Глава 14

Он вышел из дома, когда уже стемнело, а с улиц пропала основная масса анрийцев. Оставались только праздно шатающиеся гуляки, обычно донимающие припозднившегося прохожего просьбами дать мелочи на продолжение банкета, но таковых на улице, где жил пиромант, практически не водилось. Это вообще был поразительно спокойный по меркам Анрии квартал, тихий и сонный, за что Ротерблиц и ценил его последние полгода и испытывал легкую тоску, понимая, что скоро, вне зависимости от того, как все повернется, придется менять квартиру. Он и так зажился на этом адресе. Соседи все чаще начинали узнавать его на улице и здороваться, а это очень плохой знак.

До пересечения Морской улицы, по которой быстрым шагом шел чародей, с Речной он добрался за полчаса. Ротерблиц не любил Речную — здесь обитало слишком много народных целителей, предсказателей, «белых» магов в каком-то там поколении, медиумов, спиритистов, некромантов, хиромантов, ведунов и шаманов. Одним словом, всех тех бесконечных жуликов, разводил, мошенников и шарлатанов, обожающих дурить народ. Ротерблиц ненавидел их, как и любой магистр Ложи, которые бывшими не бывают.

Правда, ненависть эта была не совсем рациональной. Он прекрасно понимал, что шарлатаны, торгующие воздухом, всего лишь симптом тяжелой болезни в непростые времена, в которые приходится жить, и что устранять нужно не симптомы, а причины. Однако ненавидеть не прекращал. Для него спекулянты, играющие в магию, были не лучше торговцев олтом: что одни, что другие выискивали отчаявшегося человека и давали ему мнимое утешение, способ забыться, уйти из паскудной реальности в мир иллюзий. А что было самым паршивым — человек охотно расставался с последними деньгами, лишь бы на несколько минут избавить себя от гнетущего бытия.

Ротерблиц свернул на Речную и встал неподалеку от фонаря. Одного из немногих, что горел на улице. Окинул взглядом окна домов — света почти нигде не было. На Речной стояла тишина, нарушаемая только отдаленным лаем дворняги, то ли гоняющей помойных кошек, то ли огрызающейся на прохожих.

Чародей достал из кармана часы и взглянул на циферблат — было без пяти двенадцать. Он непроизвольно усмехнулся. Пять минут до Часа Порога. Часа, когда Грани мировсоприкасаются настолько, что можно успеть проскочить с Этой на Ту Сторону. Или же встретиться с чем-то чуждым и зловещим, выглянувшим из-за Порога. Идеальное время, чтобы призвать демона себе в услужение или пообщаться с Князем Той Стороны. Или же — что бывало значительно чаще — прославиться как очередной маньяк, делающий из сосков девственниц ожерелья. Ротерблиц знал это по богатому опыту службы в Комитете Следствия.

Он простоял несколько минут, прежде чем увидел в темноте фигуру. Та шла по другой стороне Речной улицы чародею навстречу, и выдавал ее только красный огонек сигары.

Фигура остановилась в некотором отдалении. Огонек взметнулся вверх, застыл и вновь опустился вниз. Затем раздался тихий неумелый свист. Ротерблиц оглянулся — на улице он был один. Пиромант напрягся на миг и перешел на второе зрение.

Ночная темнота отступила и рассеялась. В полутьме четко обрисовалась аура на противоположной стороне улицы. Крайне приметная и очень знакомая. Ротерблиц оглянулся еще раз, посмотрел по окнам и, подняв ворот сюртука, перешел дорогу.

Аура неторопливо двинулась обратно откуда пришла. Ротерблиц не стал ее догонять, сохраняя расстояние, и прошел целый дом по Речной улице, прежде чем аура свернула за угол следующего.

Чародей дошел до нужного угла, украдкой высматривая в окнах возможных наблюдателей, которым не помог бы скрыться даже погашенный свет. Жители Речной улицы по-прежнему были увлечены сном или чем-то, что было гораздо важнее и приятнее.

Ротерблиц остановился, глубоко вздохнул и свернул за угол.

— Доброй ночи, хм, хэрр Бруно, — поздоровался он с аурой, привалившейся к шершавой стене.

— Ага, — мрачно отозвался Маэстро, выпустив изо рта облако табачного дыма.

— Рад, что вы в добром здравии. А где наш, хм, общий знакомый?

— Здесь, — послышался бесцветный голос.

Ротерблиц взволнованно заозирался, хотя был абсолютно уверен, что звук донесся откуда-то спереди. Однако в закоулке кроме Бруно никого не было. Справившись с волнением, чародей погасил второе зрение, заморгал, возвращаясь в темноту теплой анрийской ночи, в которой с трудом различил силуэт в треугольной шляпе. Ротерблиц все никак не мог свыкнуться с мыслью, что у кого-то в этом мире может не быть ауры.

