Отражение стрекозы

Глава 3

Отрывок из новеллы "Ты помнишь, что в нашу первую встречу кричала сорока?"

(Мин Хваё́н)

Я никогда не думала о том, что когда-нибудь захочу влюбиться. И именно в этом году, когда скоро — через два сезона — мне исполниться целых шестнадцать лет и мне начнут искать жениха.

«Возможно, это всё влияние моей лучшей подруги Кёри́ из семьи Чон, которая только и щебечет как воробей о знатных сыновьях. Может быть, и частые свадебные торжества в последнее время, на которые мне приходилось ходить с отцом. Однако почему раньше, когда мне предлагали помолвки, и я видела много разных господ, моё сердце не желало любви? Если скажу вслух свои мысли отцу или братьям, то они не выдержат и упадут в обморок, в прямом смысле. В таком случае мне нужно поговорить с Миной».

Мина́ — служанка, а также моя молочная сестра. Когда не стало моей любимой матушки госпожи Хви Ёнха́, госпожа Соня́, работающая слугой в нашем доме очень маленькое время, стала заботиться обо мне как родная мать. Если бы не она и Мина, думаю, что мне было бы трудно говорить о своих трудностях, потому что мужчины этого дома часто не понимали женских проблем.

Я записала мысли в личную бонджа, сидя на шелковой кровати, пока никто не видел. Хотя за мной и не следили, меня в любом случае сильно опекали. Я пробежалась глазами по комнате.

«В прошлый раз он у меня лежал под кроватью, но сейчас мне нужно подыскать место понадежнее. Как говорил Сунь Цзы: «Знай врага и знай себя: тогда в тысяче битв не потерпишь поражения», — у меня пронеслось в мыслях.

Я искала новое секретное место и не хотела класть в прошлое по причине того, что не знала, как правильно прятать вещи. Во-первых, начало ведения бонджа являлась эта весна. Бончжой тайно называли дневники, что привезли из Мамгука, от наших они отличались цветными и мягкими как шерсть лошади обложками. Во-вторых, раньше у меня не было секретов от родных. Всё это смещалось и превратилось в одно большое условие: мои тайны — это только мои тайны. Разумеется, я рассказывала некоторые Мине и госпоже Соня, но находились и те, что исключительно не знал никто. Если о них кто-нибудь узнал, то мне стало бы глубоко стыдно.

Я пробежалась снова глазами по комнате: столик с зеркалом слева, окно справа, под ним стоял шкаф для вещей, и впереди окно с ещё одним столом, имевшем на себе цветы лилий и деревянную шкатулку, и заметила, что одна половица рядом с кроватью и столиком выпирала. Именно туда я и направилась. Подперев длинными, но ухоженными ногтями светлое дерево, увидела, что пространство идеально подходит под размеры.

«Мне повезло», — подумала я с улыбкой.

Положив синюю книгу с иероглифами «花容» — что означало моё имя на мигукском— на обложке, по-быстрому закрыла тайник. Выпрямившись и поправив небесно-голубую чхиму и синюю, как ночное небо чогори с бледной корым, посмотрела в медную гладь своего отражения в зеркале. Хоть и составляло трудность четко увидеть свою внешность, но пухлые губы, особенно нижняя, длинный, но не толстый нос с родинкой выше кончика, овальное лицо и длинную заплетенную косу было легко распознавались.

«Нет времени медлить, иначе через пару часов, когда начнется время обеда, приедет отец, и у меня совсем не будет времени поговорить с Миной».

Поправив ещё раз свой ханбок, вздохнула и вышла из павильона во двор. Вышла на встречу любви с бьющимся от нетерпения сердцем.

Погода на улице располагала к себе: не душная, но и не пасмурная. Солнце светило со всех сторон, что казалось, что от него никуда не деться. Впрочем, я была и не против. Завернув за угол павильонов-хранилищ, где мало находилось слуг, медленно шагала по пустынному двору и чувствовала необычайно приятный прохладный ветерок.

«Как же приятно»

Ветер подул со спины и волосы челки с двух сторон по бокам лба развились в невесомости. Увидев это, остановилась, закрыла глаза и вздохнула.

— Насколько же мир прекрасен!

Открыв глаза, увидела, что на моё лицо близко смотрели шесть пар глаз. Мои братья.

— Что это вы делаете, оппы? — поинтересовалась у них.

— Смотрим на прекрасный цветок, — ответил средний, третий брат — Мин Гюбо́м, широко улыбаясь и скрестив руки за спиной, находясь с правой стороны.

Я покраснела.

— Даже с румянцем на лице наша младшая сестра напоминает фею, — произнес старший брат, Мин Джунё́н, взяв рукой свой подбородок.

— Совершенно согласен! — в этот раз добавил самый младший, пятый брат из них — Мин Нинхю.

В свою очередь второй брат, Бинсу, молча соглашался покачивания головой, а четвертый брат, Хёнты, просто улыбался.

Все мои старшие братья — впрочем, как я — родились от одной женщины, но все они так отличались друг от друга. Первый — Мин Джунён. Будущий наследник дома Мин, один из командиров михванского полка бойцов. Джунён обладал сильно выпирающими ушами, глазами с одним веком и пухлыми губами с уголками вверх. Второй — Бинсу работал ученым во дворце, но походил на несерьёзного человека, хотя являлся самым тихим и спокойным среди всех братьев. Он к дополнению имел привлекающее внимание черты во внешности: те же губы, как и у Джунёна, ямочки и острые глаза, что притягивали местных красавиц. Третий — Гюбом любил веселье и являлся художником. Часто можно было увидеть его в окружение дочерей янбанов, кисэн или других деятелей искусства. Внешность милого щеночка: большие глаза, широкий недлинный нос и немного пухлые губы, а также весёлый нрав и легкость в общение делали его известным в столице человеком. Четвёртый — Хёнтэ. Его трудно описать, так как с ним мы проводили времени мало. Однако только с Хёнтэ мы никогда не спорили и всегда находили темы для общения. Его глаза без век с иногда блестящими глазами, маленькое треугольное лицо и с известными ранее пухлыми губами, он иногда выглядел как бандит, но на деле работал учителем дэильского языка для господских детей. Последний и самый резвый среди моих братьев был Нинхю. Несмотря на странное имя, которое дал ему наш отец, генерал Мин Чхещик, оно наоборот, давало ему больше шансов показать свою уникальность. Каждый наш сосед, торговец, слуга, янбаны и дети хоть один раз, но испытали на себе так называемые его шалости: воровство хурмы, обстрел помидорами, водная атака и многое другое. В нашей стране — Михва — люди с островов Наквонгва обладали голубым цветом глаз, как лазурь моря. Наша мама как раз была родом оттуда, поэтому кто-нибудь, да и получил бы от неё это наследие. Именно Нинхю стал обладателем такого прекрасного оттенка глаз. Также у него было детское лицо и чуть припухлые губы.

Все мои братья также являлись эталоном красоты, так как были мускулистыми, из-за ежедневных тренировок отца, и высокие, что обычные лошади им не подходили, так как достигали только их поясов. Самый высокий — Бинсу, а наоборот, самый низкий Хёнтэ. Если бы можно было описать братьев по какому-нибудь из качеств, то Джунён — ответственность и раздражение, Бинсу — мудрость и лень, Гюбом — трудолюбие и себялюбие, Хёнтэ — чуткость и безынициативность, а Нинхю — искренность и упрямство.

Пока я думала, как мне быть, Гюбом прервал тишину:

— А куда ты идешь, милая Хваён?

— Я… я иду…

«Хваён будь осторожна в словах и скажи что-нибудь простое».

Вдох, выдох, и я собралась с силами и ответила братьям, которого во все уши желали услышать, куда мне надо.

— Я хотела бы пойти к няне и попросить её купить мне имбирь.

— Что? — внезапно громко произнес Бинсу. — С тобой всё в порядке, сестра? — сказав, подошел ко мне ближе второй брат. Он стоял до этого в центре, но на расстояние.

— Да, а что такое Бинсу-я?

«Неужели я где-то ошиблась?»

— Дело в том, что имбирь пьют тогда, когда чувствуют… тошноту. Тебе плохо, Хваён?

Братья от слов Бинсу были шокированы так, что глаза их сильно расширились и улыбки вмиг исчезли с их лиц. Второй брат подошел ко мне и, выпустив свою руку из длинного светлого рукава пхо[1], протянул ладонь и коснулся лба.

[1] Пхо (포) — длинная накидка, похожая на пальто

— Пока я не чувствую ничего такого, однако мне нужно снова попробовать…

Когда брат убрал ладонь со лба, я увидела, что он хочет померить пульс.

«Если он это сделает, то есть вероятность того, что моё сердце подскажет ему, что я волнуюсь», — быстро пронеслось в голове.

Бинсу успел взять мое запястье и перед тем как брат нащупал пульс, я по-быстрому схватила его руку в свои, посмотрела прямо в глаза и начала успокаивать:

— Оппа, не волнуйся! Имбирь мне нужен не как лекарство, а как ингредиент для моего любимого печенья. На днях я хочу посетить мою подругу Кёри, а для этого мне нужно какое-нибудь лакомство, — я завершила речь, улыбаясь.

Бинсу поморщился:

— Ты про ту девушку из семьи Чон?

— Да!

