Гаспар Франсуа Этьен де Напье глубоко вздохнул, подавляя зевоту. Карету качало на неровной анрийской дороге, и бороться с сонливостью было сложно. Затянувшееся плавание утомило, день стоял жаркий, в кабине было душно, а от духов чародейки кружилась голова. Сегодня это злило и раздражало.
Она оставалась верна себе: яркая и вызывающая, в голубом, нескромном даже по меркам последней ландрийской моды платье, приподнимающем и без того высокую грудь, с распущенной гривой пшеничных волос, сияла бирюзой глаз и улыбалась с очарованием невинного ангелочка. А вот имя было другим. Обычно Гаспар спокойно запоминал очередное ее воплощение, но не в этот раз. Даниэль Эмилия… Роза… или Розалинда… или Мария… или…
Это злило и раздражало.
А еще раздражал и злил Андерс Энганс, который сидел напротив на одном сиденье с Даниэль Эмилией… Франсуазой или Луизой и смотрел на новообретенную учительницу голодными влюбленными глазами. Новая игрушка постоянно вилась рядом, все плавание из Шамсита до Анрии ходила за ней хвостом, не оставляя госпожу и повелительницу без своего навязчивого общества ни на секунду. И хоть говорили между собой исключительно по-тьердемондски, Гаспар опасался, что Энганс внимательно слушал и запоминал.
Но больше всего злило и раздражало то, что менталист до сих пор толком не понимал, куда они едут. Когда он чего-то не понимал — всегда начинал ужасно злиться и раздражаться, отчего начинала болеть голова, а когда болела голова — он начинал злиться и раздражаться еще больше.
Одним словом, настроение Гаспара было паршивым, а это совсем уж выводило из равновесия.
Менталист растер ладонями лицо, приводя себя в порядок. Энганс придвинулся к чародейке почти вплотную, склонился к ее уху, тихо шепча что-то с идиотской улыбочкой, осторожно взял за руку в белой шелковой перчатке.
Гаспар шумно потянул горячий, приторно-сладкий воздух носом.
И вонзил в мозг Энганса тонкую иголку.
Энганс тупо моргнул, оборвавшись на полуслове, и навалился на Даниэль, уткнувшись ей лицом между грудей.
Чародейка растерянно посмотрела вниз, нехорошо покосилась на Гаспара.
— Что? — пожал плечами он. — Я ничего не делал. Переутомился, наверно.
Она жеманно закатила глаза и пренебрежительно фыркнула:
— Мужчины! От ревности вы ведете себя хуже маленьких детей.
Даниэль, забавно сморщив личико фарфоровой куклы, не без труда столкнула с себя тушу Энганса на стенку кабины. Тот не пришел в себя и, даже если бы Гаспар не переусердствовал — а сдерживаться вовсе не хотелось, — придет в себя нескоро.
— При чем тут ревность? — его улыбочка была не менее идиотской, чем у Энганса. — Может, ты совсем замучила его своими уроками, о великая владычица магии и стихий?
— Не завидуй, дорогой мой, — недовольно поджала напомаженные губы Даниэль. — Ты сам виновник своего несчастья.
— Я?
— Ну не я же, — мстительно заблестела глазами она, сложив руки на коленке закинутой одна на другую ноги. — Если бы ты не капризничал и не топал ножками, уроками я замучила бы тебя. Но как ты тогда сказал? «Не хочу ходить петухом с распушенными на заднице перьями»? А он, — чародейка стрельнула глазками в причмокивавшего сквозь сон Энганса, погладила его по щеке, — был послушным мальчиком и согласился надеть сюртук под цвет моих глаз.
Гаспар невольно посмотрел на призывно качающуюся ножку в модной туфле на невысоком каблуке.
— К тому же, если ты забыл, — чародейка намотала на палец золотую цепочку, — это все ради конспирации.
— Ах да, как я мог.
— Не ерничай, Гаспар. Понимаешь, — Даниэль склонила белокурую головку набок, — мне нельзя снова выходить замуж, даже если сильно захочется, иначе больное сердце графини де Контэ этого не выдержит.
— Чье сердце?
— Матушки Шарля Луи… — чародейка задумчиво нахмурила брови, подняла руку, задумчиво вращая кистью, и безнадежно махнула ей. — Ах, да просто моего милого Шарля.
