Они вернутся

ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ

Может быть, это точка безумия.

Осип Мандельштам

Пришла пора подыскивать место для ночлега. Во-первых, Сергей жутко устал за этот день — и физически, и морально. Во-вторых, его уже давно мутило от голода, и пустой желудок не просто стенал и сетовал, а прямо-таки выставил ультиматум: или ему срочно дают поесть, или он подымет на бунт все остальные внутренние органы и они устроят садисту-хозяину такую забастовку, что мало не покажется...

Самое противное — Сергей понимал, что никакой особой еды он всё равно не добудет, кроме разве что ягод, от которых уже челюсти судорогой сводит. Раколовка благополучно осталась на предыдущей стоянке — и теперь приходилось утешать себя мыслью, что это еще одна жертва духу Бобровки (наряду с палаткой). Хочется верить, что не напрасная... По мелководью в поисках раков уже не побродишь: батарейки в фонарике давно сели. Вот если только ракушки подвернутся... но на это тоже особой надежды нет...

И всё же надо было выбраться на берег пораньше, потому что поиск еды — дело долгое. Поэтому едва Сергей высмотрел по правую руку подходящее место с более-менее удобным подъемом, то тут же и причалил. Здесь как раз и осока росла в изобилии — можно будет соорудить хорошую лежанку. Ночевать-то под лодкой придется...

Взошел наверх, осмотрелся, остался доволен. Есть где на ночлег расположиться, есть чем костер развести: вон старая корявая сушина, а чуть дальше — береза поваленная. Топлива хватит с лихвой. Осталось выяснить, как тут с едой обстоит дело...

И Сергей отправился обследовать окрестности. Однако в непосредственной близости от стоянки, кроме жиденьких кустиков брусники да редкой костяники, ничего не обнаружилось. Угрюмо проглотив несколько горсточек ягод, Сергей решил углубиться дальше в лес. Может, хотя бы папоротник встретится. Тоже не бог весть какая еда, но всё-таки...

По привычке, в душе шевельнулось опасение: он ведь помнил, что блуждания по лесу чреваты внезапными перемещениями. Однако сейчас такая вероятность отчего-то не очень пугала. Прежде всего потому, что хотелось верить в милость Великого Бобра... и в добросердечие всевышнего Господа. Так что Сергей даже подумывал: а не уйти ли нарочно подальше от стоянки, чтобы проверить? Если он никуда не переместится — значит, над ним, скорее всего, и в самом деле смилостивились и решили больше не мытарить. Ну а если опять что-нибудь произойдет... тогда даже представить страшно. Это будет полное и окончательное крушение всех надежд...

Он еще колебался в раздумьях, как вдруг вздрогнул и пристальнее вгляделся вглубь лесных зарослей. Ему показалось, что там, впереди среди деревьев, просматривается нечто... не вполне понятное. Сперва он подумал, что это просто открытое пространство наподобие широкой прогалины: верхушки сосен как-то резко обрывались, уступая место серому небу. Однако Сергей тут же понял, что проплешина эта — не пустая. Там не было деревьев, но зато виднелось что-то другое — приземистое и громоздкое, похожее на скальное образование, какие часто можно встретить в Горном Алтае... Но тут-то откуда взяться подобной детали ландшафта? Смотрится так же инородно, как березовая роща посреди тундры...

А мгновением позже мозг словно обожгло: уж не признаки ли это долгожданной человеческой цивилизации? Сергей сощурился сильнее — и сердце его радостно забилось. Так и есть: там, за деревьями, похоже, высится какая-то постройка!

Он чуть не взвыл от счастья. И тут же припустил вперед. Может, это и есть те таинственные «казармы», что обозначены на карте посреди леса, как раз на правом берегу? Правда, в таком случае до конечного пункта еще далеко... Ну и плевать: главное — он все-таки вышел к людям! И даже если здесь никого не окажется — можно ведь найти дорогу, по которой он пешком дойдет до села!

С каждым шагом путник всё больше убеждался, что впереди находится какое-то здание. Только вот очертания его были странноватые... Слева — округлый свод, по центру — некое подобие прямоугольной башни, а правее — что-то совсем уж низкое и длинное, вроде пристройки-барака. И в какой-то момент Сергею почудилось в этих чертах нечто смутно знакомое...

А через несколько ударов сердца он остановился, ошарашенно моргая. Из горла вырвалось сдавленное восклицание.

Не веря собственным глазам, заставил себя пошагать дальше, с трудом передвигая одеревеневшие ноги.

Деревья расступались всё больше, и теперь Сергей прекрасно видел и серый бетон арочной конструкции, и застекленный фасад, и темную облицовочную плитку длинной пристройки, и башнеподобную центральную часть, с самого верха которой на обомлевшего старпома взирали черно-белые квадратные часы...

Казалось, набреди Сергей посреди бобровского бора на древнеиндийский храм бога Шивы — и то поразился бы меньше.

Потому что сейчас перед ним возвышался прекрасно знакомый с самого детства железнодорожный вокзал — словно перенесенный сюда из города по воле какого-то озорника-чародея.

— Опять глюки... — с тоской пробормотал Сергей, на негнущихся ногах приближаясь к зданию. — Но это уже чересчур...

Он миновал последние десять метров и подошел почти что к главному входу. Эта часть вокзала была выполнена в виде внушительных размеров арки, образовывающей сводчатую крышу, а весь фасад, от пола до потолка, состоял из прозрачных стеклянных секций. Всё было привычно и знакомо, вот только вместо асфальта к плиточному цоколю здания вплотную подступала трава и кусты. Лишь перед входными дверями сохранился низенький прямоугольный приступочек.

Сергей осторожно протянул руку, коснулся ближайшей бетонной стойки, которая вместе с остальными восемью «соратницами» поддерживала арочный свод. Холодная шершавая поверхность под ладонью казалась самой что ни на есть настоящей. Впрочем, высокоточная правдоподобность насылаемых Бобровкой галлюцинаций давно уже не была для старпома секретом.

Сквозь стекло он прекрасно узнавал затянутые полумраком очертания зала ожидания, а дальше, по другую сторону, светлел точно такой же арочный проем, за стеклянными стенами которого вместо перрона и поездов виднелись всё те же сосновые и березовые стволы.

— Сюрреализм выходит на новый уровень... — старпом обернулся по сторонам, оглядывая прилегающие лесные заросли.

Деревья подступали к зданию чуть ли не вплотную: похоже, никакой поляны тут изначально и не предполагалось — вокзал просто возник посреди чащи, вытеснив часть пространства.

Сергей потеребил растрепанные волосы. Мысли в черепе ворочались тяжело, словно превратились в густой клейстер. Он контуженно помотал головой, пытаясь встряхнуть мозг, но это мало помогло. Тогда обреченно шагнул к дверям, над которыми белела широкая табличка «Вход в вокзал», и потянул за ручку. Скрипнули пружины. Коротенький «тамбур», еще одна дверь — и старший помощник оказался внутри здания.

Всё привычно и знакомо. Ряды кресел в полумраке, над ними — силуэт массивных часов в фигурной бронзовой раме, свисающих с потолка на двух толстых тросах. На противоположной стороне зала, прямо над «выходом на перрон», темнеет тускло-янтарным узором витраж из разноцветного стекла... Справа — кассы, расписание поездов и вход в длинный боковой «аппендикс», слева — аккуратный ряд киосков с оформленными в едином стиле названиями: «Товары для дома», «Ремонт часов», «Всё для животных»... Только вот витрины не пестреют привычным ассортиментом — везде пусто, хоть шаром покати. Сергей даже подошел поближе, желая убедиться, что слабое зрение его не обманывает. «Жаль, — ворохнулось в голове. — А то ведь можно было бы чем-нибудь разжиться...»

А в следующее мгновение его словно подхлестнули: развернулся на сто восемьдесят градусов — и стремглав кинулся мимо касс и расписания поездов в боковую пристройку. Прямиком туда, где располагался буфет.

По пути взгляд зацепился за ряд таксофонов на стене. Сергей подскочил к одному, сорвал трубку, приставил к уху... Никаких гудков — лишь мертвая тишина. Торопливо проверил остальные аппараты — то же самое. Он досадливо крякнул. Конечно, глупо было надеяться, что здесь что-то будет работать... И потом, даже если бы каким-то чудом один из таксофонов вдруг ожил — что в том проку? Если год назад еще можно было позвонить бесплатно, то теперь-то карта нужна. Хотя, с другой стороны, звонок по 02 вроде оплаты не требует... Но, как бы там ни было, на волшебную телефонную связь с городом рассчитывать не приходилось.

Сергей хмуро повесил трубку и поплелся в буфет.

Но увы, и там его ждало разочарование. Голые витрины, пустая стойка, в прозрачном шкафу за ней — тоже ничегошеньки.

Тогда он сунулся в заднюю дверь и оказался в подсобном помещении. Судя по обстановке, это была кухня: длинные столы, электрические плиты, духовки, вытяжки, шкафы для посуды... Однако ничем съестным тут и не пахло, как ни принюхивайся. Старпом принялся шарить по всем углам, хлопая дверцами и гремя выдвижными ящиками, но поиски ни к чему не привели — не нашлось даже банки соли, не говоря уже о чем-то более существенном. Да и вообще, здесь не было ничего из обычных кухонных принадлежностей — ни посуды, ни кастрюль, ни ложек-вилок и прочих столовых приборов.

Сергей рассеянно покрутил кран над одной из раковин. Казалось, если бы из него вдруг пошла вода, старпом не особо бы и удивился. Но водопровод, увы, не работал, равно как телефонная связь и электричество. Досадно, конечно... А то представьте только: все удобства цивилизации посреди глухого леса! Вот это был бы верх сюрреализма!..

В дальнем конце кухни обнаружилось еще одно небольшое помещение с крохотными оконцами, где в полумраке торжественно белели морозильные камеры. Но и в них, как и следовало ожидать, оказалось пусто. Возникало такое ощущение, что они если и работали когда-то, то очень-очень давно, потому что весь запах из их недр выветрился без остатка.

Сергей разочарованно поплелся назад. В голове тупо засела мысль: как вообще всё это следует понимать? Нет, оно понятно, что морок, наваждение... но при чем тут вокзал? Почему, скажем, не дом культуры, не детский сад, не центральное отделение милиции — почему, мать вашу, вокзал?!

А главное — что это значит в отношении дальнейшей Сергеевой участи? Он-то уже надеялся, что его отпустят с миром, а тут — такой поворот... Неужели у духа Бобровки на него еще какие-то планы? Это что, начало нового, более продвинутого круга мытарств?.. Или, может, всё объясняется проще...

— Господи! — взмолился он, стоя посреди зала ожидания. — Что происходит? Может быть, я схожу с ума?..

