Остров кукол

Зед

Мы с Розой и Елизаветой сидели, прислонясь к стене; Хесус и Пита — напротив нас. Я выложил пистолет на пол рядом с собой и стянул майку. Ножевая рана расположилась намного левее пупка и была скорее глубока, нежели широка. Под свежими потеками крови едва виднелись ее края, но я чувствовал в боку ровное и медленное пульсирование — малоприятное напоминание о моей собственной смертности.

Момент получения раны вновь и вновь прокручивался в моем сознании, этап за этапом. Я не позволил Хесусу смыться в одну из спален и швырнул его на пол. Пита вскочила мне на спину. Елизавета оттащила ее прочь. Я ухватил Хесуса за шиворот и отбросил к стене, слыша, как возятся за спиной голосящие Пита с Елизаветой. Повернулся взглянуть, как там они, и вот тогда Хесус достал из-под подола сорочки тот нож и ткнул им меня в бок. Боли я не ощутил, взвинченный бушевавшим в жилах адреналином. Но первыми моими мыслями было: он ударил меня ножом. Этот придурок пырнул меня! Я опустил взгляд, увидел кровь и шагнул назад. Мне казалось, что драка окончена, но Хесус не успокоился. Он прыгнул на меня и свалил с ног своим весом, выбив пистолет из руки. Потом он оказался сверху, все туже сжимая руки на моем горле. В глазах все расплылось, померкло, начало вращаться — и тут грянул выстрел. Хесус отпустил мое горло, я выбрался из-под него и увидел Питу, лежащую на боку, с окровавленной губой, а Елизавету — в паре ярдов от нее, с пистолетом в трясущихся руках.

— Дело дрянь, Зед, — сказала Елизавета. Стоя на коленях, она изучала мою рану. Роза стояла подле нее, с тревогой в лице.

— Потактичнее бы при пациенте, — заметил я.

— Что это значит?

Я только головой помотал:

— Все не так плохо, как кажется.

— Выглядит скверно.

— Даже и не болит почти.

— Может, у тебя шок?

— Нет у меня шока.

— Может, у тебя внутреннее кровотечение…

— Серьезно говорю, Элиза, завязывай с этим.

— Я хотела помочь.

— Выглядит не очень страшно, Зед, — поделилась со мною Роза.

— Спасибо, милая.

— Правда не очень, — продолжала она. — Я как-то поцарапала коленку, и крови было не меньше. Но мне даже не пришлось идти к врачу. Мама промыла ссадину водой, намазала чем-то вонючим и забинтовала.

— Сколько в твоей коленке жизненно важных органов? — поинтересовалась у нее Елизавета.

— А что это такое?

Я сложил свою майку в несколько слоев и прижал к ране. Зашипел от боли и прикрыл глаза. Ткань под моей ладонью быстро превращалась в губку, впитывая кровь. Открыв глаза, я уставился в дальнюю часть комнаты. Пита закрыла собою Хесуса, пытаясь развязать ему руки. Я подцепил с пола пистолет и наставил на эту парочку.

— Отойди от него! — сказал я.

Елизавета с Розой обернулись посмотреть.

Пита и Хесус застыли оба в крайне подозрительных позах.

— Отойди, Пита.

— Почему? — спросила она, изображая недоумение. — Мы просто разговариваем…

— Ты его развязывала.

— Неправда.

— Я все видел! А сейчас просто отойди от него.

— Иначе что, Зед? — усмехнулся Хесус. — Позовешь на помощь сообщника? Чтобы он перебил и нас заодно?

— Он и сам тебя поколотит! — возмутилась Роза.

— До чего ты дошел, Зед? Бросаешь в драку семилеток? Прячешься за их спинами?

— Мне уже восемь, — обиженно заявила Роза.

— Пита, в последний раз прошу, — сказал я. — Отойди.

На ее лице боролись выражения досады и злости, но по истечении нескольких секунд она презрительно фыркнула и все-таки отползла в сторону.

— Мы знаем, почему ты его убил, — объявила она.

Мне уже обрыдло это нелепое обвинение, но стало любопытно, как же Пита видит мои мотивы: ведь я определенно не убивал Нитро.

— Просвети меня, — попросил я.

— Ты знал, что у нас с Нитро была интрижка.

