Новый порядок (Часть I)

Глава 28

Франц Ротерблиц выпрямился на стуле и расправил затекшие плечи. От долго сидения жутко болела спина, а от чтения и письма — резало и драло в слезящихся, красных, как у наркомана, глазах. Пиромант четвертые сутки практически без остановки занимался расшифровкой писем Ратшафта, а оттого был зол, раздражителен, утомлен и пребывал в возбужденном, крайне нервном состоянии из-за допингов, за распространение которых в Кодексе есть пара статей. Хорошо, что в Анрии Кодекс не действовал.

Получив от Напье генератор ключей, Ротерблиц приступил к делу скептически и без особого энтузиазма. Он даже не был уверен, что сможет подобрать ключ. Однако это оказалось значительно легче, чем пиромант рассчитывал. Шифр был несложным, пожалуй, самым простым и распространенным из тех, что использовала Ложа. Это наталкивало на мысль, что составитель или выкрал его, или получил от кого-то, но сам не обладал достаточными знаниями и силами, чтобы воспользоваться более надежными комбинациями.

Когда же Ротерблиц приступил к самой расшифровке, то сразу позабыл про сон. Это было несложным занятием при верно подобранном ключе, естественно, но долгим, нудным, утомительным, доводящим до отупения своей монотонностью. Приходилось расшифровывать по букве, выписывать каждую по отдельности, а потом еще и выстраивать в нужном порядке, чтобы получить подходящее слово. В конце еще следовало применить все свои писательские дарования и таланты, чтобы полученный текст обрел смысл и удобоваримую для восприятия и понимания форму. Если бы сигиец предоставил к письмам нужную форму-активатор получателя, на расшифровку ушло бы всего несколько минут. А так пиромант за три дня разобрался лишь с двумя, сидел над третьим, и очереди ожидал еще десяток писем. Был бы Ротерблиц обычным человеком, уже свалился бы от морального и физического истощения. Хотя и силы, выносливость крепкого организма чародея уже подходили к концу.

Содержание писем тоже наталкивало на мысли. Очень интересные мысли. Однако Франц не до конца понимал, какие именно. Ему требовалась полная картина. Ему требовался отдых, чтобы нормально соображать.

Ротерблиц тяжко вздохнул, потер глаза. Было еще утро, хотя для него понятия «еще» и «уже» перемешались: когда Франц выглядывал в окно в последний раз, вроде бы была уже ночь.

Он помассировал шею, отхлебнул давно остывшего кофе, в котором от кофе из-за стимулирующих добавок осталось лишь название. Встал, тяжело опираясь о письменный стол, — ноги после нескольких часов непрерывного сидения были ватными.

Ротерблиц прошелся по пустой комнате, разгоняя застоявшуюся кровь. Возникло желание выйти на улицу и подышать свежим воздухом, но чародей в последние дни старался не выходить из дома без необходимости. Не хотелось потерять последнюю квартиру, где он мог укрыться хотя бы на время. Ротерблиц и без того чувствовал себя последним подонком. Он клялся себе, что не втравит в свои дела никого постороннего, и уже нарушил эту клятву. Причем не впервые. И не только за эту неделю.

Он подошел к приоткрытому окну — с улицы уже тянуло жаром, ветер трепал тюль. Шумела утренняя Анрия.

Ротерблиц не сразу сообразил, что шум этот не совсем обычный. Слишком громкий. Слишком много голосов. Лишь выглянув в окно, он догадался, что не так.

На улицу стекались люди. Недовольные. Возмущенные. Ротерблиц старался не задерживаться возле окон, не без причин заработав за последнюю неделю быстро прогрессирующую паранойю, но сейчас все-таки не справился с любопытством.

Такая картина становилась обыденностью во всех крупныхгородах Империи последние несколько лет. Толпы в очередной раз обманутых, обворованных, падающих от усталости, оказавшихся ненужными людей собирались на улице и слепо вымещали свою злость. Давали выход негодованию. Слушали самопровозглашенных ораторов из той же толпы, трясущих громкими лозунгами, сотрясающих воздух вдохновляющими цитатами, заводились праведным гневом и решимостью требовать справедливости. А затем шли на фабрику и работали до глубокой ночи, смирялись, умолкали.

