Отражение стрекозы

Глава 8. Проклятие Тихого леса

«미친거아니야, 오늘밤 / Мы сегодня отрываемся

미치려고작정한놈들이야 /Мы сегодня сойдем с ума

오늘만미치도록달리잔말이야11 /Только одна ночь, мы постараемся

미친거아니야» / Сойти с ума*

2PM «GOCRAZY! (미친거아니야?)»

*Перевод: Софья (Nano) из lyricstranslate

Мы проснулись только днём, когда к нам кто-то постучался в дверь. Неудивительно. Сначала мы приехали в Кванчжу, прошлись по городу, потом попали в незнакомый лес, выбрались из него и попали в лапы уже готовящихся убить нас крестьян.

— Госпожа-шаманка и ученица-шаманки, можно войти? Я пришла с едой.

— Еда? — Сон Хани сразу же разлепила глаза и встала с соломы. За пару шагов она преодолела комнату и открыла дверь.

На улице стояла полная ачжума, что вчера была сильно активной в диалоге. Она держала плетеную корзину в руках, а сверху лежала ткань.

— А, это вы…

— Я. Но я пришла не ругаться, а мириться, — спокойно говорила женщина.

Она заметила, что я все еще вставала и находилась в полусне, поэтому больше не просила войти в дом.

— Вот. — Она дала корзинку. — В ней пару хурм, яблоко, две ножки курицы. Также я положила на дно пару светлых ханбоков. Они не новые и не дорогие, но думаю: они подойдут вам по размеру. Они принадлежат моей младшей дочери. Вы не злитесь на меня, пожалуйста, за все.

Госпожа Сон забрала корзинку и немного посмотрела, что за тканью.

— Понимаете, агви и квищин[1] того леса сделали много зла нашей деревни. Настолько, что мы стали сомневаться даже в друг друге. Мой маленький внук тоже пропал в лесу, пару недель назад. Помогите, пожалуйста, нашей деревни, шаманка Сон, — ачжума умоляла с выступившими слезами на глазах. — Даже если пропавшие не… вернуться, то хотя бы избавьтесь от проклятье Тихого леса. Я прошу вас, шаманка Сон. Вас тоже, госпожа Ким.

[1] Квищин (귀신) — корейские призраки

После этого женщина незамедлительно ушла.

— Я, конечно, ее понимаю и не против помочь, но почему она повела себя как герой книги и, чтобы сохранять интригу, не договорила, о каком все-таки проклятье идет речь, и убежала?

— Госпожа Сон, так она и есть герой книги, вашей. Разве у вас ничего не было насчет Тихого леса?

— В том-то и дело.

Сон Хани повернулась ко мне.

— Я вообще не писала про эту деревню, лес, того красавчика-спасителя… Возможно, могла написать: «на юге агви активизировались и стали чаще нападать на жителей обычных деревень», но я реально не знаю, что вообще сейчас происходит.

— Тогда уже можно биться в истерике?

— Да, но сначала поедим и переоденемся.

После принятия пищи мы с госпожой Сон пошли искать дом старосты. Кто-то все равно должен был нам рассказать хотя бы минимум информации о том, что нам ожидать в лесу.

Мы одели ханбоки ачжумы. Она дала нам стиранную и без дырок одежду, поэтому жить здесь, в незнакомом мире, стало немного легче. Я взяла серо-синюю чогори и оранжевую чхиму, а госпожа Сон — белый верх, желтый низ. Странность заключалось в том, что наши ханбоки походили друг на друга и казалось, что это парные комплекты.

«Не специально ли ачжума так сделала? Ладно, все равно люди бы шарахались от меня как вчера, если бы я продолжила ходить в белых бананах и футболкой с Гарфилдом».

Еще не было другой обуви, поэтому приходилось ходить в шаманских для этого места кроссовках или туфлях на низком каблуке как у Сон Хани.

Поспрашивав пару людей, мы наконец-то нашли дом старика: небольшой, с двумя пристройками, черепичным забором и деревом хурмы в саду. Подойдя к двери, Сон Хани отметила:

— Надо же, а это прям как мы. Я про сороку и тигра, если что.

