Побитый, но непобежденный «Нибелунг» встал на ремонт у коммерческих доков ремонтной станции Янсена, а толпы добровольцев из Милады, как и раньше, помогали привести его в норму. Команду Ивор отправил в двухнедельный отпуск, а корабль передал в руки инженера Джонсона. Сам он задержался, чтобы уладить дела.
Всякий раз покидая каюту, Ивор ощущал, будто находится на каким-то чужом корабле. Отсеки и коридоры «Нибелунга» наполнили незнакомые люди, далекие от флотской дисциплины; всюду звучал гражданская речь, портовый жаргон, шуточки, неуместные на военном корабле; в коридорах и проходах стояли ящики, лежали детали, валялась ветошь.
Вся планета бурлила энтузиазмом точно котёл с адским варевом. Горожане вновь устраивали вечеринки в честь команды рейдера, тем более, что на этот раз в битве принимало участие много местных. Из-за алкоголя и склонности горожан приврать, рассказы о налёте на Майрхофен обрастали самыми фантастическими подробностями.
На площади Шёмансплассен (Площадь моряков) торжественно открыли монумент в честь первого боя «Нибелунга». Он представлял собой колонну, собранную из оплавленных фрагментов вражеских кораблей, которые достигли поверхности Барти. Её начали возводить ещё до отлета корабля в рейд, но открыли только сейчас, что выглядело вполне уместно. Торжества посетил сам принц Фроди, который собственноручно прикрепил к колонне плитку с руной Райдо в круге — опознавательным знаком королевского флота. Никаких иных надписей колонна не несла «ибо слова здесь излишни». Несмотря на это, на пощади звучали пространные речи, над головами летали дроны с цветными лентами, звучали военные марши, одобренные лично адмиралом Реймондом.
В общем город праздновал, как умел. Ивору же предстояло самое тяжелое из неотложных дел — сообщить семьям погибших печальную весть.
Большинство капитанов на его памяти перекладывали неприятную заботу на подчиненных или на какого-нибудь бездушного чиновника Адмиралтейства. Обычно и перекладывать не требовалось, потому что на планете о трагедии узнавали задолго до возвращения корабля на орбиту, а команды на поверхность. Правда до сих пор погибали на флоте редко. Происходили несчастные случаи с оборудованием, чаще всего умирали от удара электрическим током, разгерметизации скафандра, огня или задымления.
Война всё изменила. Режим секретности пресекал распространение информации о жертвах, а самих жертв стало гораздо больше. В прошлый раз печальную миссию выполнили подчиненные барона Лойтхарда, поскольку гвардейцев погибло в стычке больше, чем флотских и церемонию решили объединить. На этот раз миссию взял на себя Ивор.
Сообщать родителям о гибели их детей занятие малоприятное. Но Ивор считал, что тягость эту должен нести старший офицер подразделения, и в случае с флотом — командир корабля. Так что он лично связался по видео-каналу с родителями Кречмана, с женой Матео, с семьей Догерти, с родственниками морских пехотинцев, матросов, унтер-офицеров, стюарда. Сообщил о гибели, выразил соболезнование и повинился, что не смог уберечь. Семьи на Барти имелись не у всех, он составил два письма, которые теперь дожидались на почтовой станции отправки по адресам, указанным матросами при вербовке. Не оказалось родственников и у Ховарда. И это к лучшему, Ивор просто не представлял, как объяснил бы, что бросил техника в пустоте космоса.
Даже уведомления по видеосвязи дались ему тяжело, а передача личных вещей и рассказ об обстоятельствах гибели каждого подчиненного выжали его досуха. Всякий раз он искал в глазах родственников обвинительный приговор, хотя умом понимал, что всё это чушь.
Разговоры с родственниками вымотали его эмоционально. Он даже не смог понять, от чего почувствовал в конце концов облегчение. То ли от того, что выполнил долг, то ли от того, что всё закончилось. И несмотря на это, возвращаясь на корабль после церемонии, ощущал себя абсолютно опустошенным. Облегчение и опустошение по большому счёту описывают одну функцию, но Ивор никогда бы не подумал, что это одно и то же.
Выручила графиня.
Она не приходила к нему до рейда, не приходила и после их ужасного отступления из системы Адлера. А вот теперь пришла. И он понял, что именно сейчас её появление было уместным.
Графиня появилась в его каюте в коротком летнем платье с бутылкой вина и парой правильных бокалов, которые даже имели какое-то особое название. Ивор любой алкоголь предпочитал наливать в стандартный хайболл, но изящный бокал, который можно небрежно подцепить двумя пальцами, так гармонировал с самой графиней, что он не задумываясь принял эту игру.