Потому что уже имелся печальный опыт и поучительный пример пятилетней давности, когда люди тоже выслушали ораторов из толпы с оглушительными лозунгами и цитатами. Серые драгуны разогнали недовольных, пролилась кровь, уйму народа выпороли, пересажали в тюрьмы, сослали на каторги, а ничего не изменилось. В лучшую сторону.

Столпотворение шумело недолго. Пиромант так и не успел понять, была ли эта провокация товарищей по партии, которые они иногда устраивали, или просто стихийное возмущение.

На улице показался наряд полиции со свистками, дубинками и ружьями. Послышались призывы к порядку. Франц заметил, что оратор, только что стоявший на импровизированной трибуне, незаметно растворился в толпе. Пиромант знал, что произойдет дальше. Это происходило вне зависимости от стихийности или провокационности.

Толпа, недовольно гудя, начала расходиться. Тогда-то в городовых и полетел первый камень. Поднялся крик. Пронесся пронзительный свист. Полицаи принялись расталкивать и выхватывать замешкавшихся. Полетели еще камни.

Ротерблиц смотрел вниз без особого интереса. Воспринимал все несколько замедленно и с запозданием. Наверно, потому и успел разглядеть летящий ему в окно камень особенно хорошо. Бросок был крайне ловким и точным — снаряд прошел четко, не задев ни раму, ни стекло. Пиромант, с запозданием отметив, где камень упал на паркет, выглянул на улицу из-за шторы. Ему показалось, что он заметил метателя — подростка, резво удирающего от городовых, свистками и дубинками быстро разогнавших большую часть толпы. Кого-то даже повязали. Наверняка не того, кого стоило. Хотя собрание в общественных местах в количестве больше трех — уже достаточный повод провести на казенной баланде от нескольких дней до месяца.

Ротерблиц хмыкнул, на всякий случай закрыл окно и отошел. Нашел взглядом камень, подошел к нему, ткнул ногой. Затем нагнулся.

К камню была привязана записка.

Он поднес смятый листок к покрасневшим глазам, прочитал короткую строчку и подпись.

Записку охватило пламя и быстро обратило в пепел.

Ротерблиц сдул черные хлопья с ладони, вернулся к столу, положил камень на край и сел. Отхлебнул из кружки стимуляторов с кофе. Взял перо, придвинул к себе расшифровочную таблицу и уставился в письмо, над которым просидел всю ночь. Тупо. Слепо. Бесцельно.

Чародей просидел так несколько минут, прежде чем сдался и пошел приводить себя в порядок.

Через час он вышел из дома. С совершенно пустой головой, глуша в себе тревожное предчувствие.

— Как ты меня, хм, нашел?

Эрих Телль поправил очки с толстыми линзами и самодовольно улыбнулся. Это был худой молодой человек лет двадцати пяти, но уже лысеющий, с нездорово бледным лицом.

Телль работал адвокатом в Анрии, куда перебрался пару лет назад после учебы в Нойенортском университете. Анрийские юристы делились на три категории: продажных, мертвых и Эриха Телля. Продажные обслуживали боссов Большой Шестерки и содержали собственные конторы, мертвые — обслуживали их противников и конкурентов и плавали в Мезанге, а Эрих Телль вел дела и отстаивал права рабочих и малоимущих, как правило, за еду, что примечательно, нередко успешно, и, что удивительно, — до сих пор оставался жив.

В партию Телль вступил в прошлом году. Видным и значимым членом Энпе он не стал, на заседаниях бывал редко и находился, что называется, ближе к народу. Последние несколько месяцев Телль был ярым сторонником ван Геера, чем ужасно бесил пламенных морэнистов. Потому что занимался не тем, что нужно революции, — не разжигал праведный гнев и желание низвергнуть виновных в несправедливости, а прививал какую-то там политическую грамотность.

С Теллем Ротерблиц общался не слишком плотно, но неплохо того знал и, можно сказать, симпатизировал. Было даже не очень удивительно, что именно Телль отыскал его, однако менее подозрительным это не выглядело.

