Отражение стрекозы

Эпилог

Мур, мур, мур. Муря, мур, мура… мур-мур?.. Ой, я же сейчас рассказываю не на человеческом. Мур-простите. Меня зовут Нико-чан, и я обычный котик-дух… То есть обычный, мур, дэильский котик-дух-проводник. Меня сделали посредником среди духов и богов в новом, мур, собрании в Михве. Мур, с ними так сложно: то они добры друг с другом, то в один момент всё, мур, меняется, и госпожа Чжучжак готова на всех напасть язвительными словами, а господин Пэкхо вместе с господином Чжавой постоянно курят трубки и обмениваются знающими только им мур-взглядами. Мур-мур, так вот, обычно господины-сащин, мур, никогда долго не молчат, но в этот раз всё было по-другому. Тихо. Очень тихо, что даже дым из трубок скользил медленно по воздуху, не зная, как, мур, спрятаться в этой неловкой ситуации…Даже вечно, мур, пансащины, активно разговаривающие друг с другом, мур, замолчали. Но не просто я так всё рассказываю. Вы обязательно должны знать, что может произойти в красивом, но уже отравленном с недавних пор государстве Михва. Обязательно! Поэтому будьте внимательны и… мур, в следующий раз приносите с собой тайяки! Ну, ту вкусняшку с бобовой пастой. Обычные коты не смогли бы кушать столько сладкой рыбки, но я же, мур, необычный кот, поэтому, мур, я такое муросто обожаю, мур… Муря, я снова увлёкся! Что ж, тогда я начинаю… мур.

Божественное собрание всегда проходило с пятью священными животными — сащин. На михванском народ называл их так: восток — зелёный дракон, Чхоннён; запад — голубой тигр, Пэкхо; юг — красный феникс, Чжучжак и север — супружеская пара, где муж — белая черепаха Хён и его жена — чёрная змея Му. Однако если обсуждаемая ситуация влияла на другие государства и стороны света, то приходили и ученики сащин — пансащин. Дух северного востока — чёрный медведь, Хэго́м; дух восточного юга — пурпурная лягушка, Чжа́ва; дух западного юга — коричневая лошадь, Гальма́ и дух западного севера — серая обезьяна, Хвэху́.

— Наше божественное собрание начинается! — объявил Хэгом.

— Серьёзная проблема нынче появилась на наших территориях, — выдохнул с паром Пэкхо.

— На севере начинаются сильные холода, раньше которых мы не испытывали, но не это пугает нас. Дорогая, расскажи, чего ты была свидетелем, — попросил Хён, божественная черепаха.

— Находясь на горе Намхэ рядом с озером Кым, я медитировала в спокойствие, пока не уловила звук, похожий на писк мышей…

— Ты сейчас нам будешь говорить про свою еду? Неужели они теперь в недостатке, — прервала рассказ змеи Чжучжак.

Му проигнорировала её и продолжила говорить:

— Насколько бы не хотела соглашаться, но я действительно тогда подумала о вкусном перекусе. Последовав за шумом, я незамедлительно добралась до Хрустального водопада. Меня тогда ещё смутило, что запаха мышей поблизости не наблюдалось, но мышь всегда есть мышь. Используя все шесть чувств, я пыталась найти еду, но её нигде не было. Но вот снова прозвучал писк, от воды. Я подошла ближе к водопаду и ужаснулась. В воде плавала мышь с рыбьем хвостом и кровавыми клыками у рта.

— Мулькогичжо́н! Это же предвестник Владыки лазурных азалий… — кто-то с ужасом произнес из духов.

«Мулькогичжон, хм. Рыба-оборотень, которая, съев жертву, принимает её вид. Муря, не хотел бы я с ней встретиться когда-нибудь. Она же даже человека слопает, не моргнув глазом».

— Честно говоря, на моей территории в Дэили тоже стали вылезать мулькогичжон. Однако, что самое ужасное, стали появляться новые квищин и гви, которые даже я не видела за многовековую жизнь, — призналась серая обезьяна.

Священные духи стали горячо болтать и спорить друг с другом, начиная вспоминать детали, которые сначала казались привычными. То там злобный дух притворялся монахом, нацепив его кожу, то в другой части всю деревню обглодали до косточки, то ещё что-то происходило похуже. Никто не хотел верить, что демоны из небесного азалиевого города вырвались на свободу. Каждый из них утратил половину жизненной силы, чтобы навечно заставить врагов заснуть там, откуда они прибыли. Неужели их кто-то начал постепенно будить?