Гаспар тоже закинул ногу на ногу, постучал пальцем по колену.
— Не знал, что у тебя есть любовник в Анрии, — пробормотал он.
Даниэль сердито посмотрела на него, дернув цепочку.
— Ты слишком плохо обо мне думаешь. Я переспала не с каждым мужчиной, которого встретила в жизни, — она мстительно улыбнулась. — Хотя не скрою, Шарль и вправду красавец, каких мало, — Даниэль приложила к сердцу ладонь и мечтательно прикрыла глаза. — В свое время по нему сохли все дворяночки Рейзо от пятнадцати до глубокой старости, но…
— Мне ревновать? — холодно осведомился Гаспар.
— М-м-м… — кокетливо протянула Даниэль, закусив губу и изучая менталиста из-под полуприкрытых ресниц. — Скорее, мне тебя.
— Чего?
— Скажем так, — хитро улыбнулась чародейка во всю ширину аккуратного рта, — если ему придется выбирать между сладкой женской попкой или крепкой мужской задницей, он без раздумий выберет крепкую задницу. Твоя — как раз в его вкусе.
Менталист смущенно кашлянул, напрягся и нервно поерзал, словно хотел поглубже впечататься в сиденье. Даниэль расхохоталась, запрокинув голову и захлопав в ладоши. Энганс растянул губы в блаженной улыбке.
— Тебя Эндерн клюнул? — угрюмо буркнул менталист. — Юморок в его духе.
— Нет, Эндерн меня не клевал, — проговорила чародейка, подрагивая от смеха и проверяя пальцем тушь под левым глазом. — Да и я не шутила. Но тебе не о чем беспокоиться: Шарль не бросается на всех мужиков без разбора и крайне осторожен. Даже я не знала бы о его увлечениях, если б не захотела однажды сделать ему сюрприз. А еще он очень любит свою матушку и не хочет ее травмировать — она не перенесет таких откровений. Потому Шарль не рушит ее надежд, что однажды завяжет с холостяцким распутным образом жизни, остепенится и женится на какой-нибудь пригожей вдове. Например, графа ля Фирэ, с которым Шарль был дружен еще в Тьердемонде. И нет ничего плохого, если его навестит вдовствующая графиня ля Фирэ в сопровождении верного слуги и личного адвоката.
— Кто из нас адвокат? — Гаспар взглянул на Энганса.
— Ты, глупенький, — сердито насупилась Даниэль. — Неужели уже забыл?
— Я до сих пор не могу запомнить, как тебя звать, а ты от меня еще чего-то хочешь, — проворчал менталист.
— Даниэль Луиза Шарлотта ля Фирэ, — представилась чародейка, гордо расправив плечи, держа осанку и протягивая руку для поцелуя. — Обращаться «ваша светлость» или по титулу — «графиня ля Фирэ». Ну а вы — мой адвокат, мсье?..
Гаспар нахмурился, галантно взял ее руку в свою ладонь и потянулся к ней губами.
— Пьер де Напье? — остановившись у самой шелковой ткани, неуверенно произнес он, с надеждой глядя на чародейку исподлобья.
Даниэль одернула руку и недовольно уперлась в бока, задев локтем Энганса. Тот лишь сонно промычал.
— Пьер де Мондэ, — напомнила она. Гаспар стукнул себя по лбу с виноватым видом. — Племянник Жозефа де Мондэ, из того самого адвокатского рода де Мондэ, известного на весь Тьердемонд.
— А если…
— Их там все равно дохрена, — небрежно отмахнулась Даниэль, — они сами своих родственников не помнят, так что никто ничего не заподозрит.
— Могла бы и раньше сказать, — заметил Гаспар, откинувшись на спинку сиденья, и качнулся, когда карета подскочила кочке.
— Говорила, — вздохнула чародейка. — Да только тебе ревность головушку выжгла.
— Очень смешно.
— Ага, животики надорвешь, — улыбнулась Даниэль и пожала плечами: — Ну или у тебя просто очередной приступ — ты совсем себя не бережешь, дорогой мой, а вместо лекарства глотаешь эту свою дрянь. Я, между прочим, за тебя беспокоюсь.
— Я тронут, ваша светлость Луиза Даниэль Элен…
— Даниэль Луиза Шарлотта, — отчеканила чародейка, строго наставив пальчик. — Графиня ля Фирэ, запомните уже, мсье де Мондэ.
