Отражение стрекозы

Глава 29. Наставлять к добру и наказывать зло

[*] Наставлять к добру и наказывать зло, в др. переводе «поощрять добрые дела и наказывать за порок» (勸善懲惡, 권선징악) — в данном контексте означает «идеальная справедливость».

Не знаю, что со мной случилось, но, не имея спортивное тело и любви к спорту, в отличие от старшей сестры, я побежала, как лань, от комнаты Сочжуна. Что-то привлекало и в то же время отталкивало от него.

«Ещё он заладил про мышку…»

Игнорируя проходивших слуг, я притворялась, что мне тут место, а когда переходила в пустой коридор, бежала со всех сил, поднимая чхиму. Поэтому, узнав место, откуда пришла, не обратила внимание и за углом столкнулась с кем-то лбами. Мы вдвоём упали на пол.

— Айщ! — вырвалось от больного столкновения, что аж глаза сами по себе закрылись.

Придя в себя, я увидела напротив девушку с поразительно белой кожей и острыми чертами лица, напоминающими китаянок. Она была одета в белое чжогори и золотую чхиму, где оставались свежие следы капель крови. Черные, отливающие фиолетовым оттенком, волосы распустились, когда шпилька сползла при падении. На поясе висело золотое хопхэ с именем «Хёна». Царапины от осколков вазы были спрятаны под волосами.

Хёна открыла глаза, взявшись за голову. Она взглянула на меня острым, как клинок, взглядом, как будто хотела убить. Неудивительно, с такой хозяйкой я лишь мошка.

— И-извините! — резко поднявшись, я поклонилась. Голова закружилась, предупреждая о новом падении. Лоб горел, а боль была не настолько ужасная, по сравнению с тем, что со мной могло произойти.

«Надо бежать! — включилась интуиция. — Бежать!»

Чтобы не ухудшать положения, я, как могла, подняла Хёну, через боль снова поклонилась и ушла быстрым шагом. Оставив ошарашенную шаманку вдалеке, перешла на бег.

«Какой невезучий сегодня день! О, как я могла забыть, Хосок же говорил, что бело-золотое сочетание носят шаманки», — пришло резкое осознание, когда уже было поздно.

…

Через двадцать минут, пробегая коридор, Хани остановила меня:

— Стоп-стоп, ты куда так, Мирэ? Это… Ты когда успела удариться?

— Я…

«Нужно отдышаться, господи!»

— Ничего, Мирэ. — Она подошла ближе и шепнула: — Наша парочка отвлекла большую часть стражи в этой области. Пойдем медленно, ты отдышаться, и мы…

Я поняла её посыл и кивнула. Мы прошли совсем немного, как чуть снова не столкнулись с королевскими слугами, до этого был стражник. Они все нервно торопились в одно место.

— Хочешь сыграть в словесную дженгу? — стараясь не шуметь, тихо говорила Хани.

— Это как, Хани?

— Обычно это называют «один вопрос — один ответ», но в этой игре мы будем делиться новостями. Тот, у кого новость будет самой ошеломительной, выигрывает. Если скажешь пустышку — башня будет сильнее падать от слабых балок. Как-то так.

— Легко, пока есть истории…

— Угу. Я начну. Все слуги и стража сейчас бегут к будущему зятю Хосока, потому что он случайно ляпнул про свадьбу сестры при её втором ухажере. Поклонник намбер ту напал на намбер уан. Жестокая битва, если честно. А что у тебя? — Хани повернулась ко мне.

— Я пережила столько всего, что стала как кимчхи из лука[1]. С чего начать? — Боль в голове напомнила о себе из-за пережитых эмоций, и я схватилась за неё.

[1] Сделаться как кимчхи из лука (파 김치가 되다) — быть в обессиленном состояние, быть в изнеможение.

— Всё, что хочешь. Можешь по порядку, лишь помни: это игра, где можно проиграть. — Хани подбадривающе постучала по моей спине и улыбнулась.

— Хм, если брать самую простуюновость, уровень с твоей… Я потерялась, меня чуть не поймали, и я зашла в первую комнату, что увидела.