— Знаете, господа, — проговорил он, — я не очень люблю, хм, гулять по ночам. Я — пиромант, а пироманты — создания дня. Ночью мы чувствуем себя… хм, как в общественном месте без штанов.

— Ты хочешь Жана Морэ, — сказал сигиец.

Бруно мерзко хихикнул, едва не подавившись дымом.

— Меньше двусмысленности, хм, Финстер, — раздраженно проворчал Ротерблиц.

— Ты хочешь знать, где он.

— Хм, — чародей выразил своим излюбленным хмыканьем одновременно воодушевление и недоверие.

Сигиец молча зашагал к выходу из закоулка. Бруно оттолкнулся от стены, затянулся сигарой в последний раз, бросил и затоптал окурок, выпуская густой, вонючий дым изо рта и носа.

— Там, — указал рукой сигиец на дом на углу Морской и Речной улиц, когда Ротерблиц приблизился. — Четвертый этаж. Второе окно, если считать отсюда.

Чародей выглянул из закоулка, отсчитал нужное окно, где не горел свет. Нетерпеливо облизнул губы.

— Только его там давно нет, — произнес Бруно, который предпочел остаться за спинами. Ротерблиц оглянулся. — Через день, как этот, — Маэстро кивнул на сигийца, — угомонил вашего Геера, к парадной поутру подкатила карета, в которую побросали чемоданы, а потом усадили пассажира. Того самого, который жил в той квартире и почти не казал носа на улицу. Карета укатила, а квартиру сдали внаем. Больше жильца никто не видел.

— Это точно был Морэ? — с надеждой спросил Ротерблиц.

— Ну, — в темноте послышалось шуршание, с которым обычно чешут сухую кожу, — тощий, сутулый, одет старомодно, хромает, левую руку тряхоманит.

Чародей гневно раздул ноздри — описание было более чем точным. Он посмотрел на неподвижный силуэт сигийца.

— Ты позвал меня сказать, что Морэ здесь не живет уже пару недель? — спросил он, стараясь не выдать чувств.

— Скажи ему, — произнес сигиец, не оборачиваясь на Бруно.

Маэстро едва слышно вздохнул в темноте.

— Когда Морэ этот съехал, — сказал он, чуть помедлив, — ту квартиру никто так и не снял. Для Речной это ненормально — тут жилье вообще не пустует, а эта вот пустовала. Пока четыре дня назад в нее не заселились двое. Один — обычный такой, ничем не примечательный, может, студент, может, писарь али какарь…

Бруно сделал паузу. Наверно, для оценки тонкой игры слов одобрительным смешком. Сигиец не засмеялся. Ротерблиц тоже.

— А второй? — поторопил его пиромант.

— Да тоже ничего особенного, — пробормотал Маэстро обиженно. — Белобрысый и как будто полморды когда-то сгорело. Еще глаза паскудные такие, он ими на всех зыркает, как на говно. Вроде я его где-то видал… — задумался Бруно. — Не помню только, где…

— Ван Блед… — тихо проговорил чародей.

— О, вы знакомы? — удивился Маэстро.

Ротерблиц раздосадовано причмокнул. Он помнил, что у компаньона сигийца есть причины недолюбливать его и затаивать обиду.

— У вас, хм, блестящее чувство юмора, хэрр Бруно, — дипломатично отметил чародей и дипломатично улыбнулся для верности.

— Ну дык, — буркнул Маэстро.

— Подозреваю, ван Бледа там тоже нет, — Франц повернулся к неподвижно стоявшему сигийцу.

— А он и появлялся тут всего-то пару раз-тройку раз, — сказал вместо него Бруно. — Ненадолго, почти сразу убегал в неизвестном направлении. А вот второй сиднем сидит. Или только по ночам куда ходит, чтоб никто не видел. Короче, подозрительная личность, такие обычно у околоточного на особом счету.

— Он сейчас там?

— Да, — сказал сигиец.

— Ты уверен?

Финстер повернул к пироманту голову. Ротерблиц заметил, как в его глазах отражается скудный отсвет далекого фонаря на Речной улице.

— Вижу его.

Чародей зябко передернул плечами.

— Это, конечно, прекрасно, — проговорил он, скрестив руки на груди, — но я все еще не понимаю, как некий студент или, хм, писарь поможет нам в поисках Морэ.

Бруно шаркнул подошвой туфли, привлекая к себе внимание.

— Ван Бледа видели не только, когда он заселял в квартиру своего приятеля, — подал голос Маэстро. — Он появлялся здесь и раньше. Это он помогал грузить чемоданы и усаживал Морэ в карету.