— Смотрю, ты быстро вжилась в роль… — усмехнулся Гаспар и тотчас пожалел об этом.
— А мне не надо вживаться, — тихо произнесла Даниэль с едва слышимой злостью в голосе. — Я — вдова графа ля Фирэ, если ты забыл и это.
— Нет, не забыл, — быстро оправдался менталист. — Извини. Просто… просто я немного не в своей тарелке. Мне нужно привыкнуть, что я какой-то там Пьер Манда…
— Де Мондэ, — Даниэль устало закатила глаза. — Тебя что, Эндерн клюнул?
— Раньше мне не требовалось имена менять — я просто память кому надо менял.
— Все когда-нибудь в первый раз случается, — сказала чародейка, перебирая звенья цепочки. — Не расстраивайся, у тебя еще есть время потренироваться. К Шарлю мы поедем только завтра — надо избавиться от моей нынешней любви, да и папочка не простит, если мы не отчитаемся перед ним вовремя. А мы и так задержались.
— Еще бы хорошо было знать, куда мы едем, чтобы отчитаться, — вздохнул Гаспар и одернул шторку на окошке кареты.
Чародейка легонько шлепнула его по колену и ободряюще улыбнулась:
— Геллер же сказал — в лучшее и самое надежной место в Анрии. Очень надеюсь, что там есть горячая ванна, мягкая постель и толковый повар. Не поверишь, на что я готова, чтобы хорошенько вымыться и вкусно поесть! А уж за мягкую постель после корабельной койки…
Гаспар отвернулся от окошка.
— На твоем месте, я бы на это так не рассчитывал, — мрачно сказал он.
Даниэль беспокойно заморгала, ничего не понимая. Придвинулась, выглянула в окошко и потрясенно ахнула, прикрыв рот ладошкой.
— Это… — задохнулась она от возмущения. — Это какая-то шутка?
— Боюсь, что нет.
Карета ехала.
Андерс Энганс спал и видел приятные сны, где учительница преподавала ему важный урок, крепко обхватив горячими бедрами.
Район был паршивым.
Каждому городу нужен паршивый район. Даже такому, как Анрия. Не только чтобы противопоставить и уравновесить блеск и лоск Имперского проспекта, но и чтобы даже в паршивый Модер могли со дна постучаться.
Часть домов здесь обвалилась еще в прошлом веке. Оставшиеся упрямо боролись со временем, стояли полуразложившимися трупами, жутко пялились на разбитую дорогу черными провалами выбитых окон и зловеще разевали пасти парадных входов без дверей. Ржавые петли напоминали остатки сгнивших зубов. У многих провалилась внутрь крыша. Где-то обрушилась стена, а то и две — такие дома напоминали скелеты, облепленные стаями воронья. Были здесь дома, которые выглядели более-менее прилично — просто облупленные, ветхие коробки с протекающей кровлей, кое-где даже сохранившие осколки стекла на окнах, но таких было исчезающе мало. И даже они несли следы пожаров.
Складывалось впечатление, что Веселую Бездну годами непрерывно бомбардировали со всей тяжестью бортовых залпов эскадры линейных кораблей первого ранга, возглавляемых гордостью Его Величества флота стосорокадвухпушечным титаном «Вильгельм Великий» — флагманом непотопляемого адмирала Хайнриха фон Мересгот. Говорят, те, кто бежал от ужасов революции в Тьердемонде, уверяли, что даже Солинье выглядит не столь пугающе и в разы целее Веселой Бездны. А над Солинье три года кряду не смолкал гром канонады тяжелых пушек.
Городской магистрат признал Веселую Бездну не пригодной для жизни и приговорил ее к сносу еще десять лет назад. Некий господин с честным лицом даже подписал договор на проведение работ, а другой господин предложил планы строительства нового района, отвечающего всем нормам эпохи победоносно шагающего семимильными шагами прогресса. Третий господин выступил подрядчиком, готовым взяться за прокладку современного водопровода, а четвертый обещал покрыть новые улицы асфальтом, по которому уже цокают копытами лошади столичных конок, бричек и кабриолетов. Пятый господин, пуская в потолок кабинета кольца дыма кафеталерской сигары, заверил, что каждая квартира будет отапливаться современным паровым отоплением, и его компания готова подписать с магистратом контракт на поставку паровых котлов, дающих вдвое больше тепла и потребляющих втрое меньше угля. Был даже пламенный ваарианнин, готовый во искупление одному ему известных грехов построить на собственные деньги храм, что очень порадовало и снискало благословение святейшего архиепископа анрийского Авария.
