Огонь и ярость

АТЛАС

Гэрмес больше не появился, чтобы перенести нас к бабушке Рен. Вместо этого к ранчо Ареса, построенному в середине века, подъезжает длинный черный лимузин. Машина бросается в глаза в этом квартале.

— Она в пределах досягаемости машины? — Спрашивает Рен, как только она, Аид и я усаживаемся в машину. Ареса с нами нет. Он устроился в одном из своих глубоких кресел, с ухмылкой наблюдая, как Грир доминирует на Олимпийских Играх.

— Она примерно в часе езды, — отвечает Аид.

Мы с Рен сидим задом наперед, в то время как Аид занимает большую часть своего места. Рен ерзает, скрещивает и разгибает ноги, как будто ей неудобно. Я практически вижу, какие вопросы крутятся у нее в голове.

— Где мы? — Территория Ареса находится недалеко от Австралии и Южной части Тихого океана. Я совершенно уверена, что мы находимся не там.

— Мы примерно в часе езды от Чикаго.

Рен замирает, ее глаза сузились. Я предположил, что Гермес перенес нас с одного конца континента на другой. Мы всего в часе или двух езды от конспиративной квартиры.

— Почему у Ареса дом в захудалом районе в пригороде Чикаго? — Рен выглядывает в окно, но слишком темно, чтобы что — либо разглядеть.

— Кто знает? — Говорит Аид. — Он странный.

Я усмехаюсь, и Рен медленно поворачивается, чтобы посмотреть на меня, приподняв бровь. — Успокойся. Ты можешь что — то пропустить.

В ее глазах искрится юмор, и я ловлю себя на том, что улыбаюсь ей в ответ. Рен моргает, глядя на меня, а затем втягивает воздух, как будто забыла вдохнуть. Впервые за чертовски долгое время мое лицо заливается краской. Рен пробуждает во мне что — то новое. Никто другой никогда не вызывал во мне желания сбросить весь лед и быть самим собой. Я хочу подтрунивать и драться, смеяться и трахаться. Когда я рядом с Рен, я чувствую, что мог бы стать лучшим человеком, лучшей версией себя. Прямо сейчас мне очень хочется перетащить ее через сиденье к себе на колени, но мне не особенно хочется делать это на глазах у Аида.

— Мы встречаемся с кем — нибудь в Чикаго? Они собираются отвезти нас к Никс? — Спрашиваю я, когда, наконец, отрываю взгляд от Рен.

Аид смотрит на нас, изучая наши лица, как будто осуждает нас двоих. Я не знаю, что он видит, но он кивает, как будто одобряя.

— Нет. Я везу вас прямо к Никс.

— Никс в Чикаго? — Голос Рен повышается от удивления. У меня не было возможности поговорить с Рен о ее бабушке. Часто ли она ее видела? Они близки? Рен освежающе приземленная. Никс — первородная. Как это случилось?

Рен открывает рот, затем закрывает его. Она отворачивается и с минуту смотрит в окно, прежде чем снова посмотреть на Аида. — Если ты знаешь, кто я такая, почему ты помогаешь мне?

Черт. Нам нужно это знать. У меня тот же чертов вопрос. Почему Аид и Арес готовы помочь Фурии, которая может усыпить их? Особенно Ареса. Фурии наказали его в прошлый раз, вместе с моим отцом и остальными. Я хочу верить, что это не ловушка, но я так долго был в полной боевой готовности, что не могу просто расслабиться и надеяться, что все сложится к лучшему.

— Вы знали, что меня не усыпили вместе с остальными богами? — Аид откидывается на спинку сиденья и скрещивает руки.

— Слухи ходили всегда, но мой отец не раскрывает подробностей о том времени, — отвечаю я. Рен качает головой, давая ему понять, что она не в курсе.

Аид кивает. В его глазах появляется отстраненное выражение, как будто он переживает давно похороненные воспоминания. Я полагаю, если он вспоминает о том, когда все Боги были усыплены, то это было практически вечность назад.