В этот момент Гюбом и Нинхю стали хихикать, а Джунён и Хёнтэ хитро улыбаться. После этого я посмотрела на Бинсу. Он за это время сделал лицо с презрением.

— Что-то случилось между тобой и Кёри? — Брат посмотрел на меня, и казалось, что он скоро заплачет. Другие оппы смеялись так, что животы чуть не лопнули.[2]

[2] Смеялись так, что животы чуть не лопнули (배꼼 빠지는 줄 알았다) — очень смешно

Я опустила руки Бинсу.

— Почему вы смеетесь, оппы, я не понимаю. Это так обидно, что я ничего не знаю… — я сказала, сделав грустное лицо.

Братья перестали смеяться.

— О, Хваён… — начал четвёртый брат.

— Дело в том… — продолжил Гюбом.

Началась тишина, в которой братья переглядывались друг с другом, кроме Бинсу, смотрящего на свой пурпурно-небесный — цвет ученого во дворце — ханбок.

— Если вы не хотите мне говорить, тогда дайте мне пройти к госпоже Соня, — я грозно попросила.

Никто из братьев меня не остановил, когда я, обходя их, шла вперед к главному зданию.

«Это хорошо, что я ушла от них. Но это одновременно и больно, так как они до сих пор не делятся со мной всем, в отличие от меня».

Под прохладный ветер и жгучие солнце, проходя между деревянными павильонами с изогнутыми красными крышами и различными видами росписями под ними, я направлялась снова к своей цели — к женскому обществу.

Я пришла в пристройку главного здания, где чаще всего обитали слуги, в том числе Мина и её мама, но, к несчастью, их там не было. Ни на кухне, ни на улице и даже ни в конюшне.

«Где же они, когда я так в них нуждаюсь?»

Стоя рядом с конюшней, откуда пахло неприятно, но естественно, я слышала ржание лошадей.

«Может мне покормить Стрелу?»

Зайдя в конюшню, немного прошлась по полу с соломой справа. Пройдя пустое стойло — папино — и пять других — питомцев братьев, я нашла мою малютку, Стрелу. Моя личная лошадь, которую выращивала с детства, отличалась редким перламутровым цветом кожи, белой шевелюрой и голубыми, как дневное небо, глазами. Когда Стрела впервые появилась за порогом нашего двора, я сразу поняла, что это моя лошадь. Отец знал, как мне было плохо после похорон мамы, поэтому для некоторого успокоения души подарил лошадь из тех же южных островов, где она и выросла. К сожалению, меня не хотели учить верховой езде, потому что я являлась женщиной и могла легко пострадать, по мнению мужчин этого дома.

— Привет, дорогая! — сказала я, потрогав нос Стрелы.

Лошадь была рада меня видеть, так как дикому ржанию и ласкам не удосуживались неприятные ей люди. Как например, Нинхю, который пять лет назад, когда ему только исполнилось четырнадцать лет, решил покрасить Стрелу в черный. После этого шестой брат больше не подходил к лошади, так как она оставила ему прекрасный подарок на месяц, а именно укус на попе.

— Хочешь я тебя покормлю?

Лошадь радостно заржала в ответ.

— Тогда мне надо…

Я осмотрела стойло, выглянула из него и увидела на противоположной стороне конюшни ведро с выглядывающей сверху морковью. Подойдя ближе, подтвердила то, что это еда для лошадей. Чтобы никого из животных-друзей не обижать, я каждого покормила чем-нибудь: или морковью, или яблоком, или на крайний случай сеном. Моя Стрелка ела только овощи.

Подкармливая лошадь морковью, возможно, долгое время, я в конце проговорила шепотом:

— Ты же не будешь от меня ничего скрывать и выслушаешь, что я скажу, правда?

— А что, госпожа, вам нужно посплетничать? — Перед моим левым ухом послышались слова.

«Это же не лошадь?!»

Прекратив держать очередной овощ, Стрела и без меня прекрасно держала морковь, повернулась и увидела девушку. Это была моя ровесница. Высокая, очень худая, что можно было увидеть кости, с большими глазами, круглым лицом с короткими черными волосами и челкой по левую сторону, который скрывал вертикальный шрам на глазу.

— Мина! — закричала и обняла подругу. — Где же ты была, мне нужно столько тебе сказать! — воскликнула, обнимая её крепче.

— Хорошо-хорошо, только отпусти меня, иначе у тебя не будет с кем говорить.

Поняв, что, действительно, сильно сжимаю, отпустила девушку и быстро выпрямилась. После мы посмотрели в лицо друг другу пару секунд, и после сильно расхохотались.

Чтобы нас не увидели и не услышали другие, мы переместились на холм неподалёку от дома. Внизу шумела река, на верхней ветке дерева слева от меня чирикали маленькие пушистые, как шарики, с белыми тельцами и темными длинными хвостами и крыльями птички, а ближе к воде над цветами пролетали маленькие оранжевые бабочки. Мина разлеглась на траву, а я лишь присела.

— Раз наша принцесса хочет поговорить со мной, значит это что-то серьезное, — произнесла девушка, пожевывая откуда-то найденный колос.

Я, обняв руками колени, застеснялась:

— Да, есть немного такое…

— И что же?

Мина, улыбаясь, повернулась ко мне. Я в свою очередь не могла посмотреть ей в глаза, иначе застеснялась бы сильнее.

— Я… я думаю, что хочу испытать приятное чувство.

— Ты про что? — допытывалась Мина, хитро щурясь с улыбкой.

— Ты знаешь…

— Не знаю!

— Мина. — Повернулась я к ней.

«Она же специально это сделала».

— Так, что ты там испытываешь?

Посмотрев ей в глаза, я чувствовала, что сильнее покраснела. Решив все сказать на духу, быстро призналась:

— Я хочу влюбиться!

Мина сначала удивилась, а потом стала снова собой.

— Вот как наша принцесса хочет встречаться? Надо было сразу мне все сказать, а то бы мы долго шли бы до этого.

Девушка выпрямилась и продолжила:

— Если Вы действительно хотите почувствовать бабочек в животе, тогда… — Она придвинулась ближе к моему уху и шепнула: — Завтра в городе будет проходить фестиваль в честь праздника Чильсок. Знаете, что на таких праздниках можно встретить много влиятельных господ и…

Мы посмотрели друг другу в глаза.

— Возможно, там ты сможешь встретить своего суженого. Ну что, пойдешь?

Я думала пару минут, потому что из дома выходила довольно нечасто, но и вообще дочерям янбанов следовало бы до замужества сидеть дома, что как раз и наставляли делать мой отец и братья.

«Даже если так нельзя делать, мне так хочется туда пойти. Я изначально планировала почувствовать теплоту в сердце, но праздник… теперь мне хочется сильнее посмотреть на него. Слуги говорят, что каждый раз происходит что-то необычное и захватывающее, однако все это время я сидела в своем павильоне и смотрела из окна на яркие разноцветные фонарики, свет которых шел с улиц столицы — Хватана. А он находился не так уж близко к Хвавону, нашему городу. Моей мечтой было хотя бы раз побывать на Чильсоке. Что же мне ответить?»

Подумав достаточно времени, я ответила:

— Давай сходим туда, Мина!

Моя молочная сестра удовлетворилась ответом.

«Чильсок, что это за праздник?» — однажды спросила я свою маму в раннем детстве, пока сидела на её коленях, трогала её длинные шелковистые карамельные волосы.

Я спросила её специально, так как хотела долго на нее смотреть, как будто запомнить каждую деталь, зная, что в будущее время больше не смогу увидеть и услышать.

«Ты действительно хочешь знать, моя принцесса?»

«Да, мамочка».

«Хорошо, тогда слушай».

Мама начала рассказывать своим спокойным и нежным голосом:

«Чильсок или День Ткачихи — это праздник влюбленных. Два возлюбленных, что были разлучены навсегда, могут встретиться именно в этот день. Знаешь какой, милая Хваён?»

«Кажется… — Убрала руку с волос мамы и поднесла к правой щеке. — Седьмого дня седьмого месяца по лунному календарю?»

Я посмотрела на маму. Её голубые, как лазурит, глаза сверкнули.

«Верно, любимая!»

Она поцеловала меня в лоб.

Не знаю почему, но по какой-то причине мама не любила рассказывать о Чильсоке много. Это странно, поскольку, чем мог праздник влюбленных обидеть ее, я думала в детстве. Даже став взрослой девушкой, у меня до сих пор не было ответа на этот вопрос. К несчастью, потому, что с мертвыми общаться могли только избранные.

Проснувшись ото сна, я увидела темный потолок комнаты, так как еще стояла ночь.

«Почему сейчас мне приснилось давно забытое воспоминание? Хотя увидеть маму, я не против. Ладно… — Потрясла не сильно головой. — Нужно уснуть заново, иначе утром у меня появится синяки под глазами, и из-за этого начнут сыпаться вопросы от людей!»

Когда первые лучи летнего солнца достигли двора Мин, петух заорал во все горло и слуги встали с кроватей, чтобы начать обычный день. Господ, по правилам, было запрещено будить рано, поэтому любая семья янбана спала до часа дракона. Однако это не касалось семьи генерала Мин, потому что все с этого двора вставали в одно время — в час кролика[3]. И не важно слуга ты или член семьи.

[3] Час дракона где-то между 7 и 9 часами утра, а час кролика — между 5–7 часами утра

— Ааа! Как же не хочу вставать!