В кабинетах Люмского дворца в тот год было много честных господ с прекрасными лицами, и у каждого имелся выгодный прожект, договор или предложение.
На бумаге Веселая Бездна давно перестала существовать, а компании и конторы трудились без устали, строя новый район, который обязательно привлечет богатых людей, ценящих комфорт, удобства и уют.
На деле Веселая Бездна продолжала являть собой ожившую картину депрессивного пейзажиста, которую можно смело назвать «После дней человеческих».
Здесь физически было невозможно жить. И тем не менее здесь жили. Без тепла и воды, без крыши над головой, рискуя каждое утро проснуться под грохот обвалившихся балок и кирпича. Или не проснуться вовсе, задохнувшись дымом или сгорев в очередном пожаре. И все-таки жили. Те, кто не прижился даже в Модере, не смог платить ренту, налоги и поборы. Те, кого выгнали из тесного угла доходного дома. Просто обманутые и лишившиеся последнего заработка, но не сумевшие пересилить себя и прибиться к одной из многочисленных уличных банд. Поодиночке и целыми семьями. Ведя борьбу за пропитание, олт, сивуху и место у общего костра.
Здесь вообще никогда не видели полицию. Даже банды Большой Шестерки забредали сюда лишь тогда, когда нужно быстро избавиться от трупа — уже к утру в полуразвалившейся коробке находили голое тело. Иногда даже целиком. Иногда без ноги и пары органов. Но чаще всего — одну лишь голову в луже запекшейся крови.
Местные называли это «благотворительностью».
— Мagnifique, — буркнула Даниэль, выглянув в окошко кареты. — Quelle vue magnifique.
— Видела бы ты Белльжардан в Сирэ, — усмехнулся Гаспар.
Лицо чародейки было очень близко, почти касалось лбом. Она капризно поморщилась.
— Там еще хуже?
— Уж точно не лучше, — сказал менталист, отстранившись от окошка. — Я там родился.
— Хо-хо! — хохотнула Даниэль, подпрыгнув на сиденье. — Ты никогда не рассказывал. Неужели месье комиссар родом из неблагополучного района?
— Я бы там и остался, если бы не Ложа, — признался Гаспар, — которая дала мне выбор: или перевоспитание, учеба и дальнейшая карьера в Комитете Следствия, или изоляция в полной темноте и одиночестве в ящике в тридцати футах под землей.
— Ты сделал мудрый выбор, — склонила головку набок Даниэль, пристально изучая менталиста.
Гаспар прикрыл глаза, предавшись воспоминаниям. Даниэль дернула цепочку на шее.
— Я часто возвращался в Белльжардан по службе, пока меня не перевели в имперский отдел. Через день поступали заявки о темных обрядах, убийствах и изнасилованиях демонами и ритуальном каннибализме.
— А на самом деле? — обреченно вздохнула Даниэль.
— Просто убийства, изнасилования и обычный каннибализм.
— И ни одного мускулистого демона с пугающе необъятным фаллосом ниже колен? — смущенно хихикнула чародейка.
— Ни одного, — серьезно ответил Гаспар. — Работа в Комитете Следствия имеет один существенный недостаток: перестаешь верить в магию. И удивляться людям, которые способны на непостижимые уму чудовищности без всякого колдовства и демонов.
Даниэль уже пожалела, что пожаловалась: когда у менталиста было скверное настроение, он начинал портить его и ей мрачными разговорами о безысходности и невыносимости бытия. Чародейка не без оснований считала, что даже если встать на колени, спустить с него штаны и ублажить ртом, Гаспар продолжит ныть, что все плохо. Заткнуть его мог только лауданум. Это бесило чародейку, било по самолюбию. Она не любила соперниц, особенно если соперница — дрянь в зеленой бутылке.
— Если бы я знала, что этот гадюшник вызовет у тебя воспоминания о тяжелом детстве и вгонит в меланхолию, даже папочка не заставил бы меня сюда ехать, — проворчала Даниэль, накручивая цепочку на пальчик.
— Прости, — вздохнул менталист. — Не все родились на пуховых перинах и выросли в богатом дворце.