Хани по-детски нахмурилась и покачала головой:

— Слабенько. Я знаю, ты можешь лучше.

— Тогда знай, что меня поймал в комнате какой-то парень. Он назвал себя Сочжуном вроде. — Я подняла указательный палец, будто это лучше доказывало мои слова.

Хани резко остановилась и схватила меня за предплечья. Она хотела потрясти меня, но быстро опомнилась.

— Он точно сказал Сочжун, а не Сачжун или Сочжин? — Хани забыла о скрытности.

«У меня чувство дежавю?»

— Да, Сочжун. Я уверена. Если ты хочешь быть более шокированной, то я ещё встретила госпожу Мимо и шаманку Хёну.

— Чего? Сразу троих? И ещё Хёну?

— Перед тем, как я встретила тебя, то столкнулась с Хёной во второй раз. Без боли не обошлось. — Я потерла лоб. — Только она, конечно, не знает об этом, так как известный Сочжун спрятал меня от госпожи Мимо и мудан в каком-то дебильном проёме, закрыв рот.

— Чего-чего? Вау, Мирэ, это сильно для словесной дженги. Уровень повысился до небес.

— Мне больше нечего сказать, кроме того, что… Госпожа Мимо злилась сильно на беременность какой-то Чахёб и разбила вазу об стену. Хёна пострадала. — последнюю информацию я прошептала. Вдруг нас все-таки кто-то мог подслушать.

Хани отпустила меня и задумалась, держа руку у лица.

— Вот как. В дворце лучше редко говорить о Чахёб — это нынешняя фаворитка вана. За неё он готов казнить любого. О беременности слышу в первый раз, как ты. Но! — Хани скрестила руки с победной улыбкой. — Мои две последние новости намного-о-о взрывающие. Пойдем быстрее домой, перед новым собранием надо собраться с силами и сплетнями, конечно, хе-хе.

Хани взяла меня за локоть, и мы сбежали из дворца. Голове стало лучше благодаря поддержке.

— В этом деле замешана сто, нет, тысяча процентов она! — начала Хани, как только мы добрались до дома.

Ачжума Чха поворчала на Йенгука за его невоспитанность: «Господин Йенгук мог же довести вас до дома, и вы бы не промокли. Вот негодник, вот получит он у меня!» — и принесла горячий чай с едой.

— Кто, Хани? — уточнила я. Хотя примерно понимала, что она скажет следующее.

— Королевская мудан! Она же злодейка из оригинала! Если ещё, конечно, можно сказать, что это я написала.

— Ты сделала шаманку Хёна злодейкой?! Хотя, если брать дорамы, то…

— Она не шаманка, она ведьма!

— Что?!

— Теперь понимаешь, о чем я говорю?

— Насколько всё плохо?

Хани сильно волновалась и не могла долго сдерживать волнение. Как и я, впрочем. Любопытство временами мучило меня, наверное, сильнее, чем даже у Хваён.

— Ты мне не поверишь, но я наделила или у неё есть, если думать в таком направлении… — Хани наклонилась ближе и прошептала: — реальная магия.

— Ты… О чем ты думала в то время? А магия? Какая она у неё?

Самое смешное в разговоре было то, что мы, тоже имеющие какие-то мистические способности, до сих пор удивлялись магии в Чжэё.

— Я тогда «Алхимию душ» пересмотрела. — Хани неловко улыбнулась. — Главный злодей — Чжинму — так привлёк моё внимание, что, вдохновившись его мотивацией, манящей аурой и харизматичным взглядом, я придумала Хэйшэ. Её цель — свергнуть местную правящую династию. С другой стороны, мне удалось узнать, что она здесь для уничтожения Михвы. Но я не писала… Точнее даже не успела написать о её личной истории. Так что я без понятия, какая на самом деле реальная Хэйшэ и её мотивы. Всё придется рассматривать с другими. Жаль. Очень жаль…

«Хани постоянно говорит про недописанную новеллу, но часто что-то не сходилось. Я повторяю за ней про «главных героев», но сейчас, что я думаю про Михву. Йенгук и Хваён, история вокруг них, демоны и призраки…» — Головная боль до лекарства ачжумы Чха отдавала противным штырем в мозги, но это отрезвило и дало те мысли, которые раньше не могли вырваться на свободу. Один вопрос мучил меня каждый день со дня красного полнолуния, и наконец за почти месяц проведения в так называемой новелле я кое-что поняла.