Эхо под сводчатым потолком было единственным ответом на отчаянный возглас. Гигантские часы взирали на пришельца безмолвно и строго, будто с каким-то затаенным упреком. Бронзовые их стрелки застыли на половине третьего...

Сергей поник головой, не имея ни малейшего представления, что делать дальше. Всё тело обмякло, руки безвольно повисли, в коленях стало зыбко, словно там вместо суставов образовался холодец. И вдруг...

Вдруг что-то произошло... Сначала старпом заметил, что вокруг как будто становится светлее. Поднял голову — и с удивлением увидел, что сквозь цветной витраж над входом пробиваются солнечные лучи. Должно быть, небесное светило вновь нашло прореху в облаках и теперь заливало вечерний лес прощальным светом.

Прежде застывшая, картинка из тусклых разноцветных кусочков теперь словно бы ожила — витраж светился и переливался, как стеклышки в калейдоскопе. Сергей поневоле залюбовался красивым зрелищем. Из причудливого хитросплетения цветастых фрагментов складывались знакомые с детства образы. И несмотря на то, что виделись они сейчас размыто, память подсказала, где и что нужно искать. Вон олень на берегу ручья, а вон белка на дереве. Цветы, бабочки, лисица среди зарослей, рыбы в пенистой воде... И над всем этим — белокрылый лебедь, летящий прямо к солнцу...

Где-то глубоко в душе всколыхнулось смутное эхо давно забытых детских ощущений: Сергей вспомнил, какой сказочный восторг охватывал его всякий раз, когда он с мамой или бабушкой заходил в вокзал и поднимал широко раскрытые глазенки к этой чудесной цветной мозаике...

А между тем весь зал преобразился до неузнаваемости: пронизанный разноцветными лучами, он стал похож на огромный волшебный фонарь, Всюду — по полу, по стенам, по потолку — пролегли пестрые светотени, а полукругло-волнистый свод над головой напоминал теперь купол цирка. Того и гляди грянут фанфары — и начнется представление.

Наблюдая столь удивительную метаморфозу, Сергей даже как-то воспрянул духом: что же это, если не добрый знак? И в груди вновь встрепенулась надежда. Нет, не оставит его Господь... Всё будет хорошо...

Ладно, вокзал так вокзал — пускай... Ну и что из того? Может, это особая милость такая свыше? Сергею ведь ночевать негде — вот и решили вышние силы убежище ему на ночь предоставить. Чтоб уж не мелочиться... Так что всё нормально, если подумать. Грех жаловаться...

Хотя, раз уж на то пошло, лучше бы на ужин чего-нибудь подкинули. А переночевать он и под лодкой преспокойно бы смог...

Впрочем, старпом сейчас же задушил в себе эти крамольные мысли. Будь благодарен тому, что дают, — и точка!

— Спасибо! — прошептал он, обращаясь одновременно и к небу, и к лесу. — Я тогда, наверное, вещи сюда перенесу...

На милость свыше надейся, а сам не плошай. Поэтому не стоило оставлять лодку и рюкзаки без присмотра — мало ли что...

Конечно, за один раз всё не перетащить, даже несмотря на отсутствие громоздкого мешка с палаткой. Поэтому сначала Сергей нагрузил на себя рюкзаки: один — за спину, два других — в руках.

Когда между деревьями вновь явственно проступил силуэт вокзала, на Сергея накатила новая волна сюрреалистического чувства. Нет, это все-таки сон... или бред... Кому рассказать — ведь не поверят же, за сумасшедшего примут... И, возможно, будут правы... Вдруг он и в самом деле начинает терять связь с реальностью? Или уже потерял... Вот и мерещится всякая дичь, до жути реалистичная... И ведь никак не докажешь, что это не так...

Но тут его словно кто-то в темя клюнул — и мозг сразу озарился светлой идеей, как будто в черепушке пробили отверстие и туда тоже хлынули лучи вечернего солнца.

Юлькин фотоаппарат! Вот что поможет установить истину. Нужно сфотографировать вокзал. А по возвращении домой останется только проявить пленку — и всё станет ясно.

Сергей тут же порылся в Юлькином рюкзаке, вытащил ее старенький «ФЭД». Пришлось вспоминать, как выставляются выдержка и диафрагма (сам-то он уже давно пользовался автоматической китайской «мыльницей»).

Сделал первый снимок: здание вокзала за стеной древесных стволов. Но солнце освещало объект сзади, и старпом побоялся, что на фотографии выйдет один лишь темный силуэт. Поэтому оставил рюкзаки у входа, а сам отправился поискать другие ракурсы. И почти сразу ему пришла в голову мысль забраться на крышу.

Сделать это было довольно легко. Слева полукруглый купол поддерживался массивными бетонными «отростками», уходящими в землю под углом примерно в сорок градусов. По одному из таких «отростков» Сергей и взобрался на край крыши. Она была выполнена в виде плавно изгибающегося арочного свода с волнообразной поверхностью. Старпом взошел на гребень ближайшей «волны» и по нему поднялся до наивысшей точки. Лицо овеяло прохладным ветром.

Огляделся. Над западной окраиной неба в облаках словно зияла длиннющая резаная рана, откуда выглядывало разбухшее красное солнце, заливая всё вокруг алым и розовым. На фоне заката верхушки сосен и берез казались черными. Сергей посмотрел в противоположном направлении, надеясь увидеть речное русло, но розовато-зеленые кроны теснились слишком густо. Деревья обступали купол крыши со всех сторон, и только северную часть леса загораживала «башня», по форме своей напоминающая огромный системный блок от компьютера. Над ее прямоугольным парапетом, сразу по трем сторонам, красовалась одна и та же надпись — название станции: «Алтайская». Сергей помнил времена, когда голубоватые светодиодные буквы по вечерам светились приятным глазу неоном, но это было так давно... вроде бы он еще в детсад ходил и не подозревал даже, что скоро уедет с родителями на БАМ...

Здесь, на крыше, Сергей и сделал несколько снимков. Интересно все-таки: если это и в самом деле глюки — что же тогда окажется на кадрах? Просто лес? Или вообще никаких кадров не будет, потому что сам процесс фотосъемки ему тоже всего-навсего мерещится?..

Он досадливо помотал головой. Пожалуй, не стоит сейчас забивать себе мозги — будь что будет, а там посмотрим. И стал спускаться на землю.

Напоследок все-таки еще раз сфотографировал вокзал со стороны «перрона» — так, чтобы на переднем плане красноречиво присутствовало несколько деревьев. Хотел было сделать и второй снимок, но, когда попытался взвести затвор, тот на полпути застопорился. «Пленка кончилась... Ну ладно, и так хватит...»

И фотограф с чувством выполненного долга направился к входу.

Войдя в зал ожидания, в первую секунду не заметил ничего необычного, но затем взгляд скользнул влево, где должен был тянуться ряд коммерческих киосков.

И вот тут-то застыл, разинув рот.

Киосков не было! Осталась только голая прозрачная стена, сквозь которую виднелись наружные бетонные «отростки» поддерживающей конструкции да стволы деревьев. Лишь в одном месте вдоль стены выстроилось несколько серебристо-серых металлических шкафов с ячейками для хранения багажа.

Старпом озадаченно икнул. А когда глянул влево, то и вовсе обомлел. Он увидел знакомую с детства скульптурную композицию из дерева — в виде кусочка леса: на ветвях раскидистого дуба сидит пучеглазая сова, еще какие-то птицы; у ствола возле большого округлого камня стоит на задних лапах лиса, а рядом на пеньке торчит главный персонаж — Колобок.

Не веря глазам, Сергей подошел ближе, дотронулся рукой до лакированного дерева, провел ладонью по веткам, погладил, точно старого знакомого, улыбающегося круглобокого Колобка. Боже, как любил он в детстве лазать по этим пням и древесным развилинам! Для него это был уголок самой настоящей сказки!.. И как он огорчился, когда позже, уже в девяностые, чудесные скульптуры убрали, сделав на этом месте пункт милиции.

Что же это получается? Когда он вошел в вокзал первый раз, вся обстановка здесь была привычной и будничной, соответствующей настоящему времени. А теперь Сергей словно оказался в прошлом. Он с удивлением оглядывался вокруг и еще больше убеждался, что всё здание помолодело как минимум лет на пятнадцать, а то и на двадцать! Сейчас это был вокзал его детства. Здесь всё выглядело новее, свежее, ярче — даже несмотря на то, что в зале снова начинал сгущаться сумрак: солнце уже едва светило из-за деревьев.

Сергей даже пожалел, что в фотоаппарате кончилась пленка: можно было бы снять преобразившийся вокзал изнутри. Хотя, конечно, при таком тусклом освещении вряд ли что-нибудь получится... Вот если бы Юлька видеокамеру не утопила, тогда дело другое...

Но ему сейчас же пришло в голову: а ведь камера за столько дней уже двадцать раз просохла — вдруг возьмет и снова заработает? Конечно, надежда слабенькая, но что мешает проверить? Правда, может еще оказаться, что аккумулятор разрядился. Но всё равно — надо попробовать.

И Сергей направился к «выходу в город». Подобрал оставленные на пороге вокзала рюкзаки, занес внутрь.

Не прошло и минуты, как своды зала огласились радостным возгласом: стоило вставить на место аккумулятор и нажать кнопку включения, как камера подала явные признаки жизни — сверху загорелся крохотный зеленоватый индикатор. Вот что значит — японская техника! Заглянув в видоискатель, Сергей увидел характерную черно-белую картинку. Она была настолько четкой и резкой по сравнению с его скудным зрением, что тут же захотелось навести камеру на витраж, чтобы рассмотреть как следует все детали. Однако светящийся значок в виде батарейки в углу экрана недвусмысленно показывал, что заряд аккумулятора на исходе. Это огорчало.

Пришлось поспешно вставить кассету. Сергей нажал на воспроизведение и заглянул в видоискатель, чтобы проверить, что записано на пленке.

И тут же увидел счастливое, улыбающееся лицо Ани... узнал ее шикарную свадебную прическу... В груди тоскливо защемило, горло непроизвольно сжалось. Изображение отъехало назад, в кадре появился и сам жених, Юлька, подруга невесты Маша со своим парнем... как там его, Артур вроде бы?.. Это они все у привокзального кафе стоят, где свадьба проходила. Вышли свежим воздухом подышать...

На какое-то время Сергей позабыл обо всем на свете: сидел и пялился в видоискатель, просматривая одну из самых счастливых страниц собственной жизни... Кажется, это было так давно!.. Да ведь так оно и есть — почти пять недель они с Аней в разлуке!.. Боже, какой же он все-таки идиот! Вместо законного медового месяца устроил любимой этакую муку!..

— Анечка, прости меня, дурака... — зашептал Сергей. — Прости...

В носу предательски защипало, черно-белое изображение подернулось рябью. Кающийся грешник и блудный муж сдернул очки, торопливо вытер глаза. Почему-то стыдно было этих внезапно выступивших слез...

