Огонь и ярость

РЕН

После ужина нас всех провожают обратно в бальный зал, где в углу струнный квартет наигрывает сонную музыку. Завсегдатаи вечеринок толпятся вокруг и общаются, пока я держусь подальше от них.

Я выскальзываю из бального зала с намерением найти туалет, когда один из сотрудников проходит мимо с опущенной головой. Я останавливаю его, прежде чем они успевают проскочить мимо меня.

— Извините, вы не знаете, где здесь ванная? — Мой вопрос замолкает, когда женщина поднимает голову.

— Ларк? Срань господня. — Мои слова похожи на свистящий шепот. Ларк почему — то выглядит еще меньше, чем была, когда я видела ее в последний раз. Под глазами у нее тени, а на подбородке виден слабый намек на желтеющий синяк. Я протягиваю руку, чтобы коснуться ее лица, но она делает шаг назад.

— Ты в порядке? — Я оглядываюсь в сторону бального зала, но мы достаточно далеко по коридору, чтобы нас никто не мог увидеть. Это не значит, что кто — нибудь не выйдет и не найдет нас, но сейчас мы одни.

Глаза Ларк подергиваются, когда она смотрит на мое лицо, ее рот приоткрывается, а затем резко закрывается.

— Что я могу сделать? Мы можем вытащить тебя отсюда?

Ларк качает головой. — Я застряла здесь.

Даже ее голос звучит приглушенно. Боги, неужели кто — то заставлял ее кричать?

— Что они с тобой делают?

— Мне нужно идти, пока кто — нибудь не застукал меня за разговором с тобой. — Ларк спешит прочь, но останавливается и поворачивается ко мне. Ее глаза обшаривают коридор, но мы по — прежнему одни. — Рен, с Натаниэлем Роджерсом что — то не так.

Она не говорит мне ничего, чего бы я уже не знала. Этот человек — мерзавец. Худший пример человека. Хотя я начинаю сомневаться, что за этим не кроется нечто большее.

— Будь осторожна. — С этими словами Ларк уносится прочь. Я смотрю ей вслед, пока она не сворачивает за угол и не скрывается из виду.

К тому времени, как я нахожу ванную и возвращаюсь в бальный зал, в голове у меня полный сумбур. Почему Ларк — одна из служанок Натаниэля? Она всю свою жизнь готовилась к Олимпийским играм. После того, как она провалила одно испытание, ее отправили в рабство. Надолго ли? Навсегда? Что за чушь собачья.

Громкость в бальном зале возросла, когда я возвращаюсь внутрь. Возбужденное хихиканье голосов жужжит, как назойливая мошка. Быстрым взглядом окинув комнату, я понимаю, что всех так взволновало. Прибыли Боги.

Натаниэль стоит рядом с Зевсом, практически целуя его ноги. Деметра разговаривает с Зевсом тихим голосом, но смысл ясен. Она зла. Ее ноздри раздуваются, а рука продолжает указывать на дверь. Она все еще красива, ее волосы цвета медовой пшеницы заплетены в корону на голове, ее загорелая кожа наливается румянцем. Ларк была ее защитницей. Знает ли она, что Натаниэль сделал ее частью своего персонала?

Атлас стоит рядом с ними, его глаза безжизненны и прикрыты. На секунду они находят меня в другом конце комнаты, и его обдает жаром, прежде чем он отводит взгляд.

— Вот и мой любимый чемпион. — Голос Ареса пугает меня.

Он прямо за мной, хотя я только что вошла в дверь. Арес берет меня под руку и ведет в угол комнаты, где две женщины в блестящих платьях чопорно сидят на бархатном диване.

— Оставьте нас, — командует Арес, как будто мы не находимся в комнате с более чем сотней человек. Женщины вскакивают, хихикая и хлопая ресницами при виде Бога Войны.

— Ну же, чемпионка, присаживайся. Расскажи мне, как у тебя дела?

Я опускаюсь в угол дивана и наклоняюсь, чтобы посмотреть на Ареса. Бог прекрасен, если вам нравятся темные, задумчивые и слегка угрожающие мужчины. Его окружает энергия, присущая только Богу. Как будто напряжение пробегает рябью по его коже, и если его станет слишком много, он может сорваться и начать войну.