Госпожа Сон говорила про картину, что висела на двери у старосты.

— Объяснение в студию, — попросила я.

— В Корее есть известный сюжет для картин. На ней изображен тигр, а рядом с ним сорока на дереве. Их часто представляют, как спутников, где тигр — дух гор, а сорока — его помощник и ученик.

— Ааа. — Я хлопнула в ладоши. — Получается: я — сорока, а вы — тигр. Верно?

— Бинго!

— Тогда уже стучим?

Сон Хани кивнула. Не успела я один раз постучать, как огромная дверь мгновенно открылась. За ней стояла Дальги.

— Вы пришли к дедушке?

— Да, Дальги-я, позовешь его?

Девочка кивнула и убежала вглубь двора. Мы прождали пару минут, пока староста деревни подошел к нам.

— Извините, шаманки Сон и Ким! У глупого старика были слуги, но все они поразъехались в разные города из-за проклятия. Заходите.

Дедушка ладонью позвал нас в дом. Мы сели на пол рядом со столиком с корзинкой красных яблок на столе. Из комнаты открывался вид на сад и играющую Дальги. К нам подошел староста.

— К сожалению, в моем доме нет ничего изысканного, кроме Хвачхэ[2] из мёда да яблок. Попробуйте сперва Хвачхэ: это семейный рецепт.

[2] Хвачхэ (화채) — название корейского пунша из растворенного в воде мёда, сахара или отваренных фруктов или лепестков съедобных цветов.

Мы переглянулись с госпожой Сон и выпили напиток из пожелтевших чашек.

— Ммм, это очень вкусно, господин Чхакнам, — не смогла не прокомментировать вкус.

— О, тигр, шаманка Ким. Не волнуйтесь, вы можете меня звать просто дедушка, как и остальные.

Госпожа Сон вопросительно показала на себя.

— Вы тоже, шаманка Сон.

…

— Дедушка Чханам, мы благодарим вас за гостеприимство, но не могли бы рассказать подробнее об проклятие Тихого леса?

Старик грустно сощурился, а потом снова стал спокойным.

— Тут и ничего рассказывать. Три месяца назад начали пропадать люди. Мы запрашивали помощи у монахов, даосов, шаманов и всех других, но они не помогли. Даже паксу Ок.

«Паксу Ок? Не тот ли это знаменитый гадатель?»

— А как же чиновник, отвечающий за деревню? — поинтересовалась сразу писательница.

— Я просил, но меня высмеяли и выбросили за улицу.

Прошла минутная тишина.

— А есть что-нибудь еще? К примеру, как именно люди уходят, кого видят или видят это другие?

Старик немного подумал и ответил:

— Ничего нового, думаю, вы уже не раз слышали, что люди видят умершего или пропавшего близкого человека и уходит в лес. Жители видят агви, но боятся выходить на улицу, чтобы не стать следующей закуской.

— А что насчет первой жертвы? — ошеломила вопросом старосту Сон Хани.

Старый мужчина занервничал и не смотрел нам в глаза. Он сильно сжимал губы.

— Не знаю.

Мы снова обменялись взглядами с госпожой Сон. В наших глазах читалась одинаковая мысль: «Он что-то скрывает».

…

Незамедлительно после нашего вопроса староста по-тихому решил нас спровадить. Дальги же все продолжала играть рядом с хурмой. Я стояла в саду и ждала писательницу, пока староста искал что бы подарить богам через шаманку.

— Эй, подойди сюда, — послышался шепот откуда-то вдали. — шаманка Ким, подойдите.

Я развернулась и заметила девочку за деревом. Она звала меня. Ради интереса я подошла.

— Что такое, Дальги?

— Сюда-сюда, только тшш.

Мы опустились рядом с корнями дерева так, что нас не было видно другим людям.

— Я слышала, что вы говорили про лес.

— Ты что-нибудь знаешь?

— Да. Вы же меня не сдадите?

— Неа.

— Обещаете?

— Конечно! И в качество того, что я не обману, я раскрою свое имя, которое редко кому можно говорить.

