Новый порядок (Часть I)

Глава 24

Гаспар пристально смотрел на нее. Смотрел с самого утра, как будто впервые увидел. Сперва Даниэль воспринимала это с энтузиазмом, потом спокойно, потом с легким раздражением, а сейчас уже прошло достаточно времени, чтобы свыкнуться и не замечать, но Гаспар отказывался. Даниэль уже начинало казаться, что потекла тушь, смазалась помада, неровно легла пудра или выскочил мерзкий жирный прыщик на самом кончике носа. Чародейка не терпела, когда что-то не в порядке с лицом. Хотя не сомневалась, что с внешностью все идеально, Гаспар своим поведением вызывал жгучее желание достать зеркало и проверить. Стоило немалых усилий, чтобы держать себя в руках и не поддаваться.

Карета подскочила на кочке. Менталист демонстративно отвернулся к окну. Ненадолго. Через минуту вновь уставился на Даниэль.

Чародейка не выдержала.

— Ты прекратишь, Гаспар, нет? — проговорила она спокойно, с очаровательной улыбкой. — У меня над камином не висят старинные часы. Я не растаю, не покроюсь морщинами, не превращусь в иссохший труп и не рассыплюсь прахом. Я не такая древняя старуха, как ты думаешь. Успокойся уже.

Менталист встрепенулся, часто заморгал, принялся бегать по кабине глазками с таким видом, что не при чем и вообще не понимает, что за претензии к нему. Чародейка насмешливо скривила губы. Иногда его ребячество было неуклюже милым, но чаще всего — просто неуклюжим.

— Прости, — вздохнул Гаспар. — Просто непривычно видеть тебя такой… обычной.

Даниэль надулась.

— Я про глаза, — поспешно уточнил он, сделав только хуже.

— Значит, — засопела она, — ты любил меня только за красивые глаза?

Глаза чародейки по-прежнему оставались красивыми, огромными и выразительными, ясными, но… обычными. Они потускнели, утратили свое потустороннее бирюзовое сияние. В зависимости от освещения их можно было принять за голубые, зеленые или даже серые. Это все еще были чертовски красивые глаза, но… обычные. Обычные красивые глаза обычной красивой женщины.

— Да я не это имел в виду, — оправдался Гаспар.

Даниэль не могла долго разыгрывать беспричинную обиду. Чародейка рассмеялась и похлопала его по колену.

— Мне льстит, что ты так за меня переживаешь, правда, — заверила она, — но, клянусь, тебе не о чем беспокоиться. Я много раз так делала.

Едва поднявшись с постели, Даниэль провела около часа, полностью поглощенная собой. Она осторожно и медленно собирала переполняющую, питающую, греющую и ласкающую тело энергию арта, загоняла ее вглубь, под самую грудину, связывала в клубок яркие нити, пропитывающие каждую вену и жилу, сжимала их в плотный, маленький, пульсирующий комочек радужного света, едва заметный и почти неразличимый на фоне ауры. Это было не самое приятное, тяжелое чувство, очень похожее на истощение и опустошение после длительного и беспощадного расхода силы, но к нему быстро привыкаешь. В конце концов, это же не обструкция, когда полностью глушат арт и разрывают связь с ним, а лишь временный «отдых» от могущества. Зато сложно распознать в ней чародейку или, по крайней мере, здраво оценить ее возможности.

— Ты никогда не говорила, — Гаспар привалился к стенке.

— Ты никогда не спрашивал, — пожала плечами Даниэль и ободряюще улыбнулась: — Ну а как, по-твоему, ван Блед получил от меня прощальный подарок?

— Не знаю. Ты не рассказывала.

Даниэль картинно зевнула.

— Это скучная история, — неохотно призналась она. — В ней очень мало мест действия, зато много самого действия, правда, разочаровывающе однообразного. Да и просто разочаровывающего.

Чародейка дождалась, пока Гаспар не представит эту скучную историю в меру своей испорченности и фантазии. По тому, как он смущенно кашлянул, Даниэль решила, что достаточно красочно.