Франц склонил голову и озадаченно потер кончик носа.

— Вот как… — сказал себе под нос он, не скрывая удивления. — Позвольте, — он поднял голову, — полюбопытствовать, хэрр Бруно, откуда вы все это знаете?

— Люди сказывают, — нехотя признался Маэстро. — Не поверишь, магистр, — сплюнул он под ноги, — сколько всего люди готовы рассказать, стоит их об этом только вежливо попросить.

— Обязательно учту в следующий раз, — заверил Ротерблиц, — когда, хм, решу кого-нибудь похитить для допроса с пристрастием.

— Какой ты невежливый и обидчивый, — едко проговорил Бруно. — Видать, не хочешь знать еще кое-что.

— Говорите же, хэрр Бруно, — предельно вежливо попросил чародей, — будьте добры, не сдерживайтесь, я — весь внимание.

В темноте послышалось неразборчивое бормотание. Потом тяжелый вздох.

— Последние пару дней на улице часто видят странных хмырей, которые интересуются той квартирой и кто в ней живет, — сказал Бруно, подойдя ближе. — Кто такие — никто не знает, а потому говорить с ними желанием не горят.

— Насколько, хм, эти хмыри странные? — уточнил Ротерблиц.

— А тебе мало, что с ними никто не связывается?

— Хм, значит, не только мы ищем Морэ… Не хотелось бы, чтобы его нашли раньше нас, — тихо проговорил чародей, косясь на сигийца.

— Не найдут, — сказал тот.

— Да? Опять, хм, что-то видишь?

— Нет.

Сигиец шагнул из закоулка и уверенно двинулся к дому на углу Речной и Морской улиц.

— Эй, ты куда? — спохватился Ротерблиц и вышел следом.

— Спросить, где Жан Морэ.

— Как будто он тебе станет отвечать.

Позади нервно хихикнул нагоняющий их Бруно.

— Спрошу его вежливо, — сказал сигиец, не обернувшись.

* * *

Стук. Стук-стук. Стук. Стук-стук-стук. Стук. Стук-стук, — эхом разнеслось по лестничной клетке. Слишком уж громко, как показалось Ротерблицу.

Чародей увидел, как Бруно напрягся, сунув руку за полу своего сюртука. Сигиец внимательно прислушался, пристально глядя на дверь. Франц притушил пламя на указательном и среднем пальцах поднятой руки, которое, как ему казалось, слишком ярко освещало лестничную клетку. Он тоже прислушался, но в подъезде было тихо.

Спустя некоторое время сигиец постучался снова.

— Хм, может, выломать дверь? — предложил Ротерблиц, немного подождав в тишине.

Финстер, поразмыслив для проформы, провел пальцами по верхним петлям, взглянул на замок.

— Я просто пошутил, — торопливо шепнул чародей, вдруг понимая, что с этого типа станется.

— А он шуток не понимает, — вполголоса отметил Бруно. — Я уж сколько времени с ним бьюсь…

— Ясно, — прервал его Ротерблиц. — Хм, тогда постучи еще раз. Если никт…

Сигиец загрохотал в дверь кулаком, сохраняя ритм условного знака. Ротерблиц непроизвольно зажмурился и стиснул зубы, словно от пронзительной боли в ушах.

— Вежливость, Финстер! — зашипел пиромант, когда отгремело эхо на лестничной клетке. — Ты понимаешь, что такое вежливость?

— Нет, — сказал сигиец. — Но начинаю понимать.

То ли сработал древний закон, держащийся на магии числа «три», то ли просто от грохота проснулась вся Анрия, включая генерал-губернатора, однако спустя несколько минут даже Ротерблиц услышал за дверью шаги. Неуверенно заскрежетала щеколда, дверь с тихим скрипом приоткрылась. В проеме показалась сонная небритая физиономия.

Сигиец схватился за ручку, распахнул дверь, вталкивая растерянного обладателя физиономии в квартиру. На дощатый пол упал подсвечник с гаснущей свечкой. Жилец попятился, выставив перед собой руки и раскрыв рот, но тут же раздумал кричать, наткнувшись взглядом на пистолет сигийца.

Ротерблиц переступил порог ободранной, воняющей сыростью квартиры, следом вошел Бруно, закрыв за собой дверь.

Жилец, действительно чем-то напоминавший то ли студента, то ли писаря в мелкой конторе, отступил, скрипя половицами, в центр единственной комнаты, переводя испуганный, но уже отнюдь не сонный взгляд с одного внезапного гостя, на другого, на третьего.

— Здравствуйте, майнхэрр, — поздоровался Ротерблиц, дипломатично улыбнувшись.

— Где Жан Морэ? — спросил сигиец.

