Педофил: Исповедь чудовища (СИ)

Глава 2

Снаружи двухэтажный дом Джейсона, то ли из-за своей серости, то ли из-за простого провинциального дизайна, казался не очень большим. Понять, насколько это впечатление обманчиво, можно было, лишь попадая внутрь неприметного серого строения.

Два длинных коридора на первом и втором этажах, пронизывающие весь дом, небольшая летняя веранда, где вместо окон была лишь натянута противомоскитная сетка, никогда не чистящаяся, изрядно забившаяся пылью. Просторная кухня, соединяющаяся с гостиной, неухоженный чердак с парой забитых хламом чуланов, несколько комнат, которые либо простаивали совершенно пустые, либо использовались не по назначению. Ну и конечно, восторг хозяев — подвал.

У Джейсона редко бывали гости, но те, кто бывал, быть может, из-за невинного возраста, быть может, из-за сковывающего страха или кровавых ран, с легкостью терялись меж бледных стен, пытаясь выкарабкаться наружу. Тем бедолагам, которым удавалось выбраться из западни, дом доброго дяди с холодными глазами казался чудовищным запутанным лабиринтом, где стены пропитаны паникой и болью. И отчасти они были правы. Меж стен скрывались пустоты, огибающие дом, о которых знали лишь Джейсон и Говард. Ребенок, мечущийся, бегающий с этажа на этаж, уверенный, что ему вот-вот удастся спастись, пытающийся найти хоть одну отпирающуюся дверь, не знает, что за ним наблюдают, наслаждаясь игрой, получая удовольствие.

Тонкая белая шея, красный кровавый след от ошейника, из которого удалось выбраться, аккуратные, будто леденцы, окровавленные пальцы, поломанные ногти. Но главное — надежда, бесконечная и такая чистая, струящаяся из глаз, будто радуга. Каждый раз ребенок смотрит на дверь или в окно, словно там кто-то стоит. Тот, кто поможет, кто спасет. Еще совсем немного, он протянет руку — и теплое облако, окутывающее дрожащее тело, унесет его туда, где пускай и бывает иногда страшно, но не бывает больно.

Если бы только кто-то знал, как сильно Джейсон обожал этот взгляд!

Со временем, когда физическое удовольствие стало рутиной и отошло на второй план, именно то, что было спрятано в этом взгляде, держало его на плаву, окрыляло. Через секунду ненавязчивое шуршание за стеной прекратится, и из темноты вырвется нечто, способное лишь впитывать, пожирать разбитую надежду и громкий детский плач. Не важно, убьет ли Джейсон этого ребенка или вначале изнасилует и потом убьет, главное, что в этот момент он будет смотреть ему в глаза, наслаждаясь каждым мгновением. Джейсон был утонченным мужчиной, и больше всего в жизни его манили эмоции. Ради них он готов был на все, даже на то, чтобы не очень хорошо закрепить на шее жертвы ошейник и не до конца закрыть дверь в подвал.

***

Деревянные ступеньки заскрипели, и послышались неторопливые шаги. Водитель автобуса, делавший все с такой спешкой, вызывавший поначалу столь сильное доверие, спустился в подвал.

В просторном помещении было угрюмо и темно, а главное — очень тихо. Через небольшое грязное окошко внутрь попадало немного света, который освещал центр комнаты.

— Как тихо… — прошептал Джейсон. — Интересно, почему, когда к вам приходит Говард, вы орете как резаные, а когда я — молчите…

Послышался щелчок, и в подвале заморгали лампы, после чего, успокоившись, озарили бетонные стены светом.

Вдали от лестницы, за коробками и стеллажами с фермерским хламом, удобрениями и старыми проржавевшими инструментами, в углу находились пятеро ребятишек. У каждого из них на шее был крепкий ошейник из синтетического волокна, затянутый так сильно, что лица детей были бледными из-за постоянного недостатка воздуха. Продетый сквозь хитрый титановый замок, ошейник соединялся с металлическим тросом одинарной свивки, тот, в свою очередь, будучи в длину около полутора метра, просто торчал из стены и, видимо, был намертво закреплен за что-то находящееся внутри. Рядом с похищенными детьми стоял унитаз, в котором постоянно журчала вода. Он был расположен так хит­ро, чтобы каждый из пятерых похищенных мог дотянуться до него — сходить в туалет или попить из него воды.