— Правда?

Я кивнула, а девочка очень воодушевилась.

— Меня зовут Мирэ. Это означает «прекрасная роза».

— Вааа, а я просто клубничка[3], — девочка расстроилась.

[3] Дальги (딸기) — клубника с кор.

— Не расстраивайся, я бы тоже хотела стать клубникой: она вкусная.

Девочка попыталась скрыть, что обрадовалась от комплимента, но розовые щеки сдали ее мигом. Я заметила, что мы немного отошли от темы и напомнила о ней:

— Так что ты мне хотела рассказать, малышка?

— Сора́.

Я не поняла.

— Что Сора?

— Так звали девочку, что первая ушла в лес и не вернулась.

— Когда это произошло?

— Когда стали пропадать люди. Сначала она, а потом соседский мальчишка, его отец и мать, бабушка Хэ, моя няня… — уДальги стали собираться слезы.

— Я поняла. Все хорошо, малышка. — Я стала гладить ее по голове. — Я с шаманкой Сон попробуем найти твоих друзей.

— Честно?

— Честно-честно!

Дойдя до дома, я сообщила Сон Хани о словах внучки старосты.

— Вот как получается.

Она положила корзинку с картошкой и яблоками в угол, рядом с корзинкой ачжумы.

— Сора. Сора. Если маленький ребенок превратился в злого духа, то из-за чего? Хм.

— Мы это можем узнать только если пойдем в лес или же спросим у жителей.

— В лес еще рано идти: информации не хватает. Надо поспрашивать, только вот местные люди…

— Может у паксу Ок спросим? Он же тут популярный. Плюс помогал с этим делом.

— Отличная идея, но где его найти?

— Вы сможете его найти в хижине рядом с лесом, — внизу открытого дома посоветовала пухлая ачжума.

— О, мама?

Сон Хани сильно напугалась, что аж подпрыгнула.

— Так вы уже знаете мое имя, шаманка Сон. Мне приятно.

По совету ачжумы, что оказалась госпожой Ом, мы спустились с небольшого холма и вышли на одинокую хижину на границе лица. Вокруг нее лежали цветы и фрукты, а на входе висели белые пучжоки с красными чернилами, свежо-написанными.

— Написали недавно, а это значит…

— Что паксу все еще может помочь нам.

Мы приоткрыли дверь. В комнате не было никого, кроме громко орущего петуха. Вокруг висели лекарственные травы, наподобие шалфея или лопуха. В центре стоял низенький стол с разбросанными бумагами для предсказаний и упавшей тушницей с пролитыми чернилами. Впереди висела картина с тигром и персиками.

— Он убежал?

— Видимо, но оставил нам записку, Мирэ. Посмотри.

Я подошла ближе к госпоже и вслух прочитала послание:

←♦→

Шаманка Сон и Ким, приятно познакомиться!

Я знаю о том, что вы хотите избавиться от проклятия.

К сожалению, я не могу встретиться с вами лично.

У меня появились срочные дела.

Девочка — это замок, а не ключ.

Запомните: вам понадобится пучжок и травы с алтаря.

Паксу Ок

←♦→

— Твою жрожу! Да как так, он умереть что ли захотел, — негодовала писательница.

— Скорее всего, но сначала проверим, что он нам оставил.

Под картиной, у самодельного алтаря, лежали связанный петух в миске, желтый маленький мешочек и пучжок с красными завихристыми линиями заклинания. Я немедленно развязала птицу и выпустила на улицу. За это время госпожа Сон взяла мешочек и открыла его.

— Мирэ, а тут есть кое-что интересное?

— Что именно? — Я смотрела на безумно бегущего, спотыкающегося об землю и кричащего во все горло петуха. Он, как последний идиот, побежал в лес.

«Кто-то там хорошо сегодня поест».

— В мешочке я нашла записку, а в ней имена.

— Имена?

Я вернулась к госпоже.

— Хэгуль, Тэн, Кохён… — Хани читала вслух написанные черными, а не красными чернилами имена. В Корее если имена писались красным, то они считались проклятыми.