Писарь ссутулился, его глазки затравленно забегали по комнате. Он облизнул губы и вдруг сжал левую руку в кулак. На среднем пальце сверкнул камень медного кольца, высвободив небольшой шар яркого, горячего огня. Он не целился — огонь просто метнулся в сторону троих чужаков. Ротерблиц инстинктивно занес руку для защиты, но сигиец поймал огненный шар перед лицом пироманта и задавил в ладони, крепко сжав пальцы. Огонь ярко вспыхнул и сразу погас, впитываясь в кожу. Писарь выпучил изумленные, испуганные глаза и не удержался от отчаянного стона.

Финстер опустил руку, стряхивая на пол безобидные искры, и щелкнул курком пистолета. Писарь покорно поднял дрожащие руки — видимо, второго кольца у него не нашлось.

— Так-так, — строго проговорил Ротерблиц. Огонь на его пальцах угрожающе охватил всю ладонь и ярко осветил помещение. На стенах заплясали гротескные тени. — И кто же в Анрии продает гражданским, хм, запрещенные к производству и распространению боевые талисманы?

— Где Жан Морэ? — повторил сигиец.

— Не… не знаю… — задрожал под дулом пистолета писарь.

Финстер сощурил серебряные глаза.

— Где Гирт ван Блед?

Писарь замотал лохматой головой:

— Н-не… зна-на-а-а-а!.. — засипел он, хватаясь за горло.

— Ну, началось… — тихо пробормотал Бруно.

— Стой! — Ротерблиц схватил сигийца за сжатую в кулак левую руку. — Ты же собирался спрашивать его вежливо!

Финстер разжал пальцы, посмотрел на чародея. Писарь продохнул и закашлялся, сплевывая на пол вязкую слюну.

— Он лжет, — сказал сигиец. — Это вежливо?

— Нет.

Финстер снова впился в писаря серебряными бельмами и сдавил ему горло.

— Где Гирт ван Блед?

— Не зна… кха… ю!.. — проскрипел пунцовый, с выскочившими из орбит глазами жилец квартиры, царапая кожу на шее.

Сигиец напрягся и тяжело поднял руку выше. Писарь, хрипя и пуская слюни, задергался, привставая на носки. Финстер вскинул кулак — парня подбросило вверх и тут же с грохотом пригвоздило к дощатому полу.

— Да хорош! — зло процедил чародей. — Угробишь же раньше времени!

Правда, его больше пугало, что на шум сбегутся все разбуженные соседи. Хотя они уже вряд ли спали, так что наверняка завтра на каждом углу будут обсуждать очередные ночные разборки кого-то с кем-то.

— Лучше я с ним переговорю, — сказал Ротерблиц, ослабевая яркость огня до двух пальцев. — Поднимите его и усадите куда-нибудь.

Сигиец и Бруно молча подхватили писаря под руки и, подтащив к кровати, без церемоний бросили сверху. Тот тихо застонал, покачиваясь и шмыгая разбитым носом, осторожно утер ладонью кровь. Ротерблиц взял стул возле стола и поднес его к кровати, поставив спинкой к допрашиваемому. Сел, опустив подбородок на подставленную руку. Некоторое время молчал, внимательно изучая в свете горящего на пальцах огня писаря… или какаря.

— Мой… хм, коллега задал тебе вопрос, — сказал наконец Ротерблиц почти дружелюбно. — Он склонен полагать, что ты неискренен с ответом, а я склонен ему доверять. Может, ты хорошенько подумаешь и ответишь честно? На твоем месте, я бы ответил.

Писарь многозначительно шмыгнул носом.

— А я бы, на твоем месте, сходил в жопу, — огрызнулся он.

— Как невежливо, — вздохнул Ротерблиц и выпрямился. — Где ван Блед?

— Лучше сразу убейте.

— Хм-м-м, — протянул чародей, потирая переносицу. — Боишься, что ван Блед тебя прикончит? Он может. Причем долго и мучительно. Но примерно то же самое с тобой хочет сделать этот, — он кивнул на сигийца с пистолетом в руке, — хм, гражданин. И только я сейчас мешаю ему. Смекаешь?

— Нет.

Ротерблиц потер пальцами наморщенный лоб.

— И чем же только ван Блед заслужил твою преданность?

Писарь поднял на него глаза. Со знакомым фанатичным блеском.

— А, понял, — догадался чародей. — Vive la révolution. Тяжелый случай. Неужто так охота помереть во славу революции?

— Смерть во славу революции — славная смерть! — отважно ухмыльнулся революционер, хотя дрожь в голосе несколько смазала эффект.

— Идиот, блядь, — буркнул Бруно.

— А еще славнее, хм, не умирать вовсе, — заметил Ротерблиц, поигрывая переместившимся в ладонь огоньком.

