Огонь и ярость

РЕН

Настроение за завтраком на следующее утро подавленное. Престон выглядит немного захмелевшим, что, к счастью, помогает ему сохранять спокойствие. Джейд продолжает смотреть на меня так, словно ее глаза — ледорубы, и она собирается вонзить мне нож в горло.

Что еще новенького?

По телевизору показывают коллаж из ночных нападений. По нему показывают самые страшные преступления, и, хотя звук выключен, у меня от этого болит голова. На экране лицо Кэт со словом «террорист» под ним. В других роликах в основном жрецы и стражники отбиваются от толпы людей руками и оружием. Я не уверена, думает ли новостной канал, что они демонстрируют мощь жрецов, или они пытаются воспрепятствовать любым дальнейшим гражданским действиям.

Ролики не вызывают у меня ни малейшей симпатии к жрецам или стражникам. Их действия жестоки и неуместны. Они выглядят как варвары, нападающие на беззащитных людей, которые просто пытаются увести свои семьи подальше от боевых действий.

Билли влетает в столовую с растрепанными волосами и мешками под глазами. Думаю, я была не единственной, кто плохо выспался прошлой ночью.

— Слушайте внимательно. В связи с… обстоятельствами, — взгляд Билли метнулся к телевизору, — ваше следующее испытание будет перенесено на день раньше. Идите к своим стилистам и будь готовы уехать через два часа.

Я бросаю тост на тарелку, мой желудок сводит от нервов. Вчера вечером я сказала Атласу, что собираюсь бросить это испытание и проиграть. Сказать это и воплотить в жизнь — две разные вещи. Я не смогу разработать план, пока не узнаю точно, что это за испытание. Это не значит, что я не нервничаю. У меня выполнено примерно десять процентов плана. Что будет после того, как я проиграю испытание? Ларк каким — то образом оказалась служанкой в доме Натаниэля. Какая серия событий после испытания Гидрой привела к такому результату? С этой проблемой мне придется разобраться позже.

Мы с Атласом встаем одновременно. Его глаза останавливаются на мне, в то время как я игнорирую его. Несмотря на все мои усилия поскорее покинуть столовую, Атлас идет рядом со мной, когда я выхожу в коридор. У меня перехватывает дыхание, когда его пальцы обхватывают мое запястье. Что за волшебное прикосновение у него? Это действительно несправедливо.

— Надеюсь, теперь, когда ты выспалась, ты пришла в себя.

Я не останавливаюсь, мое раздражение нарастает. Высвобождаю руку из его хватки, когда мы подходим к комнате Эстеллы.

— Иди собирайся, Атлас.

— Рен. — Челюсть Атласа сжимается, а ноздри раздуваются от вдоха.

— У нас нет другого выбора. — Я качаю головой и проскальзываю в комнату Эстеллы, выбирая путь трусихи и оставляю его по другую сторону двери. Я прислоняюсь лбом к прохладному дереву, улучая момент, чтобы собраться с мыслями. Мои эмоции бушуют повсюду, и моя Фурия не знает покоя. Я не могу сказать, то ли это потому, что часть меня хочет вернуться к Атласу, то ли потому, что наконец — то пришло время разобраться с этим дерьмом.

Когда я оборачиваюсь, Эстелла стоит перед стеной, уставившись на один из своих эскизов. По всей комнате у нее развешаны модные эскизы, придающие цементным стенам яркий оттенок, которого отчаянно не хватает в остальной части комплекса. Она так сосредоточена, что еще не заметила меня.

— Эстелла?

Со вздохом она оборачивается, прижимая руку к сердцу и широко раскрыв глаза. — Боги, ты меня напугала.

— Извини. Я и не подозревала, что зашла так тихо. — Я улыбаюсь ей, но взгляд, которым она одаривает меня в ответ, — слабая имитация. — Ты в порядке?

Обычно яркая одежда Стеллы сегодня снова приглушена. Не то чтобы я знала ее с детства или что — то в этом роде, но эти тусклые цвета ей не идут. Она слишком жизнерадостна, чтобы быть на заднем плане. Ее розовые косички собраны на макушке. Между ее бровями пролегла почти постоянная морщинка, а глаза выглядят усталыми и налитыми кровью.

— Я в порядке. А ты в порядке? Похоже, вчера вечером вас всех срочно выставили с вечеринки.

— На самом деле это была лучшая часть ночи. Не буду врать, вечеринка в доме Натаниэля Роджерса не соответствует моим представлениям о крутом субботнем вечере. — Я чешу висок. — На самом деле, я даже не знаю, какой сегодня день.

Эстелла смеется, как будто это шутка, но, честно говоря, я понятия не имею, какой сегодня день. Я почти уверена, что сейчас все еще сентябрь, но даже это всего лишь предположение.