— Надо сказать Говарду, чтобы починил, — спокойно произнес гостеприимный хозяин, подойдя к детям. — Ненавижу, когда где-то что-то подтекает или капает, иногда кажется, что я слышу этот шум сквозь стены.

Глубоко вздохнув, Джейсон перестал быть животным и превратился в держащего дистанцию друга. Он еле заметно улыбнулся и присел на корточки. Четверо мальчишек, окруживших спрятавшуюся в углу Эмми, сжались от страха и заелозили по полу, пытаясь прижаться к стене.

— Хм… Видимо, вам обо мне уже рассказали.

Холодный взгляд скользнул по дрожащей девочке. Та уткнулась лицом в угол, сжимая себя руками, покрытыми свежими синяками.

Джейсон выхватил меж ребятами девочку и потянул к себе.

— Нет… не надо, прошу! — завопила она осипшим от крика голосом.

Хозяин дома подтянул к себе плачущую девочку.

— Тихо, успокойся… Ты все неправильно поняла. Я тебя не обижу…

Эмми, находящаяся на границе рассудка, ощущала, как ее сердце вот-вот престанет биться и вместо ритма будет один сплошной тон, она не выдержит пытки страхом и умрет.

Странно, маленькая восьмилетняя девочка никогда ничего не знала о смерти, о том, что человек ощущает перед ней и как она происходит, но теперь почему-то очень четко понимала, что еще совсем немного — и это случится.

Несмотря ни на что, Эмми сражалась, продолжая выдираться из рук, выкручиваясь, плача и всхлипывая, боясь при этом даже самую малость посмотреть на тянущее ее к себе животное.

— Перестань… Успокойся, — повторял Джейсон. — Тебе нечего бояться…

— Пожалуйста, не надо, вы же видите, она не хочет к вам идти, — сквозь слезы произнес Эндрю.

— Хорошо, — отпустив непослушную девчонку, злился Джейсон.

Та сразу же отползла к стене и спряталась за спины мальчишек.

— Я всего лишь хотел с ней поговорить и все объяснить… Она неправильно меня поняла.

Каждая жертва даже в самой безвыходной ситуации надеется, что обидчик пожалеет ее. Именно этим оружием и пользовался хозяин гостеприимного дома в общении с такими дорогими его сердцу редкими гостями.

Джейсон встал и, уняв злобу, еще раз окинул холодным взглядом похищенных детей, не подозревающих о своей ­участи.

— Наше знакомство, я смотрю, не задалось с самого начала, — спокойно продолжил он. — Важно, чтобы вы понимали: с Эмми случилось то, что случилось, только потому, что она не делала то, что от нее требуется, — Джейсон вытер нервную испарину со лба. — А именно, быть хорошей покладистой девочкой.

Дверь в подвал снова открылась, и туда спустился Говард.

— Мы вам не враги. Мы пусть и очень особенные, но все-таки друзья.

Говард подошел и стал рядом с Джейсоном. В руках он держал две тарелки, на которой лежали апетитнейшие, рос­кошные по-своему виду сэндвичи. Запах, испускаемый ими, опьянял изголодавшихся детей. После дозы хлороформа при похищении и обильной рвоты после пробуждения прошло уже более суток, и все это время они не ели.

Глаза ребятишек заблестели, даже Эмми, несмотря на весь пережитый ею ужас, синяки на лице, распухшую губу и выбитый зуб, хотелось понравиться хозяину дома, чтобы ей достался хотя бы маленький кусочек.

Джейсон, видя больной блеск в глазах, подобный тому, который виден у высохших детей Бухенвальда в черно-белой лагерной кинохронике или у опухших обездвиженных детей Африки, широко улыбнулся.