Писарь недоверчиво посмотрел на него, шмыгая носом и размазывая кровь по лицу.

— Скажи, где искать ван Бледа, и я… хм, нет, не отпущу тебя, а передам компетентным людям. Отделаешься пятью годами каторги, выйдешь — начнешь новую жизнь.

— Не-а. Я не предатель, в отличие от некоторых.

Ротерблиц нахмурился. Его посетила нехорошая мысль.

— Ну что ж, — пожал плечами пиромант. — Тогда, хм, не говори.

— И что ты сделаешь?

— Я? Хм-м-м… — чародей изобразил задумчивость, разглядывая огонь в руке. Затем поискал взглядом что-то на полу. — Сперва найду грязный носок, чтобы заткнуть тебе глотку. Потом — веревку и свяжу. А потом — отведу к одному, хм, хорошему приятелю. Он, скажем так, специалист особого профиля. Не знаю, как объяснить покороче… В простонародье таких называют «мозгоебами». Слышал? — Ротерблиц покосился на писаря.

Революционер протяжно шмыгнул носом.

— Ему ты можешь ничего не говорить, — продолжил пиромант. — Он сам вытянет из тебя все, что надо. И не надо, хм, тоже. Ты, скорее всего, этого не переживешь… точно не переживешь, — поправил себя Ротерблиц, — уж я-то, хм, его знаю, и умрешь во славу революции, как и хотел. А я выясню все, что я хотел. Мы оба добьемся, чего хотели, правда, ты при этом окажешься еще и предателем.

Повисло непродолжительное молчание. Ротерблиц поднес к побелевшему лицу писаря огонь на своих пальцах.

— Ну что, будешь, хм, говорить?

Чародей не без гордости расправил плечи. Он всегда гордился собой, когда удавалось кого-то расколоть, и уже приготовился слушать чистосердечное признание. Однако сигиец, стоявший у кровати с пистолетом в руке, резко повернул к двери голову. Серебряные бельма сверкнули отраженным светом магического огня. Он повернулся к двери полностью, выхватил второй пистолет, взводя курок, бесшумно шагнул по полу. Бруно суетливо откинул полу сюртука, тоже выхватил заткнутый за пояс пистолет. Держал не слишком уверенно, но пользоваться точно умел. Ротерблиц не стал ничего спрашивать — сам услышал очень тихие шорохи за дверью. Вскочил со стула, кивая Бруно на пленного, ярко раздул огонь в ладони и зажег его в другой.

И тут дверь с грохотом распахнулась.

Этот полудурок забыл ее запереть, успел подумать Ротерблиц, прежде чем в квартиру, топоча и скрипя половицами, вломились шестеро человек.

— На пол! Оружие на пол! — заорал во всю глотку мужчина, явно главный, иллюстрируя свои приказы саблей. — Потуши огонь!

Мгновение Ротерблиц оценивал ситуацию. Шестеро. В одинаковых сюртуках, больше похожих на мундиры. У двоих фонари. Кроме главного все остальные вооружены пистолетом. Наверняка не одним. Выстроились в линию, чтобы держать присутствующих в поле зрения. Если запустить огнем в одного, остальные успеют разрядить четыре пистолета, а с трех шагов промахнуться сложно. Только если кремень даст осечку…

— Туши, я сказал! — рявкнул «мундир». — Серебра захотел, колдун⁈

Чародей напряженно вздрогнул, оценивая направленные в него пистолеты. Угроза могла оказаться блефом, но если они знали, куда идут и кого встретят…

Ротерблиц подчинился, медленно поднимая руки. Комната погрузилась в полумрак.

— Ты! На пол! Брось! — приказал главный сигийцу.

— Не дури… — шепнул Ротерблиц.

— Молчать! Считаю до трех, — предупредил «мундир», занося саблю. Трое направили на сигийца пистолеты. — Раз… два…

Финстер поставил оружие на предохранительный взвод и по очереди опустил пистолеты на пол, осторожно подпнул их к ногам главного. Руки поднимать не стал, но держал их на виду.

— Вы, двое! Сюда! — скомандовал саблей «мундир». — Оружие на пол! Руки, чтоб видел!

Бруно послушно бросил пистолет. Растерянный писарь, опасливо косясь на «мундиры», поднялся с кровати. Оба подошли на нетвердых ногах, не проявляя ни малейших признаков неповиновения.

Один из «мундиров» зашел Ротерблицу за спину. Чародей почувствовал затылком близость холодного дула пистолета. Еще двое сделали схожий маневр, оказавшись позади пленников.

— На колени, руки за голову! — скомандовал главный «мундир».