Меня взбесило не столько само признание — в конце концов, я жил с этой мыслью уже пару часов, — сколько манера изложения. Кажется, Пита едва ли не гордилась своей изменой.

— Как раз собирался обсудить это с тобой, — сказал я.

— Получается, ты все-таки знал.

— Я рассказала ему сегодня ночью, — объяснила Елизавета.

— А тебе-то откуда было знать?

— Я видела вас с Нитро на пляже.

— Шпионила за нами?

— Вышла пройтись. И наткнулась на вас.

— Поверить не могу, что ты заступаешься за Зеда, хигриньо[29], — подал голос Хесус. — Ты хорошо меня знаешь. Разве я похож на убийцу?

— Я знаю, что ты ткнул Зеда ножом.

— Он напал на меня!

— А ты воткнул в него нож.

— Элиза, мы любим друг друга. Ты мне не безразлична. Переходи на нашу сторону, будь со мной и с Питой. Обещаю, что забуду эти глупости.

— Не могу, Хесус.

— Можешь. Встань и подойди сюда. Скорее!

— Нет, Хесус.

— Не советую говорить мне «нет».

— Нет.

— Я не желаю этого слышать! — взревел Хесус. И добавил, взяв себя в руки: — Ты ведь знаешь, чем это грозит, правда? Билетом на самолет в один конец. Назад в Россию.

Елизавета сжала зубы. Я тоже. Хесус вернулся к старым привычкам, к своим дешевым трюкам.

— Пара звонков нужным людям, — продолжал он, — это все, что потребуется. Твою визу отзовут, и ты оглянуться не успеешь, как окажешься в самолете. Этого тебе хочется? Всю оставшуюся жизнь пахать учителем в России, зарабатывая жалкие гроши? Я предлагаю неизмеримо больше.

Мне хотелось встрять в этот спор, велеть Хесусу захлопнуть грязную варежку, рассказать, каким дерьмом он набит, но… Это не мой бой. Елизавете предстояло самой раскусить этот горький орех.

— Что ты мне предлагаешь? — переспросила она.

— Все! — встрепенулся Хесус. — Стань моей женой, и получишь все что душе угодно!

— Ты не женишься на мне.

— Разумеется, женюсь. Я люблю тебя.

— Правда любит! — подпела брату Пита.

— Ты разве сама не понимаешь, до чего смешно это выглядит? — фыркнул Хесус. — Ты там сидишь с человеком по имени Зед Ротт? Он обычный лузер. Ничтожество. Бывший гонщик. А теперь — просто-напросто алкаш и убийца, и…

— Молчи.

— Элиза…

— Умолкни!

У меня болела голова, ломило шею и плечи и ныла рана в боку. Если вдуматься, то болело все тело. Я пытался проглотить комок в горле, но там было сухо, как в глотке у египетской мумии. Я весь был как выжатый лимон и не мог заставить себя встать, чтобы заново наполнить ведерко Елизаветы дождевой водой. Сквозь мутную пленку усталости я воззрился на циферблат своих часов. Десять минут пятого, до рассвета еще не менее часа. Все успели угомониться и последние полчаса то ли спали, то ли притворялись, что спят. Я беззвучно зевал и боролся с тягой самому прикрыть глаза, хоть на секунду, отлично понимая, что сразу же вырублюсь, как на операционном столе под капельницей анестезиолога. Всякий раз, когда веки начинали тяжелеть, я сильнее прижимал майку к ране в левом боку. Вызываемая боль действовала как электрошок и стряхивала с меня сонливость.

Я начинал беспокоиться за себя. В придачу к боли во всем теле стала кружиться голова: комната будто покачивалась на слабой речной волне. Я пытался припомнить сведения о внутренностях человека, усвоенные из школьного учебника по биологии, но в ту пору набить пенал соседа по столу рыбьими глазами или лягушачьими лапами по ходу лабораторной работы представлялось мне куда более увлекательным занятием, чем слушать учителя или шуршать страницами книг. Тем не менее я был почти уверен, что печень расположена справа, а значит, не должна была пострадать. Почки подвешены по обе стороны, что немного меня пугало. Я понятия не имел, где искать свою поджелудочную, но решил, что селезенка тоже где-то слева. Что, если лезвие достало до почки? Пронзило поджелудочную железу или селезенку? Может, оно перерубило важную вену или артерию… Как говорила Елизавета, у меня могло открыться внутреннее кровотечение. Это объяснило бы, почему так кружится голова…

Мои веки опять пожелали сомкнуться, и я сильнее прижал к ране свой компресс. Резкий вдох, но боль действовала благотворно. Она помогала не терять бдительности.