— Давай помянем соратников, — сказала она. — Друзьями они нам не стали, но воевали плечом к плечу и достойны памяти.
— Матео я знал с детства, — возразил Ивор.
— Правда?
— Да. А из Джереми мог получиться со временем неплохой офицер, — добавил он. — Парнишка уже был на пути к просветлению. А наш старожил, повелитель паучков Ховард? Он был частью корабля, а я его бросил.
— Ты его не бросал. Он пожертвовал собой, чтобы спасти остальных.
Он знал это и она знала, что он знает, но должна была произнести нужные слова. Ивор ещё раз вспомнил всех поименно, от друга детства Матео, до стюарда Пилькати, которого на корабль привел в свое время Рюттер.
— Все они заслуживали большего, — сказал он и одним большим глотком выпил вино.
— Это правда.
Она пересела к нему на колени, лицом к лицу и он понял, что никакого белья под платье графиня не надела. Ивор почувствовал исходящий от неё жар, тот быстро передался ему и охватил всё тело. Ада, однако, не спешила форсировать события, она умело вела игру. Обняла его одной рукой, всё ещё держа во второй бокал.
— Мои родители погибли и я на какое-то время перестала чувствовать чужие потери, — тихо произнесла графиня.
— Не наговаривай на себя, — возразил он.
— Нет, правда. Думаю, это нормально.
Сделав небольшой глоток, она поставила бокал на столик и положила ладони на его скулы. А потом притянула к себе и поцеловала в губы. Поцелуй длился недолго. Графиня отстранилась, вновь подобрала бокал, сделал ещё один небольшой глоток.
— Хочешь, я покажу тебе наше имение? — спросила она. — Погостишь недельку-другую, отойдёшь от забот? Мне не хочется возвращаться туда одной. Понимаешь о чём я? Там теперь пусто.
Предложение застало его врасплох, но в этом была она вся. Возникло внезапно на корабле со своим смешным шаттлом, столь же внезапно появилась в его каюте в тот вечер. Потом вроде бы совершенно забыла о нём, как о мужчине. И вот теперь так запросто пригласила в имение. Жила, как дышала — вроде бы так говорят?
— Не в этот раз, — покачал головой Ивор. — Мне нужно составить отчет, затем выступить на военном кабинете…
— Вы, горожане, не умеете отдыхать, — она улыбнулась и опять поцеловала его. — Тогда, может зависнем где-нибудь в городе?
— Зависнем? Такие слова теперь в ходу у аристократов?
— Ха-ха. Так что?
— Ну, допустим, у меня есть апартаменты в «Короне».
— Апартаменты в «Короне», — передразнила она. — Ну разве что будет где свалить вещи, переодеться и принять душ. Но вообще у меня на уме другое.
Рано утром, наспех позавтракав тостами с сыром и яйцом пашот, они взяли капитанский «Скиф» и спустились с небес в Миладу. Ивор управлял шаттлом сам, так как Ломку накануне отправил в отпуск.
— Непривычно лететь пассажиром, — заметила графиня.
— Надеюсь, Джонсон подлатает твоих котят. Хотя я все ещё остаюсь при мнение, что гражданскому шаттлу на военном корабле не место.
Её сиятельство фыркнула.
Два дня, что оставались до заседания военного кабинета, она показывала ему изнанку городской жизни, а две ночи удивляла фантазией и умением.
Как и многие горожане (а также подавляющее большинство населения Галактики) Ивор не относился к аристократам всерьез, считал это всё затянувшейся игрой. Возможно, нескольких поколений не хватило, чтобы укоренить монархию в сознании простых людей, сделать обыденностью. Маскариль утверждал, что на Земле понадобились многие века, чтобы сделать из шаек грабителей тех, кого простые люди воспринимали высокорожденными, обладающими естественным правом повелевать.
Несмотря на предубеждения, он с интересом познавал жизнь высшего сословия, а она открывалась для Ивора каждый раз с неожиданных ракурсов.
Выяснилось, что едва ли не половина заведений в Миладе создавалась в расчёте именно на аристократические вкусы. Обычные горожане о многих из них них даже не слышали, потому что ни вывесок, ни рекламы, ни даже страницы в сетевом справочнике эти заведения не имели. Аристократы предпочитали ориентироваться на рекомендации собратьев по сословию, а красочную рекламу и зазывал оставляли неокрепшим умам из низов.
Почти вся улица Гаммель Бро — от старого моста и до центра города, точно река в половодье разливалась внутренними двориками, куда вели неприметные арки. Вот в них-то и прятались заведения для аристократов, иногда занимающие целый квартал. Несмотря на войну и катастрофическое положение всей монархической системы, посетителей здесь хватало.