Он уже и не вспоминал о первоначальной причине, ради которой отыскал в Лехином рюкзаке видеокамеру. Да и не поднялась бы у него рука стереть эту дорогую сердцу запись, несмотря на то что вся свадебная съемка давно уже переписана на стандартную видеокассету, которая сейчас преспокойно хранится дома... Может быть, в этот самый момент Аня тоже просматривает эти счастливые эпизоды... и безутешно плачет...

И тут в кадре появился... вокзал.

Нельзя сказать, что для Сергея это оказалось неожиданностью. Нет, он прекрасно помнил, как Леха с Юлькой утащили новобрачных прогуляться, и они все дошли до угла привокзальной площади, после чего Леха вручил камеру Юльке и велел снимать, а сам заговорщицки подмигнул и убежал зачем-то внутрь вокзала, оставив молодых в полнейшем недоумении.

И вот сейчас Аня на фоне стеклянных стен говорила что-то с полуулыбкой прямо в объектив. К сожалению, звука на камере предусмотрено не было, но Сергей помнил, что они обсуждают странный Лехин поступок и допытываются у Юльки, что всё это значит.

А еще через несколько мгновений лица жениха и невесты удивленно вытянулись, и оба переглянулись, растерянно улыбаясь.

И немудрено: над площадью разнесся торжественный голос диспетчера, который во всеуслышание поздравлял молодоженов Сергея и Анну Старцевых с началом супружеской жизни.

А вскоре из дверей вокзала появился Леха. Выглядел он невозмутимо, но в глазах поигрывал огонек самодовольства.

Дальше последовал немой разговор, который, впрочем, Сергей хорошо помнил:

— Ну и как? — поинтересовался инициатор, подойдя к друзьям.

— Неожиданно, — признался Сергей, наконец-то придя в себя. — Но приятно. Королева в восхищении, — добавил он, глянув на Аню.

— Да уж, — со смущенной улыбкой кивнула та, — сюрприз удался.

— Чья идея была? — спросила Маша.

— Вопрос риторический, — усмехнулся Сергей, пихнув Леху в плечо.

— Ну вообще-то мы с Юлико это вместе придумали, — ответил тот, выразительно глянув на «напарницу», с лица которой не сходила довольная улыбка.

— Неправда, это он скромничает, — возразила Юлька, поблескивая очками. — Я просто предложила на вокзал сходить, а всё остальное — это он придумал.

— Кто бы сомневался, — тряхнул головой Сергей, глядя на ухмыляющегося друга. — И сколько отстегнул?

— Обижаешь, — с наисердечнейшим видом развел руками Леха. — Я же всё ж таки железнодорожник, а не лох какой-нибудь. Просто перебазарил с начальником вокзала, объяснил ситуацию. Хороший мужик оказался, а когда узнал, что я с БАМа, так вообще чуть ли не обниматься полез: он там в железнодорожных войсках служил, когда еще стройка шла вовсю. Кстати, просил передать вам лично от него горячий привет и наилучшие пожелания.

— Спасибо...

В этот самый момент на экранчике видоискателя замигала перечеркнутая батарейка. Всё, заряд кончился...

Последние несколько секунд Сергей с замиранием сердца всматривался в родные, милые черты — в кадре как раз опять появилась Аня, — но тут изображение дрогнуло и пропало. Камера что-то прожужжала напоследок и замолкла, выключившись.

Из груди вырвался горький вздох. Словно очнувшись от транса, несчастный путник заозирался по сторонам.

В зале сгущался сумрак. Витраж над выходом снова потускнел, превратившись в темный прямоугольник с едва заметными намеками на былую цветастость. Сквозь стеклянные секции еще можно было разглядеть среди вершин сосен узкую бледно-розовую полоску заката, но само солнце, судя по всему, уже скрылось за горизонтом.

Сергей помотал головой, разгоняя остатки оцепенения. Как все-таки странно... Тут вокзал — и там, на пленке, тоже вокзал... Как выражался Чехов, столь удивительное совпадение способно повергнуть в мистическое настроение даже философа...

Где-то в животе начало потягивать прохладным сквознячком: нет, что-то тут не так, неспроста всё это... Почему здесь, среди леса на берегу Бобровки, вырос именно вокзал? Что это значит? Ну да, он вызывает теплые чувства из-за детских воспоминаний, но что с того? Просто Сергей любил сюда ходить вместе с мамой... а еще больше — с бабушкой, которая раньше здесь работала кассиром, а потом, когда вышла на пенсию, стала подрабатывать уборщицей. А Юльку она вообще несколько раз брала с собой сюда ночевать — составляла в уголке возле кассы несколько стульев и устраивала там ей «постель». Ух, как Сергей, помнится, сестренке завидовал! Сколько раз упрашивал «хорошую, любимую бабулю» взять с собой и его, но — увы... Трехлетнюю Юльку тогда просто оставить было не с кем — родители у нее еще только уехали на БАМ обживаться, вот она полгода с бабушкой и жила, и той приходилось таскать внучку с собой на работу, если никаких других вариантов не подворачивалось...

Так что, можно сказать, и для Сергея, и для Юльки вокзал был до некоторой степени «своим», «родным». Но всё равно непонятно — почему он здесь-то вдруг появился? Если это некий реверанс со стороны Духа Бобровки, то что он хочет сказать столь необычным посылом?.. А если же Великий Бобр здесь ни при чем и всё это — лишь созданный воспаленной Сергеевой психикой фантом, то опять же непонятно: почему в подобной роли выступает вокзал?.. Может, это некий бессознательный способ ухода от гнетущей реальности в воспоминания детства? Но разве мало у Сергея других теплых и ярких воспоминаний? Почему же среди них на первое место вырулил именно этот железнодорожный объект?..

Эх, Леха, где же ты? Как бы пригодилась сейчас твоя любовь к логическим рассуждениям — может, и выдвинул бы какое-нибудь более-менее внятное объяснение...

Но Лехи нет... и Юльки нет... Никого нет — только он, Сергей, сидит одиноко посреди темного вокзала, который столь же одиноко стоит посреди темного засыпающего леса... Одиночество в одиночестве... Сергей почувствовал, что его начинает сотрясать мелкая дрожь. Нет, пора с этим кончать.

Старпом встал, встряхнулся, обругал себя. Сколько он тут просидел без толку? Лучше бы по лесу побродил — глядишь, чего-нибудь съестного отыскал бы. А так придется без ужина спать ложиться...

Стоило вспомнить о еде, как желудок, на какое-то время притихший, сейчас же встрепенулся — зароптал и завозмущался с удвоенной силой.

Сергей снова выругался. Надо еще лодку приволочь, пока совсем не стемнело. Или... может, плюнуть — будь что будет?.. Но он тут же сам себе возразил, что к речке всё равно следует сходить — воды в котелок набрать, чтобы хоть чаю напиться вдоволь...

...Через час он уже сидел у костра — облюбовал небольшой свободный от деревьев пятачок у самого торца вокзала, как раз между двух бетонных «отростков». Пришлось немного помучиться с заготовкой дров — в темноте, да еще и без топора... Но сейчас Сергей уже зачерпывал кружкой из котелка, куда набросал сухих листьев смородины из Юлькиного запаса, добавив несколько свежих брусничных веточек. От горячего пара запотевали стекла очков, с каждым глотком обжигающего отвара по телу растекалось благотворное тепло.

Он влил в себя четыре кружки, чтобы хоть как-то наполнить желудок. Да еще и съел все смородиновые листья, а потом принялся за брусничные, несмотря на то что они были куда жестче и жевать их не доставляло никакого удовольствия.

Сразу после «ужина» стал готовиться ко сну. Возник вопрос, где лучше расположиться. Спать посреди обширного зала, пусть даже и в лодке, было хоть и экстравагантно, но с практической точки зрения нежелательно. Здесь, конечно, потеплее, чем снаружи, но ненамного: стеклянные стены не очень-то этому способствуют. Сергей прекрасно помнил, какой унылый дубак стоял в вокзале в зимнее время года — даже усиленное отопление не помогало. Такое ощущение, что легкое застекленное здание проектировали для Крыма, но по ошибке поставили здесь, в Западной Сибири...

В общем, нужно было найти какой-нибудь уютный закуток и разместиться там. И вот тут Сергей вспомнил о помещении с морозильными камерами. Оно было небольшим, с толстыми стенами и маленькими окошками, и как нельзя лучше годилось для подобной цели. Во всяком случае сейчас, когда там ничего не работало.

Старпом перетащил туда лодку. Она едва уместилась на свободном пространстве пола, до того здесь было тесно. Положил ее Сергей днищем вверх, рассудив, что так мягче, да и теплее: не будет контакта с твердым и холодным полом. В темноте постелил поверх лодки покрывало, кинул под голову свернутую штормовку — да так и рухнул, натянув до подбородка одеяло. С наслаждением вытянулся. Лежать оказалось и впрямь удобно: прорезиненное днище слегка прогибалось под его весом наподобие гамака, что после многочисленных ночевок на твердой земле было почти так же приятно, как очутиться в настоящей постели... Неудивительно, что очень скоро уставший скиталец крепко заснул...

Сколько он проспал — неизвестно, но проснулся оттого, что низ живота распирало и давило: давали знать влитые в организм полтора литра жидкости. Пришлось вставать.

На ощупь выбрался из «морозильной», осторожно двинулся через кухню к выходу, выставив перед собой руки. Вокруг стояла почти непроницаемая темнота, лишь по правую сторону бледнели размытые силуэты окон.

Сергей знал, что туалет находится в подвальном этаже под центральной «башней». Это надо выйти из буфета и повернуть налево, а там — вниз по лестнице... Но спускаться туда в кромешной тьме как-то совсем не улыбалось... И тогда ему пришло в голову: а чего, собственно, заморачиваться? Отлить где-нибудь прямо тут в углу — да и дело с концом...

Но культурное филологическое воспитание воспротивилось этому мужланскому порыву и все-таки перевесило. Поэтому орошать мочой угол он не стал. Но и наружу тащиться было ох как неохота. В итоге решил пойти на компромисс: сделал еще несколько шагов, нащупал в темноте раковину — да и начал справлять наболевшую нужду прямо в нее. Слушая, как стекает в слив обильно выводимая из организма жидкость, задался закономерным вопросом: а как далеко она утечет по трубам? Где, интересно, обрывается канализация? А вдруг вокзал — это всего лишь вершина айсберга, а под землей система коммуникаций тянется во все стороны еще на пару километров? Что если по ней можно добраться аж до канализационного люка, который находится возле Сергеева дома? А там стоит только вылезти наверх — окажешься прямо перед подъездом. Останется взбежать на второй этаж, позвонить в квартиру — и дверь откроет Аня...

