Педофил: Исповедь чудовища (СИ)

Глава 28

Прежде чем свернуть на шоссе номер 63, Альфред остановился у дорожного знака, на котором было указанно расстояние, оставшееся до Хэмптона. Устало вздохнув, он пропустил едущую по встречной полосе машину и, нехотя нажав на педаль акселератора, съехал на дорогу, ведущую к цели, до которой оставалось еще 50 миль.

Не сомкнув этой ночью глаз ни на секунду, он чувствовал себя так, будто его пропустили через мясорубку, перед этим бережно поместив голову под гидравлический пресс. Яркое желто-белое солнце, возвышающееся над горизонтом, своими ядовитыми лучами терзало усталые глаза Альфреда, делая каждую секунду невыносимой. Небесное светило впервые за все время своего существования, видимо, наполнило всепроникающие фотоны персональной ненавистью, направленной против конкретного человека.

Альфреду было страшно, но он продолжал ехать навстречу монстрам, оскалившим пасть, чувствующим приближение своего хозяина. Несмотря на омерзительное сдавливающее ощущение где-то в районе сердца, у него не было сомнений, что он поступает правильно. Пускай в том, что он делал, и было нечто фатальное, напоминающее бег в темноте рядом с обрывом, за которым находится огромная пропасть, Альфред где-то в самых далеких закоулках своей измученной души надеялся, что ему удастся остановиться у самого края и не сорваться вниз. Наверняка должен быть какой-то способ спасти детей, если те все еще живы, наказать преступников, замешанных в похищении, и не пострадать самому — ни ментально, ни физически. У всего происходящего с Альфредом была причина — и у странных ассоциаций, от которых почему-то в горле возникает тошнотворный удушающий ком, и у того, что так много в жутких видеороликах с маленькими детьми ему кажется знакомым. Осталось узнать эту причину, какой бы она ни была. Наверняка у всего этого есть разумное объяснение, которое само собой сделает грядущие события не слишком пагубными для Альфреда Хоупа. Очень-очень маленькая часть его бессознательного верила в это в тот момент, когда все его естество, тот, кем он был каждую секунду осознанной жизни, умоляло и кричало: «Беги, ведь ты приближаешься к своему неминуемому концу!» Альфред не слушал себя, так как понимал, что в любую секунду его рука может повернуть руль и он просто исчезнет среди бесконечных шоссе и серых закоулков шумных городов. Навыки того, как быть максимально незаметным, Альфредом по-прежнему не забыты.

***

Когда в оперативный штаб вошел замдиректора ФБР Бенджамин Блейк, все присутствующие федеральные агенты встали, сосредоточив встревоженные взгляды на высокопоставленном чиновнике из Вашингтона. Вместе с ним в светлой утренней комнате появились несколько мужчин средних лет, одетых в темные строгие классические костюмы. Все это были большие начальники с холмов, которых отлично знала Рита и ее подчиненные. Бенджамин, строго посмотрев на женщину, кивнул головой, поприветствовав ее. Та таким же жестом поприветствовала его в ответ. Устало сняв с крепких широких плеч темно-бежевый плащ, он кинул его на свободный стол.

— Присаживайтесь, коллеги, — с металлом в голосе произнес он.

Послушавшись его, агенты спешно разместились за своими рабочими местами в ожидании какого-то откровения. Высокопоставленные чиновники из Вашингтона, прибывшие в Индианаполис вместе с Бенджамином, удобно устроились недалеко от входа, присев на столы. Он продолжал стоять, собираясь с силами после внезапного вынужденного перелета.

— Итак, друзья, — сложив руки на груди, сказал он. — Судя по всему, наш странный звездный мальчик из Сиэтла, на которого мы все так надеялись, раскрыл преступление, которое не поддавалось нам два года. Ты просмотрела его письмо? — обратился он к Рите.

— Да, — ответила та.