— Совсем забыл, откуда у тебя ключ от конспиративной квартиры? — невесело рассмеялся Телль.

Пиромант угрюмо промолчал.

— Хотя я боялся, что не найду, — не менее угрюмо произнес адвокат, переменившись в лице. — Слышал, недавно горел дом в паре кварталов от Морской. Говорят, был пожар в одной из квартир. Сгорело все, едва потушили. Такое ощущение, будто использовали колдовство, будто там жил пиромант. Да еще и она сказала…

Ротерблиц напрягся и насторожился. В заложенной за спину руке вспыхнул шар огня.

— Откуда ты знаешь, что я там жил? — спросил он ровным голосом.

— Ван Блед рассказал, — ответил Телль, открыто глядя чародею в глаза. — Он тебя искал, спрашивал, где ты можешь скрываться. Не переживай, — поднял он ладонь, — мы тебя не выдали. Уж я-то тебя знаю: если бы ты хотел, чтобы тебя нашли, сам бы сказал, где.

Пиромант несколько расслабился, гася огонь за спиной.

— Хм, спасибо, — глухо сказал он.

Телль скрестил руки на груди.

— Что случилось? Они вычислили и тебя? Охотятся за тобой, да?

— Нет, — ответил Ротерблиц, обтирая ладони с едва заметно подрагивающими пальцами. — Не сказал бы, что, хм, они. По крайней мере, — горько усмехнулся чародей, — не те «они», о которых ты подумал.

Адвокат смерил его тяжелым взглядом. Обычно опрятно одетый, гладко выбритый, причесанный, собранный и спокойный Ротерблиц выглядел сейчас так, словно последний месяц совершал каждодневный рейс «дешевый бордель-дешевый притон» с Ангельской Тропы в Модер и обратно. Небритый, бледный, исхудавший и измятый. Он часто носил темные очки, чтобы скрыть чародейские глаза, но сегодня Телль видел, что пряталось за темными стеклами.

— Ты скверно выглядишь, Франц, — отметил он.

— Да, — нервно усмехнулся чародей, приглаживая взъерошенные волосы, — неделька выдалась напряженной.

— Только неделька? — насмешливо выпятил губу Телль. — Как по мне, весь месяц с того дня, как убили ван Геера. Еще неизвестно, чем все это кончится…

— Зачем ты меня искал? — прервал его Ротерблиц, сдерживая раздражение. — Хм, если, чтобы только справиться о моем здоровье и напомнить, что мне сожгли жилье, то спасибо, но ты выбрал не лучшее, хм, время.

— Морэ просил, — сказал Телль с деланной веселостью и непринужденностью.

Ротерблиц отозвался не сразу. Ему потребовалось время, чтобы проглотить воздух, стуча по груди, и справиться с потрясением. За потрясением сразу же пришли недоверие и хмурая уверенность, что надо было слушаться тревожного предчувствия.

— Морэ? — севшим голосом спросил пиромант.

— Мне тоже это показалось странным, — согласился Телль. — Особенно потому, что он тебя не очень-то жаловал и терпел только из-за ван Геера.

— Хм, лично просил?

— Да нет, конечно, — адвокат запустил руку за пазуху и вынул запечатанный конверт. — Я получил письмо, — потряс им Телль и протянул пироманту, — которое должен передать тебе в руки.

Ротерблиц принял конверт не глядя. Он смотрел на адвоката и все больше думал о том, что не стоило вообще утром подходить к окну. Мальчишка мог вполне и ошибиться. Или не добросить тот злополучный камень.

— А с чего Морэ решил, что ты, хм, знаешь, где меня найти? — подозрительно спросил Ротерблиц.

Телль поправил очки и многозначительно улыбнулся:

— Может, в Энпе кто-то кроме меня помнит о вашей дружбе с Бо́леном? Кто-то слышал о…

Об этом Ротерблиц старался не помнить вообще, чтобы не чувствовать себя распоследним подонком. Делая вид, что не помнит, он обманывал себя и чувствовал хоть немного лучше. Но чувства вины это не отменяло.