«Мертвым все равно по большей части, но если они написаны черным, есть шанс, что они еще живы».

Сон Хани подумала также, поэтому было неудивительно, когда мы встретились взглядом.

— Теперь точно спросим про Сору?

— Точно!

Как и ожидалось, местные люди при упоминании девочки отказывались говорить, либо бросали фразы: «она была сиротой», «нет друзей», «была необщительна», а после по-быстрому сбегали.

— Чует моя жопа, что это не спроста.

— Как по канонам хоррора, она станет проклятием из-за неприятия обществом.

— Давай, не будем, Мирэ, — обнимала и потирала руки от мурашек писательница.

— Вам страшно?

— Нет, а тебя?

— Немного.

— Мне тоже.

— Вы же сказали…

Сон Хани меня специально проигнорировала и завернула на маленькую торговую улицу деревни. Мы продолжили расспрашивать людей, упоминая уже других жертв из списка. Наш травник, дом которого нам предоставили, оказался милым старичком. Мальчик из слов Дальги — примерным сыном, а сын старосты готовился унаследовать управление деревней. Какая-то связь была, но слабая. Еще нам рассказали про местную легенду Ильсуп. Ее рассказала бабушка, продававшая жаренные каштаны. Не сказать, что она сошла с ума, но проходившие мимо жители косились на неё.

— Вы точно хотите выслушать местную сумасшедшую?

— О чем вы, бабушка, вы никакая не сумасшедшая, — по-доброму, с искренностью успокаивала ее Хани. Видимо, старая женщина напомнила кого-то для госпожи.

Старушка все мялась, смотрела на дряхлые руки и молчала. Госпожа Сон решила предложить выгодную сделку:

— Бабушка, а давайте сделаем так. Я обменяю у вас все каштаны на фрукты и овощи, а вы расскажете нам то, что хотели.

Сон Хани взяла один из плодов и потрясла в руке. Старая женщина не порадовалась, напротив взгрустнула.

— Не нужно брать то, чего душа не просит.

— А почему нет, я вот хотела сегодня как раз съесть много, очень много орехов, — я вклинилась в разговор.

— Хорошо, но только оставьте мне пять каштанов на продажу.

— Договорились! — мы вместе с Сон Хани произнесли.

…

— Изначально Ильсуп звали не какую-то деревушку, построенную рядом с густым лесом, а девушка. Это была молодая, полная сил добрая госпожа. Красота, благородство, таланты и звонкий пронзительный смех — отличали ее от других ровесниц. Отец и мать гордились, сестры и подруги завидовали, а мужчины безумно влюблялись. Однажды в их местность прибыл молодой янбан из многоуважаемой семьи. Большинство девушек повлюблялись в него, в том числе и сестры Ильсуп. Сама же девушка думала: «Как можно любить кого-то так сильно из-за красивого личика?». Спустя пару дней после прибытия янбана они случайно встретились на празднике ее отца.

«Я никогда не видел такой нежной и хрупкой девушки, можно ли мне продолжить с вами общение?», — предложил молодой янбан, поговорив с Ильсуп краткие десять минут.

Девушка не отказала, но и сразу не согласилась. Только через пять дней полных ухаживаний от молодого янбана Ильсуп приняла предложение, а через месяц деревня услышала об их свадьбе.

Сестры Ильсуп рассвирепели и подготовили хороший подарок на свадьбу.

«Почему это мы еще ей ничего не подарили? Надо это исправить».

От имени ее лучшего друга и вечного воздыхателя, они отправили Ильсуп послание с просьбой прийти в безлюдный, заброшенный храм. Наивная девушка поверила и одна, ночью, отправилась в место из письма. Так, в прохладную мартовскую ночь, сестры испортили лицо Ильсуп. Когда она заходила в храм, — они вместе, ради совместного наслаждения, плеснули в сестру воду, привезенную из кислотного мамгукского озера.

