Новый порядок (Часть I)

Глава 18

Кабинет Вортрайха чем-то неуловимо напоминал общий зал клуба. Возможно, все дело было в вазоне с шамситской пальмой. Возможно, в удобном кресле. Или, может быть, в стопке свежих газет на краю рабочего стола. Если бы Гаспар не знал, решил бы, что его пригласил к себе в кабинет такой же хефлиг, с которыми менталист имел удовольствие плотно пообщаться, а не второй человек в крупной анрийской банде, держащий целый район.

— Не думал, что нашу Анрию почтит своим присутствием представитель такой богатой и знаменитой фамилии, — сказал Вортрайх, приветливо улыбаясь. — Вы к нам по делу или… просто из тяги к путешествиям?

— Одно не мешает другому, хэрр Вортрайх, — улыбнулся Гаспар.

В кабинете они были одни. Вортрайх решил, что с таким человеком лишние уши не нужны. Менталист прошелся по его сознанию, несколько тщательнее, чем по сознанию недавних собеседников. Вортрайх был действительно убежден, что перед ним сидит сын нойесталльского промышленника, и думал лишь о его деньгах.

— Как вы находите Анрию? — поинтересовался Вортрайх.

— Занимательной, — признался Гаспар. — Хотя я еще не успел ознакомиться с ее достопримечательностями в полной мере — не хватило времени. Разве что с вашим клубом, — добавил он.

Тонкогубый рот Вортрайха расплылся в улыбке пугающе широко и сделал его чем-то похожим на лягушку.

— Уверен, если ищете поводы для надежных инвестиций, наши друзья помогут вам с этим, — заверил Вортрайх.

— Да, я уже ознакомился с парой интересных вариантов, — сказал он с серьезным видом. Головные боли делали его предельно серьезным. — Мне предложили вложиться в верфи и в водку.

— Что выбрали?

— Пока не определился — оба варианта соблазнительны.

Вортрайх понимающе кивнул.

— Когда заведете знакомства с остальными членами нашего клуба, вы удивитесь, сколько соблазнительных вариантов готова предложить Анрия, — многообещающе посулил он.

— Не сомневаюсь в этом, — подыграл ему Гаспар и решил подтолкнуть к мысли, которая не давала скромному деловому человеку покоя: — Я намерен провести в Анрии пару недель, а потом вернусь домой, в столицу. Посетив, конечно, отца и обговорив с ним самые соблазнительные варианты вложений.

— Так скоро? — встревожился Вортрайх.

— Увы, — Гаспар поджал губы и слегка поморщился от боли в виске, — мой отец — очень деятельный человек и наверняка вскоре отправит меня вновь по деловым поездкам. Хотелось бы побольше уделить времени семье.

— Жаль, — вздохнул Вортрайх, — очень жаль. Я надеялся видеть вас почаще.

— Я уеду только через пару недель, хэрр Вортрайх, — вымученно улыбнулся Гаспар. — Пока я здесь, непременно буду посещать ваш замечательный клуб, как только появится свободная минута. Мне ведь интересны выгодные предложения для инвестиций.

Вортрайх заметно оживился. Беспокойная мысль заворочалась в его голове, вызывая зуд между ушами. Он раздумывал, что не стоит тянуть время, можно упустить такую возможность. Нужно только сделать один шаг, которому мешает врожденная осторожность.

Гаспар мягко подтолкнул его, прикрыв глаза и потерев висок, в котором от напряжения болезненно запульсировала жила.

— А как вы смотрите на предложение инвестиций в свою удачу? — мягко и вкрадчиво поинтересовался Вортрайх.

— Простите? — Гаспар потер лоб, как будто это могло унять кочующую внутри черепа боль.

— Я слышал, вы очень азартный человек, — Вортрайх сцепил перед собой пальцы рук и чуть подался вперед, понизив голос. — Говорят, пять лет назад это едва не стоило вам жизни, но вижу, слухи преувеличены, чему я несказанно рад.

Вкрадчивый голос обволакивал и усыплял. Если бы на менталиста действовали подобные приемы, он бы даже поверил в искренность.

— Да, — закивал Гаспар, изображая раскаяние, — те скачки заставили меня многое переосмыслить. Я до сих пор расплачиваюсь за них головными болями и расходами на… лекарства.

Вортрайх сделал вид, что сочувствует, прекрасно понимая, каким лекарством врачи предлагают лечить подобные недуги.