— А кто передал тебе письмо? — нетерпеливо перебил пиромант.

— Не ван Блед, — проницательно догадался Телль. — Если бы это был он, я бы ни за что не согласился. Мне не понравилось, как он себя вел, когда я его видел, — добавил адвокат сухо. — И не понравилось то, что он говорил. О тебе.

Ротерблиц снял темные очки, не стесняясь тусклых, мутных, красных глаз с залегшими под ними кругами. Телль неодобрительно покачал головой.

— Что именно? — спросил пиромант.

— А ты ничего не знаешь? — адвокат удивился. Ротерблиц взглянул на него так, что тот воздержался от дальнейших расспросов. — Говорят, нескольких членов группы ван Бледа нашли убитыми в окрестностях Речной, — пояснил он. — А еще кто-то убил на Морской шестерых человек, которые, как говорят, были не абы кем, а из кайзеровской охранки. И все это в ту ночь, когда горел дом, где якобы жил ты. А уже утром ван Блед вовсю рассказывал о сорванных планах жандармерии, которую навели на наш след внедренные в Энпе двойные агенты и предатели революции. Одним из них он назначил тебя. И еще нескольких человек.

— Вот сука!.. — прорычал сквозь зубы Ротерблиц.

— Я бы, может, и поверил, что ты двойной агент, — встревоженно продолжил Телль, — если бы не одно странное обстоятельство: почти все объявленные агентами и предателями оказались сторонниками ван Геера.

— Хм, и ты?

— Нет, — печально улыбнулся Телль. — Пока нет, но кто знает, кем я окажусь завтра? — Он немного помолчал и добавил задумчиво: — Это непрофессионально, обвинять кого-то не имея доказательств, но мне начинает казаться…

Ротерблиц внезапно схватил адвоката за плечи и сильно потряс.

— Послушай, Эрих, — сказал он с нервной дрожью в голосе, — уезжай из Анрии. Уезжайте вместе, пока, хм, не поздно.

— Нет, — спокойно возразил Телль. — Я не уеду, да и она вряд ли согласится, пока ты здесь. Я не боюсь. То, что началось, уже не остановить. Оно все равно случится. Не сегодня, не завтра, может, и не через год и не через десять, но это неизбежно. Как будто, — он презрительно скривил губы, — если переловить и перевешать всех нас, это что-то изменит. Пусть меня посадят или казнят, но на мое место придут другие.

А ведь он был идейным, понял Ротерблиц. Действительно верил в то, о чем говорил. И действительно не боялся. По-хорошему, о нем стоило сообщить куда следует, но Франц не собирался этого делать.

Он снял очки с ворота рубашки, надел на нос.

— Хм, — саркастически усмехнулся чародей, — веришь, что идеям пули не страшны?

— Я знаю, что извержение вулкана не остановить, — ответил Телль и опустил глаза на ладонь Ротерблица. — Что с письмом? Прочтешь?

Пиромант сам для себя обнаружил, что до сих пор держит конверт в руке. Он поднес его к лицу, повертел перед носом и сунул в карман.

— С каким, хм, письмом? — растерянно спросил он. — Я ничего не получал. Да и ты меня не видел.

— Верно, — кивнул Эрих Телль. — Наверно, камень попал не в то окно.

Ротерблиц вернулся домой за полдень с твердым намерением больше никуда не выходить. Он скинул сюртук, уселся за стол. Допил стимуляторы с забродившим кофе, в котором уже вполне могла зарождаться жизнь уродливого гомункула. Омерзительный вкус едва не спровоцировал рвотный рефлекс, но за прошедшие дни Ротерблиц почти адаптировался ко всему.

Чародей сдвинул в сторону зашифрованное письмо, лист с разгаданными буквами и шифровочную таблицу. Положил перед собой запечатанный конверт. Сложил руки на столе, уронил на них голову и уставился на конверт.

Смотрел долго, словно решил потягаться с ним крепостью нервов, будто конверт рано или поздно должен не выдержать и в чем-то сознаться. Однако тот проявлял чудеса выдержки и каяться в грехах не торопился.