— И он, — проговорил Гаспар, — ни о чем не догадывался, пока ты…

— Я же дура, — тоненько протянула Даниэль тоном глупышки. — У меня голова забита только любимыми демонами и необъятными фаллосами, — она похлопала ресницами, продолжила обычным голосом: — Могучие чародеи, да и все вы, мужчины в целом, страдаете высокомерием по отношению к нам, дурам. И не ждете от нас никакого подвоха, — чародейка накрутила на палец локон волос, — особенно пока старательно пыхтите и потеете между наших ляжек.

Гаспар поерзал на сиденье.

— А если…

— Без «если», — прервала она серьезно. — Я умею себя контролировать и управлять организмом.

— Мне все равно не нравится эта затея, — упрямо повторил Гаспар не в первый раз за утро. — Надо было отправить Эндерна.

— О нет, — запротестовала Даниэль, махая руками, — нет! Во-первых, — она загнула мизинец, — я не хочу видеть его кислую физиономию и не хочу слушать очередную экспрессивную отповедь, какие мы плохие и ленивые. Во-вторых, — она загнула безымянный, — он и так перетрудился за три дня, дай ему отдохнуть. А в-третьих… — чародейка загнула средний палец, но вдруг задумалась. — В-третьих, Эндерн и Ложа — ты серьезно? — усмехнулась она. — Его близко подпускать к Ложе нельзя, да он и сам скорее удавится, чем подойдет к Arcanum Dominium. Он же из этих, — Даниэль прищелкнула, подбирая слово, — пораженных в правах.

— Ну а ты, — тут же нашелся Гаспар, — беглая преступница против Равновесия и ренегатка в розыске. Тебе там появляться вообще нельзя.

— Ах, ах, мсье комиссар, вы меня раскусили! — Даниэль трагично приложила ладони к лицу и жеманно протянула руки. — Наденьте на меня наручники, накажите прямо на месте преступления, только, умоляю, не ведите к властям! Обещаю быть послушной и никогда больше не нарушать Кодекс!

Менталист оказался не впечатлен ее актерскими талантами.

— Я — мертвая преступница, если ты забыл, — сказала она без кривляний. — А мертвым преступницам прощают все грехи. Уж поверь, не в первый раз проделываю такой фокус и, как видишь, жива, здорова и не в Турме.

— Лучше бы мне самому ехать, — проворчал менталист, словно и не слыша.

Даниэль страдальчески закатила глаза. Гаспар уперся, ему хотелось брюзжать, страдать, ныть и строить из себя взволнованного любовника с рыцарскими замашками. Иногда на менталиста такое находило. Тогда он переставал быть неуклюжим и становился раздражающе нелепым.

Чародейка наклонилась, протянула к нему руку и щелкнула по носу.

— Не дождешься, — кокетливо хихикнула она. — Упустить такой шанс побездельничать и вырваться из Анрии с ее вонючей Бездной? Вот еще! Папочке очень понадобились какие-то доклады из Arcanum Dominium Га́беля, как я могу не порадовать его? Он уже обо всем договорился, надо только прийти, забрать и уехать. Что может быть проще? Да и потом, — Даниэль расправила складку на юбке, — у тебя назначена встреча с бароном. Ты же так хотел узнать, чем там закончилась история с его дочками.

— Барон может и подождать.

— Он-то, может, и может, а вот ты — нет. Я же вижу, — хитро подмигнула чародейка, — как тебе не терпится залезть бедным девушкам в головы. Между прочим, — она заносчиво вздернула нос, — это я должна устраивать сцены и никуда тебя не пускать. Я же собственница, не люблю, когда мой личный менталист шастает по головам чужих женщин.

Гаспар едва заметно покраснел.

— Этим женщинам наверняка еще шестнадцати нет, — возмутился он.

— Значит, будь предельно нежен, ласков и осторожен с ними в их первый раз. Да не мне тебя учить, — легкомысленно отмахнулась Даниэль. — У тебя должен быть опыт в обращении с девственными… головами.

— Аврора!

Чародейка поцокала языком, строго наставив палец. Гаспар проглотил праведный гнев, выдохнул.

— Ах, простите, — изобразил он поклон, — ваша светлость графиня Даниэль Луиза Шарлотта ля Фирэ.

Даниэль опешила. Насторожилась. Удивилась. Просияла. Вскочила с сиденья, обняла Гаспара за шею и поцеловала в щеку.