— Я заметил, что вам нездоровится, — сказал он и побарабанил пальцами по столу, отвернувшись к вазону с пальмой. — Значит, вы попрощались с азартом?

— Увы, — повторил Гаспар, разводя руками. — Иногда в жизни случается такое, что вынуждает полностью пересмотреть взгляды на нее.

— Это верно, — покивал Вортрайх. — Ну что ж, в таком случае больше не стану задерживать вас. Но, надеюсь, мы с вами еще увидимся. Ведь вы обещали заходить в наш клуб, — подмигнул он, протягивая руку.

Гаспар встал из кресла и с готовностью пожал ее.

— Непременно, хэрр Вортрайх, — заверил он со всей уверенностью. — Разрешите напоследок один вопрос?

— Конечно.

— Я слышал, не так давно из окна вашего клуба выпал человек. В газетах писали об этом несчастном случае.

Вортрайх прекратил улыбаться и несколько растерялся, забыв, что держит менталиста за руку. А даже если бы и вспомнил — глаза Гаспара не позволили бы ему ее выпустить. В них был немой приказ, игнорируемый той частью рассудка, которой человек способен управлять. Незаметный и неосознаваемый порыв, выдаваемый за собственное желание.

Вортрайх нахмурился. Его сознание заполнилось образами, картинками, словами, мыслями, чувствами, переживаниями, выстраивающими лестницу, которая вела вниз, в глубины памяти. Каждая ступень была своеобразной развилкой, перекрестком, ведущим в разные стороны, к разным воспоминаниям. Вортрайх послушно шел туда, куда вели слова менталиста, приказ в его глазах. Однако, пройдя нужное количество ступеней, Вортрайх неожиданно свернул — и его сознание наполнилось образами, картинами, словами и переживаниями. Насквозь фальшивыми, ложными, чужими.

Гаспар почувствовал это сразу, узнал знакомую школу, ту самую, которую прошел сам. Школу Вселандрийской Ложи чародеев, готовящую немногочисленных менталистов для работы в Комитете Следствия.

— Ах да, выпал один из охранников, когда мы делали небольшую перестановку в моем кабинете, — убежденно сказал Вортрайх. Он не лгал: для него это была истина. Для него в тот день все произошло так, а никак не иначе. — Я попросил их оказать любезность и передвинуть шкаф. Один из них не рассчитал силу, слишком занес угол — ему хотелось закончить побыстрее, а закончилась спешка смертью по неосторожности.

— Какая, — болезненно поморщился Гаспар, отпуская его руку, — трагическая случайность.

— И большая потеря — это было хорошее окно, — вздохнул Вортрайх. — Но не стоит беспокоиться, мы быстро восстановили понесенный урон.

В этом он тоже был предельно искренен и честен, и менталисты тут были ни при чем.

Гаспар сделал несколько коротких вздохов, гася взрывы острой боли в черепе. Но оно того стоило: за одно рукопожатие он узнал больше, чем за все утро.

— До встречи, хэрр Вортрайх, — тепло распрощался сын знаменитого имперского магната.

— Надеюсь, до скорой, хэрр Напье, — ответил Йозеф Вортрайх пустоте.

Гаспара уже не было.

В себя менталист пришел в ближайшей ресторации. Возможно, где-нибудь на Шлейдта цены кусались поменьше, но ему было все равно — и так потратил за утро около двух сотен. Уткнувшись в блокнот с заметками, Гаспар заказал себе обед, приглушил головную боль парой стопок чего-то крепкого. Помогло несильно — алкогольную стадию своей карьеры менталиста Гаспар закончил в начале года, но все-таки принесло хоть какое-то облегчение. По крайней мере, он себя в этом убедил.

Отобедав, Гаспар уехал с улицы Шлейдта.

Ночь в «Империи», кроме истощения Даниэль и повода для скулежа Эндерна, дала результатов немного — история в Шамсите повторилась, только без внезапно нагрянувших бандитов. Встреча с доверенным Ротерблица тоже прошла без происшествий, хотя Гаспар и удивился некоторым подробностям. Похоже, агент во что-то вляпался и собирался залечь на дно. Это менталисту очень не нравилось, но ничего не поделать. Оставалось только идти по следу убийцы, а наследил он изрядно. Понадобилось три дня, чтобы изучить их и придать им хоть какое-то подобие системы. Правда, без толку. Системы попросту не было. Приходилось полагаться на интуицию и удачу и искать свидетелей всех необычных, громких и подозрительных происшествий в Анрии, о которых писали газеты за последние три недели. До сегодня — без особых результатов.