Ильсуп сначала не поняла, что с ней произошло, а потом услышала свой крик, вырывающейся со всей мочи из груди. Днем стража нашла девушку у храма и отнесла в дом. Родители ужаснулись, а лекари отказывались ей помогать, говоря: «уже поздно». Когда Ильсуп проснулась от рыданий личной служанки, увидела свое лицо в мутно-желтом зеркале. Она сильно заплакала, потому что больше не было привычного милого лица. Кислота разъела черты лица и теперь выделялись лишь черные, как смоль, глаза.

«Почему я?» — повторяла себе каждый день Ильсуп.

Семья молодого янбана, узнав об увечьях будущей невесты, сразу же отменила свадьбу. Сестры вдвойне радовались, так как их чудесная сестра больше никогда не смогла бы выйти замуж. Молодой янбан в свою очередь однажды ночью пробрался в комнату бедняжки и воспользовался ей.

«Если не смотреть в лицо, то все будет прекрасно, — выдал он после сделанного. — Радуйся, что я дал тебе шанс испытать такое в жизни, Ильсуп. Если не я, то кто, — он усмехнулся и свободно ушёл через дверь».

Молодой янбан в родном городе давно имел клеймо «цветочного вора», но, разумеется, большинство господ из деревень об этом не знали, потому многие девушки пострадали от этого мерзавца.

«Почему я?» — снова стала повторять Ильсуп изо дня в день.

Никто не мог помочь бедняжке: родители имели меньше власти, чем семья молодого янбана, а подруг подговорили сестры Ильсуп, и они перестали с ней общаться. Только лучший друг остался с ней. Его сердце постоянно болело из-за страданий возлюбленной.

В конце концов Ильсуп решила оставить бренный мир:

«Я убегу в Тихий лес и покончу там со всем».

Через пять дней, в полнолуние, она тайком сбежала в лес за смертью. Шел дождь, но, поскальзываясь в грязи, девушка продолжала идти. Холодный металл шпильки обжигал кожу. На полпути Ильсуп почувствовала себя странно. Вокруг стало кружить, а голова заболела. Сделав пару шагов, девушку вырвало.

«Что со мной? — подумала она, опираясь на дерево — Я же не беременна?» — пришла неожиданная мысль.

Все эти дни Ильсуп постоянно хотела спать, ела больше, чем обычно, и ее постоянно рвало. Пока она думала, — девушку нашел её друг. Он отвел Ильсуп в домик, стоявшей в глубине леса.

«Тэсон, возможно, я ношу ребенка под сердцем. Ты все еще хочешь помогать мне?»

«Конечно, Ильсуп! Я тебя никогда не брошу».

Прошло девять месяцев, как Ильсуп сбежала из дома и стала жить в лесном домике. Она, действительно, была беременна, а Тэсон, как и обещал, постоянно ей помогал. Через пару дней в морозный декабрьский день Ильсуп начала рожать. Её друг нашел лекаря, который бы скрыл роды, для этого он много заплатил хва из заработанных на продаже мяса денег.

«Давайте тужитесь, тужитесь!» — кричал старый лекарь.

Ильсуп сильно кричала: боль была невыносимее, чем растворения лица или нападения от янбана. Девушка чувствовала, что могла не дожить. Спустя четырнадцать часов ребенок наконец-то вышел.

«Почему я?» — в последний раз подумала Ильсуп и умерла.

Тэсон сильно горевал по лучшей подруге. Её тело он закопал где-то в лесу и поставил на могиле небольшую башенку из камней, в память о любимой. Перед могилой Ильсуп Тэсон пообещал позаботится о её ребенке. Парень не стал искать для него приемную семью или знакомить с бабушкой и дедушкой, вместо этого он сам усыновил дитя.

Неожиданно для всех Тэсон спустя много лет усердной работы стал старостой деревни и переименовал её в «Ильсуп». Что насчет настоящей девушки, то за ней закрепилось имя «санщильмёнгви́», означающее «демон с потерянным лицом». Всё из-за слухов местных жителей, которые утверждали о том, что видели или даже пострадали от нее. Она всегда появлялась внезапно из воздуха и задавала лишь один вопрос: «Я красивая?». Смотря на уродливое лицо, люди часто мешкались. Если сказать «да», то она вырывала глаза, а если «нет», то — сердце. Был способ спастись, но никто о нем не знал, кроме мертвого Тэсона, что одним вечером увидел санщильмёнгви.