Лицо дрогнуло в грустной усмешке. Канализация как пространственный портал... Да, если бы это было возможно, Сергей бы, кажется, собственноручно туннель под землей прокопал, лишь бы очутиться дома. И копать-то недалеко — меньше километра. Тем более лопата есть...

Он вздохнул.

Закончив свое мокрое дело, со слабой надеждой покрутил кран, но тот по-прежнему не подавал признаков жизни. Сергей застегнул ширинку и уже собрался было отправляться обратно, как вдруг замер, прислушиваясь... Показалось?

Несколько секунд он не дышал, весь обратившись в слух. И уже хотел было облегченно выдохнуть, но спустя мгновение его так и пронзило с ног до головы крупной дрожью.

Откуда-то с южной стороны здания явственно донеслись звуки... Больше всего это было похоже на легкий и быстрый топот ног, чуть усиленный эхом... как будто кто-то бегал по пустому залу.

В горле у Сергея сейчас же сделалось сухо и горячо, словно он глотнул абсорбента, зато на лбу выступила холодная испарина. В черепной коробке суматошно заметались короткие, обрывочные мысли: кто там?.. откуда?.. зачем?.. что делать?..

Первым желанием было броситься назад в «морозилку», забаррикадироваться и не вылезать до самого рассвета. Поначалу Сергей поддался этому порыву и действительно вернулся к себе в каморку. Но и там не мог сидеть спокойно: внутри всё сжалось в напряженный клубок, сердце тревожно колотилось. Он постоянно прислушивался, каждую минуту опасаясь, что топот шагов раздастся уже ближе — в буфете, потом на кухне, потом возле двери... Пока что опасения не подтверждались, но легче от этого не становилось: неизвестность пугала до дрожи в поджилках. Вот когда старпом пожалел, что у него нет топора!.. Ладно хоть нож всё еще имеется...

Так он и сидел, до боли в мозгу вслушиваясь в тишину. Иногда ему казалось, что он различает приглушенные звуки — то ли опять топот, то ли еще какую-то возню, а потом и вовсе стали доноситься как будто чьи-то голоса, и Сергей уже не мог понять: действительно ли он их слышит или это просто галлюцинации от нервного напряжения.

В конце концов у него и в самом деле заболела голова, и это слегка отрезвило, заставив взглянуть на ситуацию уже чуточку по-иному. Страх начал отступать: его мало-помалу оттесняло раздражение, которое чем дальше, тем больше перерастало в злость. В самом деле: сколько можно сидеть тут и трястись, словно загнанная под диван мышь, которой всюду мерещится огромный голодный кот!

«Тварь дрожащая!» — обругал себя Сергей.

Хватит уже быть жертвой, хватит позволять кому-то тебя пугать, угрожать, преследовать! Кто вообще распределил эти идиотские роли? Нужно самому выйти на тропу войны, стать охотником и преследователем! И если встретится на пути какой-нибудь урод — настучать по мозгам! А бояться никто Сергея больше не заставит! Пусть теперь его боятся, гниды!

На волне этого воинственного порыва он решительно пристегнул к поясу нож, взял в руки весло — и поспешно, пока не рассосался нахлынувший пыл, вышел из своего убежища.

Однако чем дальше он шагал в темноте кухни, тем отчетливее начинал пошевеливаться где-то внутри червячок сомнения, который грозил вот-вот вновь перерасти в страх. И тогда Сергей со злости так шандарахнул веслом по столу, что зазвенело по всей кухне. Подлый червяк тут же испуганно забился в какую-то дальнюю неприметную щель. И правильно сделал — иначе второй удар не оставил бы от гаденыша мокрого места.

А старпом двинул вперед уже не таясь, как танк, и теперь даже нарочно молотил веслом по чему попало: кто бы там ни был в зале — пусть знает, что Сергей и не думает его бояться. А вот этому уроду сейчас не поздоровится...

Он даже попробовал насвистывать импровизированную мелодию, но губы отчего-то плохо слушались, и свист звучал невнятно, придушенно.

Вышел из буфета, миновал информационный стенд, расписание поездов и остановился у входа в зал. Сквозь застекленный фасад слева проникал свет луны, по полу тянулись косые тени от бетонных стоек. Темнели ряды кресел, над ними нависал черный угловатый силуэт часов. И тишина — ни звука. Казалось, здесь никого нет. Но не могло же Сергею послышаться?

Тот, кто бегал по вокзалу, сейчас наверняка где-то притаился — может быть, за креслами... Хотя, честно говоря, в таких потемках, да еще и с учетом Сергеевой близорукости, незнакомцу и прятаться-то особо не надо — достаточно просто встать где-нибудь в тени и не шевелиться.

Внутри опять закопошился гаденький страх. Но Сергей нарочито громко выругался, так что эхо загуляло по залу, потом перехватил покрепче весло, браво расправил плечи и двинулся дальше.

И тут справа послышался шорох.

Старпом мгновенно развернулся, выставив вперед свое грозное оружие.

В темноте он разглядел тускло поблескивающие очертания растопыренных древесных ветвей. Скульптурная композиция с Колобком. А через пару мгновений оттуда вновь донесся шорох... и еще какой-то звук, похожий не то на всхлип, не то на шмыганье носом...

— Эй, кто там? — рявкнул «охотник», изо всех сил вглядываясь в тени между древесных изгибов.

— Я... — раздался вдруг тонкий испуганный голосок

Сергей так и оторопел. Ребенок?.. Здесь?..

— Ты кто, откуда?.. — осипшим голосом выговорил он, опустив руку с веслом. — Ну выходи, чего прячешься?.. Да не бойся, не трону я тебя...

— А я и не боюсь... — буркнуло в ответ из-за пенька. — А ты не будешь шуметь и ругаться?..

— Не буду! — Сергей попытался изобразить улыбку. — Извини... Просто я сам испугался. Думал, тут разбойник какой-то бродит...

Над пеньком стало заметно шевеление: рядом с круглой поблескивающей головой Колобка возникла еще одна, поменьше.

— Здесь нету разбойников, — раздался уверенный ответ.

Вслед за этим из-за пенька выступила тень.

— Откуда ты знаешь? — Сергей тоже шагнул вперед.

— Потому что это хороший сон. А в хороших снах разбойников не бывает.

Худенькая фигурка: парнишка лет пяти, в рубашке и коротеньких штанишках. Несмело жмется и переминается с ноги на ногу.

— Не бойся... — Сергей присел перед мальчонкой на корточки, положив весло на пол. — А почему ты думаешь, что это сон?

— Ну я же сплю! — ответил юный собеседник так, словно объяснял что-то само собой разумеющееся глупому, непонятливому взрослому. — И мне это всё снится.

— И я? — улыбнулся Сергей. — Я тоже тебе снюсь?

— Ага, — кивнул парнишка, почесав нос.

— Ну ладно... А как тебя зовут?

Мальчуган приосанился и с достоинством сообщил:

— Сережа.

— Ух ты, правда? — обрадовался старший помощник. — А ведь я тоже Сергей! У нас с тобой одинаковые имена. Здорово, да?

— Здорово, — согласился парнишка.

— А как ты сюда-то попал? — задал старпом главный мучивший его вопрос.

— Ну как, как! — малыш передернул плечиками. — Мне просто приснилось, что я здесь. Чего тут непонятного? — Он развел ручонками, как бы показывая, что уж и не знает, как еще объяснить столь очевидную вещь.

Но ответ Сергея не удовлетворил.

— Ну хорошо, — сказал он. — А на самом деле ты сейчас где?

— На самом деле я дома, — с готовностью пояснил мальчуган. — В постели. Лежу и сплю.

— А где твой дом?

— Да тут, недалеко, — парнишка махнул рукой в неопределенном направлении.

— В лесу?

— Не-ет, — парнишка даже рассмеялся: должно быть, вопрос показался ему совсем уж нелепым. — Люди в лесу не живут! — он потряс перед Сергеем растопыренными ладошками: мол, как ты не понимаешь, а еще большой!

— Но здесь же вокруг один лес, — возразил Сергей.

— Это во сне лес. А на самом деле тут везде город. Я в пятиэтажном доме живу. С мамой и папой. Только папа сейчас на БАМ уехал. Но мы с мамой тоже скоро туда поедем. На поезде!

Старпома вдруг словно горячим паром обдало.

— А как... — Он кашлянул, прочищая горло. — А как твоя фамилия?

— Старцев.

Сергей огорошенно уставился в поблескивающие в темноте глазенки. Не может быть... И, всё еще не в силах поверить, решил задать контрольный вопрос:

— А... маму с папой как зовут?

— Маму — Марина. А папу — Виктор, — не без гордости ответил пятилетний Сережа Старцев.

А двадцатипятилетний Сергей Старцев больше не мог вымолвить ни слова. Просто сидел на полу, подогнув под себя ноги, и хлопал глазами. Неужели это правда? Или, может, он все-таки спит?.. «И вижу во сне себя пятилетнего, которому сам же и снюсь...» — трепетала в голове феерическая мысль в духе то ли Льюиса Кэррола, то ли Виктора Пелевина...

— Ну ты чего? — вывел его из ступора мальчишеский голос: должно быть, юному Сереже Старцеву наскучило стоять и ждать, когда ошеломленный «дяденька» соизволит прийти в себя. — Чего молчишь?

Сергей икнул, потряс головой.

— Да так... Жаль, здесь темно. Не могу толком тебя разглядеть... Погоди-ка... — он пошарил в кармане. — У меня вот тут зажигалка...

Щелкнул колесиком, и перед глазами затрепетал язычок голубовато-рыжего пламени.

— Ух ты! — пришел в восторг Сережа. — А дай посмотреть?

— Держи, — старпом протянул зажигалку. — Вот сюда нажимай...

Некоторое время парнишка только и делал, что щелкал зажигалкой да завороженно глазел на пламя.

А Сергей глядел на него. Всматривался в освещенное подрагивающим огоньком мальчишеское личико и узнавал знакомые черты, памятные ему по собственным детским фотографиям...

— Ну ладно, хватит, — сказал он наконец. — А то там горючее кончится, и я без огня останусь.

Сережа послушно, хотя и не без вздоха, вернул зажигалку. Теперь в темноте блестели только его глаза.

— И почему в твоем сне так темно? — в шутку проворчал Сергей. — Ведь ничего же не видно.

— Сам не знаю, — пожал плечами мальчуган. — Я пробовал сделать, чтобы светло было, но не получилось. У меня иногда получается, а иногда — нет.

— В смысле? — не сразу понял старпом. — Как это — получается?

Парнишка принялся объяснять:

— Ну бывает, что мне во сне не нравится что-нибудь, и я тогда... ну, специально начинаю сильно-сильно хотеть, чтобы стало по-другому. И сон может поменяться.

— А, понятно, — кивнул Сергей, вспомнив про этот «метод» управлять сновидениями. — Я тоже так делал, когда маленький был. Особенно если что-нибудь страшное снилось.