Он мне вроде как нравится. Что меня удивляет.

Сегодня вечером на нем костюм, но без галстука. Рубашка небрежно расстегнута, что еще больше напоминает шараду безразличного Бога. Это все ложь. Арес развалился на диване, закинув одну руку на спинку, а другую — на подлокотник. Он выглядит расслабленным, но само количество места, которое он занимает, должно пугать.

У меня действительно не было возможности поговорить с Кэт о плане «Подполья». Мы с Атласом немного обсудили это, но хотят ли они усыпить всех Богов? Нормально ли я себя чувствую по этому поводу? Всякий раз, когда я нахожусь рядом с Зевсом, во мне закипает Фурия, готовая вырваться на свободу и заставить его признать несправедливость, которую он сам же и увековечил. Я не сомневаюсь, что он заслуживает наказания, но Арес или мама Джаспера? А как же Аид и Персефона?

Все не так просто, как я когда — то думала. Есть оттенки хорошего и плохого, и иногда трудно понять, где следует провести эту черту. Что интересно, так это то, что моя Фурия не требует мести, когда Арес рядом.

Арес осматривает комнату, его взгляд оценивающий, когда он отмечает всех посетителей вечеринки. Интересно, что он видит. Они все одинаковые? Он думает, что они овцы? Арес поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня, улыбаясь своей порочной улыбкой, когда обнаруживает, что я уже изучаю его.

— Ты хочешь знать правду? Или отшлифованную версию? — Я поднимаю бровь.

Арес садится немного прямее. Бровь со шрамом, пересекающим ее, та, что выглядит точно так же, как у меня, заинтригованно приподнимается. Я получила свой шрам, когда патрулировала в качестве Темной руки. Интересно, как Арес получил свой.

— Правду, конечно.

Я взвешиваю свои слова, раздумывая, стоит ли мне действительно высказывать то, что у меня на уме. Почему, черт возьми, нет. — Я зла.

Брови Ареса приподнимаются. Он не ожидал такого ответа.

— Меня подобрали на улице, когда я шла домой с работы, и заставили участвовать в этих играх. Двое моих конкурентов погибли, и еще несколько человек были тяжело ранены. Одна из которых теперь была обращена в рабство, потому что у нее хватило наглости быть отравленной в поединке, который невозможно было выиграть. — Моя Фурия проникает шевелится под кожей. Я расстроена больше, чем когда — либо, и мне надоело прятаться в тени.

— Тебе нравятся Олимпийские игры, Арес? — Я не отвожу от него взгляда.

Арес сдвигается, наклоняясь вперед и сцепляя руки вместе. Его предплечья лежат на бедрах, а голова повернута ко мне.

— Я конфликтное существо. Мне нравится смотреть, как люди дерутся. Это питает меня. — Он хлопает себя по груди, его глаза искрятся потусторонним светом. Мое сердце замирает от его слов. Я не осознавала, насколько сильно хотела, чтобы он отличался от Зевса. Чтобы он был лучше.

— Вот в чем дело, Рен, эти игры — не настоящая битва. Мы втянули людей в соревнование, к которому они не испытывают энтузиазма. В этих играх нет сердца.

У меня перехватывает дыхание в груди, но я не хочу волноваться.

— Знаешь, чемпион, какие мои любимые сражения всех времен и народов? — В темных глазах Ареса вспыхивает огонь.

Я качаю головой. Вечеринка вокруг нас продолжается, прерывистый смех и звон бокалов — фоновый шум, который едва проникает в наш угол.

Хитрая улыбка появляется на опасном и красивом лице Ареса. — Восстания. Революции. Никогда не сбрасывай со счетов маленьких людей. Те, кого так долго угнетали, что они, наконец, сломались. Их битвы подпитываются необходимостью исправить несправедливость. — Арес закрывает глаза, словно наслаждаясь восхитительным вкусом. — И это именно те бои, которые вдохновляют меня.