Ночь. Луна все еще оставалась кроваво-красной и освещала деревья поблизости. Казалось, что все вокруг кровоточило. В деревни лунный свет менялся на обычный цвет, но стоило подойти к проклятому лесу, как атмосфера превращалась в ужастик. Мы с госпожой стояли напротив стороны леса, где находилась хижина паксу Ок, и топтались на месте.

— Мирэ, прежде чем мы отправимся в опасный путь, я хочу честно признаться: я фанатею по к-попу, ненавижу зеленый цвет и… я хочу с тобой дружить. Если мы выживем сегодня, могу ли я стать твоей подругой? — Мирэ повернулась в мою сторону и искренне ждала ответа. На фоне красного лунного цвета ее глаза блестели и были красивее, чем обычно.

— Конечно, госпожа Сон.

— Если так, то используй панмаль[4] и зови меня уже по имени.

— Кхоль[5], Хани!

[4] Панмаль (반말) — неформальный, невежливый стиль корейского языка, наподобие нашего «ты». Используется среди близких людей, родственников, ниже по статусу и возрасту людей.

[5] Кхоль (콜) — договорились, отлично, конечно

…

Не сразу, а с пятой попытки мы зашли в Тихий лес. Шаг за шагом мы все более соглашались с названием места: здесь и вправду не пели птицы или не шуршали лапки животных.

— Как тогда мы заметили кроликов?

— Думаю, в той части леса не все так плачевно как тут. Ты разве не чувствуешь давление?

Я остановилась и пыталась понять, что чувствую.

— Кажется, что душно, но ни дождя, ни туч нет.

— В том и дело. Я, конечно, не настоящая шаманка, но знаю точно: в хороших местах редко бывает плохо.

Согласившись на слова, я продолжила идти с Хани. В середине пути деревьев становилось все больше и выше, а их корни — массивнее и запутаннее. Ночью без фонарика было плохо, но если мы взяли бы хотя один мелкий факел, то стали первыми в списке агви на съедение. Справа промелькнула чья-то тень, и мои нервы стали натягиваться.

«Боже, мы идем на злобного духа, при этом не имея каких-либо сил, кроме мешочка с травами да оберегом. Хоть бы не умереть».

— Чувствуя, что мы совсем рядом, — настороженно шепнула Хани.

— Я красивая? — раздался звонкий голос напротив нас. Его издала женщина с глубокими как от огня шрамами, покрывающими всю поверхность лица, в красном ханбоке, похожим на ханьфу из-за верхней кофты, доходящей до колен и имеющую пояс.

На лице Хани читался или страх, или обида, что после ее слов снова появился тот, кто мог легко убить нас одним взглядом. Я не знала, что делать так быстро, как заметила улыбку писательницы.

— А мы красивые?

Я округлила глаза и удивленно посмотрела на неё, а санщильмёнгви тем более. Ей явно еще не задавали таких вопросов после стольких веков.

— Так что, мы красивые? — повторила Хани. Я бы подумала, что она в смятение и пытается найти решение. Но пока она заговаривала агви, незаметно пальцем указывала на мой рукав. В него я положила пучжок от паксу Ок.

«Она хочет…»

Хани дала еще один знак — быстрое подмигивание правого глаза. Я поняла и также незаметно кивнула. Резко достав оберег и рванув, с трясущимися руками побежала к лицу санщильмёнгви. Сначала все было как надо, но затем она среагировала в последнюю секунду и взмахом руки вызвала сильный ветер. Как острое лезвие он порезал мне щёку и ужасно глубоко поранил предплечье. Кровь хлынула незамедлительно, и мне пришлось сесть на корточки. Хани ужаснулась при виде меня и повернулась к злобному духу. Мне казалось, что я чувствовала весь гнев писательницы.

