулась ладошкой в перчатке.
— По губам сейчас дам, — погрозила она. — Ты не Эндерн, от тебя это звучит не мило, а грубо и пошло.
— Извини, — Гаспар втянул голову в плечи. — Клянусь взять у него пару уроков милой грубости и пошлости.
Чародейка недовольно покачала головой и накрыла ладонью его руки, предупреждая очередную попытку свериться с часами.
— Не нервничай, — мягко проговорила Даниэль. — Может, она слишком долго пудрила носик перед важной встречей.
— Могла бы и пораньше заняться этим, — фыркнул Гаспар.
— Женщине можно немного опаздывать, — кокетливо заметила Даниэль. — Это называется «хороший тон».
— Мне казалось, это касается только любовных свиданий.
— Это касается всего, — продолжила поучать чародейка, водя пальцем перед глазами менталиста. — А как еще проверить искренность намерений? Если явиться вовремя, собеседник обязательно будет лгать, лицемерить и всячески проявлять незаинтересованность в разговоре. А если ему придется немного подождать, тут два варианта: либо уйдет, значит, не очень-то и хотелось, либо останется. Если останется, значит, ему действительно нужно с тобой обсудить что-то очень важное.
— И как же это называется?
— Не знаю, — пожала плечами Даниэль, поправляя непослушный, выбившийся из прически локон пшеничных волос. — Может, «дипломатия»?
— Это называется «женская логика», — хмуро сказал менталист. — Мне даже интересно, как часто она срабатывает.
— Практически всегда, если ко всему относиться, как к любовному свиданию, — изрекла чародейка тоном многомудрой женщины.
— У меня есть способы проверить искренность намерений собеседника, — раздраженно проворчал Гаспар. — И я ненавижу, когда опаздывают.
Даниэль вновь попыталась пресечь его попытку свериться со стрелками, но не удачную: менталист разгадал ее коварные намерения и вывернул руку, поднес часы к лицу. Чародейка мстительно прищурилась и сдула непокорную челку с глаз.
— Успокойся, — сердито и строго сказала она. — Будь это ловушка, Эндерн уже бы предупредил. И предпринял бы меры.
— Ждем еще минуту и уходим, — объявил Гаспар, кладя часы на стол.
Даниэль внезапно выхватила их из расслабленной руки менталиста, едва не порвав золотую цепочку. Гаспар хотел вернуть пропажу, однако чародейка погрозила ему пальчиком и многозначительно подергала за цепочку.
— Лучше две, — предложила она. — Если мы посидим лишнюю минуту, мир не рухнет, зато за лишнюю минуту может многое произойти.
— Ты вдруг стала прорицательницей?
— Просто полагаюсь на интуицию. Женскую, — ехидно уточнила Даниэль. — Давай так: если ничего не случится, я извинюсь перед тобой так, как никто не извинялся, а если что-нибудь произойдет… — она задумчиво повращала глазами, — купишь мне самый большой и вкусный торт. Идет?
— Идет, — согласился Гаспар, положив перед собой возвращенные часы.
Даниэль подсела ближе, прижалась к Гаспару плечом, склонила голову, почти касаясь его щеки своей щекой, и с улыбкой уставилась в циферблат, неотрывно следя за секундной стрелкой. От чародейки, как и всегда, пахло сладкими духами.
Ровно две минуты они играли в гляделки с часами, и едва секундная стрелка дважды пробежала полный круг и достигла отметки «двенадцать», Гаспар закрыл крышку и с видом победителя очень близко посмотрел Даниэль в огромные бирюзовые глаза.
— Говоришь, как никто не извинялся, да?
Чародейка сложила губки бантиком и легонько щелкнула Гаспара по кончику носа, а затем указала тем же пальцем на вход на веранду кафе. Менталист выпрямился на стуле, замер, не веря своим глазам.