Мой выдох прерывистый, и мысли путаются. Арес подмигивает мне, прежде чем его лицо становится серьезным.

Он указывает на группу жрецов в углу комнаты. — Эти дураки совершали набеги на все крупные города на этой территории в течение последних нескольких дней. Они убивают людей в качестве примера, чтобы доказать свою точку зрения. Они думают, что у них преимущество, но я чувствую, что что — то закипает. — Арес трет грудь и глубоко вдыхает.

— И ты не против сидеть сложа руки и наблюдать за бойней? — Огрызаюсь я. Как раз в тот момент, когда мне начинает нравиться Бог, он говорит такую чушь, что кажется, будто все эти смерти не имеют значения.

Темные глаза Ареса сверлят меня, но я не отвожу взгляд.

— Кто сказал, что я сижу сложа руки?

Я растерянно моргаю. Означает ли это, что он помогает жрецам? Или планирует что — то еще?

По всей комнате разносится пронзительный звон. Что это? Арес хмурится и достает свой телефон, который издает пронзительный звук. Не только его телефон, но и всех в комнате, у кого есть телефоны. Я оставила свой в комплексе. Арес проводит пальцем по экрану и нажимает на ссылку. Появляется видео, и все, что я вижу, — это лицо Кэт Новы.

Что происходит?

— Граждане территории Зевса и Геры. Слишком долго мы подчинялись прихотям Богов. Мы позволили жрецам управлять нашими жизнями и случайным образом решать, когда мы делаем что — то не так. Богам на нас наплевать. Они используют своих собственных детей как расходных кукол в Олимпийских Играх. Наносят им увечья и убивают ради развлечения.

Изображение исчезает с экрана. На экране мелькают фотографии и видеозаписи жрецов, их красные одежды выдают их с головой. Они вытаскивают людей из их домов, бросают их на грязную землю. Мелькают образы мужчин, избивающих женщин и детей, беспомощных людей, закрывающих головы руками. Матери бросаются на своих детей, а жрецы удерживают людей, в то время как их близкие подвергаются жестокому обращению. Дома горят. Имущество уничтожается.

Это мерзко, тошнотворно. Фурия клокочет во мне. По коже бегут мурашки от желания закричать и расправить крылья. Уничтожить всех до единого ублюдков, которые за эти годы причинили вред бесчисленному количеству невинных людей.

Кэт что — то говорит сквозь мелькающие образы, но на мгновение я не слышу ее слов. Мое сердце колотится так сильно, что заглушает все звуки. Затем до меня доходят ее слова.

— Нам надоело дрожать и позволять им обращаться с нами так, словно мы не люди. Пришло время восстать. Настало время дать отпор. Мы больше не беспомощны. У нас есть оружие. Мы можем снова погрузить Богов в сон. Будьте готовы. Будьте готовы. Приближается война.

Сообщение отключается, и в бальном зале воцаряется абсолютная тишина. Вся кровь отливает у меня от головы, и я раскачиваюсь на своем месте. Она только что объявила миру, что у нее в заднем кармане припрятана Фурия? Фурия, которая не знает, как усыпить Богов. Мои глаза находят Атласа в другом конце комнаты. На этот раз его лицо не холодное. На меня смотрит настоящий страх.

Билли бежит сквозь толпу ошеломленных гостей, хватает чемпионов, когда находит их, и поднимает нас. Ошеломленная тишина в комнате медленно переходит в неистовый шепот, который становится громче по мере того, как проходит больше секунд.

Мы с Аресом оба встаем с дивана. Я чувствую себя уязвимой и незащищенной, и я не хочу, чтобы меня застали сидящей. Прежде чем Билли подходит ко мне, Арес хватает меня за плечо, в его глазах появляется блеск, когда он наклоняется, чтобы посмотреть на меня. Его слова, сказанные всего несколько минут назад, звучат в моей голове. Предвидел ли он каким — то образом, что это произойдет?

— Это настоящее испытание, Рен. Не разочаруй меня, чемпион. — Между его словами и тем, что Кэт захватила новостные каналы, чтобы объявить войну, я слишком ошеломлена, чтобы думать.