Времени в их с графиней распоряжении было мало и не все соблазны удалось по-настоящему распробовать. Ивору запомнились театры кабуки со странными старинными песнями и танцами, с роскошными костюмами и декорациями. Запомнился дуэт Мазаалай, исполняющий монгольское горловое пение, которое пробирало до костей. Бедолаги гастролировали по Северной дуге и застряли на Барти из-за войны. Ивора поразили фехтовальные залы совсем не похожие на спортивные, а скорее на декорации к историческим шоу, равно как и тиры с замысловатыми старинными пистолетами. В залах и тирах, как он понял, не только развлекались и тренировались, но и готовились к дуэлям, которые время от времени случались в аристократической среде и проходили прямо здесь же. Он смог оценить дегустационные погреба с такими сортами вин и дистиллятов, о которых никогда даже не слышал. Многие из этих напитков привезли в Кудряшку за сотни световых лет. Ивору не очень понравились клубы, где живые музыканты играли на настоящих инструментах регги, джаз, блюз и регтайм. Но именно в одном из таких заведений, где заодно показывали старинные черно-белые немые фильмы Ивор впервые услышал композиции Гершвина и просто влюбился в эту казалось бы замысловатую музыку. И поступил на следующий день, как обычный горожанин — купил в местной инфотеке записи с различными вариантами исполнения. При этом, он так и не разобрался, в чём смысл живого звука, если это не игра на гитаре в кругу друзей.
То же касалось и кулинарии. Разумом Ивор осознавал, что блюдо, приготовленное Рюттером или его коллегами в десятках заведений Милады, отличалось от того, что мог приготовить он сам, используя кулинарную книгу, тем более от того, что находилось в стандартном флотском ланч-боксе. Отличалось, да, но было ли оно лучше вкусом? И он признался самому себе, что не может сказать наверняка. Разумеется, свежая зелень, овощи и фрукты были более ароматными, сочными, но как раз это не зависело от умения. Ивор мог сам отправиться ранним утром на фермерский рынок, купить нужные ингредиенты и приготовить салат.
В тайне он радовался, что графиню не напрягали его «мужицкие» вкусы. Она не пыталась их изменить. Она просто показывала ему свой мир.
Под стать музыке, еде и многим другим сущностям отличались взгляды аристократов и на секс. Нечто неуловимое, отличало графиню Демир от тех горожанок, с которыми ему довелось встречаться раньше.
Так вот, в Миладе, оказывается, существовали центры любви. Салоны, клубы, ярмарки. Названия попадались самые разные. Надо сказать, что традиционные публичные дома давно ушли в прошлое. Ни нужда, ни принуждение, ни обман больше не могли быть инструментом пополнения персонала таких заведений. В сомнительный бизнес шли только те, кого тянуло на приключения, или те, кто хотел хорошо заработать. Стоили услуги куртизанок и куртизанов недёшево. Не удивительно, что обычные горожане про такие заведения обычно не слышали. Они попросту были им не по карману. Хотя имелись в центрах любви и более дешевые развлечения — разного рода механические и роботизированные игрушки, а также секс-андроиды. Однако суррогатами аристократы не пользовались и держали их скорее ради ассортимента. Привычные для Соппеля банальности, вроде стриптиза или поедания суши с живота танцовщицы, наверняка тоже имелись, скрывались в каком-то из многочисленных уголков, но Ивор их не заметил.
В центрах любви любовью не только торговали.
При ближайшем рассмотрении это оказалась развитая индустрия услуг. Начиная от тренингов по сексу и медицинских консультаций, до вполне научных курсов по физиологии, сексологии. культурологии, классическим сексуальным практикам. Пара курсов Ивора даже заинтересовала, и в другой раз он не отказался бы просветить себя, но сейчас времени на просвещение не осталось.
Обстановка центров никак не напоминала бордели. Никаких розовых занавесок, плюша, гипсовых ваз или чего-то такого. Настоящее искусство призвано было распалять интерес посетителей. Картины мастеров, скульптура, голограммы, эротические фильмы. И многое другое.
Здесь принимали не только ищущих развлечений одиночек, но и сложившиеся пары, которым предоставляли для реализации их фантазий всевозможные инструменты. Комнаты и постели с особым микроклиматом. Бассейн с ароматной водой и такой температурой, что тело почти не ощущало среду. Мебель, похожую на спортивные тренажеры, которая позволяла воплотить некоторые сложные позиций из классических практик без участия слуг. Клиентам предлагали испробовать психостимуляторы, наркотики, фанси с сексуальными ощущениями разных людей.
— Нужно попробовать проделать такое в невесомости, — сказал Ивор, после очередного «занятного» аттракциона.