Издалека послышался голос Нинхю.

— О, тигренок! Госпожа Хваён, не хотите поспать еще немного?

— Нет, няня, — я ответила госпоже Соня. Ей не понравился ответ, но она продолжила расчесывать мои словно карамель волосы.

«Если приглядеться в зеркало, не смотря на цвет глаз, то можно подумать, что я…»

— Вы так похоже на свою мать, — закончила мои мысли няня.

— Ты действительно так думаешь?

Я убрала взгляд со своего отражения и чуть наклонила голову к няне. Она посмотрела мне в глаза.

— Да, дорогая Хваён.

Госпожа Соня редко врала, и в большинстве случаев ее ответы кого-то ранили. Как например, пару дней назад, когда на вопрос конюха: «Почему девушки меня избегают?», она ответила: «Потому что от тебя постоянно пахнет дерьмом!». Все, кто был свидетелем этой сцены чуть не умерли со смеху. Маленькая, пухлая с некоторой проседью в волосах, черными глазами и круглым лицом женщина не хотела его обижать. «Лучше, чем сказать ложь на долгие времена, мне легче сказать минутную правду. Время для меня важно, и я не хочу её тратить на что-то другое», — так мне ответила однажды няня.

Сейчас я смотрю на неё, на мою вторую маму, и понимаю, что, возможно, мы никогда и не встретились, если бы моя мама не умерла…

«Это грустно, но прошлое не вернуть, да смогу ли я что-то сделать?»

— Снова мечтаешь о чем-то?

— Возможно…

Я посмотрела ещё немного на Госпожу Соня и отвернулась обратно к зеркалу. Сейчас на мне были одеты бирюзовая чогори с темно-зеленой корым. Чхима имела тот же цвет, что и верхняя одежда, но прозрачнее и мягче. Волосы развивались на ветру и закрывали частично лицо. «Лицо — твоя сила, Хваён. Хочешь найти себе возлюбленного, просто посмотри на него, и он уже твой!» — так мне сказала Кёри, когда одним днём, мы сплетничали о том, какие будут у нас мужья.

«Если мое лицо настолько великолепно, то почему до сих пор я не замужем? Хотя…»

Пока я раздумывала, няня сплела мне косу на верхушки головы, оставляя остальные волосы распущенными. Выглядела так, как будто у меня была корона сзади. После госпожа Соня также добавила заколки в виде маленьких искусственных нарциссов из белых и желтых камней в прическу.

— Госпожа Соня, я…

— Я всё понимаю, дорогая, и без слов дочери. Твои глаза могут многое мне рассказать. — Няня посмотрела через зеркало мне в глаза и продолжила: — К тому же, почему бы и нет. Тебе уже пора понять, что значит чувствовать любовь, и как это быть влюбленной. Твой отец, прости меня, тигрёнок, очень уж опекает тебя. Да и ещё твои братья, наглецы! Они, значит, не хотят искать невест, но и тебе не дают тоже найти жениха!

Няня цокнула. Пока она про себя жаловалась на мужчин семьи Мин, вспоминая про то, что моя мама не была такой щепетильной к этому вопросу, в двери павильона постучались.

— Вот же, небось у господ зачесались уши, вот они и пришли!

Госпожа Соня закончила со мной и подошла к двери. Не успела женщина открыть, как в комнату быстро вошла Мина.

— О!.. мам…

Девушка держала руки за спиной.

— Ты же не против, если сейчас я возьму Хваён и уведу поговорить?

— Во-первых, госпожу Хваён, а во-вторых, где ты была всю ночь? — Няня встала в боевую позу, то есть поставила руки на бока.

— Мама, но ты сама её называешь Хваён, к тому же я не все ночью пропадала, а всего лишь пришла в полночь.

«Ночью? В принципе, не удивительно, Мина любит смотреть на луну и… кое-что другое».

— Вот именно что ночью! Слава тигру, что не позднее!

Если госпожа Соня употребляла «тигр» вместо «тигренка», значит она была сильно зла.

— Что молчишь? Давай мы оставим сейчас госпожу Хваён и поговорим, — выделила последнее слово женщина.

Мина начала показывать непонятные знаки что-то вроде «подойди» или «спаси», то сжимая руку, то вертя её.

«Хорошо. Если она была занята ночью не по делу, то в следующий раз она будет справляется сама», — решила про себя.

Я встала со стула и приблизилась к няне, взяла легонько рукав её чогори и попыталась объяснить:

— Няня, ночью у меня заболел живот, поэтому я подумала, что мне нужно съесть сливу. Но как ты знаешь, она у нас не растет, да и торговцы ночью не работают… а тревожить Вас мне не хотелось, поэтому Мина спасла меня и добралась до ближайшей к нам сливовому дереву.

— То есть вы хотите сказать, что Мина ходила ночью за сливой? — Госпожа Соня сощурилась своими небольшими глазами.

Для достоверности мы закивали с девушкой в такт, и после я поклонилась вежливо, положив руки на живот, как и полагается.

— Прости, няня, я не хотела причинять неудобства тебе и Мине.

Женщина вздохнула и выровняла меня. Мина стояла, и видимо ей было неудобно, потому что она закусила губу и опустила глаза.

— Я понимаю, что вы как родные сестры, но, надеюсь, что ты защищаешь этого ребенка по собственной нужде…

Няня посмотрела на меня, и еще раз вздохнула.

— Ладно, дети, идите куда вы хотели. — Женщина махнула рукой к двери.

Мина, не думаю много, взяла мою руку и потащила во двор. Прежде, чем мы смогли выйти, госпожа Соня негромко, произнесла:

— Забыла сказать, Хваён! — Я повернула голову к няне. — В следующий раз прошу, знай, что если это потаенное место, то оно не обязательно должно быть там, где постоянно ходит человек. Я чуть ногу не сломала, пока шла к туалетному столику.

Я почувствовала, как кровь заполонила мои щеки. Мина же в свою очередь засмеялась и потащила нас в укромное место — поговорить.

Укромном местом оказалась конюшня. Пока я гладила Стрелу, Мина стала рассказывать:

— Значит так, принцесса, слушай! — Девушка хитро смотрела на меня, пока стояла, уперевшись об деревянную стенку стойла. — Я договорилась с Химу́лем.

Химуль был одним из воинов нашего дома.

— Когда наступит середина часа кабана, и все в этом доме должны будут спать, ты должна будешь проскользнуть сюда и взять Стрелу. После ты немного пройдешься, дыша свежим воздухом, до склада забытых книг. Там — я и Химуль — будем тебя ждать.

Я повернулась к ней и непонимающе посмотрела.

— Зачем мне тогда нужна Стрела, если я могу сама спокойно дойти?

— Она для Химуля. На ней он будет нас охранять…

— Охранять?! То есть мы будем не вдвоём?! — от неожиданности я крикнула.

Мина на секунду удивилась, а затем несколькими шагами достигла меня, закрыла мой рот правой ладонью и поднесла безымянный палец с левой к своим губам.

— Тшш… Хваён, ты что перехотела идти? — шепнула девушка.

Я убрала её ладонь и ответила. Также шепотом:

— Не в этом дела, Мина! Просто я… я… я думала, что никто больше, кроме нас, не считая, конечно, няню, не будет знать, что я выходила из дома. И тем более…

Меня перебила Мина:

— Не волнуйся, принцесса: я договорилась с Химулем! Он ничего не расскажет про сегодняшнюю вылазку. А охранять он будет лишь по той причине, что я… волнуюсь, что с тобой или со мной что-то случится. Я хоть и твоя молочная сестра, но садори. Я слуга… раб, по которой не будут плакать или защищать, если меня обвинят в преступлении. И не говори мне тут про маму. Я даже не хочу знать, насколько ей будет больно, если меня посадит или… казнят… — Девушка тронула место шрама и продолжила: — Я… я не хочу снова ее расстраивать.

Мина отошла от меня и вернулась к стене на то же место. Она говорила уже негромко, но и не шепотом:

— К тому же… — Девушка подняла голову и ухмыльнулась. — Если мою принцеску захотят утащить, я же должна буду это предотвратить, если вор окажется мудаком, — она пошутила и страдальчески, как в романтических поэмах, приобняла себя руками.

«Не сказала бы, что мне приятно слушать её вульгарные слова, но мне вошло в душу[4]. Только ей я это не скажу».

[4] Вошло в душу (마음에 들다) — означает «понравилось»

— Принцесса, вам что смешно? — Мина, держа руки за спиной, подошла ближе и заглянула в глаза. — И что вас рассмешило? — хитро улыбаясь, она спросила.

Я и не заметила, что тоже широко улыбаюсь.

«Хоть бы все прошло хорошо. Я не хочу, чтобы улыбка, которая я вижу на лице прекрасной и смешной сестры передо мной, пропадала. Никогда!»

Закрыла глаза и стала мысленно просить:

«Прошу, великие сащин, сделайте так, чтобы сегодня все прошло хорошо!»

— Ты что молишься, Хваён?

Я немного разлепила глаза, чтобы увидеть то, что Мина рассматривала меня со всех сторон. Проигнорировав ее вопрос, снова закрыла глаза и закончила мысль:

«Пожалуйста!»