— Много ты знаешь о том, где я родилась и где выросла, — холодно бросила Даниэль.
Гаспар переполошился, как перепуганный мальчишка, пойманный матерью на познании собственного тела.
— Прости, Авро…
Чародейка зло шикнула и приложила палец к губам. Гаспар напряг память, хмуря лицо от натуги.
— Нижайше прошу извинений, — медленно проговорил он, — ваша светлость графиня Даниэль Луиза Каролина…
— Шарлотта, — строго поправила его чародейка. — Но ты делаешь успехи. Надо почаще отбирать сладости и пользоваться кнутом.
— Надеюсь, только фигурально? — насторожился Гаспар.
— Конечно, — ласково заверила Даниэль, гладя себя по коленке.
Карета остановилась. Качнулась. Послышались уверенные шаги — и дверца бесцеремонно распахнулась. В кабину заглянул сутулый слуга, нагло разглядывая хозяев.
— Че расселись? — прохрипел он и бросил злобный взгляд на дремлющего Андерса. — Буди шваль, сыроед.
Гаспар скривил лицо — ему не хотелось мешать ученику Даниэль витать в амурных фантазиях. Однако таскать его на себе хотелось еще меньше.
Напье потер руки, напрягся, чувствуя мерзкий, болезненный стук в висках, и послал иглу.
Андерс Энганс тут же подскочил и завертелся, не понимая, где он, что он и зачем он. Даниэль ласково улыбнулась, протянула к нему ручки, выпячивая соблазнительную грудь, подалась, чтобы обнять и прижать с заботливой и теплой улыбкой. Гаспар схватил его за рукав, дернул на себя. Энганс крякнул, ударился взлохмаченной головой о крышу кабины. Менталист протащил его к выходу и вытолкал в спину. Андерс вылетел на улицу и растянулся бы по грязной дороге, если бы не подхвативший недотепу Эндерн. Полиморф поставил его на ноги, выразительно замахнулся ладонью. Энганс моментально пришел в себя, втянул голову в плечи и принялся торопливо извиняться. Полиморф коротко объяснил, что думает об извинениях и о наверняка покойной матушке Андерса, зачавшей сына в сильном подпитии, в неудобной позе и через не то отверстие, и полез за багажом, закрепленным на крыше. К Энгансу подошел маленький человечек с хитрым лицом, небрежно держа под мышкой цилиндр и пытаясь прикурить сигару от спички.
Гаспар неуклюже выбрался из кабины, ступил на землю и закачался — от уличного воздуха закружилась голова. Вовсе не потому, что после духоты, пропитанной приторными духами, свежий воздух выбил землю из-под ног. Нет, улица смердела и вышибала дух, наворачивая слезы на глаза. Смердела знакомо, хоть Гаспар и пытался всячески забыть эту вонь гари, мочи, дерьма, козлятины и прокисших вод в забитых стоках.
Геллер, раскуривая сигарету, поспешил было на помощь, но менталист оперся о стенку кареты и отмахнулся. Тогда Геллер быстро затянулся и предложил руку выходившей Даниэль, но его опередил и оттолкнул бросившийся к своей учительнице Андерс. Доверенный Паука несколько раз сжал и разжал кулак, безразлично пожал плечами и вынул изо рта сигару, выпустив в небо густое облако дыма.
— Ох, Mon Dieu! — закашлялась чародейка, зажав носик рукой в перчатке. — Что это за вонь?
— То? — Геллер деланно удивился. — Фирмово амбре Веселой Бездны. Привыкай, drogapani.
Он представился так, встретив Гаспара, Даниэль и Энганса в порту, и менталисту не понравился сразу. Однако его разум был открыт, и Гаспар уловил в сознании типа, что Геллер — доверенный Паука, который и должен обеспечить связь с начальником. Правда, говорить, где именно, он не пожелал, вероятно, чтобы не шокировать едва ступивших на твердую землю после растянувшегося больше чем на две недели плавания путешественников.
Судя по тяжелому акценту, Геллер был родом из приграничья западных провинций или самого Крайласова, который уже больше ста лет входил в состав Поморской державы.
— Ну где там гнида эта сушеная? — злобно крикнул Эндерн сверху. — Лови сундук, пока в лысину, сука, не прилетело!
Андерс покорно кинулся принимать багаж.