Я снова взглянул на запястье. Четыре шестнадцать.

Господи, эти минуты тянутся бесконечно.

Еще час — ну полтора максимум.

До первых лучей рассвета, возможно. А как же лодочник? Когда он намерен появиться?

Над этой задачей я ломал голову довольно долго. Речь не о том, вернется ли лодочник, — в этом у меня сомнений не было. Он знал, что мы застряли в глухом, безлюдном месте без средств к спасению. Догадывался, что у нас водятся денежки. Я не знал наверняка, уплатил ли ему Хесус сполна, но сильно в этом сомневался. Это было бы глупым поступком, а Хесус глупостей не делал. Значит, парень непременно вернется за нами. Вопрос только — когда.

Буря, налетевшая на нас, определенно миновала. Я еще слышал, как дождь стучит по гофрированному железу крыши, но он уже не лил потоками; скорее то была ровная морось. С наступлением утра, я надеялся, он прекратится вовсе, но и в противном случае навигация по каналам не будет нарушена. То есть все сводилось к характеру нашего лодочника. Относится ли он к тому типу что проснется пораньше, чтобы поскорее вызволить нас отсюда? Или проспит до полудня, подметет в доме, сходит в лавку, набьет брюхо, а за нами приплывет, когда решит, что больше тянуть нельзя? Хотелось бы верить в первый вариант, конечно, но если быть совершенно откровенным, второй выглядел куда правдоподобнее. В конце концов, этот тип вовсе не знал нас и ничего не был нам должен. И вдобавок отговаривал от высадки на остров. Может, ему вздумается подержать нас тут подольше? В качестве заслуженной кары, чтобы знали наперед.

Но мы уже усвоили свой урок.

Так. Молодцы. И в чем же он заключался? Где тут мораль, дети?

Не шныряйте по наводящим страх проклятым островам?

Не нарушайте границы частных владений?

Это заставило меня задуматься о том, как нас будут встречать по возвращении в Сочимилько. Какой прием ждет нас? Люди обожают наблюдать за падением сильных мира сего, и мексиканцы — не исключение. Допустим, Хесус не знаменитый политик, не спортсмен и не кинозвезда. Но он управляет одной из крупнейших пивоварен в стране. Тоже важная персона, в своем роде. Более того, он молод и хорош собой — ключевые ингредиенты пикантного скандала. Подбросим в котелок кишащий куклами остров, предположительное место обитания призрака маленькой девочки — и громкие заголовки обеспечены. Шумиха на всю страну.

Осудят ли Хесуса за его преступление?

В этом я не был уверен. Я знал о его виновности, но что, если судья придет к иному выводу? В конце концов, Хесус давно окружил себя лучшими адвокатами. У него полезных связей — не счесть. Не говоря уже о том, что место преступления не осталась нетронутым. Мы всласть потоптались в крови Нитро, оттащили его тело на новое место, все по очереди жонглировали орудием убийства.

Не стоит забывать про Мигеля, Люсинду и мистера Любопытный Глаз. Как они сюда вписываются? Я по-прежнему считаю, что из дыры в стене на нас пялился Солано? Но кто, если не он?

Громкие заголовки? Да это дело, мать его, станет сенсацией года!

И, к собственному огорчению, я собирался стать ключевой его фигурой.

04:24

Пропавшие глаза Нитро. Пустые, черные глазницы на залитом кровью лице. Я никак не мог избавиться от этой кошмарной картины. Ничем не лучше, чем думать о том, как отделенный от нас тонкой стеной Солано сидит на крыльце и, сгорбившись над головой Нитро, орудует чем-то острым, режет, ковыряет, тянет…

04:35

Елизавета покрутила правым плечом, будто то затекло. Потом просунула левую руку под правую подмышку, ощупала пальцами то место на спине, куда ее ужалил скорпион. Все это — с закрытыми глазами. Не думаю, чтобы спящие люди были на такое способны. Значит, Елизавета уже проснулась или, во всяком случае, готовилась проснуться. Если и так, я ничего не сказал. И не спросил, что мешает ей уснуть, как она себя чувствует. Какой в этом смысл? Она либо ответит, что все в полном ажуре и это наверняка будет ложью, либо признается, что перестала чувствовать свое плечо, или напугает еще чем-то. В такой ситуации я ничем не мог ей помочь. Все мы были, по сути, бессильны.