Пока время кабана не пришло, я сидела в комнате своего павильона. И чем только не занималась: и вышивала нежно-розовый лотос, и повторяла танец, выученный с госпожой Сон для празднования дня рождения первого брата, и читала разные, но не имеющие право занимать мое время стихотворения. Хотя из-за одного у меня все-таки заболело сердце:

Я в душной комнате

Иль в обществе дворян.

Хочу выйти, запрещают.

Хочу сказать, так мне рот закрывают.

Что ж я должен все-таки сделать,

Молчать иль чай разлить?

Это была работа незнатного мигукского поэта — Си Линя. Прекрасный, но с грустной историей автор. Так и проходило мое время до того, как я случайно уснула.

…

— Хваён… Хваён… Хваён…

Кто-то меня звал. Сквозь пелену сна, я слышала чей-то голос.

«Кто это?» — пронеслась мысль.

Из спящего состояние долго не хотелось уходить.

Мне снилось, что я стояла на торговой улице. Она была знакома и незнакома одновременно. Когда спишь, много не думаешь. Там, на улице, не было людей. Все лавки были открыты, ткань мелких торговцев разложена, товары лежали на местах, а там и тут висели круглые, сделанные из рисовой бумаги и объемные, благодаря натянутому деревянному каркасу, фонарики. Вечерело, и в них уже горели свечи.

«Где же люди?»

Я могла слышать сказанное, но не произнести. Голос как будто отдавался эхом в голове. Внезапно что-то мелькнуло рядом. Я повернулась налево, и там появились первые люди за все время хождения по улице. Они были как под дымкой, но все же немного проглядывались детали их внешности. Спиной ко мне человек был высоким и тонким, а рядом с ним — молодой парень или даже мальчик. Они о чем-то активно разговаривали и жестикулировали, и не казалось, что это обычный разговор. Тот, что был лицом ко мне — молодой парень, что походил на садори — отчаянно бросился вниз и сделал поклон, касаясь лбом и руками до земли. Это действия теперь точно подтвердило: один умолял другого, а точнее слуга — хозяина. Высокий мужчина стал улыбаться так гнусно, показывая желтые и редкие зубы во всей красе, что если бы я увидела его вживую, то не стала с ним разговаривать или иметь какие-либо дела. Между янбаном и садори сменилась обстановка: произошло какое-то действие, и господин часто и резко начал размахивал руками в разные стороны. Эта дымка так мешала все увидеть, что было непонятно из-за чего мужчина изменился в настроение. Молодой парень до сих пор находился на земле, но уже сидел на коленях. Он что-то пробормотал господину, и как только янбан махнул ладонью, из пустоты выскочили два жилистых гиганта, не имеющих на первый взгляд оружия. Во время праздников страже знатных людей запрещалось иметь при себе вещи, что могли навредить или напугать пришедшей развлечься народ. Однако все-таки они обычно их просто прятали, так как никогда не знали, что могло случиться с их господином.

Гиганты подошли к парню-слуге, взяли за подмышки и оттащили подальше от господина. Один из солдат достал из рукава веревку из грубого материала, а другой уже держал руки садори. Всего мгновения и связав беднягу, гиганты потащили его по земле в сторону востока. Их господин был рад.

— АААА!

«Кто-то кричит».

Не думая, словно призрак, быстро и без шороха проходила улицу за улицей в поисках звука. Земли я не касалась.

— АААА! — Неизвестный снова закричал. В этот раз намного сильнее и испуганнее.

Меня принесло в небольшой темный переулок. Без понятия, где он находился, главное: существовал. Сначала ничего не было видно, и мне хотелось уйти, как вдруг голос зазвучал вновь:

— П-прошу, гос-сподин, не у-у-убивайте меня…

Я все еще не видела людей, но это точно умолял молодой парень.

— Я-я с-сделал так, к-как В-Вы п-просили…

Послышался звук падения капель об камень.

«Он плачет?»

Речь не продолжалась, а было только рыдание. Но спустя пару секунд пропало и оно.

«Здесь ничего нет. Мне пора уходить», — отзывалось эхом в голове.

Мне или скорее духу было неинтересно оставаться там, где ничего не происходило. Только повернувшись, чтобы перелететь в другое место, внезапно перед глазами вспыхнул свет. Он был настолько ослепительным, что глаза сразу закрылись. Сильно щурясь и напрягаясь, пришлось потратить много времени, дабы увидеть невероятное. В воздухе появлялись прозрачные и переливающееся желтым, оранжевым и охровым светом круги. Когда они возникали, то выпускали пыль, похожую на порошок из золота. Это было очень красиво.

Засмотревшись, я сразу и не заметила, как из темноты появились силуэты. У каменной стены, полусидя на земле, плакал даже не парень, а мальчишка. Ему было где-то пятнадцать лет. Выглядел мальчик ужасно для своего возраста: черные ломкие волосы до плеч, нездоровая худоба и загорелая, сухая кожа. В заношенным, грязном в пыли, кровью и с дырами сером ханбоке и в соломенных сандалиях подросток с соплями, слезами, кровью из носа, виска и нижней губы и самое главное — с ужасом сидел и смотрел на мучителя. Тот, кто избил его, стоял и смотрел на жертву. Силуэт являлся мужским, по крайней мере на первый взгляд. В то время как подростка можно было разглядеть полностью, то мужчину — нет.

— Г-господин, п-простите м-меня… — сев на колени и опустив голову, со слезами снова начал вымаливать мальчик.

Неизвестный не слушал его, а просто стоял и смотрел. Не знаю, сколько времени прошло, но оно было так неважно. Подождав, силуэт двинулся. Он схватил за воротник дитя пэкчжона[5], именно на него больше походил мальчишка, и сказал лишь одну фразу:

— Клятвопреступник.

[5] Пэкчжон(백정) — люди, кто занимался забоем скота.

Силуэт, закончив говорить, поднял свободную руку над лицом подростка и без промедления вырвал у него язык. Когда с куска плоти на землю упала первая капля крови, мужчина испарился. Мальчик же жестко упал на камень и лихорадочно стал придерживать худыми руками рот, из которого неизвестно откуда хлынула кровь.

От такой жестокого видения, я не могла ни говорить, ни думать.

— П-помогите…

«Что?»

Я повернулась и увидела, что подросток заметил меня. Во всяком случае его глаза были обращены туда, где я находилась.

«Он ещё живой?»

— П-помогите…

Немного простояв или точнее попарив, я решилась. Однако, как только подплыла ближе, мальчик перестал говорить и начал дрожать. Он взмахнул ресницами, тряхнул головой, и длинные волосы упали на глаза. Мне хотелось хоть как-то его успокоить, поэтому моя рука потянулась их убрать. Пока мальчик кряхтел от того, что кровь попадала глубже горла, я причесывала волосы и заметила, что на левой щеке у него красовались три милые светло-коричневые родинки, напоминающее треугольник.

«Может еще есть шанс спасти?»

Я воодушевилась и встала, но… дитя схватило кровавой рукой то ли мой ханбок, то ли душу, то ли то, что из себя представляла.

— Прости, Чан… — прошептал последние слова подросток.

Его хватка ослабла, глаза остекленели и померкли, а тело перестало дрожать. Он умер. Он умер, и я проснулась.

Меня облили водой, и я сразу открыла глаза.

— Ну, наконец-то наша принцесса проснулась, — с улыбкой заявила Мина, держа в руке бронзовый кувшин для умывания.

— Ты зачем меня облила? — Я злобно посмотрела на неё.

— Может потому, что кто-то долго спал и пропустил середину кабана?

Молочная сестра стала притворяться, что задумается: постоянно потирая подбородок и смотря в разные стороны.

— Ладно, поняла. Это моя ошибка, но закончи уже это представление.

Схватив прямоугольную подушка, кинула в Мину. Она ее поймала до того момента, пока предмет не столкнулся с лицом.

— Эй, ты что, принцесса, меня убить хотела? — держа подушку, засмеялась она.

— А разве нет? Вроде как ты посягнула на мою честь.

Мы помолчали минуту, смотря друг другу в глаза, а потом засмеялись.

— Хоть это и весело временами посягать на вашу честь, госпожа… — начала девушка, — но Вы не забыли про праздник, который хотели посетить? — закончила она, делая серьезный вид, как у госпожи Соня.

Я улыбнулась.

— Конечно же, и я буду рада, если вы меня туда сопроводите, госпожа Мина, — с таким же серьезным лицом парировала в ответ.

— Я буду только рада, моя принцесса.

В этот раз Мина ответила по-настоящему серьезно.

Не мешкая, я быстро переоделась в менее дорогую одежду: бледно пурпурно-розовый чогори и чхиму с корым с похожим, но немного темнее цветом. Как бы данный оттенок не выглядел мило, он считался легкодоступным для санминов[6]. Можно было увидеть много крестьянок с розовым ханбоком или каким-нибудь аксессуаром, как пример, лента.

[6]Санмин (상민) — обычный народ

«Тот мальчик из сновидения… как он мог говорить, если его язык… — Тряхнув головой, я пыталась стереть воспоминание. — Забудь об этом на время, Хваён. Сейчас время праздника. Перестань!»

— Сейчас какой час? — спросила у Мины, заканчивая надевать красные ккотщин.

«Если меня увидят в них, то сразу поймут, кто я. Но лучше быть в привычной обуви, чем в той, что не поможет мне избежать проблем».

