Остров кукол

1955

Патрисия Диас вошла в школу Марии через парадные двери, стараясь не обращать внимания на страхи, терзавшие ее все время после вчерашнего звонка директора школы. Патрисию и прежде вызывали в школу, чтобы обсудить успеваемость дочери, насмешки над нею или другие чувствительные темы. Как бы то ни было, до сих пор все встречи назначали учителя Марии, и еще ни разу — школьный психолог.

Секретарша в приемной объяснила, как пройти в кабинет психолога, и уже через несколько минут Патрисия стучала в дверь с бронзовой табличкой «Доктор Лола Кавазос».

Дверь открылась, и женщина в платье цвета шампанского улыбнулась ей:

— Сеньора Диас? — Мальчишеская стрижка и дружелюбные манеры. Женщина вскинула ладонь, выставив ее вперед: — Я доктор Кавазос.

— Добрый день, — поздоровалась Патрисия, пожимая эту руку.

— Входите, прошу вас. Я так рада, что вы нашли время встретиться. Могу ли я предложить чашку чая?

— Не нужно, благодарю вас.

— Присаживайтесь, — женщина показала на стул по одну сторону стола, сама же устроилась по другую. — Как вы сегодня?

— Нервничаю немного…

— Понимаю. Тогда позвольте сразу перейти к сути. Я хотела поговорить с вами о вашей дочери, Марии. В частности, о том, как она справляется с учебой в четвертом классе. С начала, однако, позвольте мне заметить, что на прошлой неделе я имела удовольствие пообщаться с нею и провести какое-то время вместе. Она очень хорошо воспитана.

Патрисия улыбнулась:

— Да, она у нас такая.

— Она очень мила, старается помочь…

— Это для нее естественно.

— Сеньора Диас, насколько я понимаю, в прошлом вы уже виделись с ее учителями. Что они рассказывали о школьных успехах вашей дочери?

— Только то, что она немного отстает от некоторых сверстников. Ее предыдущая учительница, сеньора Рамирес, говорила мне, что Марии непросто бывает сконцентрироваться, что она часто отвлекается от занятий.

— А ее поведение в целом?

— У Марии не так много друзей, она… несколько замкнута. Полагаю, это точное слово.

— Как вам кажется, в самых общих чертах ее поведение соответствует тому, как ведут себя другие восьмилетние дети?

Патрисии очень хотелось ответить «да», но она никого не собиралась вводить в заблуждение. Она явилась сюда, чтобы заручиться поддержкой. Чтобы помочь Марии.

— Нет. Думаю, что не соответствует.

— А если я предложу вам определить возраст, которому отвечают ее навыки общения и учебы?..

— Пожалуй, семь лет… — замялась Патрисия. — Может, даже шесть лет.

Доктор Кавазос покивала.

— Я произвела кое-какие тесты. Оценив их результаты, я бы сказала, что общие навыки Марии соответствуют уровню развития пятилетних детей, так что вы не сильно ошибаетесь…

— Пятилетних?.. — У Патрисии даже голова закружилась.

— Дело в том, сеньора Диас, что мы пришли к единодушному выводу: ваша дочь развивается намного медленнее своих одноклассников. И это касается не только учебы, но и всех прочих аспектов. Вы готовы со мной согласиться?

— В общем и целом да. Но чтобы пять лет… Вы уверены? Я знаю, что она немного стесняется в обществе других учеников…

— Да, я тоже это заметила. Так или иначе, мне кажется, дело не в простой застенчивости. Не думаю, что она вообще способна поддерживать беседу со сверстниками. К тому же ей непросто дается запоминание простых вещей. Скажем, она с трудом удерживает в памяти элементарные правила арифметики, с которыми в ее возрасте любой справляется с легкостью. Далее, она не может вспомнить содержания отрывка, который прочла всего несколькими минутами ранее.

— Я старалась помогать Марии дома, с заданиями по математике и по чтению. Ее отец работает допоздна, но мне обычно удается проводить с нею по часу каждый вечер.

— И каковы успехи?

— Кажется, это помогает. Я знаю, она довольно забывчива. Но она все еще так мала…

— Вы в курсе, что у нее случаются приступы истерии?

— Они бывают у всех детей, — возразила Патрисия чуточку резковато. Ей начало казаться, что психолог набрасывается на Марию с обвинениями.

— Ну разумеется, — спокойно подтвердила доктор Кавазос. — Подобные вспышки гнева возникают, потому что маленьким детям не так-то просто бывает выразить себя, особенно когда речь идет о сложных эмоциях. И все же к четвертому классу обучения они обыкновенно преодолевают эту стадию. По-видимому, Марии это не удалось. Она по-прежнему не может полностью выразить себя — не может сказать, что она чувствует. Именно поэтому, как мне кажется, Мария сознательно изолирует себя от других детей. И устраивает истерики, раздражаясь от собственного бессилия…

Доктор Кавазос помолчала немного.

— Сеньора Диас, вы когда-нибудь слышали о тестах на уровень умственного развития? Так называемых IQ-тестах?

— Да, кажется. Они выявляют коэффициент интеллекта.

Доктор Кавазос согласно кивнула.

— К ним невозможно подготовиться заранее. Оценивается то, как человек решает поставленные перед ним новые проблемы — как вербальные, так и зрительные. Вам знакомы такие медицинские термины, как «идиотия», «имбецильность» или «дебилизм»?