— Какую причудливую одежду мне нужно сегодня надеть? — Я оглядываю комнату, пытаясь найти свой наряд для следующего испытания. Обычно у Эстеллы где — нибудь висит одежда часа, чтобы мы могли охать и ахать, прежде чем она прикажет мне одеваться. Сегодня ничего подобного не представлено.

— Одежда для этого испытания гораздо более повседневная, чем обычно. Я только приведу в порядок твою прическу и макияж, а потом мы тебя оденем.

Я сажусь в кресло и позволяю Эстелле делать свое дело. Сегодня она более разговорчива, но в ее голосе слышится нервозность. Она заплетает мои волосы в косички по обе стороны от головы. Я не могу сказать, что она делает у меня за спиной, но происходит много заправок и скручиваний, пока косы не оказываются у меня на шее.

— Сегодня тебе не захочется, чтобы твои волосы растрепались. — Эстелла вдевает в косы еще одну шпильку.

Я поднимаю брови. — Ты знаешь, в чем суть испытания?

Эстелла прикусывает уголок губы. Ее глаза поднимаются, чтобы поймать мои в зеркале, прежде чем быстро отвести взгляд. — Я действительно не могу сказать.

Я отмахиваюсь от нее. Неважно, что это будет. Я проиграю, независимо от того, что скажет Атлас. Он не может указывать мне, что делать.

— Хотя, наверное, нам стоит снять это. — Пальцы Эстеллы скользят по застежке моего ожерелья, но я вырываюсь из ее досягаемости. Есть так много причин, по которым этот амулет должен остаться. Одна из них — он принадлежал моей матери. Это частичка ее, которую я всегда ношу с собой. Я ношу его не для того, чтобы соответствовать какой — то эстетике, которой Боги хотят, чтобы я достигла, ради глупого испытания. Немного важнее тот факт, что в ожерелье есть магия, которая скрывает мою истинную природу Фурии. Без этого крошечного украшения Боги с первого взгляда поняли бы, кто я. Они почувствовали бы энергию, которой обладают все Фурии. Именно так они охотились и убивали их годами.

— Нет. Это остается.

— Я думаю, они расстроятся, если на тебе будут какие — нибудь украшения.

— Без обид, Эстелла, но мне похуй, что они думают. Ожерелье остается.

Эстелла кивает и делает несколько шагов назад. — Да, конечно. — Она смеется и вытирает руки о штаны. — Это не похоже на огромный камень души или что — то в этом роде.

— Что такое камень души? — Я встаю со стула и закидываю руки за голову, потягиваясь после столь долгого сидения.

— Ты не слышала о камне души?

— Дерьмовое образование в государственной школе. — Я показываю на свою грудь.

Эстелла подходит к полке и берет сложенную стопкой белую одежду. Это то же самое тактическое снаряжение, которое мы носили половину этого соревнования, за исключением гораздо менее практичного цвета.

— Говорят, что это одно из величайших сокровищ Посейдона. Предположительно, это такой массивный черный бриллиант, и он обладает всевозможными магическими способностями и прочим дерьмом. Он был сделан из слез Геры, оставшихся после всех предательств Зевса.

— Правда? — Я изумленно смотрю на нее.

Эстелла улыбается мне, она стала больше похожа на саму себя, чем за последние несколько дней. — Нет. Я имею в виду, часть о его силе и прочем, да, это правда. Хотя я не знаю, откуда это взялось. Я выдумала эту часть.

Я качаю головой и киваю на одежду, которую она держит. — Это мой наряд на сегодня?

— Это так.

Я забираю у нее стопку и быстро одеваюсь, натягивая брюки, а затем майку. Я снова надеваю свои черные ботинки, не видя никакой другой обуви. Я думаю, им все равно, подходят ли ботинки к остальному наряду.

— Есть еще кое — что. — Эстелла протягивает свернутый кнут. Это оружие я выбрала, когда мы впервые приехали в комплекс. Я думала, что это шоу для камер, потому что до сих пор мы не использовали никакого оружия. Держать хлыст в руке — это хорошо, но теперь мне действительно интересно, что нам предстоит сделать сегодня.

Это не самый разумный выбор оружия. Фурии были известны своим мастерством владения кнутом. С того момента, как я впервые взяла в руки оружие, оно мне понравилось. Владеть им — моя вторая натура.

Как только я открываю дверь, чтобы выйти из комнаты Эстеллы, она зовет: — Рен.

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее. В уголках ее глаз появляются морщинки от беспокойства, и она накручивает на палец свободную нитку от свитера. Когда после долгой паузы она ничего не говорит, я поднимаю брови.

— Удачи тебе сегодня, — наконец бормочет Эстелла, прежде чем повернуться к стойке. Она начинает собирать разбросанную там косметику с таким вниманием, какого это не требует.

Именно тогда я понимаю, что, возможно, больше ее не увижу. Моя цель — уйти от участия в играх. Вполне возможно, что это наш последний разговор. — Спасибо, Эстелла. За все. Береги себя.