— Неужели ты наконец-то запомнил?

— Не знаю, надолго ли, — растерялся Гаспар.

— Ты уж постарайся, дорогой мой, — Даниэль стерла след губной помады с его щеки.

Карета остановилась. Чародейка выглянула в окно и увидела здание вокзала почтовой станции.

— Приехали.

Гаспар вышел из экипажа, помог Даниэль спуститься, галантно подав руку. Когда та оказалась на земле, он нерешительно замялся. Чародейка нетерпеливо высвободила ладонь и покачала головой.

— Хватит, пожалуйста, — мягко сказала она. — Я не в Салиду уплываю навсегда. До Габеля всего каких-то десять миль. От барона с его дочками вернуться не успеешь, как я уже буду умирать от скуки у Геллера и давиться очередными газетенками. И не вздыхай, — чародейка приложила палец к его губам. — Терпеть не могу, когда ты вздыхаешь. Будешь вздыхать — не получишь сладкого. Куплю вкусных пирожных и назло все съем сама.

Несмотря на все старания, Гаспара убедить не удалось. Даниэль вздохнула от отчаяния и запустила руку в декольте.

— Ну а если… если меня вдруг украдут какие-нибудь негодяи, я от них легко сбегу.

Она выудила спрятанный в вырезе платья талисман возврата и поднесла к лицу Гаспара, щелкнула пальцем по ребру. Медная бляшка провернулась вокруг своей оси.

— Эндерн так легко с ним расстался?

— Конечно, нет, — фыркнула Даниэль. — Капризничал, топал ножками, ругался, но куда ему деваться? Он же знает: или талисман, или его невинность.

Филин наблюдал с крыши здания вокзала, как Гаспар провожал Даниэль до кассы и дожидался, пока чародейка купит билет. Как после они долго прощались, пока Даниэль не спровадила менталиста, устав от чрезмерной опеки.

Когда Гаспар сел в дожидавшуюся его карету, филин задержался. Он тоже ждал.

И дождался.

Экипаж, остановившийся у станции почти сразу, как приехали Гаспар и Даниэль, тронулся с места и покатил следом за экипажем менталиста.

Филин проследил за ним поворотом большой головы. Злорадно ухнул и сорвался с крыши, бесшумно расправив крылья.

Барону Фернканте было под семьдесят. Всю жизнь он занимал чиновничьи должности и дослужился до камерира по провинции Зейден, прежде чем вышел в отставку и посвятил себя литературе и философии. В узких кругах образованной части имперского общества он был хорошо известен наряду с иными мыслителями нынешнего времени. В еще более узких кругах просвещенных элит его знал каждый и ставил Фернканте в один ряд с Жаном Морэ и Клодом Ривье. Только если Морэ мог за минуту набросать десяток тезисов в пользу свержения коронованных тиранов и необходимости революции, а Ривье — описать благополучие бессословного общества, где достижения каждого обусловлены личными дарованиями и равными возможностями, а не по праву рождения, Фернканте хватало всего одного, чтобы разбить аргументы самых ярых революционных трудов в прах. Ведь всякая власть от Бога, значит, свергать монарха — идти против Единого, разобщаться, разбиваться на мелкие кучки грызущихся друг с другом наций, сословий и обществ, чего враги Его, ведомые Князьями Той Стороны, только и ждут. На основе одной этой идеи Зигфрид Фернканте написал два десятка философских работ, уличающих любые революционные программы в абсурдности, нелепости и невозможности, а демократические и либеральные идеи — в губительности.

Гаспара он встретил холодно. Барону не понравился бледный молодой человек болезненного вида. Слабо верилось, что в его особняк пришел очередной магистр-следователь Ложи, неофициально ведущий расследование убийства Жермена де Шабрэ. Впрочем, когда Гаспар достал блокнот и карандаш, старый барон несколько смягчился. Видимо, принадлежал к той категории людей, которые убеждены, что записи может вести только человек, прибывший исключительно по важному делу.

— Что-то Ложа зачастила в нашу Анрию, — недовольно заметил барон. Фернканте был тучен, сутул и тяжело переставлял ноги, в совершенно седых волосах образовалась заметная проплешина — возраст и долгое сидение за написанием важных философских работ надломили его тело. Однако ясные глаза свидетельствовали о том, что в надломленном теле до сих пор жив крепкий дух, готовый сражаться за то, что дорого.