В кафе вошел человек, который всеми силами пытался сделать вид, что он неприметный и обычный. Даже сюртук был хоть и дорогим, но обычным, серым, в каком ходит большинство прохожих на Имперском. Под мышкой человек держал свежий выпуск газеты, хотя страницы прикрывали что-то еще, какую-то папку. Он настолько стремился не выделяться и не привлекать к себе внимание, что надел даже темные очки, медленно, но верно входившие в моду, особенно в южных провинциях.
Человек быстро осмотрелся, приметил на краю столика менталиста и чародейки выпуск «Городских страниц», поправил свою газету под мышкой и уверенным шагом направился к ним, лавируя и просачиваясь между стульев и сидящих на них людей.
Приблизившись, он сделал вид, что хочет пройти мимо, но бросил короткий взгляд на «Страницы» и задержался, присматриваясь к Гаспару и Даниэль.
— Тоже предпочитаете независимые, хм, издания? — спросил он, положив на столик свой выпуск «Городских страниц».
— И пунктуальность, — мрачно буркнул Гаспар. — Ты опоздал… Ротерблиц.
Они стояли на Гранитной набережной. Строгий в своем величии собор Святого Арриана и пышный Люмский дворец с левого берега Мезанга были не видны, скрывались за медными крышами высотных зданий и чьих-то дворцов. Однако Ротерблиц заверил, что если проехать по набережной пару миль вниз по течению и перебраться на другую сторону по Красному мосту, можно быстро добраться до ресторации «Пранзочена», которая находится почти напротив самых узнаваемых символов Анрии.
Даниэль, оставаясь верной себе и выбранной роли, не собиралась вмешиваться в разговор слишком умных мужчин, от непонятных речей которых «голова идет кругом, но так сладко ноет ниже пупка». Ее, казалось, куда больше увлекали и занимали спокойные воды реки, проплывающие по ним суденышки и лодки, а также горячее солнце, от которого чародейка пряталась под зонтом, и теплый ветер, норовивший сдуть широкополую шляпу. В синем небе появились белые облака, вдали — собирались тучи. Вечером должен быть дождь. Просто обязан. Хотя вчера он своих обязательств так и не выполнил.
— Ну и как же так получилось, что простой магистр Комитета Следствия вдруг оказался тайным агентом? — Гаспар первым нарушил затягивающееся молчание, пропитанное недоверчивостью и взаимными подозрениями.
Паук не любил внедренных куда бы то ни было агентов. Они имели дурную привычку становиться двойными, тройными, четверными. Чаще всего по указке самого Паука, что и укрепляло подобную нелюбовь. Гаспар тоже их не любил. Особенно таких, в чью голову не мог безнаказанно проникнуть.
Даниэль, проводив тоскливым взглядом весельную лодку с парочкой на корме и гребцом на веслах, придержала за поля шляпу. Ротерблиц повернулся к реке спиной, облокотился на широкое гранитное ограждение в половину человеческого роста. Где-то вдалеке по нему ловко шла девочка в белом платье, которую подстраховывал за руку отец.
— Хм, а как получилось, что простой магистр Комитета Следствия, казненный за преступления против Равновесия, вдруг оказался живым и здоровым? — улыбнулся Ротерблиц, посмотрев на менталиста поверх очков. Газету с папкой он держал в руке.
— У всех свои секреты, — пожал плечами Гаспар.
— Странно, — протянул Ротерблиц и обтер ладонью мокрый лоб. — А почему ты, хм, отказываешь в секретах другим?
— С чего бы? — возмутился менталист и навалился на раскаленноесолнцем ограждение. Жар чувствовался даже через ткань. — Я же не лезу тебе в голову. Мне просто интересно, — он повернулся к Ротерблицу, — как ты умудрился ни разу за полтора года не проколоться в обществе не самых последних ренегатов, бегающих от Ложи десяток лет?
Пиромант не стал прятать глаза. Красные крапины в его зрачках нагло заблестели на солнце.