— Хани… — В горле отдалась сухость предстоящего диалога.

«Давно я не говорила так серьезно», — я осознала, выпив пару глотков чая.

— Да, Мирэ, я слушаю. — Хани была вся во внимание.

— Я знаю, Хани, что ты боишься признать истину, но давай все-таки, поставив одну деталь правильно в пазл: это реальный, хоть и необычный мир, однако. Люди здесь не картонки и не куклы, которыми можно управлять. У каждого здесь есть свои мечты и желания. Ты же сама это понимаешь, Хани!

Подруга, недавно считавшая себя создательницей этого мира, помолчала несколько секунд.

— Понимаю… Но лучше бы события происходили так, как знаю я.

Хани вздохнула, и после нового минутного молчания все же призналась:

— Я… боюсь, Мирэ. Очень боюсь этой неизвестности.

— Но она в то же время и завлекает?

— А неплохо мы поладили. — Она с грустью улыбнулась. — Да, это пугает, но и так завораживает. Только боюсь я не за себя, а за… тебя. Я не боюсь умереть: у меня никого близкого нет, но ты — другое дело.

— Врёшь, Хани, ой, как врёшь. Ты очень даже боишься.

Писательница сглотнула и тихо, почти что шёпотом произнесла:

— Похоже, мы стали намного больше близки, чем я думала.

— Верно, я привязалась к тебе, Сон Хани! Так что больше не говори о своей смерти, возьми ответственность за меня, ведь я все-таки твоя помощница… и подруга. Иди сюда!

Хани подошла, и мы крепко обнялись.

— Чтобы больше не говорила о таком депрессивном. Ты выживешь, я выживу, мы выживем, вернёмся, и так уж быть, я оплачу нам ужин с хану́[2].

[2] Хану — дорогое корейское мраморное говяжье мясо.

Она подняла голову.

— А деньги?

— Мне издательство ещё должно заплатить за работу помощницы. И я попрошу о-о-очень огромную премию за такой вклад в работу.

— Ты так отлично работаешь, что они просто должны заплатить тебе о-о-очень огромную премию.

Мы вдвоём захохотали, пока с улицы светила яркая луна.

«Наконец-то Хани немного успокоилась и дала шанс побольше узнать о её внутренних переживаниях».

Так как за это время мы подружились со многими людьми, то собрали довольно любопытную команду: гениальный детектив, умеющий идеально использовать меч; его помощник, использующий заклинания; хозяин теневой гильдии, работающий кисэн; богатый торговец тире сын бывшего королевского министра, ловко дергающий за нитки свои связи по Михве, дочь советника короля, видящая энергию людей или вещей и обычные мы. Ну как мы, больше всего была я, так как, по сравнению с Хани, я могла только видеть духов и послать их далеко и надолго.

«Откуда же все-таки у Хани такие силы? Мы так и не разобрались с ними. Она как-то связана с перемещением в Михву?» — преследовали иногда меня также два других постоянно вертящихся вопроса в голове.

Для возвращения нам нужно было ещё много чего решить, и одной из проблем являлось спасение Михвы от Хэйшэ, если всё серьезно, потому что если не будет страны — не будет шанса вернуться. То, что мы оказались именно здесь, явно по воле богов. Даже Опщин как-то проговорилась об этом. Сразу вспомнились её слова: «Сам старец захотел этого». Кроме того, больше не было возможности врать, потому что ситуация с каждым разом накалялась всё сильнее.