И могли только ждать.

04:41

Люсинда. Что она имела в виду, бормоча о кукле? Бред безнадежной больной? Или разговоры во сне? А та кукла, что лежала на столе, — она ведь куда-то делась. Ее унес Солано? Но зачем? Просто потому, что он сумасшедший? Нуждался в ее компании? Взрослый человек?

Что я упускаю из виду?

04:50

Призрак маленькой девочки. Я возненавидел себя уже за то, что всерьез обдумывал эту версию.

Словно дошкольник, которого приятели подначивают в полночь заглянуть в зеркало ванной, чтобы увидеть там отражение Кровавой Мэри с голым черепом на верхней части головы: по легенде, она погибла, когда ее волосы оказались зажаты дверцами лифта. Вздор, разумеется. Ни один взрослый человек не поверит в подобную дребедень. Точно так же, как ни один взрослый не сможет… не должен… всерьез слушать бред про маленькую утопленницу, которая бродит по затерянному неведомо где островку.

Так почему же эта мысль настойчиво лезет в мою голову?

Проделки призрака как одна из версий? Ни в коем случае.

Просто глупые мысли время от времени всплывают в чьем угодно сознании. Ничего тут не поделаешь.

Привидений не бывает. Ведь… Что, если я ошибаюсь?

Скажем так: если привидения все же существуют, мне пришлось бы всерьез рассмотреть возможность того, что полет моей «астральной проекции» по больнице все-таки не был прощальным салютом отмирающих нейронов, что я действительно преступил границу какого-то иного плана существования, что белый свет действительно вполне реален, а заодно — и обитающее в нем зло, чем бы или кем бы оно ни было…

Это был всего лишь сон. Видение.

Да неужели? Сон или воспоминание?

Проклятье, Зед. Прекрати. Так ты доведешь себя до полного помешательства.

Привидений не бывает.

Демонов не бывает.

Вечные муки не поджидают никого из нас.

Сказочке конец.

05:01

Внутри моего черепа что-то принялось противно гудеть, — от страха, голода или слабости, определить я не мог. Ноги онемели от такого долгого сидения в одной позе. Я вытянул перед собой левую, за нею правую, стараясь не побеспокоить спавшую Розу, чья голова покоилась на моих коленях: глаза закрыты, рот слегка приоткрыт. Дыхание глубокое и размеренное.

От одного взгляда на нее в моей груди распустилось тепло. Такая маленькая, невинная, хорошенькая… И храбрая. Какой еще ребенок в ее возрасте смог бы так же перенести весь ужас, который тут творится? Я бы точно не совладал. Я и сейчас-то справлялся так себе, а мне двадцать восемь лет.

Внутренняя сила Розы делала ее необъяснимую привязанность ко мне тем более очаровательной. Она даже заступилась за меня, заявив Хесусу: «Зед и сам тебя поколотит!» Я улыбнулся про себя, но улыбка вышла печальной. Розе не следовало здесь быть, проходить через все это. Ее место дома в своей кровати, где Роза, проснувшись, увидит домочадцев, получит горячий завтрак и, возможно посетив воскресную службу в церкви, беззаботно отправится прыгать через скакалку и играть в другие игры с соседскими детьми.

Легонько гладя девочку по голове костяшками согнутых пальцев, я там и тогда поклялся себе, что не подведу Розу, не позволю случиться с ней чему-то плохому. Я непременно верну ее домой в целости и сохранности.

Впрочем, сумею ли?

В конце концов, как я могу раскидываться подобными обещаниями, когда не знаю наверняка, кто или что охотится за нами на острове, преследует, планируя лишить жизни?

Кто, Зед. Запомни: кто, а не что. Не уподобляйся Пите с ее фантазиями, ладно?

Ладно.