— Возможно, — ответил он, — хм, потому, что оказался в обществе, где не принято спрашивать о чужих секретах? Если бы каждый раскрывал свои секреты, очень быстро оказалось бы, что не с кем это общество создавать.
— Просто удивительно, как подобное общество так долго не разваливалось, — Гаспар оттолкнулся от ограждения, обтер руки.
Девочка в белом не дошла до него пары десятков футов, спрыгнула на гранитную мостовую и побежала в обратную сторону. Мужчина мельком окинул взглядом Даниэль, без смущения отметив стратегически важные участки ее тела, развернулся и поспешил за дочерью. Чародейка придержала рукой шляпу, вновь едва не сорванную порывом ветра.
— Плохо, — признал Ротерблиц. — Стоило на него по-серьезному надавить — и все рассыпалось, как видишь. Одно дело грезить о свержении кайзера, после которого освобожденный от тирании народ воспрянет и заживет долго и счастливо. И совсем другое, когда за такие, хм, мечты начинают внезапно гибнуть сами мечтатели. Хотя мне кажется, — добавил чародей, немного помедлив, — оно все равно бы рассыпалось, даже если бы, хм, никто не давил.
— Почему?
Ротерблиц задумчиво посмотрел в небо.
— С некоторых пор в партии намечался раскол, — сказал он, разглядывая что-то среди облаков. — Никто, конечно об этом не говорил, не ставил под сомнение авторитет ван Геера или Морэ, но обстановка… Хм, скажем так, незримо накалялась. Месяца три, может, четыре ван Геер был чем-то очень недоволен и делал заявления, что партия отклоняется от намеченного некогда пути и сворачивает не в ту сторону.
— А какой был путь?
— Тебе, хм, официальную версию, — пиромант посмотрел на Гаспара и усмехнулся, — или как на самом деле?
— Зачем задаешь глупый вопрос? — раздраженно проворчал менталист.
— А потому, что умного ответа у меня, хм, нет, — рассмеялся Ротерблиц. — Думаю, даже в партии никто тебе не ответил бы. Ван Геер считал одно, Морэ — другое, каждый размышлял о новом порядке на свой лад, но делал вид, что все мы делаем общее дело.
Гаспар прищурился. Слово «мы» ему очень не понравилось.
— После сорвавшегося в столице восстания, — сказал Ротерблиц облакам, — ван Геер, Морэ и еще несколько человек бежали сюда, в Анрию, и быстро нашли себе единомышленников. Это тогда было очень модным на волне очередной смены, хм, реставрированной монархии в Тьердемонде очередной республикой. Республиканские идеи прямо-таки захватили просвещенные умы. Так что встречи с борцами со старым режимом, чтение прогрессивной литературы, обсуждение и, хм, анализ ошибок первого Конвента за бокалом шампанского и под приятную музыку стали настолько популярными, что кое-чьи жены едва не удавились тогда от ревности, насколько знаю.
— И куда только смотрели компетентные органы? — Гаспар сделал вид обеспокоенного, неравнодушного гражданина, верящего в неподкупность власти.
— Не поверишь, Напье, — тихо рассмеялся чародей, — как, оказывается, в нашей стране просто организовать, хм, тайный кружок и зачитываться трудами Морэ, Ривье, Майснера или Линксбарта. Таких в Анрии собралось несколько, а через год они объединились в новый «Новый порядок». Ван Геер сдружился с Фишером, открыл за его счет типографию и начал свободно печатать Морэ и прочую, хм, запрещенную ныне литературу, подпольные журналы. А два года назад появился Машиах…
Ротерблиц умолк. Гаспар посмотрел на Даниэль, увлеченную борьбой шляпы с ветром и созерцанием Мезанга. Чародейка не думала реагировать на посылаемые им сигналы. Менталист перемялся с ноги на ногу, заложил руки за спину. Мимо прошла супружеская пара почтенного возраста, обратив внимание разве что на Даниэль, на юбку ее платья, бессовестно открывающего лодыжки. Старые понятия о нравственности явно не могли смириться с таким бесстыдством, однако престарелая госпожа не решилась отчитать бесстыдницу, обойдясь безмолвным презрением.