«Как легко сделать человека счастливым», — подумал он. И как же много в нем по-прежнему хорошего.

— Вот видите… Мы друзья.

Говард вторил хозяину и тоже улыбался. Он встал на колено и аккуратно поставил тарелки с сэндвичами перед детьми.

Те сорвались со своих мест и подползли к ногам Джейсона. Схватив еду, они стали поглощать ее с невероятной скоростью, практически не пережевывая. Видя такую необычайную радость, Говард потянулся дрожащей рукой к голове милого светловолосого мальчишки, который за обе щеки поедал попеременно то сэндвич с тунцом, то с индейкой. Ему хотелось погладить того по голове, ну или выколоть глаза отверткой, которая лежала в левом кармане. На самом деле заботливый Говард определился со своими желаниями, он просто не определился с порядком, что произойдет раньше.

— Руки! — фыркнул Джейсон.

Говард вскочил с места и виновато посмотрел на хозяина.

— Для Лили все уже готово, — пытался заслужить он одобрение во взгляде.

Не увидев его, мужчина отошел и стал в нескольких шагах позади Джейсона.

— Вы нас убьете? — несмело спросил Эндрю, с трудом проглатывая сухой сэндвич.

Этот вопрос Джейсону доводилось слышать с пару десятков раз, не меньше. Как же ему хотелось хоть раз ответить правду! Сказать: «Да, мы убьем вас, но не сразу, мы будем насиловать вас многократно, невероятными мучительными извращенными способами, порой доводя некоторых из вас до смерти, вначале я, потом Говард. Кто-то из вас будет зарыт на бескрайнем кукурузном поле, что прилегает к нашей чудесной детской обители, остальные будут проданы, и уже там вас, как в безотходном производстве на скотобойне, вначале сделают очень прибыльными шлюхами для богатых извращенных господ, а когда станете старше — разделают на органы, и ваше юное сердечко обязательно будет биться в груди какого-то дегенерата. Вы проживете в лучшем случае около десяти лет, и каждая секунда этой короткой жизни будет нескончаемым адом, где вас будут бить, резать, насиловать. В общем, постоянно в вас что-то засовывать, а потом вынимать. И те, кому отмеряны эти волшебные мгновения, будут завидовать тем, кого в ближайшие несколько дней замучаем и убьем мы с Говардом, ведь их страдания закончатся так ­скоро».

— Конечно, нет! — неискренне возмутился Джейсон. — Откуда у тебя только такие мысли! Никто из нас ничего подобного не планировал…

— Тогда что вам от нас надо, зачем вы нас похитили?

— Никто вас не похищал. Ваши родители знают, где вы, и они совсем не против этого. Если вы будете послушными, всего через несколько дней наш добрый друг, бородач Говард, отвезет вас к ним. — Джейсон обернулся и безразлично посмотрел на соседа по дому. — Ведь правда, дядя Говард?

Тот, попеременно смотря то на детей, то на хозяина, услужливо улыбнулся.

— Да, отвезу. Обещаю.

Услышав это, четверо мальчишек, переглянувшись, трусливо заулыбались. Заметив это, Джейсон снова присел на корточки.

— Ваше пребывание здесь — это как особенный летний лагерь или поход в лес, с палатками и костром.

Он протянул руку и стал гладить любимчика Говарда по голове. Тот, смотря на чудесное действо, преисполненное милосердия и любви, завидовал и почему-то очень хотел протянуть хозяину отвертку.

— Вас же наказывают, когда вы делаете что-то не так, как вас просят взрослые?

Эндрю ощущал, как рука, от которой исходит невероятный холод, по ощущениям сравнимый с прикосновением к сырой земле, гладила его по голове. Прикосновение не успокаивало, не вызывало доверия, в отличие от слов, напротив, в нем чувствовалось угрожающее напряжение. Однако сердце маленького мальчика ухватилось за слова о том, что всего через несколько дней они увидят папу с мамой, и, пересилив себя, он неохотно кивнул головой.