Очередная заметка в блокноте привела менталиста к пивной «Морской слон» в районе Новый Риназхайм. Здесь, как сообщала газета, произошла страшная резня, в которой убили четырех человек. Дата, к сожалению, не указывалась, хотя газетчики клялись, что даже опрашивали свидетелей и очевидцев, а не просто пересказывали слухи.

В пивной Гаспар почувствовал себя неуютно. Слишком уж он выделялся, слишком уж обращал на себя внимание. Он шел к стойке бармена и, даже не открывая разум, слышал, как у каждого присутствующего шевелятся мысли раздеть Гаспара догола. Просто чтобы восстановить справедливость, не говоря уж о том, чтобы возместить все убытки, понесенные из-за рождения в неправильном сословии.

Бармен, похожий на пирата, не сказал ничего вразумительного. Не потому, что не захотел, — значок магистра-следователя Ложи был очень сильным талисманом, будучи при этом куском обычной меди. Даже в Анрии он делал людей сговорчивее, не из страха перед Кодексом или законом, а просто из врожденного, иррационального и инстинктивного ужаса перед чародеями. Даже если человек увидел этот значок только в своей голове.

Бармен не стал отпираться и честно признался, что да, было. Завалился модерский мусор, докопался до какого-то жалкого полудурка, а за полудурка вступился какой-то лось в шляпе. И покрошил всех четверых, глазом не моргнул. Никто толком не понял, что произошло, все разбежались, как крысы с корабля. А что уж там потом было — так то знает только лось в шляпе и риназхаймские ребята, отиравшиеся неподалеку, которых бармен позвал, чтобы сами со всем разбирались. Запомнить лося в шляпе бармен не смог, жалкого полудурка — не захотел. Сказал лишь, что модерский мусор якобы искал сбежавшую крысу. Гаспар вычеркнул из блокнота пункт «расспросить о бойне» и сделал пометку, что надо поручить «херу Э.» заглянуть в Модер при случае.

Из «Морского слона» менталист поехал на Тресковую улицу, благо за отдельную плату кучер услужливо согласился дождаться. Искомый ломбард нашелся сразу — сложно было проехать мимо. Окна здания были заколочены досками, двери наглухо забиты. Ломбард носил следы грабежа, кажется, его даже пытались поджечь. Кто-то оставил краской на стене трехбуквенный мемориал, который обязательно увековечивает любую подходящую стену в любом городе любой страны мира. Кто-то обвинил «Швайнкина» в педерастии, а кто-то — некую Имму в проституции. Не обошлось без провокации, однако надпись «Долой кайзера! Вся власть народу!» была старательно закрашена, хоть и угадывалась без усилий.

Гаспар походил кругами, ловя на себе подозрительные взгляды обитателей улицы. Минут через пять к нему подошли двое, по виду — обычные рабочие, но отнюдь не с ближайшей фабрики. Хотя рабочий день не закончился, оба были изрядно даты. Они осведомились, чего достопочтимый господин мог позабыть на богом оставленной, не подобающей его статусу и виду улочке, где проживают безропотные и смиренные народные массы, и не соблаговолит ли достопочтимый господин отбыть в более подходящее и чистое место, чтобы не испачкать такие новые и дорогие туфли.

Гаспар не ответил. Один из рабочих вдруг вспомнил, что у него убежало молоко и нужно срочно его ловить. Второй вежливо ответил на спокойно заданный вопрос о том, что случилось с ломбардом. Менталист любил работать с мягким и податливым сознанием, разжиженным алкоголем. Ему можно внушить практически все, что угодно. Правда, и толку особого от пьяных нет: они не способны сконцентрироваться хоть на какой-то мысли, даже если вести их за ручку.

Хотя и трезвым рабочий ничего не сказал бы, потому как ничего и не знал. В тот вечер он пил и тискал под деревом соседку, которая наконец-то согласилась дать. Потом услышал «Халява!» и побежал со всеми мародерствовать в ломбарде, успел умыкнуть перстенек и часы чьего-то дедушки, которые успешно пропил, и ему не стыдно. Единственное, что он запомнил, как кто-то удирал дворами, и то, запомнил лишь потому, что из-за того мудака соседка потеряла настрой и не дала. Так что если достопочтимый господин хочет чего-нибудь узнать, надо спрашивать Милле Морячка — этот постоянно терся у ломбарда и предлагал Швенкену какое-нибудь барахло.