— Госпожа, даже если я и могу понимать некоторые недоступные вещи для таких, как я, но я не настолько… — Девушка немного помедлила и закончила: — умная.

Сестра с заплетенной косой была в чистом светло-зеленом ханбоке с нежным цветом листвы корым на чогори, но в старой черной обуви. Она приоделась, и я ее понимаю. К несчастью, одежда не дала ей больше уверенности, чем Мина хотела.

«Перед близкими она — тигр, перед другими — котенок».

Сейчас стоя, она кусала губу и смотрела в пол. Несколькими шагами я пересекла комнату к окну, взяла из шкатулки шпильку с маленьким вьющимся серебряным драконом, у которого глаза и лапки были сделаны из зеленого камня — нефрита. То, на чем держалось мифическое существо имело такой же материал.

Я подошла к сестре и добавила в ее волосы шпильку. Девушка опешила:

— Госпожа, не надо…

Мина стала снимать шпильку, но запуталась в собственных недлинных волосах. Рукой я остановила ее.

— Это мой подарок тебе за сегодняшнюю прогулку, сестра.

Девушка перестала двигаться. Ее глаза стали немного влажными.

— Хваён, я…

— Ничего не говори. Пойдем, Мина!

Она кивнула. Затем низко, до колен, что вежливо, поклонилась и произнесла:

— Благодарю, сестра.

Спустя пару секунд Мина выпрямилась.

— А теперь пойдем за твоей любовью! — Она с улыбкой взяла мою руку и вытащила нас во двор.

Уже наступила глубокая ночь. Что-то между началом и концом часа крысы. Свечи уже не горели в главном доме, значит отец с братьями спали, пока мы, горбясь, чтобы никто нас не увидел, тихо проходили другие павильоны. Когда мы подошли к конюшне, оказалась, что там горел свет. Послышалось шептание. Вероятно, это слуги начинали сплетничать.

— Ох, Мина, что же делать? Мы не сможем забрать Стрелу.

Девушка, держась за стену, выглядывала из нее и просматривала что-то.

— Стрела… Похоже нам ее не забрать

Мина повернулась ко мне.

— План меняется, Хваён… иди за мной! — договорив, сестра снова взяла меня за руку и потащила.

…

Мы пришли к западной стене двора. К удаче, до этой точки стража на смене еще не дошла. Пока Мина, бегая туда-сюда, осматривала местность, я лишь смотрела на грушевое дерево рядом со стеной.

«Вроде бы по дереву можно забраться, но сможем ли мы?» — всё крутилось в голове.

— На что смотришь? — спросила девушка и проследила за моим взглядом. — Оу, это выглядит заманчиво.

Молочная сестра покрутилась у груши, потрогала ветки и проверила их на прочность. Совсем не было удивительно, что она залезет на дерево.

«Это же Мина. Любительница приключений на персик».

— Ну что, принцесса, боишься?

Она уже находилась на ветки с уровнем моих глаз.

— Пойдем? — предложила и протянула руку подруга.

— А что еще делать? Разумеется, пойдем.

И я взяла её ладонь. Только хотелось поднять чхиму и начать залезать, как внезапно послышался лязг железа. Стража.

— Так, принцесса, давай быстрее. Сюда!

Мина схватила мои руки и стала со всей силой поднимать меня. Я смогла залезть. Не так, конечно, нежно, но все же. Уже был слышен звук шагов, воины достаточно продуктивно шли. Как назло, когда нужно было идти побыстрее, ткань нижней юбки застряла на одной из веток. Я и Мина все старались ее убрать, но никак не получалось.

— Дерьмо, ну давай же! — разозлилась подруга.

Шум, к тому же свет от факелов стал еще ближе.

— Гребаная груша!

Стража уже находилась в десятке метров от нас.

— Что же делать? — я занервничала.

— Только не пугайся, ладно.

— Что?

Не успела я повернуться к Мине, как она порвала чхиму в том месте, где она зацепилась. Звук был настолько сильным, что стражи это сразу заметила:

— Ты что-то слышал, Манщик?

— Да. Здесь кто-нибудь есть? — крикнул рослый и полноватый воин.

— Это было очень громко, нам… — я начала шептать, но подруга шикнула.

— Давай после того, как я досчитаю до трех, мы спрыгнем с дерева.

«На счет три?! Разве мы еще не далеко до стены?» — подумав, решила посмотреть на высоту.

— Не волнуйся, принцесса: падать будет не больно. Ты уже передумала идти?

Я отрицательно покачала головой.

— Отлично, раз… два…

Она не успела досчитать, так как другой первый парень из стражи успел проверить местность рядом, кроме дерева, и стал приближаться. Спустя всего пару секунд худощавый стражник уже успел подойти к маленькому грушевому дереву в паре метров от нас.

— Три! — от неожиданности крикнула Мина.

Стражник это услышал и уже побежал к нашей груше.

— Манщик, сюда! — подозвал он.

Теперь два стражника бежали к нам.

— Времени нет, принцесса. — Подруга потянула мою руку со всей силы, и мы, чуть поднявшись повыше, прыгнули за стену.

— Ну что ты дуешься, Хваён? С нами же все в порядке. Верно? — идя по темной улице, Мина весело говорила.

Я остановила ход.

— Верно, все хорошо! Но… — Повернулась к ней. — Теперь у нас одежда в сене, моя чхима порвана, а ты…

Я не стала продолжать. Моя молочная сестра поранилась. Когда мы падали, она прошлась по камню стены. Теперь её правый локоть обильно кровоточил.

— Все в порядке мне не привыкать…

— Что? — Я посмотрела прямо ей в глаза. — Ты что глупая? И что с того, что ты привыкла, я — нет. Мне не хочется, чтобы из-за меня ты пострадала.

Она снова опустила голову и начала рассматривать обувь.

— Мож и не… — слышалось слишком тихое и неразборчивое шептание от сестры.

Я хотела ей ответить, как Мина быстро взяла себя в руки. Она резко подняла голову, поправила челку и улыбнулась.

— Я придумала!

— Ты что так кричишь, нас же найдут? — я встревожилась.

— Не найдут, мы уже достаточно далеко, чтобы они поймали нас. Итак…

Мина взяла мои ладони.

— Сейчас нам надо найти одного продавца, он продает все на свете, даже…

Подруга не успела договорить, как послышался крик:

— Туда! Они побежали туда!

— Тигр! — она выругалась.

«А не надо было кричать», — подумала я сразу.

— И не смотри на меня. Они нас из-за…

Неподалеку показался маленький огонек, отбрасывающий тень сзади Мины.

«Надо идти!»

— Не важно уже из-за чего, побежали! — В этот раз я уже схватила ее руку, и мы побежали на восток.

— Принцесса, ты хоть знаешь, куда ведешь?

«Сестра точно уже волнуется. Я это вижу».

— Как куда? Туда, где находится тот торговец.

Мина выпучила глаза. Мне стало так смешно, что я засмеялась. Редко можно было увидеть у подруги такое выражение.

— Не смешно!

— Еще как смешно!

Пока мы бежали по темным переулочкам, не думая о том, как будем добираться до столицы, я чувствовала себя настолько уютно и радостно, что хотела бы навсегда остаться в такой атмосфере. Жаль, что этому не сбыться.

Описывать то, куда мы пришли, а также с кем болтали — я не буду. Могу сказать лишь несколько слов. Жадный. Старый. Извращенец. Но торговец смог нам помочь. Мы получили черные и старые плащи из какого-то колючего и неизвестного происхождения материала. Также взяли лошадей, темных и проживших уже не мало лет.

К счастью, мы смогли немного отмыть грязи и убрать сено с одежды и волос благодаря растекающемуся рядом ручью. После устроили маленький отдых перед ездой.

— Хоть у меня и есть Стрела, но раньше я не каталась. Все будет нормально?

— Я знаю, что ты не каталась. Но теперь научишься же!

— Но…

Мина перебила меня.

— Никаких «но». Или ты до конца жизни будешь слушаться отца и братьев? — повернувшись и изогнув левую бровь, она спросила.

Мне нечего было сказать в ответ, и я опустила взгляд.

— Воооот, правильно!

Вроде бы мы отдыхали, а на деле только я. Сидела на камне и разговаривала с Миной, пока она в это время поправляла седло одной из лошадей. Через пару минут девушка закончила.

— Готово! Все теперь мы можем ехать, принцесса, — она вновь повернулась ко мне.

Со стыдом — потому, как я не могла сразу залезть на лошадь с первого раза — села на животное спустя время.

— Ха-ха, я не могу, — со слезами на глазах смеялась Мина.

Я злобно на нее посмотрела. Сестра засмеялась сильнее.

— Будь осторожна, иначе не сможешь спать, вытянув ноги[7], из-за меня.

[7] спать, вытянув ноги — быть спокойным

— Ой, напугала меня, принцесса. Похоже я уже начинаю на тебя плохо влиять, раз ты уже угрожаешь людям, — произнесла девушка и потянув поводья лошади, поскакала прочь.

— Эй, ты куда?

Мне пришлось снова повозиться, чтобы поехать следом. Как-то я все-таки смогла сделать так, чтобы лошадь стала идти. Правда, вначале чуть не упала с седла, но, слава тигру, осталась жива.

Так мы и добрались до Хватана.