— Вот, — радовался диалогу Джейсон. — Здесь происходит просто то же самое. Если вы не сделаете так, как я прошу, мы накажем вас. Если сделаете все, как надо, то вам будет хорошо. Очень. Главное слушаться.

Последние несколько слов особенно сильно отозвались эхом в сердце Говарда. Они черным змеем обвили его сердце, и он, скинув гнетущее оковы, наконец принял решение. Все-таки вначале отвертка и глаза, а потом уже нежность.

— Эмми не слушалась, и ее наказали, — продолжал поучать детей незнакомец. — Уверен, с вами завтра будет все совсем по-другому, и с тобой тоже, не так ли?

Маленькая, запутавшаяся в происходящем девочка понимала, что вопрос адресован ей, но она не торопилась отвечать.

Эндрю толкнул ее локтем, понимая, что гостеприимного хозяина лучше не злить.

Эмми ожила. Смотря в пол, она кивнула головой.

— Прекрасно. Рад, что мы поговорили и все образумилось. И за то, что вы такие понятливые и смышленые, дядя Говард принесет вам немного сладостей и сока.

Джейсону даже не надо было ничего больше говорить. Он услышал, как сухие деревянные ступеньки отозвались скрипом, так как Говард спешил выполнить поручение, боясь расстроить и без того эмоционально измотанного соседа по дому.

— И захвати матрасы. Не спать же им на холодном бетоне, — крикнул вслед он.

Невероятно, как же много подарков и все в один день! Вкусные сэндвичи, сладкое и сок, и, если быть послушным, никто бить не будет, а главное — спать теперь можно не так ужасно, как в предыдущую ночь, и ошейник уже почти не ощущается, и тошнота от хлороформа не такая уж невыносимая.

Когда твоя жизнь — бесконечная мука, боль, голод и страх, счастьем становятся самые простые вещи, которые раньше ты не замечал.

В ловушку послушания попадали многие дети из тех, кто оказывался в доме Джейсона. Именно поэтому на видео они всегда были такими спокойными, ибо верили, что страшный сон вот-вот закончится и их отвезут домой к родителям. Самые умные подыгрывают и делают вид, что им хорошо. Такие видео приносят больше всего денег, не считая спецзаказов, SNUFF. Одна копия, один заказчик, один дубль, очень много денег, очень много удовольствия, очень много крови и криков. Хорошо, что в этот раз таких заказов сразу два.

— Вот, держите, — подойдя, улыбался Говард.

Кинув на пол несколько скрученных матрасов, он развернул один из них, внутри которого лежали маленькие коробки с соком и шоколадные батончики.

Джейсон понимал, что все необходимое сделано и завтра задуманное пройдет гладко, послезавтра чуть хуже, но приятней, после-послезавтра совсем трудно, но невероятно хорошо, вслед за этим будет день Говарда, потом распродажа и вслед за ней вожделенная свобода.

Джейсон встал и с облегчением вздохнул, он обернулся и направился обратно к лестнице, поднимаясь по ней, он спокойно сказал:

— Лили.

Говард выпрямился и посмотрел на крепкую металлическую дверь, расположенную за стеллажами под лестницей…

***

Сидя у себя в спальне, Джейсон, надев наушники, копаясь в Интернете, проверял почту, отвечал на сообщения в Фейсбуке. Там он пользовался большой популярностью у эффектных симпатичных девушек. Чувствуя внимание, он отвечал им взаимностью, обильно раздаривая лайки и комментируя откровенные фото сетевых подруг.

Самая важная комната в доме благодаря окнам, выходящим на западную сторону, после обеда становилась очень светлой и уютной. Однако каждый день, несмотря на обилие света, практически в одно и то же время спальня Джейсона становилась на сотую долю процента еще более светлой.

В комнату вошла Лили, на мгновение она остановилась, посмотрев на Джейсона. Заметив, что он слушает музыку и копается в Интернете, она молча прошла к стоящему в углу темно-коричневому шкафу и открыла его. Он принадлежал ей, несмотря на то, что находился в спальне хозяина дома. Сама же девочка жила в подвале — в маленькой комнатке с мягкими стенами за звуконепроницаемой металлической дверью.