Первым подчинился писарь. За ним на пол опустился Бруно. Немного помешкав, приказ выполнил и чародей. Сигийца пришлось усаживать силой. Опускаясь, он чуть повернул на Ротерблица голову и моргнул. Пиромант боковым зрением уловил блеск отразившегося света фонарей.

— Смотреть вперед! — велел «мундир» позади сигийца, заламывая ему руку.

— Кто вы такие и по какому пра… — Ротерблиц прикусил язык на полуслове. Болезненный удар рукоятью пистолета по плечу недвусмысленно объяснил, что сейчас не лучшее время для дипломатии.

— Молчать.

Главный «мундир» опустил саблю и полез за пазуху. Ротерблиц похолодел и забыл, как дышать, увидев, что тот достал. «Мундир» издевательски ухмыльнулся, потряс матово блестящими в свете фонарей браслетами обструкторов и приблизился, скрипя половицами.

Мысли в приступе паники начали путаться. Ротерблиц облизнул пересохшие губы, медленно откидываясь назад, лишь бы даже случайно не коснуться холодного металла обструкторов. Лучше вообще оказаться бы на другом конце города, где это паршивое изобретение инквизиции, или кого-то еще более древнего и безжалостного, не попадалось бы на глаза. Однако, когда «мундир» передал браслеты подчиненному, стала очевидной неизбежность быть закованным в эту создающую внутренний вакуум противоестественную… насмешку бытия.

Ротерблиц тяжело сглотнул. Оставалось несколько секунд — после будет уже поздно что-либо предпринимать. Он понадеялся, что взгляд сигийца был знаком и что чародей расценил его верно.

Он почувствовал ледяное касание обструктора на запястье, подавил в себе инстинктивное желание биться в истерике и бешено орать, сосредоточился на огоньке внутри фонаря одного из «мундиров».

Огонь подчинился и угас.

Следом за ним погас и второй фонарь.

Комната погрузилась во тьму.

— Что за… — растерялся главный. — Вяжи его! — тут же спохватился он. — Свет!

В ответ на его требование почти одновременно вспыхнули две вспышки, выхватывая из мрака фигуру сигийца. По ушам ударил перекат грохота выстрелов. Спереди и сзади раздались короткие вскрики. Ротерблица сильно толкнуло в левый бок. Он упал на пол. Почти сразу сверкнули ответные вспышки выстрелов, бьющих по глазам и ушам.

Одна.

Короткий взмах меча, рассекающий сверху-вниз «мундир» сзади.

Другая.

Главный выставил саблю для защиты. Звон стали. Удар. Лязг падающего на пол железа. Крик.

Третья.

Большая фигура метнулась назад, вгоняя меч в живот «мундира», державшего на прицеле Бруно с писарем.

Секундная заминка. Топот ног по скрипучему полу. Крик Маэстро. Звон бьющегося стекла.

Еще одна вспышка.

Сигиец задрал руку «мундира» к потолку, располосовал ему горло кривым кинжалом.

Ротерблиц поднялся на колено. В его ладонях вспыхнуло пламя, ярко освещая комнату.

Вонючий пороховой дым неохотно рассеивался. На полу лежало пять тел. Бруно катался и ныл сквозь зубы, держась за живот. Сигиец припер последнего «мундира» к стене и вбил ему кинжал в грудную клетку по рукоять. Резко обернулся, сверкая серебряными бельмами.

Ротерблиц не сразу сообразил, что не так. Еще раз пересчитал тела на полу и только сейчас понял, кого не хватает. Глянул на разбитое окно, из которого тянуло свежим ночным воздухом.

Четвертый этаж, подумал чародей. Этот баран спрыгнул с четвертого этажа.

Сигиец выдернул джамбию. Тело «мундира» сползло по стенке и завалилось набок. Финстер стряхнул капли крови с лезвия, убрал кинжал в ножны за спину, нашел на полу свои пистолеты и протянул к ним руки. Оружие вернулось владельцу. Сигиец убрал разряженные пистолеты в кобуры на груди и зашагал в центр комнаты, где лежал один из «мундиров», пронзенный мечом в живот насквозь. Он перевернул труп носком сапога, придавил и выдернул меч.

Бруно застонал, кое-как скрюченным вставая на колени.

Сигиец, не обращая на его стоны внимания, подошел к окну, выглянул на улицу. Смотрел не больше пары секунд. Затем вогнал меч в ножны. Молча поднялся на подоконник, держась за раму, и также молча, придерживая шляпу, шагнул вниз.

Ротерблиц кашлянул, проглатывая ругательство. В том, что этот баран шагнет с четвертого этажа и с ним ничего не станется, чародей даже не сомневался. В ушах все еще стоял звон от выстрелов, из-за которого он не расслышал крики и топот на улице.