— Ложа не может стоять в стороне, когда граждане Империи гибнут из-за магического вмешательства, — официозным тоном ответил Гаспар.

— Почему бы в таком случае Ложе не начать официальное расследование? — брюзгливо проворчал барон. Он был стариком, брюзжать и раздражаться на отвлекающий по пустякам мир не только можно, но и нужно по статусу.

— По законодательству Ложи, Анрия до сих пор объявлена вольным городом, — терпеливо пояснил менталист упрямым голосом бездушного вокса. — Правки в это положение Кодекса не вносились с тысяча пятьсот шестого года. При всем желании Ложа не может вмешаться официально. Однако, — менталист слегка оживился, — помочь местной полиции никто не запрещает, если об этом просит сам обер-полицмейстер.

Барон пожевал губами, внимательно разглядывая Гаспара. Гаспар ему не нравился. Ему много кто не нравился, особенно чародеи. Однако магистры Ложи составляли немалую долю целевой аудитории и всегда горячо поддерживали барона в дебатах.

— Ваши коллеги уже приходили, — барон Фернканте огладил седые волосы морщинистой рукой с вздувшимися венами. — Я все рассказал им, вряд ли добавлю что-то новое.

Гаспар немного помолчал с виноватым видом.

— Понимаете… — вздохнул он, — их срочно вызвали в Бревенштау, а при передаче материалов дела в Комитет Следствия через магограф произошел досадный сбой, и почти все материалы погибли.

Барон прищурил правый глаз.

— Мне казалось, надежнее ваших магографов нет ничего на свете, — сварливо и едко сказал он.

— Так и есть, — улыбнулся Гаспар. — Но чародеи — тоже люди и не застрахованы от ошибки. Поэтому меня и отправили сюда.

Врать почти не пришлось. Это было обычным делом в Комитете Следствия, когда дела пересылали из одного Arcanum Dominium в другой. Магографы обожали сбоить, выключаться или просто перегорать в самый ответственный момент. Не каждый деканус считал нужным соблюдать требования прилагающейся к магографу инструкции, где черным по белому написано и подкреплено голубой печатью, что кристалл саламанова кварца нужно менять после каждой передачи. Ведь кристалл может выдержать и две передачи, а то и три, а каждый из них на радужном рынке стоит около пятисот крон.

— Ну что ж, хорошо, — недовольно проскрежетал барон Фернканте. — Надеюсь, это не займет много времени.

— Уверяю, нет.

Барон пригласил Гаспара сесть на стул в гостиной своего особняка. Сам уселся на мягкий диван, закутавшись в домашний халат. Одеваться во что-то иное для встречи со следователем КР он не посчитал необходимым.

— Спрашивайте, магистр, — великодушно разрешил барон.

Гаспар закинул ногу на ногу, положил на колено блокнот, приготовился записывать.

— Скажите, барон, вы были дружны с хэрром… мсье де Шабрэ?

Фернканте побарабанил по спинке дивана пальцами, глядя в сторону.

— Не сказать, что очень, — признался барон, — но да, мы приятельствовали.

— Давно?

— Иногда мне казалось, всю жизнь, — тепло улыбнулся старик. — Но на самом деле всего пару лет. Мы познакомились на приеме в Люмском дворце. Жермен оказался очень приятным собеседником, хорошо разбирающимся в искусстве: в литературе, в живописи, в поэзии, драматургии, в музыке, как в современной, так и античной. При этом был не глух к голосу разума. Мы часто беседовали с ним и обсуждали политику. Его взгляды несколько отличались от моих, но он всегда помогал мне при разборе трудов морэнистов и ривьеров. Я предложил ему стать воспитателем и учителем моих дочерей, он согласился, — барон смолк, наблюдая, как Гаспар старательно записывает. — Я вообще глубоко убежден, что нам давно пора заняться образованием достойной и думающей молодежи, чтобы пресечь… всякое вольнодумие, — сказал он после. — Однако точные науки стоит все-таки оставить мужчинам — наш мозг гораздо лучше приспособлен, чтобы мыслить рационально и логически. Женщины, поскольку живут чувствами, должны лучше чувствовать этот мир. А что как не слово Божие и искусство помогут им разобраться в этом? — барон заглянул Гаспару в глаза, ища солидарности с этой глубокой и мудрой мыслью.