Взглянув на себя в круглое зеркальце, Лили на мгновение закрыла глаза. Нервно вздохнув, она заперла шкаф и, сев на кровать, стала смотреть в спину своему кошмарному сну, который не прекращается полтора года. Тогда ей было всего одиннадцать, и она никак не могла представить себе, что когда-нибудь станет получать такое удовольствие от одной только мысли, что вонзает по самую рукоятку острый кухонный нож в спину человеку. Вот в такое мгновение, как это. Просто теплым тихим сентябрьским днем, просто нож в спину или, быть может, по горлу, сжав зубы, слушая бульканье и видя, как он дергается, пытаясь понять, что с ним происходит. Наверное, она могла прямо сейчас встать, пойти на кухню, взять поварской нож или, быть может, где-то в доме найти ножницы и воплотить мечту в реальность. Могла бы, но не сделает. Не потому, что не хочет, а потому что нет сил. Ведь ее тело от кончиков ногтей ног и до макушки постоянно болит: болят суставы, ноют новые синяки, не проходят старые, болят порезы и шрамы, которыми усыпана ее спина, а главное — болит душа, которую пропустили через мясорубку и, разделив на маленькие кусочки, отобрали возможность верить и надеяться. Джейсон сказал, что он убил ее маму, и Лили верила ему, ведь она не раз видела, как он с легкостью и больной улыбкой делает это. Очень скоро она опять будет брить свою голову, именно тогда она, принимая душ, вскроет себе вены, и этот кошмар закончится. Она молила Бога, которого никогда не знала и не видела, чтобы ее сил хватило хотя бы на это.

Вытащив наушник из уха, Джейсон, не оборачиваясь, спросил:

— Ты поела?

— Да.

— Секунду, сейчас доотвечаю, и я твой, — написав пару строк и кликнув кнопкой мыши, не вставая с кресла, он повернулся.

Лили улыбнулась.

На краю кровати, одетая в короткую клетчатую рубашку с сине-зеленым рисунком и старые черные джинсы, сидела невероятной красоты невысокая лысая девочка, которой было без малого тринадцать лет. Увы, она не выглядела на свой возраст, что-то было не то с лицом и со взглядом — то ли микроморщины, то ли еще что-то, но выглядела она лет на шестнадцать-семнадцать, не меньше.

Лили всего за полтора года превратилась во взрослую девушку, точнее человека, которого обтесала реальность. Дети войны, беспризорники, те, кто постоянно болеет и мучается от сильных болей, рано взрослеют, их лица теряют неуловимую магию, в которой скрыта вера в сказку, и отпечаток любви, подаренной родителями. Вместо этого отпечатка худенькое лицо Лили украшала тяжесть, огромные карие глаза с бесконечными синяками под ними, впалые щеки и бледная из-за отсутствия солнечного света кожа. Лишь по черным бровям можно было догадаться, что она брюнетка. Но главное сокровище, несмотря на не до конца сформировавшиеся детские формы и красивое личико, которые так сильно ценил Джейсон, было спрятано внутри Лили — ее интеллект и душа. Она была невероятно умной и находчивой. Чтобы ей меньше доставалось, она иногда подыгрывала и просто смотрела с животным телевизор, готовила ему еду, рассказывала интересные истории из прошлого, смеялась. Порой была нежной и ласковой, порой игривой девчонкой с длинными белыми волосами, подростком-заучкой с каре, лысым больным братом, сестрой, которую насиловал Джейсон, —всеми, кого он хотел в ней видеть. Доходило до жуткого, когда животное могло получить удовлетворение, не прикасаясь ни к себе, ни к ней. Он просто часами жестоко хлестал плетью Лили, из ее глаз катились слезы. Странно, но она улыбалась, так нежно и искренне, прося еще. В подобные моменты, видя израненное хрупкое существо, получающее наслаждение от боли, Джейсон впадал в состояние, походившее на бред, голова кружилась, по телу пробегала судорога, и, выгнувшись будто полумесяц, он падал обессиленный на кровать. Так Лили могла избежать более серьезных увечий или изнасилования. У маленькой взрослой девочки был новый мир, и она о нем знала все, а прежде всего — как в нем выжить. Существовал только один вопрос — зачем.