Чародей поднялся. На полу валялись обструкторы и матово блестели в свете колдовских огней. Ротерблица передернуло от омерзения. Он осторожно подошел и от души пнул проклятые браслеты под кровать. Сразу же стало легче.

— В порядке? — спросил он, подойдя к Бруно.

— Нет! — хныкнул тот, подняв перекошенное от злобы и ярости, покрасневшее лицо. — Я чуть не обосрался!

— Хм, могло быть и хуже, — почти спокойно произнес Ротерблиц и протянул Маэстро руку.

— Этот пидор!..

— Врезал под дых и сиганул в окно. Я понял, — сказал чародей, ковыряясь мизинцем в левом ухе.

— Чтоб у него ноги по боты в сраку влезли! — процедил сквозь зубы Бруно, тяжело поднимаясь.

Ротерблиц осторожно приблизился к окну, хрустя битым стеклом, оперся о подоконник и выглянул. В ладонь впился осколок. Чародей выдернул его, слизнул выступившую каплю крови и замер. Сплюнув на пол, он ухватился за раму и перегнулся через подоконник, освещая пустую улицу. Внизу никого не было: ни сигийца, ни мертвого, с ногами по боты в сраке писаря.

— Убираемся отсюда, — торопливо проговорил пиромант, отвернувшись от окна.

Бруно разогнулся, потирая тощее пузо, и согласно кивнул. Нашарил взглядом валяющийся на полу пистолет и шаткой походкой поковылял к нему.

Ротерблиц направлялся к выходу, когда услышал мучительный, едва слышный кашель. Чародей остановился, обернулся, освещая комнату.

Главный «мундир» лежал на спине, зажимая рану под грудиной, и еще дышал. У него было рассечено наискось лицо, на пол натекло много крови. Мутные глаза были приоткрыты. Он еще раз кашлянул.

Ротерблиц взглянул на него, посмотрел на Бруно.

— Ну нет, — запротестовал Маэстро, мигом поняв намек. — Я тебе не этот… убивать людей не собираюсь!

Чародей шмыгнул носом, перекинул огонь в левую руку и нагнулся за лежащей на полу саблей. Офицерской. Смутная догадка прокралась в мысли, однако Ротерблиц настойчиво отогнал ее.

Он взял саблю лезвием книзу, подошел к умирающему, глубоко вздохнул, разгоняя сомнения и ненужную жалость, и вогнал саблю в живот «мундира». Об пол мягко шлепнула ослабевшая рука. Что-то сверкнуло в неровном свете огня.

Чародей присмотрелся внимательнее. Заметил и Бруно, склонился над теплым еще трупом и оттянул полу сюртука. На жилетке висел значок. Маэстро бесцеремонно сорвал его, выпрямился, показывая находку Ротерблицу.

Геральдический щит с парой имперских львов, разделенных мечом.

Пиромант поморщился, чувствуя, как к горлу подкатывает бессильная ярость.

— Это… — сглотнул Маэстро.

— Большие проблемы, хэрр Бруно, — отстраненно произнес Ротерблиц.

Значок выпал из дрогнувшей руки бывшего нищего, тяжело и слишком уж громко бухнув о деревянную половицу.

— Охуенно большие проблемы, хэрр Бруно!

* * *

По лестнице они практически слетели в полной темноте, умудрившись не переломать себе ноги только чудом адреналиновой горячки. Ротерблиц несся, перескакивая по несколько ступеней, врезаясь в стены, а иногда и с глухим буханьем в двери квартир. Бруно был более осторожен, потому отстал. Наверно, именно это стало в некотором роде спасением от неприятностей, которые не желали заканчиваться.

Чародей со всего маху толкнул дверь, шваркнув ей о стену, выскочил на улицу и встал, как вкопанный.

На парадную дома на углу Морской и Речной улиц были нацелены три ружья в руках анрийских полицаев, стоявших посреди дороги, в десяти шагах от едва не слетевшей с петель двери.

— Ни с места! — крикнул один из них.

Ротерблиц едва не потерял образ воспитанного и культурного чародея второй раз за вечер. На счастье, из парадной вывалился Бруно, в потемках не разглядевший спину застывшего пироманта, и врезался в него, валя на землю. У Ротерблица вновь зазвенело в ушах, теперь уже от стука собственных зубов. Он рухнул, отбил себе ладони, ударился лбом и опять же чудом не себе расквасил нос. Бруно, истошно матерясь, навалился сверху, придавливая хоть и не большим, но все-таки весом.

Нервы у полицаев оказались не настолько крепкими, насколько следовало быть. То ли от неожиданности, то ли от испуга, то ли просто потому, что сперва стреляй, а потом думай, одно из ружей сверкнуло вспышкой воспламеняющегося на полке пороха, и грянул выстрел. За ним выстрелил и второй полицай, а затем и третий. Пули просвистели над самой макушкой Бруно и выбили из облицовки дома каменную крошку.