Ротерблиц выпрямился на стуле, устало вздохнул. Взял конверт, прощупал его пальцами, просмотрел на свет. Ничто не указывало на скрытые подарки. Обычная бумага.

Пиромант потер глаза, потянулся к пустой кружке. Хмыкнул с досады и отложил конверт.

Он потер руки, хрустнул суставами, сжал-разжал пальцы и принялся чертить сигиль прямо на крышке стола.

Ротерблиц старательно вывел большим пальцем почти ровный круг, нанес несколько нужных символов, вкладывая в них силу арта. Линии ярко вспыхивали, переливались цветами радуги, едва слышно звенели и бренчали, складывались в замысловатые узоры.

Закончив, чародей ощутил еще большую усталость и слабость. Он сфокусировал взгляд, продохнул, взглянул на проделанную работу. Сигиль почти растворился и исчез, стал невидим обычному глазу. Для второго зрения результат, откровенно говоря, был посредственным — Ротерблиц не был большим мастером по части печатей и сигилей, но для успокоения совести должно сойти.

Пиромант взял конверт тремя пальцами, поместил в центр сигиля, простер над ним правую руку и сосредоточился.

Спустя минуту он, убедившись, что это обычный конверт с обычным письмом, надломил печать.

Спустя еще несколько минут Ротерблиц достал из кармана сюртука вокс, раскрыл его, но слово-активатор не произнес. Немного поразмыслив, он закрыл восьмигранную коробку, нашел на столе чистый лист бумаги, обмакнул перо в чернила и принялся писать письмо.

Через полчаса Ротерблиц собрался и второй раз за день вышел из дома. Вернулся уже глубокой ночью и лишь тогда, открыв вокс, вызвал де Напье.

Когда тот подал заспанный голос, пиромант отрывисто бросил, не дав менталисту сообразить толком ничего:

— Нам надо встретиться. Срочно.

Больше Франц Ротерблиц домой не вернулся.

— Паршиво выглядишь, Ротерблиц, — заметил Гаспар.

Пиромант ничего не ответил, лишь нервно передернул плечами. Позади него бесшумно спланировал на землю филин и вырос до размеров человека, меняя форму.

— Тха, хуже говна по весне, — добавил Эндерн, скрестив руки на груди.

Ротерблиц заторможенно обернулся, смерил его отсутствующим взглядом путных, пустых глаз.

— Это что за ебаный придурок? — спросил он безразлично.

Эндерн напрягся, но внимательно присмотревшись к пироманту, пропустил все мимо ушей. Гаспар покачал головой. Он был далек от осуждения, но олт не одобрял даже в малых дозах. Хотя осознавал, что и его когда-нибудь ожидает подобная участь.

— Расслабься, Ротерблиц, — сказал он. — Тебя же предупреждали, что нас трое. И вы уже встречались. Просто Эндерн не любит лишний раз мозолить глаза.

Полиморф криво усмехнулся, обошел Ротерблица и встал рядом с менталистом, скрестив руки на груди. Утвердительно кивнул. Чародей пристально — насколько это было возможно для него — всмотрелся в физиономию с птичьими глазами, снова нервозно передернул плечами.

— Хм, — глухо хмыкнул он, — компания той прекрасной мадмуазель мне нравилась гораздо больше.

— У прекрасной мадмуазель выдался тяжелый день, — нехотя ответил Гаспар. — У нас тоже. Хотя по тебе-то… — он поджал губы и наклонился, присматриваясь к пироманту. — Что с тобой стряслось?

Ротерблиц громко шмыгнул носом.

— Много, — он чихнул, утер сопли, — работы.

— Над той версией, о которой ты ничего не расскажешь? — едко усмехнулся менталист.

— В том числе, — кивнул Ротерблиц и высморкался.

Гаспар вновь вздохнул. На улице было прохладно. Еще стояла ночь, однако совсем скоро небо на востоке начнет алеть. Здесь, в одном из прифабричных кварталов, было тихо. Почти. Лишь издали доносились отзвуки ночного веселья и гуляния под музыку в сомнительном кабаке.