— Ага. Но я решил, что этот сон не страшный, так что сильно и не старался — попробовал один раз и всё... Если хочешь, могу еще раз попробовать.

— Ну попробуй, — без особой надежды ответил Сергей.

Не очень-то ему верилось, что подобный метод применим к текущей ситуации. Это не сон, это глюки. И насылаются они, скорее всего, извне... Но тогда получается, что и его пятилетний собеседник — это тоже всего-навсего глюк. А может, и того хуже...

Додумать Сергей не успел. Над головой вдруг вспыхнул ослепительный свет, так что глаза сами собой зажмурились, а по телу пробежала дрожь.

— Получилось! — ворвался в уши ликующий крик, от которого по залу заплясало эхо.

Ошарашенный Сергей, жмурясь, приоткрыл веки, огляделся.

По всему вокзалу работало электрическое освещение — на самом деле не такое уж и яркое, но с непривычки у старпома даже заслезились глаза.

А юный сновидец Сережа Старцев уже радостно носился по залу, шлепая сандалиями и расставив в стороны руки — надо полагать, изображал самолет.

Сергей рывком поднялся на ноги, всё еще с трудом веря глазам. Оглядел ряды ламп дневного света на потолке, прошел к застекленной стене у «выхода на перрон» — и убедился, что снаружи всё так же теснятся деревья и кусты. Вокзал по-прежнему стоял посреди леса.

Тут к старпому «подлетел», протяжно завывая, словно истребитель И-16, радостный Сережа. Заглушил мотор и осведомился:

— Ну как, здорово?

— Здорово, — согласился Сергей, вновь вглядываясь в черты детского лица, которое двадцать лет назад каждый день видел в зеркале. — Ты прямо волшебник!.. А еще можешь чего-нибудь наколдовать?

— Могу, — не задумываясь отозвался пятилетний демиург. Но тут же уточнил: — Только у меня не всегда получается. Но я попробую. А чего ты хочешь?

В голове у Сергея замаячило сразу несколько желаний: чтобы телефон заработал и можно было позвонить, чтобы в буфете появилось что-нибудь съестное... Но все их перекрыло, затмило и подмяло под себя одно, самое горячее желание:

— Можешь сделать так, чтобы вместо леса появился город?

Мальчуган моргнул, почесал в затылке.

— А зачем? Так же интереснее, когда лес вокруг.

— Это кому как, — с горькой усмешкой ответил Сергей. — Я уже видеть лес этот не могу. Знаешь, сколько я по нему блуждаю? Уже целый месяц. Я домой хочу вернуться. Поможешь?

— А где твой дом?

— Рядом с твоим, по соседству.

— Ух ты, здоровско! — искренне обрадовался Сережа. — А почему же я тебя раньше не видел?

— Зато я тебя видел, — улыбнулся старпом. — Ну что, поможешь?

— Попробую, — рассудительно сказал парнишка. — Если получится...

— Ну ты постарайся, хорошо? — чуть ли не с мольбой проговорил Сергей. — Очень тебя прошу!

— Ладно...

Малец сосредоточенно наморщил лоб, сдвинул светлые брови и словно о чем-то крепко задумался. Судя по всему, старался он изо всех сил.

Тут Сергею пришло в голову: а может, попробовать помочь юному творцу реальности? Вдруг это их общий сон?

Он тут же закрыл глаза и тоже стал представлять, что вокруг вокзала — уже не лес, а привычный городской пейзаж. С этой стороны горят станционные огни, погромыхивает удаляющийся поезд, в воздухе улавливается легкий запах пропитанных креозотом шпал. А по другую сторону раскинулся спящий город: в окнах не горит свет, лишь фонари освещают пустынную ночную улицу, на которой в этот час не видно ни одной машины...

Ему даже показалось, что где-то в отдалении заработала громкая связь и над путями, раскатываясь гулким эхом, пронеслось две-три невнятных фразы.

Открыл глаза — да так и застыл, не в силах поверить...

За стеклом вместо деревьев серел тускло освещенный перрон, поблескивали рельсы; на третьем или четвертом пути стоял грузовой состав.

— Получилось! — вывел его из оцепенения радостный голос.

Сергей обернулся к мальчугану и, не в силах сдержать эмоций, подхватил его на руки и закружил по залу, что-то восторженно бормоча. И тут заметил, что из окошка с надписью «Дежурный» на них смотрит сквозь очки женщина в строгой синей форме и со строгим лицом.

— Здрасьте, — кивнул ей со смущенной улыбкой старпом, опуская на пол своего юного спасителя.

— Пошли? — Сережа указал головой в сторону города.

— Да, идем! — Сергей взял его за руку и торопливо направился через зал к выходу.

Но тут взгляд его упал на сиротливо лежащее на полу весло, и он сейчас же вспомнил: а как же лодка с вещами?

— Погоди... — Старпом подобрал весло, секунду-другую поколебался, но все-таки свернул в боковой «аппендикс».

Однако вход в буфет оказался закрыт. И неудивительно: теперь, когда вокзал работал в своем обычном режиме, здесь уже ничего не могло оставаться бесхозным.

Сергей потоптался, потоптался — и махнул рукой:

— А, наплевать! Идем!

Сейчас ему хотелось только одного — поскорее добраться до дома.

Но стоило им выйти из вокзала и наискось пересечь неширокую прилегающую площадь, как в душе у Сергея зашевелились сомнения.

Он не увидел справа привычной ограды привокзального рынка, да и самих палаток тоже не было. Вместо них тянулось несколько рядов простых деревянных прилавков. Но они почему-то тоже казались смутно знакомыми...

И тут до него дошло. Да ведь именно так выглядело это место во времена его детства! Здесь был просто маленький базарчик, на котором бабульки летом торговали овощами.

Он остановился, чертыхнувшись себе под нос. Ну да, это вполне логично: раз внутри вокзала всё «помолодело» на двадцать лет, то и снаружи — точно такая же картина. Глупо было ожидать чего-то другого. Сергей не просто вернулся домой — он попал в город своего детства. И сейчас на дворе 1980 год! Самый конец эпохи Брежнева!

В другой ситуации он бы, пожалуй, пришел в восхищение от такого поворота. В самом деле: разве это не здорово — попасть в прошлое? Еще бабушка с дедом живы, мама с папой совсем молодые... Можно было бы тут обосноваться и таких дел наворотить! С его-то знаниями насчет дальнейшей судьбы всей страны!..

Вот только есть одно обстоятельство, которое напрочь перечеркивает весь восторг от разворачивающихся в уме грандиозных перспектив. Аня сейчас живет за тысячи километров отсюда, в Молдавии, и ей всего лишь четыре года!.. А значит — нечего ему здесь делать, в этом счастливом и беззаботном прошлом периода брежневского застоя!

— Эй, ты чего?

Сергей очнулся оттого, что юный спутник дергал его за рукав.

— Извини, — пробормотал он. — Я немножко другого ожидал...

Мальчуган уставил на него недоуменно поблескивающие глазенки.

— Чего — другого?

— Понимаешь... — Сергей присел перед ним на корточки, опираясь на весло. — Как бы тебе объяснить... Ну, в общем, я уже говорил, что живу рядом с тобой, в соседнем доме, помнишь?

— Помню, — кивнул парнишка.

— На самом деле это не совсем так... Ну то есть так, только... — Сергей тяжело выдохнул, пытаясь собраться с мыслями. — В общем, представь, что прошло двадцать лет. И ты стал совсем взрослым. Можешь представить?

— Могу, — немного поколебавшись, ответил мальчик. — Я с усами с бородой, как папа.

— Ну, пусть так, — вяло улыбнулся Сергей. — И вот ты уже взрослый и живешь в этом же самом городе. Но за двадцать лет город тоже стал немножко другим. Кое-где новые дома появились, новые магазины... А кое-где — наоборот... — старпом запнулся.

Он уже понял, что бесполезно просить пятилетнего мальчишку представить себе облик города двумя десятилетиями позже. Даже если детально обрисовать ему каждую подробность — всё равно он не сможет «наколдовать» в своем сне именно ту реальность, которая нужна Сергею. Ту, в которой его ждет Аня...

И тем не менее Сергей подытожил:

— Так вот, мне надо попасть в город, каким он будет через двадцать лет. Если бы ты мог мне в этом помочь...

В глазах у мальчугана застыла растерянность. Он смущенно почесал нос, потом виновато протянул:

— Ну, это я не знаю как...

— Жаль... — печально ответил Сергей. — Вот если бы я умел, как ты, всё вокруг менять, то у меня бы наверняка получилось...

Парнишка призадумался, ковыряя носком сандалии край газона. А через пару секунд лицо у него просветлело:

— А давай я сделаю, чтобы ты тоже мог так уметь?

Старпом приподнял бровь:

— Да как же ты это сделаешь?

— Ну, ты ведь тоже мне снишься...

И тут Сергей понял, что имеет в виду юный собеседник. Если он способен менять в свих сновидениях что угодно, то почему бы не применить это умение и к тому, кто тоже является частью сна? Вроде бы вполне логично...

— Надо попробовать, — продолжал меж тем парнишка, явно воодушевившийся этой идеей. — Вдруг получится?

— Давай, — тут же согласился Сергей.

В самом деле, чем черт не шутит?

— Наколдуй мне такие же способности, как у тебя! И тогда я покажу тебе, каким будет этот город через двадцать лет!

Пятилетний творец реальности сейчас же сосредоточенно сдвинул брови, дав понять, что уже работает над поставленной задачей.

А Сергей поднялся на ноги, закрыл глаза и стал представлять привокзальную площадь такой, какой видел ее последний раз месяц назад. Позади, над газонами и клумбами, высится на вертикальной стойке громадный прямоугольный баннер с пестрой, кричащей рекламой. На углу пристроились еще два щита наглядной агитации: один зияет пустыми глазницами, а на другом вот уже шестой год подряд красуется одно и то же поздравление с пятидесятилетием победы в Великой Отечественной войне...

Но в этот момент цепочка восстанавливаемых визуальных образов прервалась из-за вторжения извне: Сергей почувствовал, как его дергают за рукав. Открыл глаза, вопросительно посмотрел на юного компаньона.

— Не получается, — объявил тот. — Тут место неподходящее.

— То есть как? — не понял старпом, озираясь по сторонам. Вокруг ничего не изменилось.

— Ну, в некоторых местах у меня хорошо выходит, а в некоторых — нет, — пояснил мальчуган. — А знаешь что? Пойдем в наш двор. Там точно получится.

Сергей хмыкнул, пожал плечами.

— Ну пойдем...

Он взял спутника за руку, положил весло на плечо, и они направились мимо базарных прилавков к пешеходному переходу — туда, где темнело угловатыми боками здание городской милиции. Сергей мельком отметил про себя этот факт: получается, в 1980 году оно уже стояло. А ему отчего-то казалось, что этот серый трехэтажный корпус построили несколько позже. Значит, память подводит...