— У него много имен, — Ротерблиц оттолкнулся от ограждения, сунул газету с папкой под мышку, — Лерер, Лёсеньян, Машиах… Кто-то утверждал, что он не появился, а вернулся в партию спустя несколько лет, а кто-то… Хм, а кто-то считал и до сих пор считает, что его и вовсе нет, что это миф, символ, знамя. Не без причин: его почти никто не видел, за исключением основателей партии, хотя и про них с уверенностью не скажу. Лично мне, хм, до недавнего времени казалось, что ван Геер на пару с Морэ просто выдумали его, чтобы утвердить свою власть. Стоило произнести на собрании «Это предложение Машиаха», как все, за очень редким исключением, единодушно соглашались.
Гаспар облокотился об ограждение, навалился на локоть всем весом и вытянул затекшую ногу.
— Машиах не выдуман, — сказал менталист. — По крайней мере, некто по имени Лерер в Энпе действительно есть. Я видел его.
— Правда? — оживился Ротерблиц. — Где?
— В Шамсите, — признался менталист. — Он был там несколько месяцев назад. Это он завербовал Карима ар Курзана. Подозреваю, этот Машиах или Лерер очень сильный менталист с исключительным даром внушения.
Ротерблиц побарабанил пальцами по газете с папкой и широко улыбнулся:
— Хм, даже интересно, в чью же голову ты влез, Напье, чтобы повидаться с ним?
— Это не твое дело, — сухо произнес Гаспар.
Ротерблиц безразлично пожал плечами.
— Полагаю, бедолага все равно не пережил твоего вмешательства, — заметил он.
— Не строй из себя невинность, Ротерблиц. Помнится, ты вообще сжигал подозреваемых заживо без предупреждения.
— Они оказывали сопротивление, — оправдался пиромант. — И не надо врать, Напье. Я всегда их предупреждал. Мантия магистра-следователя уже, хм, достаточное предупреждение.
— Знаешь, как это называется, Ротерблиц? — ухмыльнулся де Напье, злопамятно блестя глазами. — Превышение полномочий и неоправданное магическое вмешательство.
Чародей склонил голову и потер пальцами переносицу.
— Смерть не пошла тебе на пользу, Напье, — пробормотал он. — Ты стал еще зануднее.
Гаспар не без удовольствия продолжил бы пикировку, однако почувствовал, как к спине притиснулась Даниэль и положила голову на плечо, накрыв полем шляпы его макушку. Приятность момента испортил ощутимый тычок в бок.
— Кхм, — виновато кашлянул Гаспар, — давай не отвлекаться на ностальгию, а?
— Так я, хм, и не отвлекаюсь, — пожал плечами Ротерблиц, едва не выронив газету с папкой. — С появлением Машиаха все резко изменилось, — произнес пиромант, повернувшись и глядя на спокойные воды Мезанга. — Энпе заинтересовалось несколько богатых людей, хм, очень обеспокоенных положением своих богатств и свобод. Этим людям хочется жить еще богаче, сытнее, свободнее, а что-то мешает. Например, очень-очень богатые, сытые и свободные, которых мало, но они почему-то занимают почти все место возле кормушки. А это, хм, несправедливо, значит, нужен новый, справедливый, порядок. Чтобы самые богатые стали самыми бедными и освободили несправедливо занимаемое положение, а на их место пришли несправедливо обиженные и восстановили справедливость. Жан Морэ и Артур ван Геер ловко объяснили им причины несправедливости, кто виноват и что со всем этим, хм, делать.
Менталист выслушал с кривой ухмылкой.