Время правды пришло, поэтому в доме Йенгука мы созвали всех важных героев. Хани, словно протагонист исторической дорамы, заложила руки за спиной и с умным, загадочным взглядом под падение жёлтых, красных листьев клёна с лёгким ветерком направилась в беседку. Встав во главе стола, она вздохнула и с оглушительным стуком поставила руки на стол, что все дернулись от неожиданности. Добившись нужного результата, она с хитрой улыбкой сообщила:

— Ну что ж, спасём этот мир! И в этом нам поможет он. Заходи!

К нам из тени дерева начал подходить высокий, беловолосый, миловидный и, судя по разрезу глаз, скорее всего, китаец, а точнее, мамгуковец. Его тело пестрило кровавыми ранами и ссадинами, застывшими на грубой ткани рваной одежды, скорее похожей на половые тряпки.

— Кто это? — лениво спросил Шин, выдохнув пар из трубки.

— Что-то он напоминает знакомое, — размышлял Муён.

Йенгук, попивая чай, с наигранным безразличием разглядывал пришедшего юношу, а Хваён, склонив голову, усердно пыталась в нем кого-то вспомнить.

«Даже я без понятия, кто это. Главное: откуда она откопала этого парня? Я же была с ней все двадцать четыре на семь».

— Мирэ, не узнаешь его?

Я отрицательно помахала головой. Хани немного сощурилась разочарованно, но быстро вернула улыбку.

«Это её вторая новость?»

— Раз вы не можете сразу догадаться, мои «юные детективы», то тогда давай представимся! Не бойся, все хорошо.

«Говорит юные детективы, когда только мы вдвоём знаем значение слова. Хани — это Хани».

Никто, кроме Хани, не понимал, в чем дело. Все было написано на их недоумевающих лицах. Кроме Йенгука, разумеется. Он вёл себя как обычно, но то, что он пил из пустой чашки уже более десять раз, многое за себя говорило. Я наклонилась над ним и с некой притворной милотой предложила:

— Тебе подлить чайку, Йенгук-а?

Он резко повернулся в мою сторону. На секунду золотые глаза Йенгука округлились, как у оленёнка — с двойным эффектом из-за его формы глаз, — а рот приоткрылся, но спустя какое-то время он пришёл в себя и закрыл его. Опомнился, потому что дольше, чем обычно, задержал взгляд на моем лице.

— Нет… да. Да, налей.

Я взяла светлый фарфоровый чайник с росписью гор и рек и налила до краев тёплый хризантемовый чай. Йенгук будто решил на мне отыграться из-за безобидной шутки и начал специально пристально следить за моими движениями. В этот момент приходилось сдерживаться, чтобы не поддаться взгляду хищника, ждущего идеальный момент для захвата жертвы.

— Меня зовут Ляо… Ляохуа́. Это я п-пугал людей, выдавая себя за чжамчжаригви.

— Что? — подавился Муён печеньем.

Хосок, как первая сплетница школы, явился из ниоткуда и, совсем не удержавшись от неожиданной новости, выдал совсем не милую фразу:

— Ну ни х-хороший себе поворот[3]!

[3] В поисках сравнений фраз я заметила, что как на русском, так и на корейском бранное слово на «х» и прилагательное «хороший» начинаются с одной и той же буквы, поэтому выходит идеальный перевод.

«Он чуть не заматерился сейчас?»

— А я тут как раз пришёл по просьбе Йенгука. — Хосок достал бумажку из запаха и помахал перед остальными. — Прочитать вслух?

«Конечно», — выражали глаза всех присутствующих, кроме Ляохуа. Тот боялся лишний раз пошевелиться.

— Госпожа Мирэ, сядьте. Мне бы не хотелось ловить вас.

— Чего? Господин-кот, вы…

Йенгук с самого утра изменился, стал надоедливым и начал следить за мной. Ещё постоянно повторял фразу: «Я же не поймаю тебя», акцентируя на глаголе «ловить». Я прищурилась и превратилась в собаку-подозреваку. Мой взгляд упал на Хани, что ответила сразу же, нервно глотая.

«Она что-то сказала ему?»

От мыслей меня выловил Йенгук, схватив осторожно за кисть. Не успела я поинтересоваться, что за дела, как он усадил меня рядом с собой.