Милле Морячка Гаспар нашел быстро — тот играл в ближайшем дворе в домино с тремя приятелями. Возможно, Милле действительно был когда-то моряком. Менталист тактично дождался, когда партия закончится, и отвел Милле в сторону. Морячку не очень хотелось общаться с достопочтимым господином, одетым в стоимость всей Тресковой, но, увидев пару купюр с портретом Вильгельма Первого, свое решение изменил.

Милле рассказал, что ломбард в тот день был закрыт, но под вечер пришел кто-то. Правда, запомнил Милле разве что дурацкую шляпу и плащ не по погоде. Почти сразу началась пальба. Из ломбарда потом вышел только сдернувший в неизвестном направлении Швенкен, но больше никого. И самого Швенкена никто больше не видел. Может, попался кому-нибудь под горячую руку и третью неделю кормит крыс в канаве. Потом тресковчане, выдержав паузу вежливости — где-то пару минут, за которые должны прибыть жандармы и провести расследование, но не прибыли, а значит, наплевали на преступление, — вскрыли ломбард и вернули заложенное когда-то имущество. Милле, конечно, ничего не брал и демона с сорокадюймовым фаллосом не видел. Зато видел пару трупов молодчиков из банды ван дер Вриза, что сильно всех напугало, но не настолько, чтобы прекратить ревизию ломбарда. Когда наутро прибыли «черные сюртуки» Штерка, брать уже было нечего. Громилы прижали пару тресковчан, еще пару увезли куда-то, но привезли обратно, почти в целом виде. Милле повезло — он лежал заблеванный и с обмоченными портками, побрезговали.

Больше Милле Морячок ничего не знал. Разве что видел какого-то подозрительного типчика, который терся у дома напротив ломбарда и курил, а когда началась пальба — удрал, сверкая пятками. Лица не разобрал, потому как было темно.

На прощание Милле предложил рассказать, кто на Тресковой ворует, кто чеканит фальшивую монету, у кого под кроватью припрятан мушкет, завалявшийся чуть ли не со второй войны Фламмендлиги, а у какой из баб триппер и лучше ее избегать. Гаспар вежливо отказался. Отказался и от предложения купить святое пламя, инкрустированное рубином.

Гаспар сел в экипаж, вычеркнул из блокнота «проверить ломбард на Тресковой» и велел кучеру ехать на Мачтовую. Кучер согласился только за тридцать крон, но с таким видом, что с большей охотой проехался бы на Ту Сторону и бесплатно.

На Мачтовой улице Гаспара постигла неудача: никто ничего не видел, никто ничего не знал, кроме самого факта, что ночью кто-то вырезал всю банду Виго Вешателя, а самого его то ли вышвырнул в окно, то ли сперва подвесил, а потом перерезал веревку. Так Виго утром и нашли — с пробитой головой, по уши вошедшей в землю. Газеты в этом плане были гораздо красноречивее и не скупились на подробности, достойные готических романов о демонах, призраках и духах мщения, оживленных вороном и вернувшихся с того света, чтобы покарать убийц себя и своей невесты. Только одна старушка, не стесняясь в выражениях, не могла нарадоваться, что наконец-то на мучителя нашлась управа и Единый покарал Раскольника проклятого. Минимум трижды осенила себя святым пламенем и заверила, что поставила свечку за здравие палача Виго.

Гаспар вздохнул и вычеркнул из блокнота «узнать о резне на Мачтовой», вписал «узнать больше о Виго Вешателе». С этим наверняка придется заглянуть в ближайший околоток. Или доверительно побеседовать с местным колоритом, той его частью, которая вечером в подворотнях подрезает кошельки у беспечных прохожих.

С этой мыслью Гаспар направился к ждущему экипажу.

Он не заметил слежки за собой. И стало полной неожиданностью, когда его чуть не придавила к земле тяжелая рука, упавшая на плечо, а в правый бок уткнулось острое лезвие ножа.

— Тихо-тихо-тихо-тихо, — быстро прошептали ему сзади. — Не ори — все равно не поможет. Пойдем-ка, побеседуем с глазу на глаз.