Добравшись до столицы, Мина повела меня сразу на одну из торговых улиц. Там мы должны были оставить лошадей у стойл. Все-таки они являлись лишь одолженными. Молочная сестра смогла взять их за некоторую услугу, о которой мне она не рассказала. После того, как привязали животных, мы наконец-то пошли туда. Туда, где в основном праздновался Чильсок — на площадь Павших цветов.

Площадь Павших цветов было знаменитым местом. Именно на этом самом месте случилась важная для нашей страны событие под названием «Битва четырех цветков империи». Тысяча лет назад Михва была разделена на один нейтральный центр и четыре отдельных удела — Ми с юга, Хва с востока, Наквон с запада и Гва, собственно, с севера. Тогда Хватан являлся не только столицей всего, но и зоной, где жил отец-ван, распоряжавшийся своими уделами. У него было четыре сына, каждый который имел свои недостатки и преимущества. Года шли, и ван старел. И ему все чаще приходили мысли:

«Кто же из наших дорогих сыновей заменит нас. Они все еще такие юные и неопытные. Что же делать?»

И в конце концов ван нашел решение. Для того, чтобы его озвучить и исполнить, он позвал четырех принцев в тронный зал. Когда собрались все советники и министры — свидетели — ван отдал приказ:

«Дети мои! С сегодняшнего дня до пятой зимы вы, принцы нашей империи, должны будете отдать долг людям и богам за то, что они о вас заботились. Рю отправим на восток, Хона на Юг, Байе на запад, а младшего принца — Хэя — на север. Мы не принимаем отказ, Мы все решили».

Разумеется, сыновья не могли отказаться от наказа отца-вана и им пришлось отправится в уделы, в которых их назначили. Каждый принц управлял с достоинством. Но однажды почувствовав власть, ты уже не можешь от нее отказаться. Принцы начали междоусобицу. Каждый хотел заполучить лакомый кусочек земли у брата по соседству. Однако спустя время один из принцев сказал:

«Братья, зачем нам драться друг с другом, если мы до сих пор зависимы от отца-вана?»

Отец-ван был стар и не хотел терять всех сыновей, планирую как-то остановить их распри, но он также не знал, что против него уже придуман план, и собственная кровинушка планирует совершить государственный переворот.

И день действий против вана начался. Какая же была стратегия у принцев? Вот какая: пока один брат нападал, другой готовился. Это было удобно, потому что так можно и силы сохранить, и врага застать врасплох.

Когда послышался звук ржания лошадей, звон мечей и лязг доспехов у ворот Хватана, ван не мог поверит:

«Мы растили их с любовью, а они смели поддаться чувству жадности. Мы перевоспитаем их!»

Отец придумал жестокое, но поучительное воспитание для своих детей. Правитель впустил двойных шпионов в логово сыновей. Первый, кого одурачили стал Хон, наместник юга. Шпион нашептал ему, что старший принц — Рю — во главе с другими хочет предать его. В это же время шептали тоже самое и другим братьям. Так, принцы снова порвали и без того тонкие связи друг с другом.

«Раньше мы воевали друг против друга, так почему они не захотят и снова это сделать», — думал каждый наместник.

Когда время пришло, ван приказал шпионам:

«Скажите принцам, что их хотят предать на месте, где сейчас находится пустырь!»

Шпионы это исполнили. А что было впоследствии описывал стих, написанный господином-ученым Ок Сэромом.

Братья встретились на площади,

и там не было души.

Родная кровь алого оттенка

запачкала землю вмиг полностью.

Братья пали, все и сразу,

и стали, как увядшие цветки.

И место стало зваться могилой,

Могилой павших цветов.

Отец-ван не был готов потерять всех, и зачах от страданий. Болея душевно, чтобы запечатлеть свой провал в роли отца, правитель сказал:

«Нужно запечатлеть важный момент истории нашей империи. На земле, где произошла битва наших сыновей, соорудите пруд. Сверху постройте мост из красного дерева с вырезанными на нем зелеными и черными цветами. Снизу посадите красного и белого оттенков деревья».

И спустя несколько лет после смерти вана пруд на площади использовали для разного рода празднований, в том числе и Чильсока.

Мы добрались до площади, когда уже было примерно начало часа тигра[8]. Звезды на ночном небе все еще горели ярко так, что даже свет от многочисленных фонариков на домах не перекрывал их. Пока мы ходили по улицам и переулкам, не встретили ни одного живого человека, только несколько мышей да кошек, выслеживающих добычу.

[8] Начало часа тигра — 03:00 часов с чем-то

— Неужели мы опоздали, Мина? — Я с волнением посмотрела на подругу, но, когда мы, пройдя пару кварталов, наконец-то подошли ближе к месту основного празднования — мне стало спокойнее.

На площади людей находилось не мало, а много. Похоже, а точнее так скорее и было: все горожане собрались здесь. Ждали представления и янбаны с их садори, и торговцы, и крестьяне, и пэкчжон, и даже кисэн. Именно в этот день и в этот час должны были встретиться Ткачиха и Паласс… так мне бы хотелось сказать, но время, как и день, давно закончились. Думаю, я выглядела настолько подавлено, что подруга решила меня успокоить:

— Да не волнуйся, моя принцесса! — Она придвинулась ближе ко мне и прошептала: — По слухам от местных крестьян, которые это узнали, подслушав господ, узнавших об этом из дворцовых сплетен от…

— Давай уже говори, я вся в нетерпение!

Глаза Мины засверкали.

— Если быть короче, то праздник в этом году будет особенный, так как встреча звезд произойдет только сейчас.

— Так поздно?

Подруга кивнула.

— А почему знаешь?

— Без понятия, все вопросы к… — Она подняла голову и безымянный палец правой руки и закончила: —ним.

Вопросы сразу отпали. Вдруг одна из женщин-крестьянок рядом с нами с трепетом выдохнула:

— Ох, Чиннё и Кёну скоро встретятся…

— Пора идти! — воскликнув, Мина взяла меня за руку и повела.

Для лучшего обзора мы начали проходить сквозь толпу. Попутно я извинялась за Мину, которая делала это беспощадно: расталкивала людей в разные стороны, при этом крича:

— Разойдитесь, пропустите!

Не хватало только: «Короли идут!», тогда бы кто-то из знакомых точно бы нас заметил, а потом рассказал или отцу, или братьям. В то время пока мы шли, я глубоко задумалась о том, что я не так сделала в прошлой жизни, что родилась с такой пхальджа[9].

[9] Пхальджа (팔자) — судьба, что определяется по году, числу и месяцу рождения человека, если еще быть точнее — удача 8 цифр

— Прекрати вздыхать, Хваён: мы уже на месте.

Мина остановилась, повернулась боком и улыбнулась мне. Сначала глаза встретили яркий свет от больших горящих факелов. Деревянные высокие палки в высоту, как два-три человека, стояли, держась на пять опорах, похожими чем-то на когти тигра. Сверху висели на цепочках круглые и небольшие чаны с углями, которые зажигали специальные садори. Мужчины-слуги ставили деревянную лестницу сбоку палки и забирались на нее, перенося огонь из маленького зажженного факела в «большой». Для полного освещения площади, чтобы каждый темный уголок был освещен, поставили всего четыре таких строения по каждой стороне света.

От неожиданности глаза неосознанно зажмурились и заслезились, но когда я вновь смогла открыть их, то… увидела мост. Знаменитый мост из известной легенды об основании Михвы. Об был не просто местом из сказок, но еще и центром Хватана, хотя и располагался горизонтально. Мост выглядел потрясающе. Особенно, в окружение деревьев с листьями необычных, как будто магических, цветов. С одного конца росли белые, а с другого — красные. Есть легенда, что деревья выбирали по тому, как они зацветут осенью. Однако, посадив в землю зерна, они впитали кровь и слезы. И когда появились первые ростки — люди увидели, какой оттенок получили деревья, и стали молиться богам за данный подарок. С тех самых пор они стали священными, что даже монахи из других государств приезжали отдать им дань. С тех самых пор они стали одним из символов Хватана. И с тех самых пор их больше никто не трогал. Деревьям также не нужно было трудиться и прокладывать корни, как пути, в земле для получения воды. Они и так росли на берегах небольшого пруда с чистой ключевой водой.

— Это не твоя ли сестра, принцесса? — вывела меня из мыслей Мина.

С запада, на серой лошади вышла девушка, что в этот день исполняла роль Чиннё́. Как по правилам празднования, она была одета в простую, но недешевую — чтобы не было стыдно перед богами — одежду: белая шелковая чхима, оранжевое, но не яркого, а более мягкого оттенка чогори с корым цвета хурмы, красные ккотщин. Также на голове заплели косу и сверху вставили серебряную шпильку с висящими плодами персика.

Обычно исполняющих главные роли в празднике выбирали не по навыкам или статусу, а по тому, какую соломку вытащат желающие. Короткую — ты проиграл. Наоборот, длинную — ты станешь Чиннё или Кёну́. В этот раз в роли возлюбленной повезло дочери янбана, а возлюбленным стал… квантэ[10]?

[10] Квантэ (광대) — профессиональный актёр театра масок, кукольного театра, или тот, кто профессионально занимается хождением по натянутому канату

Когда «Чиннё» на лошади подошла ближе к мосту, где-то на середине пути к нему, приглядевшись к девушке, я поняла: это была моя двоюродная сестра со стороны отца — Мин Соа́.