Менталист ничего не понимал, оттого начинал злиться и раздражаться.

— Объяснишь уже, к чему такая спешка? — брюзгливо спросил он. — Не мог подождать?

— Не мог, — глухо сказал Ротерблиц, ссутулившись, и покачнулся.

Гаспар переглянулся с Эндерном. Полиморф лишь пожал плечами. В недрах его рукава как будто зазвенела пружина выбросного механизма.

— Ты исчез почти на неделю, а теперь объявляешься и говоришь, что у тебя срочное дело, — проговорил Гаспар, осторожно запуская «пальцы» в размягченное наркотиком, истощенное сознание пироманта. — Не находишь это подозрительным?

Ротерблиц встрепенулся, недовольно посмотрел на Гаспара и привалился к стене.

— Меня раскрыли, Напье, — сказал он равнодушно. — А сейчас… хм, похоже, объявили на меня охоту, — горько рассмеялся Ротерблиц. — Я прятался, как крыса, боялся выйти на улицу… Если бы не… — он осекся и небрежно махнул рукой. — Но да это все, хм, ерунда, не это важно.

Гаспар переварил услышанное. Он не мог прочитать Ротерблица, но чувствовал, что тот не лжет. Хотя его поведение нельзя было назвать адекватным, но это легко списывалось на лошадиные дозы стимуляторов и олта, на которых чародей явно держался по меньшей мере пару дней без остановки.

— Со мной говорил Морэ, — сказал Ротерблиц. — И он хочет моей помощи.

— Ты же сказал, тебя раскрыли, — мрачно произнес Гаспар.

Пиромант нездорово захихикал, утирая сопли. Его потухшие глаза лихорадочно загорелись.

— Именно поэтому и хочет, — сказал он со злорадной ухмылкой. — Я встречался с ним сегодня. Он был напуган и выглядел… хм, хуже говна по весне.

— Это все из-за убийцы? — догадался Гаспар. — Он вышел на него?

— Убийцы?.. — нахмурился пиромант, растерявшись. — Нет, не убийцы, — сообразил наконец он. — Скорее, из-за товарищей по партии.

Он замолк. Может, собирался продолжить, но забыл об этом.

— Слышь, торчок, не тяни уже, — пощелкал пальцами перед его лицом Эндерн.

— Хм? — опомнился Ротерблиц, собирая глаза. — Ах да… К нему приходил Машиах, — сказал он трезво, словно не снюхал пару дорог олта. — Лично. Рассказал то, о чем собирался объявить на, хм, сорвавшемся съезде. Машиах планирует срыв переговоров с Кабиром. Возможно, покушение на министра Бейтешена. Совершенно точно какую-то провокацию…

Гаспар бы должен был удивиться, но не удивился.

— А почему не на шаха? — только и спросил он.

— Потому что заказчик — кто-то из ближайшего окружения султана, — ответил Ротерблиц, устраиваясь на стене поудобнее. — Кто-то, кто считает, что, хм, союз Империи и Кабира неугоден Альджару и нарушает традиции, которые Сулейман и без того предал своими реформами и прогрессивностью. Не могу сказать точнее — подробностей Морэ не знает.

— А как это поможет революции?

Ротерблиц растерянно посмотрел на него, чихнул, шмыгнул носом и засмеялся.

— Хм, а никак. Революция тут вообще не при чем. Уже давно не при чем. Ты говорил, что Машиах пару месяцев назад был в Кабире?

Гаспар кивнул, оживляя засевшие в памяти воспоминания Карима ар Курзан шайех-Малика о разговоре с неким человеком по имени Лерер.

— Он действительно там был, — сказал Ротерблиц. — Договаривался с заинтересованными лицами при султанском дворе. Получил от них щедрый перевод на счета партии в обмен на, хм, предложение, отвечающее их интересам. А затем избавился от всех, кто мог не одобрить его план: Ашграу, Зюдвинд, Адлер, Хесс… Хм, хотя Хесс вряд ли, — поморщился пиромант, мотая головой. — Из того, что я о нем знаю, ему было вообще все равно, его интересовали только деньги. Может, опасался, что его перекупят?..