Они перешли пустынную улицу и углубились в близлежащий двор, чтобы срезать угол квартала. Прошли по темной кленовой аллейке, нырнули в проход между домами — и вышли еще на одну небольшую улочку, скупо освещенную редкими фонарями. На другой стороне темнела длинная пятиэтажная «хрущовка» — дом, в котором двадцать лет спустя предстоит жить Сергею с Аней... Он отыскал взглядом два окна на втором этаже, но в обоих было темно...

Еще пара минут — и вот уже торец соседнего, родительского дома. Спутники вошли во двор и направились к дальнему подъезду. Слева, за металлической оградой, темнело двухэтажное здание бывшего детского садика... Вернее, сейчас-то это пока еще детский сад, а вот позже, уже в девяностые, из него сделают школу-интернат для глухонемых детей...

И тут Сергей внезапно остановился, словно наткнулся на преграду. Что-то не срасталось... Он точно помнил, что сад этот построили уже после того, как он с родителями уехал на БАМ. А раньше здесь был широкий и просторный двор, общий для всех соседних домов... Но как же это?.. Не может же быть, чтобы и тут память его обманывала!

А юный спутник настойчиво тянул его дальше:

— Мы еще не пришли. Вон наш подъезд, самый первый.

— Погоди... — пробормотал Сергей, ковыряя веслом асфальт. — Слушай, а какой сейчас год?

Малец глянул на него озадаченно, пожал плечами.

— Не знаю... То есть не помню... забыл...

— Но тебе же пять лет?

— Ага.

Ну, всё правильно — девятьсот восьмидесятый... Последние месяцы перед отъездом на Дальний Восток... Но как же это понимать?..

— А садик этот давно тут построили? — Сергей кивнул на здание за оградой.

— Не знаю, — снова шевельнул плечами парнишка. — Он тут всегда был.

«Ничего не понимаю...» — Сергей ожесточенно взъерошил волосы.

— Ну идем, — снова потянул его вперед мальчуган. — Надо выбрать самое хорошее место.

Старпом послушно поплелся за спутником.

Они дошли до первого подъезда.

— Ну и что, тут будем пробовать? — рассеянно спросил Сергей.

— Нет... — пятилетний творец о чем-то поразмыслил. — Лучше давай знаешь что сделаем? Давай на крышу залезем!

— На крышу? — Сергей даже растерялся. — Это зачем?

— А там лучше всего получается! — пояснил собеседник. — Я уже так делал.

Старший помощник замялся. Он восемь лет не поднимался не то что на крышу родительского дома, но даже и на верхний этаж — с тех пор как случилась та страшная трагедия, о которой он старался как можно реже вспоминать...

Перед глазами встало озорное мальчишеское лицо с веселыми зелеными глазами и вечно шмыгающим носом. Павлик, Павлушка... Ему сейчас было бы уже тринадцать...

— Ну, идем! — потянул в подъезд юный спутник.

— Нет! — Сергей отшатнулся. — На крышу я не пойду!..

— Ты что? — удивленно посмотрел на него парнишка. — Боишься, что ли?.. Не бойся, я много раз туда лазил. Знаешь как там здоровско!

— Нет! — сердито замотал головой старпом. — Нельзя по крышам лазить! Особенно детям! Это очень опасно!

— Ха! — передернул плечиками мальчуган. — Не знал, что ты такой бояка! А еще взрослый! Трус-белорус!

— Да пойми ты! — загорячился Сергей. — У меня брат был! Такой же, как ты! Вот он один раз залез на эту же самую крышу, за провод от антенны запнулся — вниз упал и разбился насмерть! И я до сих пор себе простить гибели его не могу! Потому что это я ему лаз на крышу показал! Понимаешь? Я! — он с отчаянием ударил себя в грудь.

Юный спутник стоял и пристально смотрел на него в темноте.

— А я думал, ты забыл, — проговорил он неожиданно совсем другим тоном.

Сергей поперхнулся и похолодел, чуть не выронив весло. Широко раскрытыми глазами глядел он на худенькую мальчишескую фигурку, а в голове с тоненьким звоном пульсировало: что происходит, что происходит?

— Кто ты? — выдохнул наконец старпом, мучительно вглядываясь в скрытые мраком черты лица. — Ты... ты Павлик?

— А какая разница? — спокойно ответил мальчишеский голос. — Это ведь сон.

— Чей? — нервно вскинулся Сергей. — Чей сон?

— Сейчас уже ничей... — последовал непонятный ответ.

Старпом ошарашенно молчал. Он весь вдруг как-то обмяк и сник, словно внутри что-то надломилось.

А загадочный спутник вновь протянул руку:

— Ну что, идем?

Сергей ничего не соображал. Он помимо воли сделал движение вперед и уже был готов взяться за маленькую ладошку, но тут вздрогнул, словно очнувшись: откуда-то сзади вдруг долетели знакомые звуки.

Тук!.. тук!.. тук! — мерно стучал топор.

Старпом недоуменно заозирался вокруг. Опять, что ли, таинственный лесоруб? Но тут-то он откуда взялся? И что он рубит в центре города? В соседних дворах только тополя растут да клены...

— Ну идем, чего ты? — вцепился ему в рукав Сережа... или Павлик?

Его настойчивость настораживала, чтобы не сказать — пугала. Сергей почувствовал, что, пожалуй, ни за какие сокровища не согласится подняться с ним на крышу. Теперь вся эта ситуация ему очень сильно не нравилась. В животе знобяще ныло, руки и ноги словно бы начинали неметь. Весло вдруг показалось страшно тяжелым. Отчаянно захотелось глотнуть воды.

А неотвязчивый спутник всё тянул и тянул его в подъезд.

И тут в отдалении раздался предостерегающий крик:

— Отойди от него! Слышишь?

Сергей как будто только этого и ждал. Отдернул руку, отступая от дрянного шкета.

— Ты что, боишься меня? — очень искренне изобразил тот удивление. И, шмыгнув носом, добавил: — Я же помочь тебе хотел. Сам же просил...

— Не надо мне твоей помощи!.. — пересохшим горлом просипел Сергей. — Оставь меня! Уйди!..

Он продолжал пятиться всё дальше от маленькой темной фигурки.

— Не хочешь — как хочешь, — раздалось в ответ. — Тебе же хуже будет.

В мальчишеском голосе не слышалось ни намека на угрозу, и все-таки Сергея обдало с ног до головы холодом. Язык онемел и присох к гортани. А в мозгу гулким эхом отдавался стук топора.

Фигурка у подъезда сделала какое-то движение, похожее на взмах руки, — то ли давая понять, что не собирается больше уговаривать упрямого спутника, то ли просто-напросто прощаясь с ним. А может, это было что-то вроде магического пасса, потому что спустя пару мгновений всё вокруг Сергея подернулось рябью и как будто растворилось в темноте.

Растерянно озираясь по сторонам, он с удивлением понял, что снова стоит посреди леса. Вокруг темнеют стволы деревьев, сквозь кроны сочится бледный свет луны, которая выглядывает из рваных облаков.

— Исчезло всё, как сон, как бред... — прошептал он одними губами.

Значит, это был морок...

Между лопаток пробежал колючий озноб: Сергей вдруг представил, что бы его ждало, если бы он все-таки забрался на крышу дома, а потом бы произошла эта обратная метаморфоза. Шмякнулся бы на землю с высоты пяти этажей — и привет... Может, в этом и состоял иезуитский замысел того, кто выдавал себя сначала за пятилетнего Сережу Старцева, а потом — за его брата Павлика? Которому, кстати, тоже было пять лет...

И вновь Сергея спас таинственный «дровосек». Кстати, где же он?

Только сейчас спасенный понял, что вокруг стоит ночная тишина. Как будто и стук топора пропал в тот самый момент, как рассеялась вся эта виртуозно наведенная галлюцинация.

— Эй! — крикнул старпом. — Эй, ты где? — Он не знал, как обращаться к таинственному спасителю, поэтому неуклюже уточнил: — Ну ты, который с топором! Где ты?..

Лес молчал, лишь ветер шумел в кронах деревьев.

— Спасибо, что помог! — еще раз выкрикнул Сергей в темноту.

Никакого ответа. То ли лесоруб притаился и скромно помалкивал, то ли вообще счел за лучшее удалиться, как сделавший свое дело шиллеровский мавр...

Старпом задумчиво склонил голову, почесывая бороду. Ну и что дальше? Идти искать лодку? Она наверняка лежит сейчас где-нибудь среди зарослей — на том самом месте, где была «морозильная». Но разыскивать ее впотьмах — задача совершенно бесперспективная. Как видно, придется ждать рассвета... Сергей нащупал на поясе пейджер, глянул время. Двадцать минут четвертого. Еще часа три куковать как минимум... Он досадливо выругался, пристукнув веслом о землю. С тоской огляделся по сторонам.

Но делать было нечего. Облюбовал толстую сосну и тяжело опустился на землю, прислонившись спиной к стволу. Внезапно навалилась такая усталость, словно из тела выжали последние капли энергии. Не хотелось шевелить даже пальцем. Сергей закрыл отяжелевшие веки. Мозг сопротивлялся, увещевая и доказывая, что спать ни в коем случае не следует: возможно, здешние существа только того и ждут! Нужно быть настороже. Хорошо, хоть весло есть — какое-никакое, а все-таки оружие...

Однако голос рассудка вяз и тонул в нахлынувшем усталом безразличии. Как же всё осточертело... сил больше нет... Будь что будет, плевать... В крайнем случае таинственный доброжелатель с топором снова вмешается — поможет...

А перед мысленным взором опять всплыли зеленые глаза пятилетнего братишки. Но сейчас они смотрели не озорно, а печально — даже, пожалуй, осуждающе.

Теперь становилось понятно, откуда взялся садик... да и милиция. «Наколдованный» город, похоже, выглядел в точности так, каким он был восемь лет назад, когда погиб Павлик. То есть Сергею изображали не восьмидесятый год, а девяносто второй. Видимо, для более яркого восстановления в памяти того страшного случая...

— Прости меня, Павлушка... — чуть слышно пробормотал Сергей. — Это всё из-за моей идиотской тупоголовости...

Эх, сколько раз за эти восемь лет он занимался безжалостным самобичеванием, какими только словами не ругал себя... Ну как, как ему, здоровенному балбесу, уже окончившему школу, могло прийти в голову взять с собой на крышу несмышленого детсадовца? О чем он думал? Даже сейчас он по-прежнему не мог ответить на этот вопрос... За последние годы, правда, обличающий внутренний голос заметно поутих, приглушенный той жизнерадостной атмосферой счастья, в которую погрузился Сергей после знакомства с Аней... И вот сейчас, судя по всему, пришла расплата... Может быть, этим всё и объясняется? Не потому ли его швырнули в этот дантовский круговорот из хаотично переплетающихся временных кругов? Может, это наказание во имя искупления?..