Тяжелая рука повернула Гаспара лицом к переулку, а нож приказал топать.

Гаспара приперли к шершавой, неровной стене. Выступающий угол криво уложенного кирпича больно впился под лопатку и надавил на ребро. Хотя это было не так болезненно, как давящая менталисту на грудь рука громилы-переростка, совершенно лысого, с толстенной бычьей шеей, почти сразу переходящей в плечи, и физиономией кретина. На лысине красовался шрам от не так давно разбитой об нее бутылки. Рядом с кретином прыгал коротышка с рыжими неопрятными бакенбардами и обезьяньей мордой, в котелке, жилетке на голое тело и широких клетчатых штанах. Хотя коротышкой он казался лишь на фоне лысого — Гаспар и сам дышал ему, как это говорится, в пупок.

— Ну, что у нас тут? — поинтересовался коротышка, ковыряя ножом под грязным ногтем. — Благородный хер, — ответил он сам себе. — Да еще и ошибся районом. Слышь, Лысый, ты когда-нибудь видал, чтоб благородный хер районом ошибался?

— Не-а, не видал, — гулким басом отозвался Лысый.

— Вот и я. Стал быть, благородный хер тут чего-то хочет. А, чего хочет благородный хер?

— Ничего, — хмуро отозвался Гаспар и выкатил глаза: Лысый надавил на ребра посильнее.

— Ай, врать нехорошо, — собезьянничал «котелок». — Очень нехорошо. Я б сказал, пиздецки плохо, — нравоучительно добавил он. — Ну-ка, чего у тебя там?

Он запустил руку Гаспару в карман. Менталист попробовал перехватить ее, за что получил от Лысого кулаком под ребро. В глазах потемнело.

— Не дергайся, — предупредил «котелок», вытащив из кармана блокнот. Бандит повертел его, уставился на первую же страницу вверх тормашками. Задумчиво поскреб ножом щеку. — Так, чего это? Чего ты тут накарябал?

— Прочитай, — покашлял Гаспар.

— А не умею, — по-обезьяньи осклабился «котелок». — Некогда учиться было — я дитя заебанных пролетариев.

— Тогда не узнаешь. Все равно же не поверишь, если я прочитаю.

— Колись, чего тебе тут надо? — «котелок» скрестил руки на груди и нетерпеливо потопал старой пыльной туфлей.

— Ничего.

— Не пизди, — сплюнул «котелок». — Тебя видели в «Слоне». Тебя видели на Тресковой, а теперь ты тут ползаешь. Чего тебе надо?

— Веду расследование.

«Котелок» поморщился.

— Штерк велел легашам не лезть.

— Я не из полиции.

— Тогда откуда ты такой красивый взялся?

— Я — магистр-следователь Ложи.

— Ай, не пизди! — раздраженно повторил «котелок». — Я колдунов видал, а ты не похож на них. Да и уже все до тебя вынюхали. В последний раз спрашиваю.

— Слышь, Меркатц, хуль тут думать? — Лысый повернулся к «котелку». — Давай я его подрихтую.

Меркатц закатил глаза и покачал кудлатой башкой.

— Лысый, блядь, ты его угробишь. Пусть сперва расколется. Ну, колись! — он подскочил, приставляя Гаспару к горлу нож.

— Я — журналист! — сдавленно крикнул Гаспар, вжимая голову в стену. — Из «Анрийского вестника», пишу статью о призраке!

— О ком? — Меркатц состроил гримасу мартышки, которой вместо апельсина бросили одну кожуру.

— Об убийце, Анрийском призраке!

«Котелок» потер переносицу пальцами руки, в которой держал нож.

— Еще один, — бессильно пробормотал он. — Вам же сказано. Че вы такие упертые, а?

— Люди должны знать правду! — горячо воскликнул Гаспар.

— Ну и хули они с твоей правдой будут делать?

Менталист растерялся. Он и сам не знал, зачем люди ищут правду, а главное, для чего она им нужна. Но обычно такая причина все объясняла и не вызывала встречных вопросов.

— Так, короче, слухай и запоминай, правдолиз, — Меркатц наклонился к Гаспару, показывая нож. — Не суйтесь в наш район, понятно? Не лезьте не в свое дело. Людям насрать на вашу правду, у них и без правды дел хватает. Пиши о кошках или там, о птичках, ага? И передай своим, чтоб больше газетчиков здесь не шлялось. Увидим очередную газетенку — спалим к херам всю вашу халупу, усек?