— Кем ты хочешь сегодня стать? — поинтересовался Джейсон.

«Птичкой, блядь! Крошечной ёбаной птичкой! Чтоб вылететь нахуй из этого дома через решетку и никогда не возвращаться. Или огромным псом, чтобы отгрызть тебе яйца, а потом загрызть тебя, раздирая еще живого на куски».

— Кем ты хочешь быть сегодня? — повторил он чуть громче.

Лили слегка дернулась и оттаяла.

— Прости, я задумалась, — она с нежностью в ответ посмотрела на собеседника и мысленно прокляла его. — Ты же знаешь, мне все равно… Важно только, чтобы ты завтра был отдохнувший. Остальное меня не волнует.

— Ты видела детей в подвале?

— Видела.

— Что думаешь?

Лили пожала плечами.

— Красивые… Несчастные… Напуганные.

— Когда-нибудь ты будешь получать настоящее удовольствие, принцесса, от того, что происходит, а не притворное. Ты будешь делать вместе со мной все то, что тебя сейчас так отвращает.

— Ты ищешь от меня понимания?

— Нет… Но рано или поздно ты убьешь одного из них… Или умрешь сама.

Лили встала с кровати и снова подошла к шкафу. Взяв оттуда парик, она игриво надела его себе на голову. Неторопливо и очень женственно она зашагала навстречу черному грязному пятну, носящему имя Джейсон.

— Не злись. Я всего лишь поддерживаю беседу.

Тринадцатилетней девочке, пытающейся вести себя вызывающе, очень шли длинные светлые волосы. В парике она выглядела порочной нимфеткой, Лолитой, о которой тайком мечтает подавляющее число мужчин.

Садясь на Джейсона, Лили обняла его и лукаво посмотрела в глаза.

— Ранки на спине совсем зажили, папа… Хочу новые.

— Хм, — ухмыльнулся он в ответ.

В его ухмылке было так много всего — ненависть, возбуждение, отвращение, раболепие… Вся его мерзость.

— Будут тебе новые ранки, принцесса. Обязательно будут.

***

Над Джейсоном была пропасть — он не видел ни потолка, ни пола. В полной темноте, разбирая лишь силуэты, он чувствовал, как его тело, мокрое и наэлектризованное, пульсировало в такт каждому удару. Голый, он ходил по дому, бегал с этажа на этаж, находясь будто под наркотическим дурманом. Говорил с самим собой, бормотал себе что-то под нос. Потом его голова вдруг взрывалась, и он оказывался в параллельной вселенной, где был внутри и снаружи чужого содрогающегося тела, которое всхлипывало, горело, умирало, окрашивалось разными цветами, хрустело и омывалось слезами.

Удар… Еще удар. Недостаточно сильно.

— Неправильный звук. Нечистый! — орал он.

Потом смеялся и душил, задыхаясь сам, закатывая глаза, растворяясь в чужом страдании.

— Тебе страшно, сука… Страшно?!

— Да, — раздался хрип.

Завибрировал пол, стены, кровать, все начало плавиться. Тошнота… Еще немного, и он вырвет или кончит. Осталось немного…

Чудовище вскакивает и сквозь туман бежит по мягкой поверхности, нежной, розовой, теплой, влажной. Топчет, слышит крик, улыбается, топчет дальше. Глубокий вдох, очень глубокий. Замирает и выгибается… Выдыхает с еле слышным рыком.

Словно песок в песочных часах, злобная черная масса рассыпается по всей поверхности кровати, пола, потолка, заполняет все свободное пространство.