— Сложно с вами не согласиться, майнхэрр, — заверил менталист и постучал карандашом по блокноту.

— Жермен приезжал к нам трижды в неделю, — несколько охотнее продолжил Фернканте, — давал уроки Кларе и Елене или посещал с ними театр, художественные выставки, словом, приобщал их к актуальным культурным веяниям. На одной такой выставке, — ворчливо пожаловался барон, — мои любимые дочери чуть не разорили меня, купив натюрморт одного малоизвестного художника, отличающегося непомерной алчностью.

— А скажите, мсье де Шабрэ жил на улице Искусств? — Гаспар быстро сменил тему, не давая старику скатиться в обсуждение актуальных культурных веяний, которые с каждым годом, как известно, все хуже, примитивнее, пошлее и развязнее.

— Именно, — кивнул барон и раздраженно скривил морщинистое лицо. — Надеюсь, вы не станете выпытывать меня о погроме в его квартире, ибо я ничего не знаю. И, пожалуйста, магистр, — добавил он брюзгливо, — только не говорите о бунте демонов и дьяволов. В подобный нонсенс я никогда не поверю.

Гаспар перечеркнул вопрос в блокноте.

— Я… кхм, мы с коллегой позавчера обследовали его квартиру, — сказал менталист. — Уверяю, подобные слухи беспочвенны.

Даниэль сказала, что в квартире осталось полно следов охранных сигилей и печатей, так что газетчики все-таки не на ровном месте выдумали материал для ошеломительных статей. Но это не значило, что не выдумали на одно слово правды девять слов лжи, а это еще опаснее.

— Вокруг Жермена всегда ходили самые разные слухи, — барон почему-то решил, что стоит развить свою мысль. — Такой уж он был, слишком далекий от людей. А люди, так уж сложилось, меряют только по себе и проецируют свои пороки на окружающих. В последнее время все чаще говорили, что Жермен был связан с сектой колдунов… простите, чародеев-отщепенцев. Якобы посещал тайные оргии, а кто-то якобы даже видел, как Жермен занимался черным колдовством. Ха! — барон ударил кулаком по спинке дивана. — Все колдовство, которым он занимался, висело у него на шее. Лично я думаю, все эти черные слухи из-за меня. У меня слишком много беспринципных политических оппонентов, которые ищут любой повод, чтобы подмочить мне репутацию, очернить в глазах общественности. Подумать только! Моих дочерей воспитывал колдун-дьяволопоклонник, сношавийся с вызванными из Бездны суккубами на черных мессах…

Гаспар мотнул головой, открываясь от блокнота и собственных мыслей.

— Простите?

— Говорю, — повторил недовольный невниманием к своей особе барон, — тяжело вести борьбу за правое дело, когда твои недруги не разбивают твои доводы, а пользуются низменной клеветой и гнусными наговорами. Это все оттого, что у них нет доводов, их убеждения — пустой звук…

— Нет-нет, — почти вежливо прервал его Гаспар. — Что вы сказали о колдовстве?

Фернканте стал мрачнее тучи.

— Я сказал, все, что связывало Жермена с колдовством, — какой-то безвкусный амулет, каких полно в лавках гедских шарлатанов с Речной улицы.

— Какой амулет?

Барон пожевал губами, разглядывая потолок.

— Ну такой… — сварливо пробурчал он, — круглый, медный, с завитушками, похожими на языческие символы. Я в них не силен, но вроде бы арамские. Ну знаете, типичная мишура для суеверных простаков.

Гаспар перелистнул блокнот на чистую страницу и, хоть его художественные таланты оставляли желать лучшего, быстро зарисовал нечто, отдаленно похожее на круг с магическими символами.

— Такой? — показал он рисунок.

Барон ворчливо хмыкнул, нехотя подался вперед, взял блокнот и поднес к лицу, подслеповато щурясь.

— Да, — признал он, рассмотрев шедевр спазматического примитивизма, — похож.

— Мсье де Шабрэ давно его носил? — оживленно спросил Гаспар.