— Прекрасно, — Бенджамин, будто тигр в клетке, стал ходить взад и вперед. — Все, написанное им, кажется мне крайне убедительным, кроме того факта, что дети по-прежнему живы. В отличие от вас, бездельников, Альфред Хоуп пошел каким-то странным, по моему мнению, путем и будто по мановению волшебной палочки нашел то, что не смогли лучшие умы агентства, — Бенджамин пожал плечами. — Видимо, это непростое дело лишило беднягу рассудка, и он ринулся в место, где, как ему кажется, удерживаются дети, один. Поначалу он не отвечал на звонки и на сообщения, теперь же его телефон попросту отключен. Незадолго до того, как я приземлился, мне сообщили, что камеры, расположенные на 63-м шоссе, зафиксировали служебный автомобиль Альфреда, направляющийся в сторону Хэмптона. Исходя из всего этого, у меня возникает один вопрос, — Бенджамин строго посмотрел на Риту. — Что, блядь, происходит, он ополоумел или мы и вправду в метре от раскрытия дела века, ареста похитителей и спасения детей?

Директор Коулмен почувствовала, что отныне все внимание сосредоточено на ней и от того, что она сейчас скажет, зависит не просто многое, а ее и тех, кто находится в комнате на четвертом этаже, будущее. Напряженно вздохнув, она уверенно произнесла:

— Да, он нашел детей и, скорее всего, место, где их держат. Единственное мне непонятно, к чему эта бравада и почему он решил отправиться туда сам, но приведенные в письме, которое мы все получили, факты говорят о том, что он раскрыл дело. Агент Хоуп крайне странно вел себя в последнее время, но в личных беседах он несколько раз намекал на то, что нащупал некую нить, которая ведет к разгадке.

— Тогда ты, — ткнул Бенджамин пальцем в свою подчиненную, — бери мой самолет и вместе с агентами лети в Де-Мойн, оттуда до нужного места доберетесь на вертолете, — обернувшись, он посмотрел на одного из мужчин, прибывших с ним в Индианаполис. — Всех самых лучших людей, все, что есть у нас в этой дыре Айове, весь спецназ, всю полицию поставить на ноги, окружить это место и ждать приказа — моего или директора Коулмен. Вперед!

Обычно тихая полупустая комната разразилась суетливым шумом. Спешащие выполнить приказ агенты торопились к дверям. Замдиректора ФБР Бенджамин Блейк схватил за руку проходящую мимо него Риту.

— Опереди Альфреда, — приблизив ее к себе, тихо сказал он. — Его поведение, это внезапное увольнение, теперь вот письмо и поездка мне не нравятся. Что-то здесь не так.

Рита с пониманием отнеслась к волнению своего начальника, ибо испытывала такие же противоречивые эмоции. Кивнув, она согласилась, после чего покинула оперативный штаб и поспешила в аэропорт.

***

— Все готовы? — улыбался Говард, смотря холодными глазами на закованных в ошейники детей. — Ваши родители звонили и уже один за другим едут вас забирать.

Изможденные от голода, постоянного сумрака и издевательств пятеро школьников, еле скрывая слезы, не веря в сказку, которая происходит, несмело улыбались, смотря на доброго бородатого волшебника. Тот наконец-то переменился и престал использовать грубую силу и избивать их, каждый раз волоча их обессиленные тела по скрипучей лестнице наверх, в свою спальню, чтобы изнасиловать. И пусть оттепели в душе милосердного Говарда случались и раньше и после них он обманывал малышей, в этот раз в их душе было нечто, что говорило им: сегодня они и вправду увидят своих пап и мам и те заберут их домой, где всегда тепло, уютно и безопасно. Да, бородач Говард был порой жесток и беспощаден, но прошлое в прошлом, на горизонте показалась мечта о привычной жизни, которая была когда-то и теперь живет лишь во снах и воспоминаниях.

Улыбающаяся маленькая Эмми, осмотрев Говарда, обратила внимание на нечто, чего не видела никогда до этого.