— Да, верно, Мина. Это она.

Я не ожидала этого, так как Соа не любила тратить время на праздники, развлекаясь, скорее — зарабатывать на них. Она была дочерью своего отца и обладала такой же хитростью, смекалкой и умом, что и у него. Однако, в отличие от министра промышленных работ Мина, Соа использовала умения в целях заработка денег. Чего стоит только ее идея засахарить фиалки. Пару месяцев назад, когда эта сладость только появилась, никто не мог устоять перед ней, даже крестьяне. Они могли себе позволить немного, но радость от вкуса хватало на целую неделю. Сладкий, чуть травянистый вкус, да еще и небольшой цветочный запах после приема, влюбили в себя и женщин из других городов. Поговаривают, что партия отправлялась даже на острова Наквонгва, откуда обычно привозили необычный и редкий товар. Теперь, стоя здесь среди многочисленных людей, я смотрела на ту, кто сейчас улыбался своими небольшими припухлыми губами, не морщил небольшой лоб и прямые брови, не трогал от нервов коричневые до груди волосы, при этом потирая сонные глаза, и не шмыгал небольшим носом от того, что простудился, описывая новые торговые идеи целую ночь.

— В отличие от недели назад, госпожа Мин выглядит еще больше счастливой, чем тогда, когда придумала продавать засахаренный батат.

— Согласна… — я только и смогла проронить.

— Ох, какой красавец! — воскликнула молодая девушка, дочь янбана, справа от Мины.

Мы с подругой быстро перевели глаза на «Кёну». Когда он показался с восточной стороны, люди зашептались: «Красавчик», «Он бы подошел к Хварану[11]», «Неужели он и правда квантэ?», «Я бы взял его в гарем…» и тому подобное. Молодой неизвестный мне парень, действительно, чем-то отличался от остальных знакомых мне мужчин. Высокий, атлетичный с волнистыми, что редкость, темно-коричневыми короткими волосами; светлыми глазами, в которых играло отражение огня; и с высокими скулами — в общем, идеал местного женского населения. Его же для праздника приодели в белое пхо с хурмовым поясом, оранжевые шелковые пачжи[12] и красные комущин с белоснежными посон. На голове красовалась персиковая лента, закреплённая на затылке.

[11] Хваран (화랑) — воинская элита, состоящая в основном из мужчин, которые изучали конфуцианские и буддийские каноны, военное дело (особенно стрельба из лука, верховая езда и искусство тактики), слагание стихов, а также они не были обделены и красотой.

[12] Пачжи — широкие мешковатые штаны

«Если бы тогда я не заболела простудой, то смогла бы посмотреть то представление масок, и, возможно, узнала бы его».

Я повернула немного голову в сторону Мины и увидела кое-что забавное. Её глаза сверкали, словно она увидела чашку риса. Приблизившись к ее левому уху, я прошептала:

— Ты уже влюблена?

Девушка испугалась и отпрыгнула в сторону, наступив на ногу старому садори.

— Больно, — произнес со скрежетом и сдавленно, чуть не ли прошептав, старик. Из его красных глаз и опухших глаз пошли слезы.

— Извините!

Мина глубоко поклонилась, и старик помахал ладонью вниз, что означало: «Прощаю». Подруга вернулась ко мне, и мы продолжили смотреть представление:

— Чтобы так больше не делала, поняла? — онаугрожающе прошептала.

— Ой-ой, как страшно…

— Принцесса…

Молочная сестра еще хотела что-то высказать, но не успела. Двоюродная сестра, уже не сидящая на лошади, и квантэ подошли к началу своих частей моста, барабаны заиграли, и теперь они — Чиннё и Кёну — должны были воссоединится. Каждый из них нервничал, и их лица говорили за них: Соа трогала волосы, а парень закусывал губу. Но как бы они не хотели побыстрее встретиться или закончить торжество, надо было ждать. Ждать, пока не подадут знак, чтобы и звезды, и люди, игравшие их роль, смогли воссоединится в одно время. Есть такая местная традиция, что если земные Чиннё и Кёну успеют встретиться на мосте так же, как и звезды, то урожай будет богатым, а рождаемость высокой. Иногда молодые девушки просят такую же сильную любовь, и желание временами исполняется. Первый удар в барабан, молодые люди сделали первые два шага. Второй удар, еще один. Парень и девушка уже стояли в шаге друг от друга. Последний удар… шаг, и Чиннё и Кёну рядом. Они взялись за руки и…

— Смотрите!

И все взглянули на небо. На нем, наполненным многочисленными яркими звездами, одна западная и другая восточная встали друг с другом. Рядом Ткачиха и Волопас — ещё один вариант названия — так сверкали, что можно было подумать, что они действительно радуются своему воссоединению. Как по удаче, Чиннё и Кёну как раз встретились в это время. Это означало: год будет хороший.

Люди стали аплодировать, а кто-то — даже плакал. Я еще держалась, но повернув голову, заметила, что по правой щеке Мины прошлась маленькая, но заметная слеза.

«Временами она бывает милашкой».

Вдруг по моей спине прошлись мурашки, и подул ветер. Мне пришлось обнять себя руками. Плащ хоть и был, но совсем не грел в случае дождя или ветра.

«Как-то холодно становится».

Я вернула взгляд к Соа и её партнеру. Они смотрелись гармонично, но квантэ явно не заинтересовала моя двоюродная сестра. Парень то и дело смотрел куда-угодно: на большой факел, людей, одежду, но ни на нее и, в особенности, ни на их скрепленные руки. Наоборот, Соа только и делала, что с румянцем на щеках восхищенно глядела на лицо квантэ, пока он не видел.

«Теперь ясно почему она согласилась».

Подглядывая за действиями Чиннё и Кёну этого года, стало немного грустно.

— Загадывай желание, пока есть шанс, — шепнула Мина, после по-быстрому закрыла глаза и скрестила руки.

Обойдя взглядом толпу, заметила, что практически все стали молиться.

«Что же нужно поторопиться!»

Повторив позу Мины, я закрыла глаза и стала молить:

«Прошу, великие Ткачиха и Волопас, пусть в следующей жизни мои папа и мама снова встретятся!»

Мне стало тепло от загаданного. Сердце сильно трепетало от волнения, но оно было вызвано чувством того, что звезды или боги услышат меня.

Внезапно я почувствовала, как кто-то смотрел на меня. Открыв глаза, увидела, что квантэ смотрел в нашу сторону. Его серые глаза встретились с моими коричневыми.

«Почему он сюда смотрит?»

Парень все не заканчивал отводить взгляд. Вдруг по спине снова прошлись мурашки, однако ветер в данный момент не дул. За квантэ сквозь толпу я заметила блеск. Еще один человек глядел на меня. Молодой янбан, судя по дорогой шелковому ханбоку красного оттенка. Светлые, как пшеница, волосы, забранные в пучок; острые черные глаза и маленькие губы, где нижняя выделялась сильнее. Теперь я пересеклась взглядом с ним. Приглядевшись к нему сильнее, я поняла. Блеск, привлекший мое внимание, отражался от его длинного стального меча, что он держал в правой руке.

…

— Что говоришь? Меч? — остановившись посреди торговой улицы среди толпы, крикнула Мина.

— Тихо, тихо.

Горожане и торговцы на улице немного покосились на нас, а два парня-янбана, находившееся рядом, стали шептаться.

После встречи звезд, люди только начали веселиться. Все разошлись покупать сладости, принимать участие в играх, что устраивали местные ребята, а также посмотреть выступление актеров в масках. В нем будет участвовать также и сегодняшний Кёну. Уже можно было увидеть счастливых, но сильно подвыпивших горожан.

— Разве это не сумасшедший? У него где-то висел цветок?[13] — уже стала шептать подруга.

[13]У корейцев есть такое, что если у человека над ухом висит цветок, значит он сумасшедший.

— Ничего у него не было. Да и на такого он не был похож. Красивый, но…

— Так он был красивым? — перейдя на обычную громкость она произнесла. — Я с негодованием посмотрела на нее.

Мина подняла руки и стала оправдываться:

— Поняла-поняла, я ничего такого не имела ввиду, просто…

— Просто что? Неужели ты думаешь, что красивые не убивают?

Подруга замолчала. Мы долго шли в тишине, за это время я смогла рассмотреть местность. С обеих сторон находились лавки, столы и ткани для продавцов. Справа молодая дочь янбана советовалась с мамой, какую шпильку ей купить: с вишней или с персиком, как у Чиннё. В другой стороне мальчики-простолюдины смотрели на старика, готовящего тток. Он брал рисовую муку, замешивал тесто в маленькой круглой бочке, после клал получившейся на крепко держащийся пенёк и бил толстой, тяжелой и деревянной палкой часто и с силой. Когда все было отбито, старик слепил из теста круглые формы и дал детям. Они улыбались до ушей.

Через двадцать минут мы добрались до маленькой площади. Протолкнутся было негде. Сюда сошлось большинство господ, садори и обычного народа. Все они смотрели на выступление актеров в масках, где как раз и выступал Кёну.

— Я не думала, что в этом году будет столько людей, желающих посмотреть на квантэ! — первой заговорила Мина.

— А как же, здесь же выступает красавец Кёну, — влезла в разговор крестьянка, что находилась поблизости.

— Хаха, он не просто красавец, а благословение! — поддержала женщину подруга рядом.