С этими словами я выхожу в тренировочный зал и жду появления остальных чемпионов.

Оказывается, белая одежда только для меня. На самом деле, у всех чемпионов свой цвет. Престон одет в черное; на Джейд коричневая форма. Одежда Дрейка желтая, что примерно так же не эффективно, как и моя белая. Брюки и рубашка Грир красные, а Атласа — зеленые. Джаспер идет нам навстречу последним, и его цвет — ярко — синий. Все пристегнули оружие. Мне не нравится, как выглядит Престон с его молотом или Джейд с ее саем.

— Сегодняшнее испытание— сформировать радугу? — Джаспер окидывает взглядом ассортимент разноцветной одежды.

— Хватит болтать. — Билли топает в спортзал, наш стражник — транспортер следует за ним по пятам. — Соберитесь вместе. Вперед.

Я вижу, настроение Билли ухудшилось. Отлично. Надеюсь, это означает, что жрецы нервничают.

Мы все хватаемся за кого — нибудь поблизости, и стражник уносит нас из тренировочного комплекса.

На нас тут же обрушивается ливень. Черт. Это будет великолепно смотреться с моей белой одеждой. По крайней мере, не холодно. Я прикрываю глаза рукой и осматриваюсь. От разбитой бетонной плиты поднимается пар. Должно быть, перед началом дождя было очень жарко.

— Что, черт возьми, это на самом деле? — Джаспер затягивает узел на макушке, затем убирает мокрые пряди волос с лица.

Дождь хлещет, пока я осматриваю местность. Они привели нас в заброшенный парк развлечений. Что, черт возьми, это за место? Помимо пищи для моих ночных кошмаров. Сломанные и проржавевшие аттракционы беспорядочно разбросаны вокруг нас. Сорняки пробились сквозь ветхие стальные каркасы, как будто они пытаются втянуть их в землю и сделать их останки частью металлического кладбища.

Земля представляет собой одно гигантское грязное месиво, и все наполовину сгнило. Справа есть сцена, которая выглядит так, словно ее недавно отремонтировали. Когда я вижу Фаддея, стоящего под зонтиком, который держит его помощник Руперт, я понимаю, почему это самая красивая вещь в этом месте. Мы же не могли допустить, чтобы Фаддей просунул ногу сквозь прогнившую доску и получил бо — бо, не так ли?

— Чемпионы, сегодня у нас есть для вас испытание. — Голос Фаддея странно отдается эхом. В этом есть что — то жуткое, и я не могу сказать, то ли это из — за того, что это место чертовски жуткое, то ли из — за дождя, который творит странные вещи с акустикой. Дроны вернулись наверх, запечатлевая вступление Фаддея, одновременно борясь с ветром.

— Мои дорогие, если вы не возражаете. — Фаддей поднимает руку, и женщины, одетые в самые нелепые наряды карнавальных зазывал, плавной походкой направляются к нам. Каждая из них под своим большим зонтом. На них самые короткие шорты, которые я когда — либо видела, жилетки в красную и белую полоску и одинаковые шляпы — канотье. Их туфли на высоком каблуке не просто нелепы на этом грязном, заросшем поле, они опасны. Женщины, пошатываясь, подходят к нам, каждая останавливается перед чемпионом. Один за другим они протягивают мне уже знакомый выгоревший оранжевый конверт. Я выхватываю его из рук моей женщины и наклоняюсь, чтобы как можно больше защитить бумагу от дождя. На конверте уже появились большие пятна воды.

Я переворачиваю его, рассматривая красную каплю, не открывая конверт. Форма, вдавленная в воск, — птица.

Какое из испытаний Геракла имело отношение к птицам?

Все, что я помню, это что — то о птицах — людоедах, которых Гераклу пришлось убить, потому что они терроризировали людей. Неужели нам действительно нужно сражаться с плотоядными птицами? В данный момент меня бы уже ничто не удивило.

Фаддей говорил все это время, но я не слышала ни слова из того, что он сказал. Мой мозг перебирает тот небольшой объем информации, который у меня есть. Я понимаю, что он подал нам сигнал, только когда все разрывают свои конверты. Я вскрываю свой и вытаскиваю пергамент, читая подсказку, пока ее не испортил дождь.

Начинается погоня, спрятаться негде. Мы будем преследовать каждый ваш шаг. Мы нападем на вас сверху, мы будем целиться снизу. Беги скорее, охота началась. Ты у нас на прицеле, и конец близок.

Я поднимаю взгляд от бумаги, замечая задумчивые и растерянные взгляды на лицах других чемпионов. За исключением Джейд и Престона. Они выглядят самодовольными и взволнованными. Придурки, наверное, уже знают, что происходит. Их восторг меня очень беспокоит.

— Воздайте честь Богам! — Кричит Фаддей, и это звучит так, словно стреляет стартовый пистолет.

Престон и Джейд убегают. Раздается резкий хлопающий звук, и секундой позже вода плещется у моих ног.