От безысходности и отчаяния Сергей пару раз стукнул головой о шершавый ствол. В затылке заныло.

Если это его заслуженное наказание — ладно, пусть... Но при чем тут Леха с Юлькой? Они-то в чем виноваты? Или у них тоже какие-то тайные грехи за душой имеются, о которых они никому никогда не рассказывали?..

Увы, самый страшный грех Сергея заключался даже не в его безголовости, которая привела к гибели родного брата. А в его малодушии... да что там — в самой настоящей трусости. Ведь Сергей скрыл от убитых горем родителей, что это он показал Павлушке лаз на крышу. Так и жил все восемь лет с этим камнем на сердце. Даже Ане не открыл правды...

Отец после гибели младшего сына сильно запил. Он ведь и смерть бабушки (своей мамы) пережил тяжело — а тут и года не прошло, как обрушилось еще одно страшное несчастье... Отец очень любил Павлика, куда сильнее, чем Сергея в детстве... От такого удара он совсем забросил коммерцию, часто не ночевал дома... Да что греха таить, Сергей и сам начал с горя попивать. Он чувствовал себя ужасно одиноким: не с кем было поделиться своей тяжестью на сердце. Друзей и тех не было — все на БАМе остались. Из-за всего этого не смог как следует подготовиться к поступлению в университет и провалил экзамены... Мама, и без того раздавленная обрушившейся бедой, страшно переживала и за мужа, и за сына, каждый день молча и горько плакала... а под конец у нее случился инсульт.

И лишь это заставило отца и Сергея взять себя в руки. Глава семьи поклялся матери, что с пьянством завяжет. И сдержал слово — взялся за ум, снова начал заниматься предпринимательской деятельностью, но самым первым делом нашел возможность получить в банке кредит и отправил маму на лечение в хорошую частную клинику. Сергей помогал отцу в его коммерческих начинаниях и параллельно усиленно штудировал русскую и зарубежную литературу, занимался английским — и через год поступил в университет, сдав все экзамены на «отлично». Здоровье у мамы поправилось, она была искренне рада успехам сына. Словом, жизнь начала налаживаться. Вот только своей тайны, тяжелой и горькой, Сергей так никому и не раскрыл...

И вот оно, возмездие...

Старпом обреченно понурил голову, словно приговоренный к казни. Но в душе тут же заворошились мятежные мысли. Ну ладно, пусть он заслужил это наказание... Но как же Аня? Ей-то за что страдать? Ее ведь и без того судьба не баловала: сначала ушел из семьи отец, потом пришлось уехать из Молдавии, оставив там бабушку, с которой после развала Союза и вовсе потерялась всякая связь... Дальше — второе замужество матери, домогательства отчима... Потом на горизонте появился некий Игорь, с которым Аня встречалась несколько месяцев, пока он не ушел в армию, перед этим добившись от нее обещания непременно его дождаться. А на второй год службы этот тип попал под суд и сел в тюрьму за то, что довел до самоубийства молодого солдатика из числа «духов». Аню это настолько ужаснуло, что она сама предложила Игорю забыть обо всем, что между ними было. А в ответ еще долго получала письма с оскорблениями и угрозами...

И вот теперь, когда счастье, казалось бы, наконец-то улыбнулось хрупкой девушке, на нее должен обрушиться новый удар судьбы? За что? Она-то в чем виновата?..

«За наши грехи в первую очередь страдают наши близкие...» — пришло горькое понимание. И от этой мысли внутри заворочалась тяжелая, удушливая тоска, сердце сжималось и ныло от гложущей боли.

«Покайтесь и спасетесь!» — вновь всплыли в памяти слова юродивого возле церкви.

И Сергей, как за последнюю соломинку, ухватился за этот совет. По крайней мере теперь он знает, в чем ему следует каяться. Наверное, высшие силы уже потеряли всякую надежду на то, что он сумеет самостоятельно догадаться, чего от него ждут, вот и послали ему призрак Павлика... Пальцы сжали серебряный крестик на груди, губы отчаянно зашептали покаянные слова, складывая их в импровизированную, неуклюжую, но от этого не менее искреннюю и страстную молитву...

И настолько самозабвенно, всецело и до последней капли вкладывал он в это покаяние свою душу, что очень скоро ему стало казаться, будто он сам полностью растворяется в горячих молитвенных словах — и словно бы начинает нестись куда-то в темные звездные выси, чтобы достичь того благословенного источника всего сущего во вселенной, который всегда был, есть и будет вечной и неизменной первоосновой бытия...

Он уже почти слился с космосом, но тут вдруг опять почувствовал мало-помалу накапливающуюся тяжесть — как будто его свободный дух вновь стал медленно облекаться в бренную плоть. Это мешало полету... а потом и вовсе начало тянуть куда-то вниз, словно под действием силы притяжения. Он пытался сопротивляться, продолжал рваться в манящую звездную даль, но все усилия были тщетны... Под конец тело сделалось настолько тяжелым, что он на миг завис в пространстве — и тут же камнем рухнул как будто в глубокий и узкий колодец...

Очнулся внезапно, словно от какого-то грохота, ошалело хватая ртом воздух. Он лежал навзничь в кромешной тьме, под спиной что-то пружинило и ходило ходуном...

Прошло несколько секунд, прежде чем он понял, что лежит на перевернутой вверх дном лодке в комнате с морозильными камерами. Сквозь маленькие оконца совсем не проникало света, зато было слышно, как снаружи что-то дробно шелестит — похоже, там шел дождь.

Сергей приподнялся на локте. Вот тебе раз! Неужели вся встреча с Сережей-Павликом ему всего-навсего приснилась? Или это опять какие-то заковыристые фокусы?

Впрочем, как бы там ни было, а теперь он знает, в чем ему следует каяться. Странно и дико, что прежде это даже не приходило ему в голову. Видимо, он стремился вытеснить свой грех в подсознание, чтобы вообще о нем не вспоминать... Но подобное забывать ни в коем случае нельзя. Он виноват — и вот принимает печальную, но заслуженную кару... И то, что Аня сейчас страдает, — в этом тоже целиком и полностью его вина. Он признает это смиренно и безропотно... Остается лишь надеяться, что высшие силы смилостивятся, примут его покаяние и в конце концов даруют ему прощение — отпустят с миром...

Какое-то время он лежал, предаваясь очистительным мукам совести, и даже начал испытывать от этого некую болезненно-сладостную отраду.

Наверное, этот душеспасительный катарсис продолжался бы еще долго, но всю благоговейность момента портил настойчивый и постыдный позыв организма. Пришлось вставать и идти на кухню — к уже знакомой раковине.

Там Сергей даже наклонился к сливу и пару раз нюхнул, пытаясь понять: он уже справлял сюда нужду или это все-таки был сон? Ничего не унюхав, со вздохом расстегнул ширинку.

Уже слушая, как журчит устремляющаяся по трубам жидкость, он запоздало подумал, что зря, наверное, поступает так по-свински. Словно какой-то гопник из подворотни, а не человек с высшим образованием. Ну чего ему стоило выйти наружу? Ноги бы отсохли?.. Тем более что он ведь тут не один — за ним постоянно «наблюдают» те, кто всё это ему устроил... Старпом почувствовал, как к щекам прихлынула горячая краска, — от стыда захотелось самому стечь в раковину вслед за мочой...

Но что сделано — то сделано. Сергей, внутренне корчась от презрения к себе, смущенно застегнул ширинку. Потоптавшись на месте, неловко пробубнил что-то извиняющееся, словно нашкодивший ребенок.

Ему показалось, что после такого конфуза отправляться как ни в чем не бывало спать — как-то не очень правильно. Поэтому он стоял, не зная, что делать.

Снаружи по-прежнему доносился шелестящий шум дождя. Вдруг на долю секунды окна осветились бледноватой вспышкой, а вслед за этим над лесом раскатисто грянуло.

Сергей встряхнулся, передернув плечами. Гроза на исходе августа — это довольно неожиданно. И главное — вроде бы ничего не предвещало столь радикальной перемены погоды... Интересно, к утру-то поуспокоится? А то придется тут торчать неизвестно сколько...

Он решил пройтись по вокзалу — а заодно глянуть, что там творится снаружи. На какой-то миг закралась мысль: а не взять ли опять весло? А то мало ли... Но внезапно, сам того не ожидая, он безжалостно подавил в себе это желание. Нет, в самом деле: сначала ведет себя как быдло, не задумываясь о последствиях, а теперь — дай-ка вооружусь на всякий случай!.. Вот хрен тебе, а не весло! Двигай вперед — и будь что будет!..

И старпом направился вон из кухни — через буфет, в сторону зала ожидания.

Он надеялся, что там окажется заметно светлее, чем в других частях здания. Но надежда эта не оправдалась: судя по всему, луну в небе плотно затягивали тучи, так что свету здесь взяться было неоткуда. Лишь слабо серели по обеим сторонам полукружия застекленных стен с черными вертикальными линиями стоек. Зато было хорошо слышно, как хлещет снаружи ливень, как дождевые капли звонко барабанят в стекла.

Сергей хотел было пройти направо, к «выходу на перрон», чтобы выглянуть наружу, но тут по всему залу полыхнуло, словно сработала гигантская фотовспышка. Мелькнула черно-белая картинка с рядами кресел, перечерченная длинными поперечными тенями, и на фоне этой «сетки» старпом успел заметить четкий угловато-зубчатый силуэт свисающих с потолка часов, а под ним — что-то непонятное: удлиненное и бесформенное... как будто к массивной бронзовой раме был подвешен какой-то мешок...

И вновь всё затопила тьма, а через мгновение купол над головой чуть не раскололся от грохота — казалось, даже пол задрожал, и эхо заметалось по всем закоулкам.

Сергей, словно повинуясь какому-то неясному зову, медленно зашагал в сторону часов. На полпути ткнулся коленом в металлическую боковушку кресла, обогнул препятствие, пошел между двух рядов. В темноте перед ним, на фоне едва сереющего потолка, смутно вырисовывалась массивная фигурная тень, а под ней чернела еще одна, непонятного происхождения...

Вот он подошел настолько близко, что часы оказались практически над головой — они висели метрах в трех над полом. И к ним действительно было что-то подвешено — длинное, мешковатое... Протяни Сергей руку, он мог бы дотронуться до этого загадочного предмета.

И в этот момент зал внезапно осветился снова — на сей раз двойной вспышкой. И ее оказалось достаточно, чтобы разглядеть безвольно висящие ноги и руки, упавшую на плечо голову... и страшное, опухшее лицо с клочковатой бородой, глядящее вниз мертвыми глазами из-под съехавших набекрень очков...