— То есть убийца работал на этого Машиаха?

Ротерблиц моргнул, задумался и рассмеялся.

— Получается, что так. Хотя… — он осекся и не стал договаривать. — Главное, — пиромант вернулся к прерванной мысли, — Машиах убрал ван Геера, за которым были сила и влияние. Который, если бы узнал, мог сорвать все планы. Может, ван Геер о чем-то догадывался, потому и повторял, что партия свернула не туда. Может, если бы он остался жив…

— А Морэ? — прервал его менталист. — Почему он рассказал все это тебе?

— Потому что Машиах, хм, рассказал ему и вторую часть своего плана, — кисло улыбнулся Ротерблиц. — После срыва переговоров он собирается сделать партию козлом отпущения. Самым, хм, банальным образом сдать Энпе Ложе и тайной полиции. Как уже делал это пять лет назад, когда сорвалось столичное восстание. Только на этот раз он вломит не мелочь, а вообще всех.

Гаспар крепко зажмурился, потирая виски. Внутри черепа начинало зудеть, а это вызывало раздражение.

— Но зачем?

— Спроси что полегче, Напье, — нервно бросил Ротерблиц, с чего-то начиная злиться. — Или сам думай. Ты всегда был умным — вот и, хм, думай. А я не знаю. Морэ такие перспективы не понравились, — проговорил он спокойнее, сделав паузу, — и он решил бежать.

Пиромант потер глаза, продолжил:

— После, хм, убийства ван Геера и остальных Машиах приказал ван Бледу перевести Морэ в безопасное место, где все ему и рассказал. И предупредил, что если Морэ, хм, отчебучит какой-нибудь фортель, взбрыкнет или попытается сменить место, хм, пребывания, его сразу же прихватят и доставят к дверям столичной жандармерии с приложенной папкой компромата за все восемь лет, что он скрывался в Империи. Если же согласится… хм, сотрудничать, возможно, его переправят в Салиду. Хотя гарантий, что судно не перехватят туджаррские пираты или имперский фрегат, нет.

— А зачем ему нужен Морэ? — наморщив лоб, спросил Гаспар.

— Чтобы отдавать приказы и распоряжения его именем, конечно, — пожал плечами Ротерблиц. — После ван Геера Морэ остался единственным лидером, которого станут слушать. Машиах заставил его писать манифест, обосновывающий необходимость подобных, хм, мероприятий для нужд дела революции.

— И как же ты с ним встретился?

— Он — заложник обстоятельств, а не пленный, хм, тьердемондец, — развеселился пиромант, шмыгая носом. — Он не под арестом, за ним даже не следят, по крайней мере, открыто. Морэ волен общаться с членами партии, раздавать им указания, наставления, руководить приготовлениями к, хм, акции. Одно из писем через надежных товарищей он передал мне. И я с ним встретился. Без особых проблем. Морэ сделал мне предложение: я помогаю ему бежать, гарантирую, хм, защиту моего руководства, а в обмен он…

— Что в обмен? — потряс его за плечо менталист, когда Ротерблиц вновь забылся и поплыл.

Чародей проморгался, взбодрил себя парой хлестких ударов по щекам.

— В обмен Морэ выдаст имена всех виолаторов, кто поддерживает Энпе, Машиаха и готовящийся заговор.

— Морэ их знает? — сдержанно спросил Гаспар.

— Я же сказал, — усмехнулся Ротерблиц, — Машиах рассказал ему все. От и до.

Менталист немного помолчал, справляясь с нарастающим нервным возбуждением. Пальцы на левой руке начали подрагивать.

— А тебе не приходило в голову, что этот Машиах ему соврал?

— Приходило, — кивнул Ротерблиц, — но… хм, Машиах ему не соврал. Потому что… Хм, ложь порождает недоверие, а недоверие — плохой союзник.

— Он предпочитает правду, — пробормотал Гаспар.

— Хм?