— Неужели вы думали, что все так просто? Дайте подумать: был ли когда-нибудь человек, что поранил меня. Ой, нет! — агви театрально похлопала в ладоши и рассмеялась.

Хани тоже решила действовать. Пока санщильмёнгви отвлеклась, у нее был прекрасный шанс. Травы, разумеется, не имели такой силы как у пучжока, но если паксу их дал, — значит, что они могли помочь. Хани в одну секунду подобралась близко к Ильсуп и попыталась кинуть травы. Агви легко отошла в сторону и её ничего не задело, ни один лепесток или веточка. От неудачи Хани испугалась и чуть подвернула ногу, вернувшись в прямое положение. Санщильмёнгви же подождала идеальный момент и, вызвав снова ветер, кинула ее резко в массивное дерево. Я услышала, как у Хани хрустнула спина.

— Хани! — я, не думая, крикнула. Силы покидали меня, тело тяжелело, а в глазах начинало темнеть.

— Если бы не он, Великий Владыка змей, то я бы не стояла здесь. Как же все-таки прекрасно иметь силы! — злобная Ильсуп снова рассмеялась.

«Владыка змей? Что же это за мудак такой? Мое время кончается — надо что-то сделать или я умру, оставив Хани тут одну».

У Хани, хоть и была в бессознание, но у неё медленно поднималась грудная клетка. Это облегчало ношу. Незаметно я сжала кулак, чтобы проверить пучжок. Когда санщильмёнгви направила свою руку ко мне, то я на всякий сжала ладонь покрепче. Кровь продолжала течь, и я боялась, что пучжок потеряет силу.

«Это мой последний шанс!»

У меня все еще оставалось немного сил на побег, но оставить умирать здесь Хани, я не могла. За две недели мы вправду подружились. К тому же наши интересы совпадали на девяносто, а то и сто процентов.

— Что такое, Сора?

Пока я раздумывала, а агви нахваливала себе, к ней подошла высокая, угловатая с косичками девочка. Она что-то шепнула Ильсуп и та злобно улыбнулась.

— Отлично! Скоро можно будет сварить суп из глаз и сердец. Мне не хватает пару девичьих, поэтому как раз можно будет начать с вас!

Санщильмёнгви стала идти в нашу сторону, а девочка осталась позади. Её глаза имели мертвенный вид, а радужки — серый цвет.

В последний раз я повернулась к Хани. Одна за другой появлялись капли слез, а сердце стучало невыносимо больно.

«Хани…»

Я заметила, как девушка двигает пальцами. До прибытия Ильсуп я немедля подбежала к ней.

— Хани… — хрипом я проговорила ее имя.

— Мирэ, я поняла. Нам нужно вместе использовать наши предметы, а потом произнести заклинание как в сказках. — Из ее рта немного потекла кровь. — Я, видимо, подвернула лодыжку, поэтому не смогу подойти близко.

— Хорошо-хорошо, что мне нужно сделать?

— Когда эта щипсэги подойдет ближе, я кину в нее травы, а ты быстро пучжок на её лоб и, бац, заклинание.

— Ок, но какое?

— Ты поймешь.

Я не успела подумать, потому что Ильсуп была уже в метре от нас. Хани крикнула: «Лови, тварь!», резко встала, наклонилась вперед и кинула ей травы в лицо. Я незамедлительно, с острой болью, последовала за писательницей и с хлопком прикрепила амулет на лицо.

— Очищение! — крикнула из всех сил Хани, а после я повторила за ней.

Санщильмёнгви не поняла, что происходит: резкая боль захватило все её тело, а после оно стало сверкать. От сильной яркости света мы закрыли глаза. В итоге мертвая Ильсуп исчезла в свете.

— О, тигр! Дорогой!

— Сын!

— Отец!

— Любимый!

Вернувшихся из Тихого леса радостно встречали родственники. После исчезновения Ильсуп, Сора пришла в себя и показала дорогу в хижину, где пропавшие люди лежали связанные в бессознание на полу. Мы разбудили первым травника, и он оказал нам первую помощь из подручных материалов.

— Жить будем?

— Будем, Мирэ. Кстати… — Она повернулась ко мне. — Ты же теперь моя подружка, а?