Даниэль осмотрелась. Их привезли к самому приличному на разваливающейся улице дому. По крайней мере, внешне он не грозил обвалиться от малейшего дуновения ветра. У него даже имелись не битые стекла почти всех окнах, кроме заколоченных досками на первом этаже. И даже дверь. Дом был старым, но жить в нем было не только не опасно, но и можно. В отличие от халупы напротив, из-за угла которой выглядывала пара тощих, оборванных детей. Вдалеке ковылял одноногий оборванец на костыле. Больше на улице никого не было, не считая дрыхнущего у крыльца нищего.
Но больше всего поражала давящая, зловещая, вызывающая мурашки по коже тишина, нарушаемая лишь многоэтажной руганью Эндерна, матерящего неуклюжего Андерса. Пожалуй, только она привносила немного жизни в эту смердящую мертвую выгребную яму. Еще никогда Даниэль так не радовалась мату неотесанного мужлана и не хотела, чтобы он остановился хотя бы на секунду.
— Здесь всегда так? — поежилась чародейка.
— Не-а, — затянулся Геллер. — Ночью — песни, пляски, драмы, трагедии, пытки, казни, жертвоприношения и погони за едой. В общем, полный, kurwa, набор дурдому и филиалу Бездны на земле. Потому и Веселая, pani. Но не волнуйся, за пару дней привыкнешь и будешь спать, jak безгрешна девственница.
— Я не проведу здесь ни одной лишней минуты, — непреклонно заявила Даниэль.
— А это, droga pani, уж как получится, — загоготал Геллер и стал чем-то непередаваемо похож на Эндерна.
Когда полиморф на пару с Андерсом спустили все четыре чемодана, а Гаспар расплатился с извозчиком, карета умчалась настолько быстро, будто за ней гнался гусарский эскадрон или того хуже, альбарские хинеты с саблями наголо.
Геллер, с наслаждением потягивая сигару, дождался, когда Андерса нагрузят чемоданами, кивнул и направился к крыльцу парадного входа, у которого дрых скорчившийся оборванец. Доверенный проворчал что-то сквозь зубы, выпустил в небо облако дыма, подскочил к нищему и со всей силы пнул его под ребра.
— А ну пшел, chuj jebany!
Оборванец тут же проснулся, застонал и заворочался, схватившись за ребра.
— Я те, kurwa, ile razy mówiłem, больше cię tutaj не видел⁈ — рявкнул Геллер.
— Я… это, ну, это… — испуганно просипел оборванец.
— Co to, kurwa? — он выплюнул сигару, бросил цилиндр, схватил оборванца за остатки грязной рубашки и потащил к дороге. — Nie ma nic i nie będzie! Pierdol się stąd, skurwysynu! — он пнул его под зад, и оборвыш пополз, по грязи, прежде чем умудрился встать и, прихрамывая, заковылял прочь.
Даниэль и Гаспар посмотрели на нищего растерянно, Эндерн цинично усмехнулся. Андерсу было не до того: он тужился и пыхтел под весом тяжеленных чемоданов, которых стало на два больше потому, что не только Даниэль не удержалась, чтобы не заглянуть на знаменитый шамситский Эльбазар-Вазири перед отплытием.
— Przepraszam, — одышливо проговорил Геллер, нагибаясь за цилиндром. — С местным контингентом иначе нельзя. Только дашь слабину — сразу набегут, оккупанты pojebani.
Все же он был крайлосовцем. Даже спустя сто лет они продолжали считать менншинов оккупантами, несмотря на несколько веков в составе Империи. Впрочем, поморскую цесарицу они тоже величали оккупанткой.
— Про́шу до моего скромнего дому, — поклонился Геллер, приглашая жестом. — Всех четверых.
Он подошел к двери, дернул ручку. Дверь не поддалась. Он подергал ее активнее, пнул — с тем же результатом.
— Zaraza! — зло рыкнул Геллер и отошел, задрав голову и высматривая что-то в окнах второго этажа. — Да ты издеваешься! Э! — крикнул он и, сунув пальцы в рот, оглушительно свистнул на всю улицу. — Otwórz, durniu!
Крайласовец приложил ладонь к уху, прислушался, через несколько секунд снова протяжно свистнул. Никто не ответил. Он бросился к двери и заколотился в нее с бешеной силой. Было даже несколько странно, что хлипкое на вид дерево выдерживает такие удары и пинки.