— А мне казалось, новый порядок подразумевает народное счастье.
— Конечно, — кивнул Ротерблиц. — А народ, по-твоему, хм, кто?
Гаспар не ответил. Он подумал, что Ротерблиц хорошо вжился в роль революционера. Наверно, слишком хорошо.
Чародей задумчиво постучал ребром газеты с папкой по раскрытой ладони. Затем положил газету на ограждение, рассеянно поводил пальцами по главной странице.
— Идеи Морэ показались им, хм, очень привлекательными, — чародей повторил позу Гаспара, придавив локтем газету с папкой, страницы которой трепал ветер. — В отличие от ван Геера Морэ предлагал действовать уже сейчас. Устрашить нынешнюю власть, показать ее слабость, расшатать под ней почву, преследовать и казнить без суда всех ее пособников, угнетателей, эксплуататоров. Такие идеи, хм, настолько привлекли, что их восприняли по всей Империи, особенно молодые и горячие головы. Мгновенно объявились подражатели и ученики Морэ, вокруг них сложились свои кружки, а по городам прокатилась волна терактов и убийств, о чем ты наверняка знаешь и сам.
Гаспар кивнул. Покушение на Манфреда фон Хаупена он даже расследовал, но неудачно, если не считать пары исполнителей, которых нашли мертвыми на окраине столицы, и пары дней тяжелых головных болей.
— Я даже поучаствовал в одном из таких «Новых порядков», — насмешливо проговорил Ротерблиц, изображая гордость, — пока шайку террористов Бо́лена не накрыла жандармерия. Кое-кому, в том числе и мне, удалось бежать в Анрию. Морэ считал Болена истинным сыном революции, поэтому меня приняли, хм, с распростертыми объятьями и предложили служить делу революции дальше. Чем я и занимался в ожидании съезда партии, на котором Морэ, решивший, что заложил достаточно пороха под шатающимся троном тирана, собирался объявить, когда настанет пора поднести огня. Но…
— Кто-то внезапно смешал все карты, — закончил вместо него Гаспар, глядя на реку и провожая взглядом идущее под треугольным парусом суденышко.
— Именно, — чародей возвел очи горе и сокрушенно покачал головой. — Когда стало известно об убийстве ван Геера, Энпе испытала настоящий шок, а ван Блед, хм, его усилил, доложив, что в Шамсите убиты еще и Ашграу, Зюдвинд, Финстер и младший из Курзанов. На экстренном совещании, собранном в авральном режиме, творилась настоящая вакханалия. Внезапно выяснилось, что буквально каждый в нашей партии все это время был агентом кайзеровской тайной полиции, Ложи, кабирской разведки, шпионом поморов, сверов, альбарцев и чуть ли не, хм, байфанского императора, лично задумавшего задавить дело революции. Однако сохранить остатки благоразумия и призвать разбушевавшихся товарищей к порядку все-таки удалось. Единодушным голосованием приняли решение, что не время скорбеть по ван Гееру и остальным. Но потом, — Ротерблиц перевел дух, — стало известно об убийстве Хесса и Адлера, а я получил письмо за подписью Морэ, в котором сообщалось, что дело революции живо, пока жив хотя бы один революционер, но лучше не высовываться и ждать дальнейших инструкций. Кое-кто, если верить слухам, поспешил даже выехать из города. Но на этом беды не закончились. Поднятый шум привлек внимание жандармов, они арестовали нескольких человек, правда, из низов. Типографию ван Геера опечатали сразу же после его убийства, начали следствие, пытались подтянуть Фишера, пока ничего не получилось, хотя это только вопрос времени. Самому Фишеру вряд ли что-то грозит, но он может пойти на сделку со следствием, назвать несколько имен, и тогда…
— Кто-то в жандармерии получит орден за заслуги, который лично вручит кайзер, — едко прокомментировал Гаспар. — Вот только это ничего не даст. Заговорщики из Ложи останутся в тени, а через несколько лет все повторится снова. Может, в другой форме, может, другими методами, но виолаторы продолжат свои игры и попытки перекроить мир под себя. А обвинят в этом всю Ложу и каждого чародея в отдельности.