— Конечно, госпожа Сон! — я хитро улыбнулась.

— Эй!

— Простите, — перебил наш разговор дедушка Чханам. — Дорогие шаманки, спасибо вам, что спасли моего сына. — Уже точно бывший староста деревни поблагодарил со слезами на глазах.

— Мы же обещали вам…

— Верно, Мирэ, — ответила Дальги.

— Дальги, ты же должна быть дома?

— Дедушка, тут мой папа — как я могу не встретить его?

— Точно, отец. Не волнуйся: она уже у нас взрослая, — сказал молодой мужчина с бородой и взял дочку на руки. Это был Чхакчжом — нынешний староста деревни.

— Ну раз ты так говоришь…

— Не могу передать словами, как мы вам благодарны. — Он провел взглядом на жителей. Они смотрели на нас со слезами и улыбками на лице. — Вы не хотите остаться здесь жить? Мы вам построим храм, будем приносить еду и молиться каждый день за вас.

Мы не сразу ответили. Наша главная цель была — не найти здесь дом, а напротив выбраться отсюда.

— Это очень мило с вашей стороны, но мы должны уйти, — нарушила тишину Хани. — Есть еще многие люди, которым мы должны помочь. Разве вы не согласны?

Все люди здесь кивнули.

— Но все-таки можем ли мы помочь с чем-то? Боги, да и наша совесть, ах, тигр, на нас разозлятся, если мы ничего не сделаем…

— Что вы, вы как раз можете нам помочь! — Я улыбнулась.

Когда мы сели на повозку, и она стала двигаться, то нас провожали многие. Наш дальнейший путь был в Самсу — в небольшой город, находящийся в западно-южной части Михвы. Торговец из этой местности, услышав про наше избавление от злого духа, сразу согласился нас подвезти. «В Самсе тоже есть кому помочь, поэтому не благодарите», — лишь сказал он.

— Надеюсь, там не будет такого же жуткого демона…

— Не должно, мы как раз приедем к веселью.

— Какой-то праздник?

— Ага! День рождение бабушки Хваён.

— Той самой гг?

Хани с бока повернулась ко мне лицом и как будто стрельнула из ружья:

— Бинго!

— То есть поэтому ты меня не остановила?

— Возможно, но я считаю, что у тебя хорошая чуйка, поэтому доверяю.

— Чё?

— Мирэ!.. Шаманка Сон!..

Мы обернулись. За нами бежала Дальги. В руках она держала корзинку, что превышала размер ее рук.

— Шаманка Сон!..

— Дальги-я. — Я протянула руки.

Торговец услышал голос дочки старосты и немного замедлил лошадь. Дальги подбежала ближе, и я успела забрать корзинку.

— Спасибо, — успела я только сказать до восстановления скорости повозки.

Дальги, отдав корзинку, остановилась на дороге и начала махать:

— Удачи!

Хани отодвинула грубую ткань корзинки. Мы увидели там немного еды, пару жаренных каштанов, тыквенную сосуд в форме груши с водой и записку, в которой гласилось:

«Спасибо вам, дорогие! Теперь моя прабабушка может покоится с миром. Она не была злой, но негатив от местных жителей и тот человек заставили восстать ее из могилы. На самом деле раньше она не пугала людей, только после прибытия незнакомца она стала другой. Посмотрите сейчас на луну у леса, она снова стала обычной, а значит вы спасли нашу деревню от бо́льшего зла. Я приготовила вам пару подарков, угощайтесь и будьте осторожны».

Читая записку, мы как раз проезжали мимо Тихого леса. На небе красовался привычный притягательный серп из луны. Вдалеке в тени деревьев мы заметили бабушку-торговку и девочку Сору. Они держались за руки и провожали нас улыбками.

— Тогда почему именно этих людей забрала Ильсуп? — невзначай я спросила.

— Потому что каждый из них лишился дорогого им человека.

— Тогда почему не забрали дедушку или ачжуму? — Я взглянула на Хани.

— Потому что кому-то была нужна именно их молодая кровь…