Веки Розы затрепетали, потом открылись. Карие глаза нашли мое лицо.

— Уже утро?

— Нет еще, — вздохнул я.

Роза зашевелилась, начала подниматься.

— Лучше поспи еще, — посоветовал я.

— Не могу. Этот пол слишком жесткий.

— Пойдем, — сказала Елизавета, которая, как я и догадывался, тоже не спала. Настороженно оглядевшись, она протянула к девочке руку. — Отведу тебя в спальню.

— Не хочу бросать Зеда.

— С ним все будет хорошо.

— Он ранен…

— Все нормально, — сказал я ей. — Иди с Элизой.

Елизавета и Роза встали, на цыпочках пересекли комнату — сами похожие на привидения в неверном свете свечей и танцующих теней.

Хесус, как я заметил, приподнял голову и проводил их взглядом, пока обе не скрылись в комнате Пеппера. Пита не шелохнулась, тихо сопя с ним рядом.

— Как ощущение, Зед? — поинтересовался Хесус, впервые заговорив за довольно долгий промежуток времени.

— Ты про что? — спросил я, подозревая, что уже заглатываю наживку.

— Каково знать, что тайком от тебя Пита трахалась с Нитро?

Я чуть не ответил, что ощущение вполне сносное — с тех самых пор, как тайком от него я трахнул Елизавету. Но предпочел в свою очередь спросить:

— А каково знать, что окажешься в тюрьме, как ни выкручивайся?

— Не окажусь.

— Ты так уверен?

— О да. Ты это знаешь, и я это знаю.

— Увидим.

— Зед, Зед, Зед…

— Хесус, Хесус, Хесус.

— Ты мне не нравишься, Зед. Никогда не нравился. Думаю, пришло время заявить со всей ясностью.

— Ну это было очевидно и раньше.

— Никак не врублюсь, что такого многообещающего мог разглядеть в тебе мой отец. В любом случае он здорово просчитался.

— Не только отец, Хесус. Не забывай о сестре. Сдается мне, что вся твоя семья состояла в клубе фанатов Зеда Ротта. Один ты — оторванный ломоть.

— А мне сдается, что ты не знаешь, как удовлетворять женские потребности, иначе Пите не пришлось бы искать себе нормального мужика. — Нормального мужика? Бросай читать «Космополитен», дружище.

— Знаешь, почему я прекратил поддерживать тебя и всю твою гоночную команду?

— Видать, бизнес-чутье ни к черту?

— Очень смешно, Зед.

— Никаких шуток, Хесус. Твой отец выстроил пивоварню на пустом месте. Он начинал с нуля, но знал, что делает. Он знал, как важно прорваться на американский рынок. Он понимал, что вложения обязательно окупятся. Доживи он до этого дня, компания стоила бы уже раз в пять дороже.

— Ты даже глупее, чем выглядишь, Зед.

— Я не единственный, кто так считает.

— Что за фигню ты несешь?

— Я следил за успехами твоей компании, Хесус. И эксперты разделяют мое мнение. Уход с рынка Штатов был огромной ошибкой, и с той поры твои дела катятся под горку.

— Откуда ты черпаешь свои сведения? — фыркнул он. — Вычитываешь в какой-нибудь «Гринго газетт»?

— Должно быть, хреново ощущать, что весь совет директоров только и мечтает выставить тебя из твоей же собственной компании, да?

— Ты ничего не знаешь. Ни-че-го. Избавиться от гоночных трат было совершенно разумным решением. Избавиться от тебя, Зед. Потому что ты лузер, ты — самодовольный, безответственный, шальной лузер. Едва увидев тебя впервые, я понял, что нужно поскорее от тебя избавиться…

— Позволив личной неприязни заглушить свои деловые инстинкты…

— …прежде, чем ты угодишь в аварию и разрушишь свою карьеру, — продолжал Хесус, перебивая и не слыша меня. — Прежде, чем ты сопьешься и кончишь свои дни в канаве. Я сразу это понял и был прав. Я был прав! Только посмотри на себя! Ведь ты уже не просто лузер. Ко всему прочему, ты умудрился окончательно спиться.

Хесус изобразил грустную, снисходительную улыбку.

Ты долбаный придурок, Зед. С чем и поздравляю: ты не посрамил свое дурацкое имечко.