— Если бы вы приехали на пару недель раньше, Напье…
— Ротерблиц?
— Хм?
— Закрой рот, пожалуйста.
— Но это правда, Напье, — невесело рассмеялся пиромант. — Еще несколько дней назад все было ясно, а сейчас я уже сам не знаю, что делать…
— Не пробовал найти убийцу?
— Хм, пробовал.
Ротерблиц посмотрел по сторонам и дождался, пока мимо пройдут несколько молодых людей, показавшихся ему подозрительными. Хотя, как и обычно, пристальное внимание притягивала к себе Даниэль, а не пара фанфаронов, чешущих языками, в то время как барышня изнывает от тоски. На физиономиях молодежи читалось явное осуждение неверно расставленных приоритетов.
— Когда ван Блед вернулся из Кабира, — заговорил Ротерблиц, убедившись, что лишние уши слишком далеко, чтобы подслушивать, — он рассказал о том, что там произошло только мне. А еще добавил, что один из агентов Ложи направляется в Анрию под видом Финстера, и предложил перехватить его. Я так и не понял, как ван Блед, хм, опередил его, но я согласился. Правда, у нас ничего не вышло — этот «Финстер» ускользнул от нас. Уже потом, после смерти ван Геера, мы продолжили искать убийцу, но он всегда опережал нас на шаг. В какой-то момент нам показалось, что мы вот-вот возьмем его, но…
— Но? — поторопил его Гаспар, едва Ротерблиц умолк и принялся тереть пальцами наморщенный лоб.
— Ничего, — зло обрезал чародей. — Мы облажались. Убийца то ли раскусил нас, то ли, хм, его кто-то предупредил… А после Адлера убийства прекратились вовсе, все следы оборвались.
Гаспар недоверчиво прищурился, одергивая себя, чтобы не потянуться к виску по годами складывавшемуся рефлексу. Не нужно быть менталистом, чтобы почувствовать, что Ротерблиц лжет. Или недоговаривает.
— Значит, — Гаспар сдержал усмешку, — ты был ван Бледу товарищем по партии?
Ротерблиц сдвинул очки на кончик носа, искоса глядя на выглядывающую из-за плеча менталиста чародейку. Явно увидел нечто такое, что ему не понравилось.
— Хм, я бы это так не назвал, — он поправил темные очки на носу, скрыв глаза. — Мы не терли, хм, друг другу спинки в бане, если ты об этом. Мы иногда кооперировались по необходимости, но особой любви друг к другу не питали. Ван Блед пришел в Энпе примерно тогда же, когда и я. Думаю, он видел во мне возможность продвинуться в партии, и это у него даже получалось. В последнее время он оказался весьма близко к ван Гееру и Морэ. Настолько, что его отправили в Шамсит проверять Финстера на вшивость. Может, потому, хм, что ван Геер подозревал его в связях с друзьями революции?..
— Как оказалось, не без причины.
— Как оказалось, — эхом отозвался пиромант.
— Значит, нужно искать ван Бледа.
Гаспар не видел, но чувствовал, как ощутимо напряглась за спиной Даниэль. Паук напомнил в очередной раз о промахе, недоработке, которую она так и не исправила за несколько лет. Это бесило чародейку и лишало душевного равновесия.
— А вот с этим большие проблемы, — щелкнул пальцами Ротерблиц. — Он исчез. Уже пять дней его никто не видел. Ни в Энпе, ни на его квартирах, ни в тех местах, где мы обычно встречались.
— Думаешь, убийца достал и его?
— Хм, вряд ли. Если бы это произошло, газеты уже раструбили бы об очередной жертве Анрийского призрака. А призрак, если верить газетам, взялся, хм, за анрийскую преступность, коррупцию и нечистых на руку коммерсантов.