— Да сколько помню, — сказал барон, возвращая блокнот. — Он с ним вообще не расставался. Говорил, что обязан ему жизнью, благодаря ему заново родился и получил второй шанс. Может, купил в Сирэ перед тем, как попасть в мясорубку Майского переворота, вот и подхватил недуг суеверия. Или… — Фернканте задумался, нерешительно поглядывая на менталиста. — Или вы, как магистр, скажете, что в нем действительно были какие-то чары? Вы знаете, что это за амулет?

— Обычный охранный талисман, — убежденно соврал Гаспар со спокойствием и уверенностью бывалого эксперта, — полностью разрешенный Ложей к распространению. Оберегает от зла, случайных проклятий и прочего легкого магического вмешательства.

— Оберегает от зла? — вздрогнул барон. — О Боже, значит… Значит, не все слухи были выдумкой? Жермен действительно боялся чего-то… потустороннего?

— Не обязательно, — успокоил старика Гаспар и напряг память, вспоминая курс лекций по предметной магии, который слушал вполуха и едва сдал на удовлетворительно. — Легкое проклятье может наложить и обычный человек, сам о том не подозревая. Достаточно лишь концентрации воли, сильных эмоций, удачного расположения Граней. Поэтому Ложа разрешает к продаже подобные талисманы, чтобы оградить граждан от магического вмешательства первого уровня.

Барон не поверил, но отнюдь не потому, что Гаспар плохо врал. В старческой голове Фернканте зашевелились мысли, подкрепленные мудростью прожитых лет.

— Вы наверняка знаете об обстоятельствах его смерти, магистр? — осторожно спросил он. — Говорят, Жермена разорвали пополам. Одна его часть осталась в квартире, а вторую…

— Вторую обнаружили во дворе заброшенной фабрики «Циннштайн», да, я знаю. Мы с коллегой обследовали место происшествия…

— А скажите… кхм, ну… дьявол, кхм, дьявол, явившийся с Той Стороны, мог бы такое учинить?

Гаспар едва сдержал ироничную улыбку. Он не стал говорить, что Карла Адлера убило именно то, что считал охранным оберегом. Оставался лишь вопрос в том, как именно.

— Майнхэрр барон, — сказал менталист серьезно, — поверьте моему опыту, дьяволы убивают иначе. Я не раз сталкивался с ними в Сирэ и в столице. Дьяволы и демоны Той Стороны не столь изобретательны и изощренны. Дьяволы убивают в приступе ярости, им не нравится, когда их вырывают из измерений, в которых они обитают. К сожалению, большинство убийств, якобы совершенных демонами, совершены обычными людьми…

— Да, — неожиданно согласился барон Фернканте. — Все самое низменное, звериное, жестокое и чудовищное мы отдаем кошмарам, таящимся в ночи, лишь бы самим себе казаться немного человечнее, — произнес он философски. — Значит, Жермена убили люди? Чародеи? Или просто безумцы?

Гаспар помотал головой, изгоняя ненужные мысли.

— Сказать об этом можно будет лишь тогда, когда убийцы будут пойманы, — уклончиво ответил менталист.

Барон недовольно пожевал губами. Другого ответа он не ждал, но ведь нужно выразить недовольство плохо работающими сыщиками.

— Искренне желаю, чтобы вы преуспели в этом. — Фернканте вздохнул, развел руками. — Ну что ж, надеюсь, я помог вам в вашем расследовании. Мне больше нечего добавить.

— Барон, — Гаспар поднял голову от блокнота, — не сочтите за наглость, но мне бы хотелось переговорить с вашими дочерьми. Они были с Жерменом де Шабрэ в тот вечер. К тому же, насколько мне известно…

— А мне бы этого не хотелось, — упрямо возразил Фернканте. — Девочки до сих пор не оправились после пережитого.

Гаспар посмотрел барону прямо в глаза. Мысль, что со следствием надо сотрудничать давно бродила на поверхности его сознания, встречала лишь сопротивление заботы отца, обзаведшегося долгожданным потомством слишком поздно.

— Но… — задумчиво протянул барон, потирая морщинистый лоб, — если это поможет следствию… Хорошо, — решился он. — Только прошу, постарайтесь быть тактичным и не задавайте провокационных вопросов.