Ротерблиц поднял голову. Увидел в рассеивающемся сизом дыму, как полицаи взялись перезаряжать ружья. Глаза чародея яростно сверкнули.

Он извернулся, вслепую ударил локтем, заехав лежавшему на нем Бруно то ли по уху, то ли по зубам, и скинул с себя. Ободранные и отбитые о камень ладони жгло, на лбу набухала шишка. Взор застлала красная пелена злобы и ярости.

Пиромант вскочил, не чувствуя боли. В ладонях вспыхнуло пламя.

— Колдун! — вскрикнул кто-то из полицаев.

Ротерблиц оскалился, швыряя огонь в слишком наблюдательного стража правопорядка. Огненный шар прошипел в паре дюймов от его виска. Полицай истошно завопил от ужаса, упал на дорогу, роняя ружье и шомпол.

Один из полицаев оказался явным отличником строевой подготовки, наверняка вымуштрованным автоматом при ружье, прошедшим горнило войны, — успел зарядить мушкет, вскинуть и прицелиться. Ротерблиц швырнул в ответ огнем. Пламя пылающей лужицей разлилось возле его полицая. Он отскочил, дернул спусковой крючок. Снова сгорающий затравочный порох, вспышка, облака дыма, свист пули и звон бьющегося стекла.

Инстинктивно пригнувшийся пиромант вытянулся, сложил перед собой ладони, выдувая яркую струю бешеного огня, осветившую улицу ярче солнца. Полицай нырнул и покатился по дороге вправо, отрывисто вопя и срывая с себя вспыхнувший кивер.

В третьего полицая Ротерблиц послал огненную волну, отсекая тому дорогу по Речной улице, и пару огненных шаров. Страж порядка шлепнулся на задницу и попятился, ловко перебирая руками и ногами. Пиромант погнал его на Морскую, отмечая путь огненными плевками на мостовой.

Первый успел опомниться, полз вправо с ружьем.

— Куда⁈ — взревел Ротерблиц, швыряя в него пламя.

Полицай взвизгнул, откатился от разлившейся по дороге обжигающей кожу и опаляющей волосы огненной лужи. Несколько огненных стрел, шипящих над головой и у затылка, прибавили ему скорости.

Ротерблиц выбежал на середину дороги, зашвыривая полицаев огнем. Будь он типичным пиромантом, он не думал бы о последствиях и бил на поражение. Это гораздо практичнее и менее затратно: три-четыре огненных шара — и проблема решена, если, конечно, не смущают вопли сгорающих заживо людей. Однако Ротерблиц всегда думал о последствиях. Это когда-то делало его плохим, нетипичным пиромантом, зато отличным магистром-следователем Комитета Следствия, чтобы там ни говорил де Напье.

Чародей почти выгнал служителей закона на Морскую улицу, не давая им поднять головы, как вдруг из-за угла дома напротив высунулся еще один, прицелился и выстрелил. Через миг Ротерблиц осознал, что полицай промахнулся, однако из-за угла выглянул и пятый. Этот мог бы и попасть. Просто исходя из сухой статистики.

Ротерблиц коротко замахнулся и швырнул пару огненных стрел в угол дома. Одна растеклась по стене жидким пламенем. Вторая задела полицая, оказавшегося слишком смелым или отчаянным. Рукав шинели загорелся. Полицай закричал, бросая ружье, принялся сбивать пламя, отчего оно разгоралось лишь ярче. Полицай упал, принялся кататься по земле. Кто-то крикнул, чтобы дурень скидывал шинель.

Ротерблиц стиснул зубы от душившей его злобы. Угораздило же легавых оказаться не в то время и не в том месте. А может, их привели жандармы?..

Чародей сложил перед собой ладони, сосредоточился, вкладывая в удар много силы, и резко раскинул руки в стороны. Морскую от Речной отделила разбегающаяся от дома до дома стена огня. Ротерблиц присел, выбрасывая еще силы, и распрямил ноги, воздевая руки к небу. Огонь яростно взвился аж до вторых этажей. В реве пламени послышались крики и призывы к богу.

Пиромант покачнулся. Голова закружилась, в глазах поплыло. Он потряс головой, дал себе пару звонких пощечин, чтобы взбодриться. Мельком огляделся. В окнах виднелись силуэты разбуженных людей.

Речная улица представляла собой инфернальное зрелище. Не хватало только пляшущих чертей. Ротерблиц шмыгнул носом и горько усмехнулся.

— Вставай, чего разлегся! — хрипло бросил пиромант, потянув Маэстро за шкирку.

Загрузка...