— Так что же получается? — Гаспар скрестил руки на груди. — Очередной тупик? Предлагаешь опустить руки, сесть и ничего не делать?
— Напье, я разве такое, хм, говорил? — Ротерблиц вытянулся в полный рост, прихватив газету. — Я не собираюсь сдаваться. Сейчас работаю над одной, хм, версией, — он потряс «Городскими страницами». — Надеюсь, она даст хоть какие-нибудь результаты.
— В детали ты, конечно, не посвятишь. И помощь тебе, конечно, не нужна.
— Просто дай мне немного времени, Напье, — устало вздохнул Ротерблиц. — Возможно, тебе в это трудно поверить — менталисты вообще никому не верят, не запустив предварительно, хм, руку, чтобы пощупать чей-то мозг, — но ты сделай одолжение. Поверь, я хочу разобраться со всем этим не меньше твоего. Как только я хоть что-нибудь выясню, сразу свяжусь с вами.
Гаспар скептически посмотрел на газету, внутри которой лежала папка.
— Тайная переписка с тайным любовником? — предположил он.
— И как ты только, хм, догадался? — добродушно протянул Ротерблиц.
— Можно взглянуть?
— Пожалуйста, — чародей протянул папку. — У меня нет от тебя, хм, секретов.
Гаспар потратил на изучение содержимого не больше минуты.
— Я же пошутил про тайного любовника, Ротерблиц, — поднял он глаза, придерживая письмо, чтобы не унесло ветром.
— А ты присмотрись внимательнее, — указал пальцем пиромант.
— Если забыл, — недовольно пожевал губами Гаспар, — я — не чародей.
— Тогда попроси свою очаровательную спутницу. Мадмуазель, — Ротерблиц позвал скучающую за спиной Гаспара чародейку, — окажите любезность.
Даниэль нахально выхватила папку из рук Гаспара и всучила ему зонт.
— Это магический шифр, — заключила она, потратив на ознакомление несколько больше времени. Бирюзовые глаза при этом сияли ярче обычного, что было заметно даже на солнце. — И, если не ошибаюсь, — добавила чародейка, поднеся папку совсем близко к лицу и гладя строчки пальцем, — по ключам Ложи…
— О, — потрясенно выдохнул Ротерблиц, — мадмуазель разбирается в шифрах, хм, Ложи?
— Ах, monsieur, — невинно затрепыхала ресницами Даниэль, вернув папку Гаспару и забрав у него зонтик, — что простая девушка с капелькой волшебства может понимать в таких сложных вещах?
— Разумеется, что в этих письмах можно узнать, только расшифровав их? — сказал Гаспар с кривой усмешкой.
— Ничего-то от тебя, Напье, не утаишь, — Ротерблиц сунул вернувшуюся папку под мышку, а руки — в карманы сюртука.
— Надеюсь, ты поделишься результатами?
— Разумеется, — заверил Ротерблиц. — Но сначала, хм, нужно раздобыть генератор ключей, а это не так-то просто.
Гаспар почувствовал пристальный взгляд и повернулся к Даниэль. Чародейка улыбалась, раскручивая зонтик за ножку.
— Думаю, — неохотно произнес менталист, — с этим мы тебе поможем. В знак доверия и желания… побыстрее со всем этим разобраться.
Ротерблиц действительно удивился. Немного постоял, шаркая туфлями по граниту набережной.
— Ну что ж, — широко улыбнулся он и вынул руку из сюртука, — тогда в знак доверия и желания… вот.
— Вокс? — отметил Гаспар, глядя на восьмигранную коробочку с крышкой.
— Вокс, — подтвердил очевидное Ротерблиц. — Он настроен только на меня. Поможет нам быстро связаться в случае необходимости. Но, пожалуйста, не зови ночью. Ночью я, хм, обычно занят сном.