— Oto mandagłucha! — бросил он в сердцах и спохватился, оглянувшись на Даниэль. — То не тебе, droga pani. Мой компаньон, — он виновато кивнул на дом. — Ни на минуту одного оставить нельзя.
— Ну и что же делать? — поинтересовался Гаспар, скрестив руки на груди.
— Ждать, — развел руками крайласовец. — Ale…
— Ale сам открою, — смачно сплюнул Эндерн.
— О-о-о, — протянул Геллер, — пан так в этом уверен?
— На червонец забьемся? — ухмыльнулся полиморф.
— Nie, — упрямо помотал головой крайласовец. — На два?
— Na trzy.
— Zgoda, — охотно протянул руку он.
— Zgoda, kurwa! — пожал ее Эндерн.
Даниэль часто моргнула, не уверенная, что зрение не подводит ее. Ей казалось, что Эндерн вдруг раздвоился и смотрит друг на друга с таким видом, что уже обдурил другого себя.
Ярвис кивнул, чтобы Гаспар разбил, но менталист не тронулся с места. Полиморф лишь недовольно фыркнул и самодовольно ухмыльнулся, глядя на хитро усмехающегося крайласовца в предвкушении легкого заработка. Нетерпеливо потер руки, хрустнул суставами и шеей, расправил плечи, пробежался на месте и пружинисто попрыгал, высматривая что-то под крышей дома.
— Готовь червонцы, шляхта голожопая, — повелел он. Крайласовец покивал с ироничной улыбкой на губах.
Эндерн поднял руки, резко взмахнул ими, и большой филин, издевательски ухнув, взмыл в небо. Геллер выругался, инстинктивно отшатнулся. На миг на его хитром лице отразилось волнение и сомнение, когда филин подлетел к крыше. Птица попыталась пристроиться у окошка под карнизом, ударилась обо что-то и отлетела назад, ухая и конвульсивно взмахивая крыльями, чтобы замедлить падение. В нескольких футах над землей филин вытянулся, принял форму человека и с диким воплем рухнул спиной на вытоптанный газон.
Даниэль изменила зрение и секунду впилась горящими бирюзой глазами в дом. Всего лишь на мгновение — и, крепко зажмурившись, отвернулась, закрываясь рукой. Гаспар мягко приобнял чародейку за талию, не дав упасть. От магии защитных сигилей, рун и заклинаний здание горело, светилось, мигало и переливалось всеми цветами радуги, как елка в ярком свету, увешанная отражающими гирляндами и игрушками.
— С-сука, это че за хуерга⁈ — рявкнул Эндерн, едва смог продохнуть.
Крайласовец подошел к нему, вновь вздрогнул, увидев совершенно другого человека, жилистого, лохматого, как черт, с совиным лицом, кустистыми бровями, хищным крючковатым носом и желтыми глазами. Однако все же протянул руку, помогая встать.
— To jest, — Геллер надел цилиндр и встал в позу господина с прекрасным лицом, — новейшая разработка нашей скромной компании — pole ochronne «Ша тридцать шесть триста девятнадцать ноль шестнадцать дробь четыре». Исключает с гарантией вторжение в ваше жилище нежеланных elementów: от непрошеных gości до вдруг нагрянувшей тещи. Wiem, wiem, — поднял он руку. — Над названием надо работать, но объявление, kurwa, звучит, а? Szkoda, товар пока в единичном экземпляре, мы тестируем прототип. Ale wkrótce…
— Пошел ты на хуй со своим типом! — огрызнулся Эндерн, держась за бок. — Ты почему, гнида, ничего не сказал?
— А ты чему, гнида, nic не спы́тал? — улыбнулся крайласовец.
— Драть тебя, сука, кверху… — сквозь зубы проворчал полиморф, потирая ушибленный зад.
— Три червонца, — протянул ладонь Геллер. — Proszę pana.
Эндерн прорычал в бессильной злобе.
— Нету, — кисло признался он. — Потом отдам. Да не ссы, я не поп и не легавый, у меня все честно.
— Это все прекрасно, — строго проговорила Даниэль, нетерпеливо притопывая ножкой. — Но мы все еще на улице. Не хочу показаться грубой и бестактной, но мне бы хотелось поскорее опробовать вашу… дамскую комнату.