— Не время витать над бобовым полем. — серьезно было начал Йенгук, как вернулся он привычный: — Госпожа-енот, ты так все пропустишь. Не будешь потом сожалеть?

«Хочу его стукнуть!»

— Хочешь меня ударить? Ты сможешь, но после.

— Ты… — хотела продолжить я, как заметила, что он всё ещё держал запястье. Вспомнив, где мы, осмотрелась вокруг. Всё обошлось, в какой-то мере.

Другие игнорировали наш разговор и занимались своими делами: Шин курил, стуча пальцами по столу; Муён грустно ел, видя, как Хани знакомила Хваён с Ляохуа, которые были примерно одного возраста. Хосок куда-то пропал.

Я вернулась взглядом к Йенгуку, и он покачал немного головой с ухмылкой.

— Ах, ладно. Руку только отпусти.

«А вдруг ты упадешь?»

— Я точно упаду, если ты будешь так держать, если держать, то правильно, — шепнула я Йенгуку и назло передвинула его длинные аккуратные пальцы другой рукой, соединив ладони.

В глазах Йенгука блеснули задорные огоньки, которых я никогда не замечала у него.

«Он всегда так смотрел?»

— Кхм-кхм, — прокашлялся Хосок, напоминая другим про себя.

Я достаточно легко смогла вытащить руку из-под Йенгука, пока он на секунду расстроено сощурился.

— Тогда не будем медлить, Хосок. Это нужно услышать всем. Благодаря одной душещипательной драке за сердце одной госпожи, удалось получить новую улику.

Все, кто здесь собрался, вернулись на места и, как послушные ученики, стали ждать слов учителя. Ляохуа сел с Хваён, поэтому никто не обделил его. Хосок встал во главе стола, развернул бумажку и прочитал её:

— Есть очень важная вещь, которая может вам помочь. Все жертвы были на одном празднике, дне рождения короля!.. — Хосок сделал паузу и пару секунд спустя закончил речь: — Это сообщил Ляохуа перед тем, как отключиться в тюремной камере. Сейчас я вижу ему лучше. — Хосок подмигнул ему. — Благодаря Хани мы нашли ценную информацию, но для проверки и спасения Ляохуа пришлось просить зятя отвлечь охрану.

— Риск оправдал ожидания, — сказал Шин.

— Согласен. Нам осталось лишь узнать подробности про убийства чжамчжаригви. Ты поможешь нам в расследовании, Ляохуа? — Йенгук соединил пальцы и поднёс к лицу, всё внимание обратив на подростка.

Ляохуа кивнул и произнес после очень неожиданную вещь:

— Только не убивайте Хэйшэ! Сестренка ни в чем не виновата! Она тоже жертва, как и я!

(Ван Сочжун)

Никто не заметил меня. Я облокотился на стену за углом пристройки, прячась в тени крыши. Безопасность жилья первого сына министра Ким впечатляла, но, обладая каменным сердцем хамелеона, можно было спрятаться даже от богов.

Я внимательно смотрел на неё. На ту, что смогла удивить меня. Обычно в окружении госпожи Мимо находились однообразные люди: они не дерзили, не сопротивлялись и в конце концов не уходили без потерь. Большинство боялись власти бывшей королевской династии, кроме, разумеется, дурака короля и пары древних семей янбанов. Госпожа Мимо постоянно надоедала, но, как истинная лиса-собственница, отлично избавлялась от всех ненужных паразитов.

«Вижу, здесь собрались одни оппоненты клана Мимо: сын министра правосудия Ким, дочь генерала Мин и сын бывшего советника дедушки, тридцать третьего короля, Квон. Так вот что значит шутки судьбы».

Они о чем-то страстно болтали, что не до конца доходило до меня. Однако одно я точно хорошенько услышал и запомнил. Мирэ. Ким Мирэ. Так звали девушку, что смогла ненадолго зажечь фитиль моей внутренней свечи. Ещё немного понаблюдав за толпой, я ушёл, определив новые жизненные цели:

一. Покорить сердце Мирэ;

二. Убрать сына министра Ким, дочь семьи Мин и сына советника Квон из её жизни.