— Да.

— Ну и молодец, — улыбнулся Меркатц.

Лысый прекратил давить, хоть и не убрал руку. Гаспар облегченно продохнул, глядя в телячьи глаза переростка. Обтер взмокший лоб, осторожно коснулся пальцами виска.

— А теперь плати штраф за этот, как его… вторжение на чужую территорию и уебывай, — дружелюбно и весело сказал Меркатц.

— У меня нет денег, — признался Гаспар.

— А если найду? — Меркатц взглянул на него исподлобья и улыбнулся, раскручивая на пальцах нож.

Гаспар воткнул иглу в безмятежное сознание Лысого. Пришлось заплатить дикой болью, от которой перекосило лицо, — третье вторжение в чужой мозг за день было перебором.

Лысый поморгал. Отнял руку от груди менталиста. Ему показалось это хорошей идеей. Посмотрел на нее, словно впервые увидел. Лысому захотелось ударить себя по плохой руке, которая зачем-то сделала больно хорошему господину. Голос давно забытой совести подсказывал, что так делать было нельзя. Лысый почувствовал себя очень виноватым, ему стало очень стыдно.

— Слышь, падла, выворачивай карманы! — рявкнул Меркатц, расценив молчание напряженного Гаспара за упрямство. — Ежели я их выверну, Лысый тебя так отрихтует, что ты отсюда не пойдешь, а поползешь и неделю кровью ссать будешь!..

«Совесть» подсказала, что Меркатц не должен так делать. Приказала плохой руке забрать у плохого Меркатца нож и взять плохого Меркатца за шкирку, чтобы не грубил хорошему господину. Потому что это плохо. И некрасиво. А тыкать ножом — опасно. Можно ведь в глаз попасть случайно.

— Э, Лысый, ты че творишь⁈ — взвизгнул «котелок», дергаясь схваченной за ошейник обезьянкой. — Совсем ебанулся⁈

— Хороший господин… нельзя грубить… — пробубнил Лысый, хлопая пустыми глазами на облупившуюся стену.

— Лысый, падла!

«Совесть» сказала, что нельзя слушать плохого Меркатца. Нужно слушать хорошего господина. Он же хороший — не скажет плохого.

Гаспар открыл слезящиеся от боли глаза. В висках грозило что-то лопнуть. Даже повернуть голову было страшно — ржавая пила начнет грызть тупыми зубьями череп изнутри. Но он настроил кретина на свой голос.

— Он тебя не услышит, — сказал менталист, глотая ртом воздух.

Меркатц прекратил дергаться, сдвинул съехавший котелок на затылок и испуганно вытаращился на Гаспара, опершегося о стену.

— Ты че, и впрямь колдун? — сглотнул «котелок». — А че сразу не сказал?

Гаспар поднял на него мутные злые, разраженные глаза.

— Ладно, ладно, я понял, понял хорошо! — замахал руками Меркатц. — Ты это, не сердись, давай по-хорошему разойдемся, а? Мы тебя не видели, ты нас не видел, все довольны, ну?

— Нет, — менталист сдул с носа щекочущую каплю пота.

Гаспар оттолкнулся от стены, сделал неуклюжий шаг, выхватил у Меркатца блокнот.

— Знаешь, кто ограбил ломбард?

— Да хуй я знаю! — крикнул Меркатц.

— Лысый, — менталист привалился обратно к стене, — обними его покрепче.

Кретин опустил Меркатца на землю и ловко перехватил его под грудью обеими руками, поднимая вверх. «Котелок» издал блеющий звук, выпучил глаза и вывалил язык. Ноги в клетчатых штанах затряслись.

— Хватит. Подержи его так. Кажется, — менталист шмыгнул носом, чувствуя привкус железа во рту, вытер ноздри ладонью, увидел красный след, — ты хотел что-то сказать?

— Маманей клянусь, не знаю! — продохнув, отчаянно затараторил Меркатц. — Никто не знает! Штерк взбесился, всю шушеру поднял, пообещал тыщу крон, но не помогло — до сих пор не нашли.

— Почему Штерк так взбесился из-за какого-то ломбарда?

— Да не знаю я! Может, из-за этой… любви к частному бизнесу!

— А Виго?