— Это правда. Не все Боги были усыплены. Но ни один из главных Богов Олимпа не остался невредимым.

— Кроме тебя, — напоминаю я ему.

— Технически, можно сказать, что я один из Богов Олимпа, но меня часто упускают из виду. Не то чтобы я возражал. Мне не нужно быть связанным с остальными, чтобы чувствовать себя особенным. И это правда, что многие младшие боги также избежали гнева Фурий. Это не значит, что они были невиновны в несправедливости и не должны были быть наказаны, но это просто было невозможно. Фуриям потребовалось огромное усилие, чтобы усыпить столько Богов, сколько им удалось.

Солнце начинает всходить. Я потерял счет тому, как долго я не спал и когда в последний раз ел. Я приготовил бутерброды для Рен, но ничего не съел. Я знал, что, когда Рен голодна, ее характер становится вспыльчивым. Однако дело не только в этом. С Рен возникает необходимость заботиться о ней. Она делает это не для себя. Кто — то должен. Мое внимание резко возвращается к Аиду, когда он снова заговаривает.

— У Никс было две сестры. Они были невероятно сильны, особенно когда объединяли свою силу. В те времена Фурии были ответственны за то, чтобы те немногие законы, которые у нас были, соблюдались соответствующим образом. Не имело значения, человек ты или Бог. Фурии защищали тех, с кем поступили несправедливо, и предоставляли им возможность для возмездия.

— Со временем Боги все больше выходили из — под контроля. Люди становились их игрушками и боксерскими грушами. В конце концов, это было так плохо, что Фурии больше не могли оставаться в стороне. Был ли я невиновен во всем этом? Нет. Никто из нас по — настоящему не невиновен, если мы ничего не делаем, в то время как другие страдают. Но я сказал себе, что это не моя ответственность. Я был Богом Подземного мира. Это были мои владения. Я не должен беспокоиться о живых.

— Мне потребовалось очень много времени, чтобы понять, что живые или мертвые — я должен заботиться о жизнях других. — Аид проводит рукой по своим темным волосам. Прошли тысячи лет, но это признание как будто все еще свежо. Его вина осязаема.

— Фурии родились из глубин Подземного Мира. Отлитые из песков Олимпа, земного пепла и смешанные с водами реки Стикс. Титаны вдохнули в них жизнь еще до того, как многие из Богов, которых вы знаете сегодня, вообще родились.

Титаны. От одного упоминания этих древних существ у меня волосы встают дыбом. Говорят, что они уснули за целую вечность до того, как Боги Олимпа были отправлены на покой. Они жили так долго, что ничего так не хотели, как покоя во сне.

— Как Фурии усыпили богов? — Рен наклоняется вперед, очарованная историей, которую рассказывает Аид.

— На этот вопрос Никс придется ответить самой. — Аид замолкает. Рен несколько раз моргает, как будто просыпается.

Как получилось, что мы сталкиваемся с теми же проблемами, которые мучили нас тысячи лет назад? Мой отец и другие Боги злоупотребляют своей властью. Фурии — последняя надежда на наше будущее. За исключением того, что нет всего вида, который мог бы нам помочь. Это только Рен и, возможно, Никс. Я верю, что Кэт и «Подполье» в принципе поступают правильно. Я понимаю, почему она недавно привела все в движение. Они работают над тем, чтобы вернуть себе власть, освободить народ этой территории от прихотей Богов и жрецов. Я знаю, что это необходимо, но меня действительно начинает возмущать необходимость втягивать Рен в эту неразбериху.

Мы втянули Рену в эту борьбу, не спросив, хочет ли она быть участницей. Я виноват больше всех. Я взял то небольшое доверие, которое Рен питала ко мне, и разбил его. Моя единственная надежда в том, что, в конце концов, это стоит всего, через что я заставил ее пройти. Если мы не усыпим Богов, то потеряем все.