Внезапно ворота открылись, принося небольшой ветерок. В комнату зашло трое людей — мужчина и женщины — в черных ка́тах с вуалью и ханбоках, с расшитыми серебряными нитями ликорисами на темной ткани. Во главе шествовала девушка, на чжогори которой висела круглая подвеска на кисточке с летучей мышью, вырезанной на белом нефрите.

— Приветствую благородных сащин и их помощников — пансащин. — Онауважительно низко поклонилась, впереди держа левую ладонь на правой. Её длинная коса чуть показалась на свету, и можно было заметить кое-где проглядывающие седые волосинки.

Как и подобало приличию, боги приняли поклон.

«Если, мур, не приняли, то она все равно продолжила бы, мур, своё».

— Сейчас настали трудные времена для Чжэё. Как представитель людей…

Чжучжак начала похихикивать от слов госпожи.

— Госпожа Чжучжак, с вами все в порядке?

Сащин чуть ухмыльнулась и не стала отвечать.

— Неужели все настолько плохо, что сюда заявилась аж сама Владыка Серого ликориса, повелитель подземного царства, с её слугами, чжосы́нъсачжа́[1]? — выпустив голубой мятный дым из длинной чёрной трубки, спокойно спросил господин Пэкхо.

[1] Чжосынъсачжа (저승사자) — жнецы смерти.

— Точно, я не припомню, чтобы такое вообще происходило, — в этот раз произнесла Хвэху. — Даже во времена пяти правителей.

— Ты всегда что-то не помнишь, глупая мартышка.

— Я не мартышка, идиотка! Тебе бы стоило закрыть клюв, Чжучжак: слишком много возомнила о себе. Это на твоих территориях снова твориться беспорядок с зерновыми воинами.

Госпожи Чжучжак и Хвэху злобно смотрели друг на друга и были готовы наброситься в первую же секунду.

Со стороны востока-юга повалил другой, огромный и зелёный дым. На этот раз это была большая фиолетовая лягушка — господин Чжава. По сравнению с господином Пэкхо, он курил в три раза больше и всегда по-разному: то можжевельник с шалфеем, то женьшень с эвкалиптом, даже были хурма, виноград и батат. Дух фиолетовой лягушки и голубого тигра всегда имели здоровую конкуренцию в поисках лучшего состава курительной смеси. Порой они настолько хвалились друг другу новыми вкусами, что рядом стоящие или лежащие с ними существа не могли ничего видеть дальше своего носа.

«Сегодня ещё можно хотя бы лапку, мур, увидеть. Мур-отлично».

— Если вы хотите отдать ваши территории после смерти мне, то прошу, не забудьте про именную печать на документе, — хитро улыбаясь, предложил господин Чжава. Он сидел расслабленно, в распахнутом коричнево-болотном магочжа[2], с вышитыми медью камышами, и с маленьким красным листом, заменяющим шляпу, на голове.

[2] Магочжа (마고자) — корейская традиционная мужская безрукавка без съёмного воротника.

— Слишком размечталась, жаба! — Госпожа Чжучжак злилась, но уже не так сильно, как раньше.

— Дубина моя, я лягушка! — произнесла Чжава и ударила её слегка трубкой по голове на конец.

— Ай, — сказала она, потирая нежно хохолок. — Вот если бы не моё уважение к тебе, дух восточного юга, то я бы отомстила.

«Вроде бы, мур, когда триста лет назад засуха заставила людей на юге драться насмерть за рис, то господин Чжава потратил много сил на создание улучшенной версии, мур, водных каналов для мур-мурошения. Даже где-то посеял свой хэбао[3], мур, пока спасал Чжучжак, решившую раненой полетать над глубокой водой, муря».

[3] Хэбао (荷包, hébāo) — шёлковый мешочек, где хранили всякие мелочи: табак, деньги, травы от духов и т. д.

— Каков ваш окончательный вердикт? — из ниоткуда сказал баритонный голос. Жёсткий и властный.

— Владыка Белого персика, вы в третий раз на моей памяти пришли на собрание, — выдохнул пар из трубки Пэкхо. — Что ж, это неудивительно, потому что миру снова грозит опасность.

— Да, давно мы не виделись с вами, мои дети. А помните, когда цвёл персик, и мы устроили чаепитие из его лепестков. — Чуть расслабился владыка, вспомнив прошлое. Он, чуть кашлянув и вернув серьёзность в голоса, продолжил: — Кхм, сейчас не время вспоминать былое. Что вы решили, хранители Чжэё? От вас зависит многое.

— Впрочем, как и всегда, — сказала Чжучжак. В этот момент она прекратила быть несерьёзной и вспыльчивой, понимая всю важность нынешней ситуации.