— А почему вы в белых перчатках?

Тот по-доброму улыбнулся.

— Ам… Ну как же, мне же надо поубирать и все помыть перед приездом ваших родителей. Там сверху сейчас такое начнется.

— Может, мы можем помочь? — привстал на колени с грязного матраса Эндрю Митчел.

Глаза Говарда заплыли больным блеском. Он подошел ближе к мальчику и, сняв перчатки, потной сальной рукой стал гладить того по голове. По привычке мальчик поначалу вжал голову в плечи и зажмурил глаза в ожидании удара.

— Ты мой хороший Эндрю... С тобой мне было лучше всех. Каждый час, каждое мгновенье, которое мы провели с тобой наедине, я запомню навсегда, они будут согревать мое сердце. Вы и так все уже помогли, далее настал мой черед вам помогать. — Говард влажным больным взглядом окинул детей, рядом с которыми провел чуть больше двух лет. — Вы по мне скучать будете?

Дети, не поверив своим ушам, настороженно переглянулись. Обращенный к ним вопрос звучал как-то совершенно дико, будто какое-то инопланетное существо говорит неизвестно что.

— Поверьте, — спокойно и серьезно сказал темнокожий Майкл, смотря в глаза Говарда. — Мы вас никогда не забудем.

От того, что таилось во взгляде ребенка, его чуть не передернуло. Он оставил в покое лысую голову Эндрю и отошел от угла, где находились дети.

— Сейчас я совсем ненадолго уйду, кое-что сделаю и вернусь. Потом, по мере того, как ваши родные будут приезжать, мы будем подниматься на кухню, там я вас напою, чтобы вы совсем голодными не были, и все, вы свободны.

Из-за терзающих эмоций, постоянного ожидания и надежды истощенные серые дети были безвольны и послушны. Не издав ни звука, они безропотно согласились со всем услышанным.

Говард вышел из подвала и запер на ключ дверь. Вдохнув в легкие тяжелый густой воздух, он направился на кухню. Где-то за окном, очень далеко, послышался механический гул, напоминающий не то шум вертолета, не то винтового самолета. Над бескрайними фермерским полями часто летала легкомоторная авиатехника, опыляя их удобрениями, именно поэтому он не обратил внимания на шум.

Подойдя к столу, он остановился и, сделав короткую паузу, осмотрел его. На столе лежали пять ампул сильно действующего снотворного, используемого как один из элементов общего наркоза.

Говард вытащил из холодильника стеклянную бутылку, наполненную томатным соком. Сняв с него крышку, наполнил им граненый прозрачный стакан, немного не долив до краев. Вынув из заднего кармана небольшой круглый кусок наждачной бумаги, он взял со стола одну из ампул и, немного потерев ее, хладнокровно отломал головку. Содержимое ампулы он вылил в красную гущу томатного сока, и оно сразу растворилось в нем. Снотворное, предназначавшееся для детей, было очень летучим, а значит, надо спешить. Накрыв грязным кухонным полотенцем оставшиеся на столе ампулы, Говард, испытывая легкое приятное волнение и дрожь, отправился обратно в подвал. Он шел навстречу самому заветному желанию, к прекрасным серым глазам Эндрю. Глазам, в которые он с таким благоговением вглядывался, когда издевался над мальчишкой, которые были столь прекрасны, когда наполнялись слезами. Сердце Говарда забилось часто, и он глубоко задышал.

В операционной, оборудованной во втором подвале, на небольшом сверкающем металлической столике на колесах на белоснежном стерильном куске марли лежали два скальпеля, зажимы, пилки и длинная тонкая отвертка с фиолетовой прорезиненной рукояткой.

— Эндрю… — дрожащим голосом прошептал Говард, плетясь, будто в бреду, по коридору. — Я иду, мой ангел…

Провернув в последний раз ключ в огромном крепком замке, встроенном в двери, он открыл их.