— А че Виго? — всплеснул руками Меркатц и поколотил кулаками по предплечьям Лысого. — Помер Виго, да и хуй с ним! Допрыгался. Еще б немного — Штерк сам бы его повесил.

— В смысле?

— В смысле ссучился конкретно, — вздохнул Меркатц, тщетно оттягивая руки приятеля от тощего пуза. — Слух ходил, что он с кем-то снюхался, деньгу кроил, постукивал вроде бы. Говорю же: допрыгался.

— В ломбарде убили двоих из его банды, — заметил Гаспар.

— Да хоть всех! Мне-то че? Я с Виго взасос не целовался, и на Швенкена мне срать с высокой колокольни. Вроде бы Виго его под крышу взял, кормился с него, не знаю. Слышь, отпусти, а? — Меркатц бросил на менталиста щенячий взгляд.

— Слышал, что произошло в 'Морском слоне?

— Слышал! — буркнул «котелок». — Я там был!

— Говори.

— Ну, прибежали мы, когда уже все кончилось. Порезал модерских какой-то тип, всех четверых, нам только трупы оставил.

— А дальше?

— А ничего, — нервно передернул плечом Меркатц. — Нехер Беделару было в наш район лезть. Ему так и сказали, когда он еще предъявы удумал кидать.

— Как он выглядел? Тот тип?

— Да помню я, что ли! — «котелок» возмущенно подрыгал ногами. — Обычный мордоворот. Вроде шрам на морде был.

— Где? Какой?

— На себе не показывают, — выпятил губы Меркатц.

— А ты сделай исключение, — болезненно содрогнулся Гаспар. — Или Лысый на тебе рисовать будет, пока не угадает.

Меркатца передернуло от ужаса.

— Ну, такой вот, — он торопливо провел ребро ладони от лба вниз по правой щеке. — Вроде бы. А, — Меркатц потряс пальцем, — еще он этот… крысолов. Да, точно!

— Крысолов? — зажмурился менталист, кривя брови.

— Ну да. Ну тот, который не так давно колдуна в блядюжнике каком-то почикал.

— Финстер? Хуго Финстер? — сразу же догадался Гаспар.

— Ага, — энергично закивал Меркатц. — Он так назвался… вроде бы. Мы отвели его к Вортрайху… хэрру Вортрайху. Сказал, знает, кто ломбард выставил и кто Виго порезал.

— И?

— И не знаю… не помню, — состроил недовольную рожу Меркатц. — К старшому нас не пустили, а крысолова увели. Мы его шмотки держали, но не помню, куда дели. Крысолов за шмотками не вернулся и вообще не выходил, а жаль, он нам бутылку должен, — расстроенно сказал «котелок». — Мы ж забились: коли знает чего полезного — с него бутылка. Стал быть, хер чего знал, — вымученно и нервно ухмыльнулся он.

Гаспар приложил трясущуюся ладонь ко лбу. Мысли ворочались с трудом.

— Почему Штерк так беспокоится, чтобы никто не расследовал ограбление и убийство Виго?

— Слышь, волшебный, че ты меня доебался? — тоскливо вздохнул Меркатц, поставив локоть на руку Лысого и уронив на ладонь тяжелую голову. — Возьми да сам Штерка и спрашивай, коль так интересно.

Гаспар выразительно посмотрел на Лысого.

— Ладно-ладно, не суетись! — Меркатц испуганно замахал руками и задрыгал ногами. — Ну это… — он задумался, собираясь с мыслями. — Бродит молва, что Штерк на ножах с остальной Большой Шестеркой. Честно, не знаю, чего они там не поделили опять. Но ходят слухи, что это все подстава, тухлый развод, чтоб Штерк сорвался и первый начал. Вот он и отлавливает всякую любопытную шваль, чтоб поменьше трепались. Но это так, херня, на улицах болтают. Как оно там в натуре — не знаю! — клятвенно заверил Меркатц.

— Верю, — Гаспар зажал ноздрю, из которой засочилась кровь. Он достал из кармана платок, зажал им нос. — Ну что ж, благодарю за сотрудничество… гражданин, — сказал он гнусаво.

— Да пожалуйста! — спаясничал Меркатц и даже попытался изобразить поклон. — Только уже отпусти, а? И это, Лысого расколдуй.

— Конечно. Лысый?

— Да?

— Пообнимай его еще минут пять. А потом сходи домой и переосмысли свою жизнь.

— Хорошо, хороший господин.