— Я уже слышал что-то похожее. В Шамсите, когда…

— Значит, у нас нет причин не доверять Морэ. Если эта информация станет известна моему начальству, оно сможет вытравить из Ложи всех тех предателей и ублюдков, которые десятилетиями плетут свои заговоры, интриги, расшатывают Равновесие…

Эндерн прервал его настолько неожиданно, что вздрогнул даже Гаспар.

— Тха-ха! Ха! Ха-ха! — громко рассмеялся полиморф. — И че? Ничего ж, сука, не изменится, хоть вы усритесь, — сказал он с издевательской ухмылкой. — Поймаете этих — на их место придут другие крысы и пидоры и ровно так же будут шатать твое Равновесие и, сука, пускать этот мир по манде. Так уж он устроен.

Ротерблиц посмотрел на него. Гаспару подумалось, что взвинченный пиромант или устроит с Эндерном перепалку, или запустит струей огня. Однако Ротерблиц еще в бытность следователем КС часто умудрялся удивлять менталиста.

— Хм, а ты предлагаешь ничего не делать, — проговорил пиромант спокойно, — стоять в стороне и философствовать, пока крысы и пидоры пускают этот мир по, хм, манде?

Эндерн, который обычно всегда находил чем ответить, неожиданно смолчал.

— Нихера я не предлагаю, — зло фыркнул он. — Я ж ебаный придурок, че я могу тебе, сука, предложить? Но тут экспертом быть не надо, чтоб видеть, что тебе подложили замануху-залепуху, которую ты охотно заглотил, как дешевая шлюха грязный хер.

— Эндерн прав, — согласился Гаспар. — Все это настолько соблазнительно и притягательно, что…

—…несомненно очевиднейшая и, хм, простецкая западня, да, — закончил за него Ротерблиц, пьяно и весело ухмыляясь.

— И ты хочешь в нее угодить.

— Да.

— И нас за собой утащить.

— Хм, да.

— Тогда вопрос: зачем?

— Наверно… хм… — Ротерблиц вздрогнул, передергивая плечами, шмыгнул носом. — Наверно, затем, что вряд ли вообще знают о вас?

— Знают, — холодно возразил Гаспар. — Ван Блед знает. На нас тоже объявили охоту, и сегодня его люди едва не взяли меня и прекрасную мадмуазель.

— Но знает ли он, что мы работаем вместе?

— А если да?

Ротерблиц прислонился головой к остывшей стене. Казалось, чародей опять впал в прострацию и сбился с мысли.

— Хм, тогда нас всех убьют, — весело проговорил он. — Переговоры сорвутся, в Анрии наверняка поднимется бунт, а кукловоды из Ложи на радостях от успеха перепьются и скончаются от алкогольного отравления. Как по мне, тоже неплохой, хм, вариант.

— Не смешно, — хмуро буркнул Гаспар.

— Знаю, — вздохнул Ротерблиц. — Напье, если отказываетесь, я не стану сыпать, хм, убедительными аргументами и упрашивать. Я понимаю, риск слишком большой, а результат сомнительный, но я предпочитаю рискнуть. Попробую управиться своими силами, хотя это, хм, последнее, чего бы я хотел.

— Не надо, Ротерблиц, — поморщился менталист.

— Что не надо? — растерялся пиромант.

— Вот этого всего.

— Не понимаю, Напье, о чем ты…

— Да все ты прекрасно понимаешь, — зло и раздраженно проворчал Гаспар. — Я же вижу, ты уже все спланировал и все устроил. Когда?

Ротерблиц не сделал попытки разыграть оскорбленную невинность хотя бы ради приличия.

— Завтра… Хм, то есть уже сегодня ночью.

— Сегодня? — скептически взглянул на него Гаспар исподлобья. — Ты себя-то видел?

— Я буду в норме, — оттолкнулся от стены пиромант. — Я знаю, как привести себя в порядок…

Гаспар знал, что произойдет. И видел, что это происходит. Он даже метнулся, чтобы поддержать Ротерблица, однако реакция Эндерна оказалась быстрее.

— Еще один мудак на мою, сука, шею! — прорычал оборотень, подхватив пироманта под мышки. — Хуй я его на своем горбу потащу!