— Тха-ха! — рассмеялся Эндерн и тут же болезненно скривился. — Ежили невтерпеж, Графиня, сядь вон на дорогу и сери. Все ж свои.
Чародейка сердито глянула на него и показала язычок.
— Раз droga paniнастаивает… — карикатурно поклонился крайласовец и полез в карман своего мундира.
Немного пошарив, он выудил восьмигранную коробочку, закрытую крышкой — вокс. Открыв ее, прошептал активатор и принялся ждать. Через несколько секунд вокс затрещал. Еще через минуту из него донесся тихий скрежет, а потом послышался неживой и бездушный голос:
— Да.
— Механик! — рявкнул в вокс крайласовец. — Ты где, skurwiel, есть?
— В мастерской.
— В мастерской⁈
— Тебя все не было, я решил… — оправдался вокс.
— А ну открывай дверь! — заорал в вокс крайласовец.
— Подожди минут двадцать. У меня тут…
— OTWÓRZ!
Вокс несколько секунд шипел, кряхтел и скрипел.
— Иду, — покорился вокс и затих.
Крайласовец захлопнул коробку, невнятно бормоча себе под нос изощренные словесные обороты.
— Хуже дитя малего, ей-богу, — пожаловался он, засунув вокс в карман.
Через несколько минут щелкнул замок. Крайласовец поднялся по крыльцу, потянул дверь на себя. Откашлялся в кулак.
— Прошу до моего скромнего дому, — повторил он. — Всех четверых, — и отступил в сторону.
Первой вошла Даниэль, за ней прихрамывающий Эндерн, потом Гаспар и последним протиснулся бочком трясущийся и обливающийся по́том Андерс с необъятными и тяжелыми чемоданами. Крайласовец дежурно посмотрел по сторонам, погрозил какой-то женщине с апатичным опухшим и посиневшим лицом — та стояла над лужей посреди дороги и задрала грязную изодранную юбку, бессовестно открыв расставленные кривые ноги и то, что обычно не показывают. Геллер быстро скрылся, не желая видеть то, что остановить уже невозможно.
Четверка гостей стояла в коротком коридоре. По правую руку он упирался в лестничный пролет, а по левую — вел в темный коридор поуже, к забаррикадированной задней двери. По обе стороны были дверные проемы в просторные темные комнаты. Здесь было неуютно, серо, голо, ободранные стены навевали тоску, однако в доме почти не воняло улицей. Все перебивал запах магии, машинного масла, железа, кожи, газа, лука, чеснока и жареной рыбы.
— Прошу, располагайтесь, — сказал Геллер, швырнув цилиндр на вешалку, на которой висел целый набор шляп, плащей и сюртуков. — Сраль… эта самая комната вон там, — он указал в узкий коридор. — Тутай гостевая, — он ткнул направо, — а тутай кухня или что-то вроде.
— Как… миленько, — хмыкнула Даниэль.
— А то, — ударил себя в грудь крайласовец.
— Почему «Геллер»? — вдруг спросил Гаспар.
— А потому, что не Грош, — улыбнулся тот, как самый честный жулик.
— Почему не Гульден?
— Już zabrany, pan Manda.
— Мондэ, — поправил Гаспар.
— Да мне в общем-то насрано, — пожал плечами Геллер. — Шеф велел вас встретить, расположить, если trzeba, обеспечить связь. Любить вас и целовать w dupę уговору не было. Jasne? — он смело взглянул на менталиста и обвел взглядом остальных.
— Jak słońce, — скрестила на груди руки Даниэль и насмешливо изогнула бровь.
— Piękne, — отозвался Геллер, несколько стушевавшись. — Располагайтесь. А я налажу контакт с начальством, — он загрохотал туфлями по лестнице, торопливо поднимаясь на второй этаж. — Механик, еб твою мать! — заорал он. — Где ты, cholerny idiota⁈
— А он мне уже нравится, — заметил Эндерн, широко улыбаясь.
Андерс не выдержал и грохнул чемоданами об пол.
— А мне нет, — хмуро проговорил менталист.
— Тха! — рассмеялся полиморф. — Значит, точно сработаемся.
— Ты только что проиграл ему тридцать крон, — услужливо напомнила Даниэль.
— Это да, — почесал затылок Эндерн. — С вами, идиотами, свяжешься — не так, сука, потупеешь.