— Ты опять недоволен, — вздохнула Даниэль, когда Ротерблиц распрощался и ушел. — А между прочим, он был с нами почти искренен. Уж я-то такие штучки чувствую и без твоих… проникновений.
Гаспар задумчиво покрутил вокс в пальцах.
— Вот именно что почти. Он недоговаривает.
Даниэль приблизилась, встала перед ним. Уголки губ чародейки дрогнули в короткой ироничной улыбке.
— Ну и что? Отправишь Эндерна следить за ним?
— Нет, у меня идея получше, — менталист сунул вокс в карман.
Даниэль придержала шляпу, подозрительно прищурилась. Гаспар вдруг оттолкнулся от гранитного ограждения и галантно взял растерявшуюся чародейку под руку.
— Как ты смотришь на то, чтобы мадам и мсье де Напье провели сегодня ночь в лучшей анрийской гостинице? — предложил он.
Даниэль смерила его насмешливым взглядом.
— Это ты так решил отвертеться от вкусного торта? — догадалась она.
— В том числе. Заодно можно заглянуть в номер ван Геера, — ненавязчиво добавил он, не глядя на чародейку.
Даниэль снова вздохнула, качая головой, высвободила локоть и сунула Гаспару зонтик.
— Предлагаешь мне опять покопаться в памяти места? — тихо спросила она.
— Только очень осторожно и не как в прошлый раз.
Даниэль подступила ближе, поправила лацкан его сюртука.
— Что ж, — покорно и смиренно сказала чародейка, — значит, лучшей анрийской гостинице придется принять… графиню ля Фирэ и ее надежного адвоката мсье де Мондэ, заботящегося об интересах ее светлости, — договорила она, сверкая на приобнявшего ее за талию Гаспара ехидной бирюзой.
Менталист смущенно убрал с ее талии руку.
— Выделить им две раздельные комнаты, — невинно продолжала Даниэль. — Ее светлости, разумеется, самую лучшую, с самой большой, глубокой и широкой ванной, в которой ее светлость будет нежиться в гордом одиночестве.
Гаспар почувствовал себя полным кретином и идиотом. Щеки загорелись, хотя, казалось, стать жарче на солнце уже невозможно. Даниэль кокетливо подмигнула ему, сдвинула шляпу на затылок, привстала на цыпочки и быстро чмокнула в губы.
— Мне, конечно, не интересно, как говорит Эндерн, — чародейка взяла его под руку и потянула с набережной, — а все-таки что ты намереваешься делать потом? Неужели действительно будешь сидеть и ждать, пока наша Эльзочка не свяжется с нами?
— Это не самый плохой вариант.
— Гаспар, я слишком хорошо и давно тебя знаю, — строго сказала Даниэль. — Со мной, дорогой мой, эти фокусы не пройдут.
— Я подумывал заняться изучением этого Анрийского призрака, — не стал вертеться Гаспар, — о котором так много и правдиво написано в лучших источниках информации.
— Я так и думала, — цокнула языком чародейка.
— Помнится, в Шамсите это принесло свои плоды.
— Если под «плодами» ты подразумеваешь, что нас пару раз чуть не убили, а я испортила платье, то да, — капризно поморщилась Даниэль.
— Кажется, ты слишком много проводишь времени с Эндерном, — с неудовольствием отметил Гаспар, переводя ее через дорогу. — Начинаешь припоминать и жаловаться.
— А ты слишком много времени проводишь во мне, — парировала Даниэль.
Поостывшие было щеки загорелись снова под осуждающим взглядом проходившей мимо женщины.
— Заражаешь нехорошими мыслями, — пояснила чародейка с самодовольной ухмылочкой.
— Какими, например?
— Дурацкими и нелепыми, — вздохнула она с наигранной грустью. — Если бы ты не предложил поохотиться на привидений, я бы предложила это сама.