— Сащин и пансащин, мы проведём голосование. Кто за уничтожение Дэиля и Михвы, поднимет лапы, кто против, тот промолчит. Все правила вы помните отлично, — объявил Хэгом, дух чёрного медведя. — На счёт пять все проголосуют. И, эр, сань…

Все переглядывались меж друг с другом, пока дух северо-востока заканчивал считать.

— У!

— Вот же загвоздка, — нервно хихикнула Гальма, дух запада-юга, впервые подав голос на собрании.

Пэкхо, Хён, Чжава проголосовали против, Чжучжак, Му, Хвэху — за, а Чхоннён, Хэгом, и Гальма приняли нейтральную сторону.

— Ещё не всё потеряно: у нас есть ещё Хонъунмё! — радостно сообщила Му, по-змеиному сощурясь. Её муж — черепаха Хён — был недоволен её позицией, но ничего не мог поделать с самовольной женой.

— Хонъунмё… — размышлял немногословный Чхоннён. — Этот дух красной панды разве не твоя помощница, Хэгом?

— Всё верно, хён. — Медведь волновался, поэтому, сложив лапы вместе, мял их.

— Так, как вы думаете, братья и сестры? Давайте пусть проголосует ещё и Хонъунмё! — не успокаивалась змея-хранительница.

Выдув пар и успев сказать раньше Пэкхо, Чжава произнесла:

— Дух красной панды ещё не прошла испытания сащин, тем более пансащин, поэтому на данный момент её голос, как и участие, не засчитываются. Ты же это прекрасно знаешь, Му. Не ты ли кичилась, что идеально помнишь шестикнижие до последней строчки? Уже позабыла, старая?

— Какая я тебе старая, называй меня старшей наставницей? — рассердилась одна из сащин севера, показывая раздвоенный язык.

— Извини, старая, но у меня лишь один наставник. И это не ты, а он. — Показал трубкой на Чхоннёна дух лягушки.

— Хм, такой же грубый, как и этот старый пень.

— Дорогая, следи за словами: всё-таки это наш хён.

— Ещё чего! Я никогда не назову его оппой.

Му отвернулась от мужа, не желая больше слушать его. Хранитель востока ничего не сделал и не ответил на грубость чёрной змеи. Ему вообще было всё равно, поэтому он спал, изредка открывая глаза для вида.

«Мур, всё-таки зелёному дракону уже более десяти тысяч лет. Не молод, мур, старший господин. Пусть немного отдохнёт, мур», — подумал Нико-чан.

— Господа сащин и пансащин, владыка ждёт ответа, поэтому прошу, не вынуждайте его вмешаться, — спокойно и громко прервала духов повелительница подземного царства. До этого момента она спокойно и молча смотрела на споры хранителей, не влезая в разговор.

«Видимо, госпожа пришла на роль проводника между Владыкой белого персика и хранителями, но что-то пошло не так».

Среди хранителей снова наступила тишина, кроме Пэкхо и Чжавы, которые не могли остановиться курить.

— Владыка Белого персика, в данное время у нас нет окончательного согласия. Однако нам ничего не мешает добиться его, позже снова проголосовав. За это время мы серьёзнее посмотрим на проблему и её решения. А пока демонами Михвы и Дэиля могут заняться наши людские слуги. Путь в тысячу ли всегда начинается с одного шага[4], — не открывая глаз, заключил Чхоннён. Его голос напоминал дряхлого старика, коим он и являлся последние сотни лет.

[4] Путь в тысячу ли начинается с одного шага (천 리 길도 한 걸음 부터) — означает, что большое дело начинается с малого.

«То есть все проблемы свалят, мур, на шаманок или паксу, мур».

Все духи разом закивали, даже обиженная Му, хоть и не сильно, но дёргала головой.

— Я вас понял, дети мои. Что насчёт вас, хранительница смерти?

— Как вы знаете, мои слова также не влияют на собрание хранителей, но как одна из духовных повелительниц Михвы, я согласна с хранителем востока.

— Отлично, ответ принят. Всё, что происходило на собрании, навечно сохранится в памяти и божественных анна́лах Чжэё. Как прошлые, так и последующие события. Мы боремся за духов и людей, за страны и континенты, за свободу, справедливость и порядок Чжэё. Да будет так!

— Да будет так! — повторили за владыкой все, кто находился рядом.

— Собрание закончено! — объявил владыка Белого персика.

— Наши дети так выросли. Как бы хотелось их увидеть, но они должны пройти испытание сами. О, богиня Камынчжан, сжалься и не дай нашим детям умереть…