Услуги оказывались не только парам. Свинг в темную, тройнички и более сложные партнерства были привычны для аристократов. А уж организация оргий считалась такой же рутиной, как подготовка свадьбы, тимбилдинга, вечеринки и прочих ивентов.
Ивор так и не рискнул попробовать добавить к ним двоим кого-то ещё. У него, как выходца из простого народа, ещё сохранилось это архаичное чувство собственности в отношении партнера. Он не желал делить Аду Демир ни с кем.
Даже комбинация секса и фанси ему не зашла. Графиня в результате смешения реальности, своих и чужих ощущений, представлялась совсем другой женщиной и даже не совсем женщиной, а он так и не смог погрузиться в сладострастие полностью. Хотя возможно проблема заключалась в отсутствии у него настоящего нейроконнектора. Отказ от инвазивной операции вынудил довольствоваться накладными электродами.
— Это же целый институт, — заметил уже на улице Ивор. — Будь такой у флота для флотских, разумеется, дел, мы бы горы свернули!
Ада вздохнула. Ивор никогда не забывал о работе.
Ради разнообразия они решили поспать днём в его апартаментах в «Короне». Вернее спала только графиня, а он, пользуясь паузой, залез в королевский информаторий, к которому теперь имел удаленный доступ. В отличие от городского, здесь размещалось гораздо больше сведений деликатного свойства. В том числе об аристократах.
Как он выяснил, сексуальная жизнь высшего сословия практически не имела запретов. В отличие от горожан, постоянное партнерство у знати встречалось чрезвычайно редко, а отношения мало чем отличались от партии в бильярд или совместной выпивки в баре. Встретились, разбежались. Если уж возникало желание закрепить отношения — заключался брак. Впрочем и после заключения брака адюльтер допускался, хотя и обуславливался различными нюансами, ограничениями и традицией.
В основном ограничения брака касались наследства и системы передачи титулов детям, которая оказалась довольно запутана. Старшие дети, разумеется, наследовали титул родителей вместе с имением, но его носили и любые другие дети, если они оставались в семье. Со временем это приводило к существованию целых кланов графов или баронов, хотя владетельным из них считался только один. А вот при отделении от родителей отпрыски могли получить совсем иной титул. Система возведения в достоинство оказалась столь же сложной, как схема генератора гиперполя.
Ивор не удержался и поискал, кем бы он стал, женись на графине? Оказалось, никем. Титул простолюдину через брак не передавался. Но если считать графиню владелицей имения, то их дети однозначно стали бы графами и графинями. Если бы конечно не решили жить самостоятельно.
Во время поисков неожиданно выяснилось, что дворянских титулов в королевстве значилось больше, чем имелось на слуху. Король-основатель изначально учредил германские титулы. Риттеры, фрайхерры, графы, маркграфы, фюрсты и херцоги. С ростом популяции их заменили на более привычные по литературе английские и французские названия: шевалье, бароны, графы (count), маркизы, герцоги (duke); добавились виконты и баронеты, исчезли фюрсты.
Однако несколько десятков родов, как оказалось, сохранили ранние жалованные грамоты, полученные ещё до высадки на Барти. Они стали отдельным сословием «первых дворян». В чём суть и каковы их привилегии, Ивор так и не разобрался. Единственное, что он уяснил эти титулы передавались только одному наследнику, то есть общее число первых дворян не увеличивалось, а сокращалось со временем.
Он оторвался от планшета и взглянул на графиню. В спальне царил полусумрак, воздух наполняло тепло. Простыня сползла в сторону, обнажив её ноги и ягодицы. Смуглое тело среди волн синей шелковой ткани выглядело почти золотым. Ивор подумал о том, какое счастье что она вернулась к нему. Ведь до последнего момента он так и не мог решить, была ли их первая ночь случайной?
Затем размышления вывели Ивора на щекотливый вопрос, что его привлекает в графине? Она безусловно была красивой. Но он прекрасно знал, что простолюдинов аристократки прельщают и просто самим своим статусом. Во всяком случае статус прибавляет очарования женщинам из высшего света. Так сколько в его влечении к графине содержится этих стереотипов и социальных комплексов?
Он отмахнулся, словно перечеркивая последнюю мысль. Глупости. Ада Демир показала себя компетентным офицером. Она была умна, образована и красива, независимо от титула.
Ивор присел на кровать, желая поправить простыню, но не удержался и погладил ногу графини, затем передвинул руку выше. Она мяукнула и наверняка заурчала бы, точно котёнок, если бы люди умели производить подобные звуки. А затем согнув ногу в коленке ловко повалила Ивора на себя.
Все размышления о сексуальных обычаях аристократии вылетели у него из головы.