— Неуверена…

— В психиатрии те люди, чей IQ соответствует интервалу между нулем и двадцатью пятью пунктами, называются идиотами. Они не способны реагировать на стимулы или поддерживать сколь-нибудь содержательное общение. Те же, чей показатель IQ находится в интервале от двадцати шести до пятидесяти, определяются как имбецилы. Их умственное развитие примерно соответствует уровню шестилетнего ребенка. Дебилами же называются те, чей IQ составляет от пятидесяти одного до семидесяти пунктов. Дебилы способны поддерживать общение с другими и справляются с самыми простыми повседневными задачами, хотя зачастую нуждаются в подробных наставлениях и руководстве.

Доктор Кавазос достала с полки за своей спиной какую-то таблицу и положила на стол, развернув к Патрисии. Строчки таблицы были поделены на несколько секций — нижняя снабжена пометкой «Идиот», верхняя — словом «Гений».

— Большинство наших учеников по результатам теста находятся где-то здесь… — Школьный психолог очертила область между девяноста и ста десятью пунктами. — Однако Мария, решая задачи как зрительные, так и вербальные, достигла только этого уровня…

Она указала на строчку, помеченную числом «70»;

— Скажем, когда я попросила ее определить, что общего у банана, яблока и апельсина, Мария ответила: «Груша». Это не совсем… то есть ее ответ в некотором смысле связан с сдачей., но не учитывает того, что все они — фрукты.

Патрисия не знала, сколько еще сможет это выдержать, и откинулась на спинку стула:

— Прошу вас, просто скажите мне то, что собирались сказать, доктор Кавазос.

— Что ж… Хорошая новость: функциональное развитие Марии превышает уровни, характерные для идиотов и имбецилов…

— Но нормальной мою дочь вы не считаете. Она… как вы сказали? Дебил?

Доктор Кавазос коротко кивнула:

— Мария сама может заботиться о себе. У нее нет каких-либо физических недостатков. У нее имеются основные жизненные навыки. Но вы правы, ее развитие соответствует нашему определению дебилизма.

Патрисия с трудом проглотила застрявший в горле ком.

— Ну и как долго этот… эта фаза… может тянуться? Сколько еще ждать, пока Мария не преодолеет ее?

Психолог замялась с ответом.

— Как мне подсказывает опыт, сеньора Диас, это не «фаза», и из нее невозможно вырасти.

Патрисия смотрела на нее, не видя. Что несет эта женщина? Мария не просто развивается медленнее прочих, на самом деле она… как там принято выражаться? Слабоумная?

— Я постараюсь уделять Марии еще больше времени, — очень тихо, скороговоркой произнесла она. — Помогу ей…

— Мне очень жаль, сеньора Диас, — мягко прервала ее доктор Кавазос. — Поразивший Марию недуг — не из тех, что можно исправить… Вы только не поймите неправильно, — поспешно добавила она, — Мария может и будет продолжать учиться, усваивая все новые и новые навыки. Она вполне способна любить и быть любима…

— Но если Мария и дальше будет отставать от сверстников, как же она получит диплом? Как она сможет успевать в старших классах? Как потом найдет себе работу?

Психолог подалась вперед и понизила голос:

— По-видимому, вы не совсем верно меня поняли, сеньора Диас. Мария никогда не получит диплом. Она не сможет посещать занятия старшей школы или ходить в колледж. И почти наверняка не удержится на высокооплачиваемой работе. Отныне Марии требуются особое внимание и уход.

— И так — до конца ее дней?

— Правильно. Но, к счастью, существуют специальные школы, где она сможет получить всю необходимую помощь и где будет общаться с другими такими же детьми, не подвергаясь остракизму и насмешкам.

Патрисию бросило в жар, перед глазами все поплыло… И тогда она не сдержалась и заплакала:

— Это я виновата! Роды, они слишком долго длились. Я неправильно тужилась. Ребенку требовалась помощь, и доктору пришлось делать кесарево сечение, чтобы…

— Нет, сеньора Диас. Состояние Марии — вовсе не результат того, что вы сделали или не сделали, даже не смейте себе винить.

— О боже, боже… Моя Мария… Моя бедняжка Мария…

— Я знаю, как сложно вам это принять, сеньора Диас. По себе знаю, ведь мне было не менее сложно сообщить вам о…

Патрисия решительно поднялась со стула.

— Где Мария сейчас?

— Полагаю, на занятиях. В своем классе.

— Вас не затруднит сходить за ней? Скажите, что я буду ждать ее у входа в школу. Мне бы хотелось немного побыть с ней.

Мария выбежала из школьных дверей. Лямка ранца закинута на плечо, во второй руке — неразлучная Анжела.

«Эта кукла, — с желчью подумала Патрисия. Нельзя было разрешать ей оставить у себя эту куклу. Если бы я настояла еще тогда, может быть, она…»

— Мама! — крикнула Мария, сияя улыбкой. — Почему ты в школе?

Патрисия опустилась на колени прямо посреди тротуара, раскинула руки. Мария врезалась в нее, крепко прижалась, и в этот миг Патрисия поняла, что ее дочь — та же дочь, какой всегда была, что она будет продолжать любить ее, ведь это ее материнский долг — любить свою дочь, слабоумна она или нет.

— Я решила, ты не откажешься от мороженого… — объяснила она, смахивая слезы, дрожащие на ресницах. — Ну и как насчет мороженого?

— Да, пожалуйста! Можно мне шоколадное? Можно шоколадное? Можно?

— Какое только захочешь, золотце.

— А потом? Мне нужно будет вернуться в школу?

Патрисия поднялась с колен и взяла дочь за руку:

— Как раз об этом я и хотела с тобой поговорить.