Сергей вскрикнул и поспешно отскочил, пятясь задом. Но тут голень во что-то уперлась, он потерял равновесие — и рухнул тыльной частью прямо в лакированное кресло под очередной раскат грома...

Зажмурился на один-единственный миг, а когда открыл глаза, ничего не понял. Оказалось, что он лежит лицом вверх на чем-то мягком, а вокруг — темнота. Лишь где-то снаружи по-прежнему слышен шум дождя.

Шевельнулся и тут же осознал, что под ним — лодка.

В первую секунду он чуть не задохнулся от неимоверного облегчения, на миг даже снова смежил веки. Но перед глазами тут же снова встало выхваченное из темноты лицо мертвеца, как будто жуткая картинка прочно отпечаталась на сетчатке. Искаженные, но все-таки до ужаса знакомые черты... Сергей вполголоса ругнулся, передернувшись от холодной дрожи. Что и говорить: наткнуться в темном зале на висящий труп — уже само по себе испытание не для слабонервных, но узнать в висельнике себя — это вообще бомбовый удар по психике...

Одно радует — что этот эффектный готический этюд оказался всего-навсего пригрезившимся кошмаром. И предыдущее просыпание ему тоже приснилось. В строгом соответствии с традициями голливудских ужастиков... В принципе, это даже кое-что объясняет. Ведь в реальности он вряд ли смог бы настолько детально разглядеть лицо повешенного...

Сергей уселся на своей импровизированной постели. Интересно, а сейчас-то он по-настоящему проснулся?.. Покачался на упругом ложе, прислушиваясь к ощущениям, даже ущипнул себя за руку. Вроде бы явь, а не сон... Хотя в прошлый раз тоже так казалось — во всяком случае, мочевой пузырь распирало очень даже реалистично... Зато сейчас, кстати говоря, никаких позывов не ощущается — как будто организм и в самом деле совсем недавно освободился от лишней жидкости... Странно всё это... Или предыдущий эпизод все-таки не был сном?..

Он страдальчески простонал. Захотелось просто плюнуть на всё — лечь и снова отключиться. Но стоило представить, что в соседнем помещении по-прежнему висит его труп, как весь сон тут же улетучился. Сергей долго вертелся с боку на бок, наконец не выдержал — решил встать и еще раз сходить в зал. Чтобы расставить все точки над чем положено. И либо успокоиться, либо... в общем, там будет видно. Подрагивающей рукой нащупал в нагрудном кармане очки, нацепил на нос...

Ноги предательски дрожали, когда он подходил к залу. Заглянул, но в темноте толком ничего не разглядел. Постоял, надеясь дождаться вспышки молнии, но спустя минуту все-таки двинулся вперед, выставив перед собой весло (на сей раз не решился пойти «безоружным»).

Силуэт часов он смутно различал, но вот было ли что-нибудь под ним или нет — пока оставалось непонятным. Лишь подойдя совсем близко, он сумел рассмотреть, что никакого трупа вроде бы не наблюдается. Для верности потыкал в пространство веслом, поводил им туда-сюда — и действительно ни на что не наткнулся. От сердца отлегло, и он вздохнул с облегчением.

А спустя секунду зал осветился-таки вспышкой молнии. И за это короткое мгновение Сергей успел увидеть всё: и блеснувшие белым металлом цифры на темном циферблате, и хищно заостренные выступы бронзовой рамы...

И свисающую вниз веревку.

Он отшатнулся и чуть было снова не ухнул в кресло.

На конце веревки была петля... Призывно раскрытая, как будто зазывающая в свои объятия, обещая умопомрачительное путешествие в потусторонний мир... И хотя зал уже снова окутывала тьма, Сергей словно бы продолжал видеть над собой эту виселицу, явно специально кем-то приготовленную для... для... для кого?..

Нет, это не сон...

На лбу выступила холодная испарина. Под ребрами тяжко щемило, не хватало воздуха...

Что всё это значит? К чему эти инквизиторские намеки? Чего от него хотят?.. Чтобы он свел счеты с жизнью, повесившись на вокзальных часах? Дают понять, что это единственный оставшийся для него выход?..

Сергей облизнул обветренные губы, нервически дернул шеей. Словно в издевку, на ум пришел эпизод из Агаты Кристи.

— Последний негритенок посмотрел устало... повесился — и никого не стало... — На заключительном слове он поперхнулся: рот сам собой искривился в конвульсивной усмешке, из легких вырвался хриплый клекот.

— Вот, значит, как? Поочередный приговор для всех троих? И я третья по счету жертва? — Выплюнув последний смешок, старпом словно в бреду заходил взад-вперед. — Свершается заслуженная кара, вашу мать!.. А судьи кто?!.. — истерически возопил он, потрясая над головой сжатым кулаком, и яростно рубанул веслом воздух. — Кто, я вас спрашиваю?!.. Зачем вам всё это? Чего ради вы людей мытарите? Развлекаетесь, что ли? Скучно вам?.. Вы и Юльку с Лехой заставляли так же мучиться, да?.. Гады, сволочи! Пускай мы виноваты, ладно! Но нельзя же с нами, как со скотом!..

Сергей сам не знал, к кому обращается и почему употребляет формы множественного числа, но продолжал выкрикивать гневные, хотя поначалу не слишком связные фразы, смысл которых вряд ли до конца осознавал. Но постепенно речь его как-то сама собой становилась всё четче и слаженнее, и в ней уже явственно начинали звучать нотки ожесточенного и злобного сарказма.

— Значит, вы хотите, чтоб я сам совершил над собой приговор, сам сунул голову в петлю? — дергающимся голосом вопрошал он. — Гениальный замысел! Только что ж вы веревочку-то так высоко подвесили, а? Я ж до нее не достану! Тогда уж надо было и табуретку приготовить!.. И где вы вообще веревку эту взяли? От раколовки отвязали, что ли? Так она же меня не выдержит! — Он вытянул вверх руку, пошарил в пространстве под часами. Пальцы ухватились за петлю, ощупывая веревочное плетение. — Ага, так вы ее свернули в несколько раз! Ну, это другое дело! Очень предусмотрительно с вашей стороны! — Он пару раз дернул виселицу. — И привязали крепко! Ну, осталось только табуретку найти... Хотя погодите-ка!..

Он метнулся к креслам и попробовал одно из них сдвинуть. Оказалось, что весь ряд составлен из секций, каждая из которых состоит из четырех кресел, скрепленных между собой. Сергею без особого труда удалось пододвинуть одну из секций поближе к часам.

— Теперь берем петлю, встаем на кресло, — он отложил весло в сторонку и продемонстрировал, как это делается. — Только видите, какая незадача: с сиденья-то всё равно головой до петли не достать. А вот если взобраться повыше... — Он встал на металлический подлокотник и, с трудом удерживая равновесие, примерился к виселице. — Всё равно высоковато. Но ежели изловчиться, приподняться на цыпочки... — И вот петля на уровне горла. На миг мозг кольнула пугающе-притягательная мысль: а может, и правда накинуть по-быстрому веревку на шею, потерять равновесие — и через пару секунд всё закончится. Не будет больше ни мучений, ни голода, ни глюков...

И голова сама потянулась в петлю...

«А Аня? — словно шепнул вдруг кто-то в самое ухо. — А родители? А твой ребенок?!»

И Сергей как будто очнулся, стряхнул с себя колдовское наваждение.

— Ах вы, сволочи! — яростно выкрикнул он. — Хрен вам! Не дождетесь!

Тут он все-таки потерял равновесие — но мгновенно ухватился обеими руками за веревку и, как Тарзан, перелетел по дуге к противоположному ряду кресел. Часы над головой угрожающе скрипнули.

Он сидел на полу, потирая ушибленное колено, и всё еще приходил в себя, не в силах поверить, что и в самом деле едва не свел счеты с жизнью. Ужасался, представляя себе, как болтался бы сейчас тут свеженьким трупом. А Аня безутешно ждала бы его долгие годы, тщетно надеясь на чудо...

Нет, он не может позволить себе здесь сгинуть! Он должен выжить во что бы то ни стало — выдержать все мучения, даже самые чудовищные, чтобы в конце концов вытянуть себя за волосы из этого одурманивающего, гибельного омута. Вопрос лишь в том, как долго его еще собираются мучить...

Сергей тяжело поднялся на ноги и поплелся к себе в каморку. Его шатало и мутило, он чувствовал себя так, будто его выпотрошили, вынули все внутренности и даже кости, а взамен набили мокрыми, склизкими водорослями.

Дотащившись до «морозильной», он плюхнулся на упругое ложе и растекся по нему бесформенной массой. В голове шумело... или это шелестел снаружи дождь? Плевать, на всё плевать... Сознание быстро погружалось в вязкую пучину забытья...

Спал он неспокойно — метался, стонал, просыпался, снова проваливался в сон... Перед глазами всплывали и сменяли друг друга какие-то шаткие, обрывочные образы, которые вызывали неясные чувства, больше всего похожие на растерянность и смятение, отчего становилось тоскливо, безутешно, одиноко...

А потом ему приснилось, что уже наступило утро. Он пытается выйти из вокзала — и вдруг обнаруживает, что между фундаментом здания и лесом разверзлась пропасть. Сразу за дверью — провал в земле, да такой, что и дна не видать. До деревьев недалеко — метров пять, но как их преодолеешь? И то же самое — со всех сторон, через какой выход ни сунься наружу. Как будто вокзал завис в воздухе над зияющей черной бездной... Сергею удается перебросить через пропасть рюкзаки, но как быть с лодкой? Да и самому на ту сторону нипочем не перепрыгнуть... После долгих поисков он находит люк на крышу. Кое-как пропихивает туда лодку, взбирается с ней на край купола — и оттуда что было сил кидает громоздкую ношу вперед. Лодка пролетает по параболе — и благополучно приземляется на траву у края обрыва. Теперь осталось перебраться на ту сторону самому. Но как это сделать?.. Прямо напротив растет береза — до ее пышной кроны не более четырех метров. Если разбежаться и прыгнуть, как Нео из «Матрицы»... Опасно, но ничего другого не остается. Главное — успеть ухватиться за ветки и глаза при этом не выхлестать... Надо отойти подальше. Эх, досадно, что поверхность купола не ровная, а волнистая — по такой как следует не разбежишься. Да еще, как назло, бетонный уступ на самом краю — пусть и невысокий, но все-таки лишнее препятствие... Ну да ладно, авось пронесет... На старт, внимание... Он срывается с места, преодолевает одну «волну», вылетает на гребень следующей, и вот уже край крыши. Последний рывок... но тут вторая нога предательски задевает за уступ — и вместо героического прыжка через пропасть получается жалкое падение в бездну. Изо рта исторгается отчаянный крик, но сейчас же обрывается булькающим хрипом, потому что сердце подпирает к самому горлу, норовя выскочить наружу...