Мы не стали спорить и кивнули.

…

Мы не начали сразу смотреть представление. В какой-то момент мы на ненадолго отвлеклись на еду, так как наши животы начали издавать громкое бульканье, которое можно было услышать аж за несколько метров. Увидев большой выбор танхулу у одного из ларьков, Мина сразу же остановилась и не смогла не купить и не попробовать её. Это была мамгукская сладость. Люди обычно готовили и ели её зимой, но в этом году премьер-министр церемоний Мин разрешил продавать и во время Чильсока. Для танхулу брались различные ягоды или фрукты, насаживались на тонкие деревянные палки в длину примерно двух ладоней и обмакивались в сахарный сироп. Мина взяла себе с мамгукской грушей и с мандаринами с южных островов Михвы. Я тоже решила взять себе одну, но с боярышником.

Вернувшись к площади, кое-что изменилось.

— Что зачудеса! — воскликнула Мина.

Это удивление можно было понять, потому что за короткий промежуток времени представление актёров в масках превратилось в театр теней. Точнее они начали готовится к нему. У самого края площадки, где ранее находилось отгороженное пространство для квантэ, поставили высокие палки, доходящие до двух метра с половиной в высоту и также в длину. Посередине образовался прямоугольник, и на него натянули простую нетолстую ткань. Факелы и фонари понемногу стали везде тушить, а квантэ в свою очередь направили свет на бумагу с внутренней стороны. Для проверки один из актеров — это был низкий мальчик лет десяти-одиннадцати — отошел на небольшое расстояние к толпе, а другой направил фигурку бэкхо на середину полотна. Тень тигра показалась. Это казалось очень волшебным и необычным явлением. Тот квантэ, что проверял видимость теней быстро прошмыгнул за ткань, и представление стало готовиться к началу.

Чтобы посмотреть театр теней люди садились прямо на песок. И дети, и взрослые со всей любопытностью следили за действиями, исходящими от актеров.

— Можно мы пойдем и посмотрим представление, принцесса? — Мина мельком посмотрела на меня, но не смогла скрыть смущение.

— Да, — только я и успела проговорить, как подруга, взяв за рукав моего чогори, уже повела искать свободное место.

Мы все проходили, то вправо, то влево, но свободного места так и не находилось. Мина начала понемногу злиться и шептать ругань под нос. Это вызывало у меня только улыбку. Вдруг с дальнего западного конца начал вставать человек. Мина заметила движение и сразу потащила к тому месту. Мы приближались достаточно быстро, благодаря кое-кому.

«Сразу видно, как она хочет увидеть тени».

Как только мы подошли, человек окончательно встал. Он прошел мимо меня. Неожиданно по телу прошлись мурашки, а холод заполонил конечности.

«Разве это нормально?»

Мне бы не хотелось испытать снова противные ощущения, но из-за непонимания причины внутреннего страха, мое любопытство взяло вверх, и я повернулась. По дороге, повернув направо к улицам, шел мужчина. Высокий, жилистый и во всем черном. Силуэт. Это был знакомый силуэт из моего сновидения. Не смотря на Мину, я непроизвольно начала делать пару шагов вперед. Все больше и больше. Что-то меня всё тянуло узнать, кто это и откуда знаю, но в то же время я боялась. Не думая, дошла до одной из лавок, что продавали сладкие бататы, и остановилась.

«Что такое?»

Я повернулась и заметила, что далеко отошла от подруги. Мина уже сидела, положив ноги друг на друга.

«Стоит ли мне идти за тем мужчиной?», — все вертелось в голове, постоянно повторяясь глухим эхом.

Представление всё ещё готовилось. Видимо все-таки нашлись проблемы для того, чтобы пораньше начать. Спустя пару секунд факелы и фонарики до конца потушили, а зрители стали хлопать в ладони. После минуты того, как тишина вернулась, низкий и мягкий мужской голос, исходящий из полотна, стал рассказывать:

— Когда великие сащин жили и правили землями, родился первый персиковый …

Не желая дальше слушать после слова «персиковый», я развернулась и побежала от площади с представлением в торговые улицы. На первом месте мне нужно было догнать человека, если он был им, а не то, что могло вызвать у меня сыпь.

Даже если бы я имела хорошую военную подготовку, чем была бы сейчас рада, то все равно не успела. Мое дыхание утяжелилось, а ноги стали невесомыми. Люди по дороге косо смотрели на меня из-за бега, но я не могла потерять незнакомца из сновидения. Время шло, пока я ходила по различным освещенным улочкам. Внутренний голос с самого начала где-то внутри скребся и говорил:

«Ты опоздала, Хваён!»

Мне не хотелось признавать, но все-таки я потеряла его. Не нужно было сомневаться во внутреннем чувстве, когда ощутила из-за мужчины леденящий душу страх. Шаг за шагом местность сменялась, и где-то свет становился тусклее. Я далеко ушла от Мины, и это было опасно. Завернув налево, где больше исходил теплый свет, почувствовала какое-то странное чувство. То, что я видела, давало старые, знакомые ощущения. С правой стороны находились лавки с золотыми и серебряными украшениями, а слева — тканей. Что-то в глубине меня подсказывало, что неспроста я здесь, но не могла понять причину. Все дальше заходя на улицу, ощущения так и хотели вырваться и закричать. Я шла и шла, пока не увидела знакомое.

— Эй, ты, слуга, как ты смеешь, пачкать меня своими дерьмовыми ручищами, а? — закричал немолодой с сединой в волосах и тонкими усиками, костлявый и похожий на саламандру янбан.

— П-простите, г-господин, я не с-специально! — умолял слуга. Тот был совсем подростком, на несколько лет младше Нинхю.

Садори склонился в полный поклон до земли. На глазах стояли слезы, а волосы в полном беспорядке.

— Хм, думаешь, твои слова могут меня успокоить? Я прощу тебя, но в обмен заберу твою птицу!

Парень заметно вздрогнул. Девушка-слуга, что теперь стояла поблизости с господином, преподнесла ему высокую круглую с позолотой клетку. В ней находилась птица с белым телом, крыльями и головой персикового — императорского — цвета. Янбан не глядя на слугу, взял у нее клетку и, подняв над глазами, через нее проговорил:

— Как мне повезло! Теперь я точно стану на один ранг выше! Ваше величество, немного подождите меня, и скоро я приду к Вам!

Парень-садори уже трясся то ли от страха, то ли злобы.

— Птичка, ты случайно еще и не вкусная, а? Может мне попросить императорского повара тебя приготовить? — ухмыляясь, радостно спрашивал янбан у птицы.

— Он-на не для е-еды, — шепнул парень-садори.

Господин отвлекся и переспросил:

— Что говоришь, малец? Не для еды? — фыркнув, мужчина продолжил: — Если ты не хочешь, это не значит, что другие тоже. Ты слишком мал, чтобы понимать этот мир.

Наступила тишина, и воздух вокруг них стал таким тяжелым, что парень-слуга уже не мог себя сдержать. Он резко поднялся, подняв клубок пыли, вырвал клетку и открыл дверцу. Птица не помедлила и сразу же улетела в небо.

— Идиот, что ты сделал? Эта тигрова птица цениться больше, чем твоя жизнь! — зарычал янбан.

— Пусть и так, — слуга, произнеся, поднял глаза и посмотрел на него, — но пусть лучше она будет в свободе, чем в золотой клетке или в желудки такого мудака, как ты.

Янбан подозвал кого-то. К нему со стороны левой руки подошли два опасных на вид — со шрамами на лицах, мощными телами и высоким ростом — мужчины. В сероватых чогори, паджи, коричневых чокки[14] и с пучками выгоревших черных волос, никто бы не решился перечить их хозяину.

[14] Чокки (조끼) — куртка-жилет

«Его же сейчас потащат по земле, тигр… Подождите, как это я это помню?»

Спустя пару секунд я поняла, что местность, где я была, мне приснилась.

«Если это так, то я могу найти тот переулок!»

Я посмотрела на садори в последний раз и убежала.

«Я все равно не смогу ему помочь», — оправдывала свой поступок.

Быстрым шагом, уже под конец бежа, я дошла до знакомого переулка. Сначала мне не хотелось туда идти. Темнота внутри устрашала, и казалось, что могла легко поглотить. Сжав руки в кулаки и прокручивая мысли о том, что может со мной произойти… я зашла. Было так темно, что ни один свет факела не доходил до каменных стен зданий.

«Если ты это не сделаешь, Хваён, то будешь жалеть!»

Зайдя дальше, всё просмотрела: каждый уголок, каждую стену, и даже землю. Но ничего не было.

«Это же точно то место? А может и нет…»

Повернувшись и уже находясь практически у выхода, мое желание уйти от этого неприятного места только увеличивалось. Непроизвольно я заметила, как что-то сверкнуло в левом углу сзади. Приглядевшись в темноту, мне стало дурно и сердце сильно заколотилось. Стук начал доходить до горла, а тело холодеть. На правом стороне была звезда из светло-коричневых родинок на лице. На лице мальчика, которого я видела в сновидение. Мальчика, что уже был… мертв.

«Мне нужно уходит!» — пронеслась сразу мысль.

Я шагнула назад, чтобы поскорее уйти и… наткнулась на чью-то грудь. Я подняла голову.

«О, тигр!»