Смотря вниз свысока, он видит пустое место, ничего, на что следовало бы обращать свое внимание или с чем считаться. Там, под ним, ничего нет, если бы было, он наверняка бы почувствовал или знал об этом…

— Я растворяюсь… мясо, — послышался шепот.

Это сказал Джейсон или кто-то вместо него. Не важно. Важно, чтобы мясо знало, что его нет, его не видно, оно, будто тесто, лепится, рвется, им пресыщаются — и все, больше его нет…

***

Джейсон открыл глаза. По его телу пробежала приятная истома. Вокруг царил полумрак и покой. Рядом стоящие часы показывали полтретьего ночи. То, что животное называло своей душой, ощущало невероятную полноценность, монолитность, гордость и освобождение от оков напряжения и усталости.

О нет, это был не сон… Безумный вечер. Несколько часов бесконечного льющегося, словно водопад, удовольствия. С невероятной точкой, ради которой следует жить.

«Лили в этот раз была более чем хороша, — думало счастливое животное. — Интересно, жива ли она. Сдохла, на­верное».

В памяти вдруг всплыла картинка, полуфантазия, полуреальность. Говард забирает обмякшее обездвиженное тело непонятного цвета, напоминающее раскисший вареный овощ.

Привстав, Джейсон зевнул и сладко потянулся. Дальше спать ему не хотелось.

Выбравшись из кровати, он в темноте подошел к компьютеру и включил его. Три монитора ожили, и спустя пару десятков секунд путь в Deep Web был открыт. Пространство, где можно быть самим собой и ничего не бояться…

Для основного количества пользователей Deep Web, скрытой части Интернета, быть самим собой — означает мерзкое, грязное, гниющее, преступное и трусливое, все то, что не приемлет открытый мир с его угасающими правилами и нравственностью.

Темная сторона Интернета напрасно считается местом таинственным, страшным и интригующим. На самом деле это гигантский интерактивный сумасшедший дом для неудачников и больных, преступников и извращенцев, ну и для небольшой кучки, которая что-то там постоянно рассказывает о свободе и правах, нескончаемых хакерских атаках, которые никому ничего плохого так и не сделали и ничего не изменили. Имя этой кучке — Анонимус.

Джейсон знал о Deep Web все и не наделял его ореолом таинственности и загадочности, лишь молча благодарил создателей Google и прочих крупных поисковых сайтов за то, что их продукты не индексируют и не находят определенные сайты, а также контент, размещенный на них. Также он благодарил изобретателей Tor и I2P за ложь о том, что они хотят лишь создать свободную сеть, за то, что они сделали мощнейший вклад в создание сливной ямы под названием Deep Web, которая стала рабочим местом для него и ему подобных.

Посетителей темной стороны Интернета можно поделить на несколько категорий. Первые, и наиболее многочисленные, — это зеваки, которые зашли посмотреть на страшные картинки и видео, о которых так много рассказывают сетевые сталкеры. Вторая группа — те, кто осмелился связать свою жизнь и фантазии с этим навозным коллектором. Извращенцы, конспирологи и просто люди, имеющие больной внутренний мир. Кому-то нравятся мертвые девушки, лежащие в гробу, или снимки трагически погибших людей, кто-то вот-вот пополнит ряды тайного общества Cicada 3301 и, наконец, разоблачит мировой заговор рептилоидов, чья штаб-квартира находится в Зоне 51 на обратной стороне Луны, куда никогда не летали американцы. Кто-то прикидывается каннибалом, хотя от вида собственной крови тут же теряет сознание, кто-то просто интеллектуально изгаляется, создавая гротескные видео с манекенами, куклами, набором бессмысленных картинок звуков и фотографий, напуская таким образом дыма, создавая очередную легенду о видео, от просмотра которого кружится голова или от которого становишься проклятым. Есть те, кто через Deep Web продает наркотики и оружие, но количество нарко- и оружейного трафика, который достигается через скрытый Интернет, — ничто по сравнению с тем, что делается каждый день под прикрытием спецслужб без привлечения сложных коммуникационных интерактивных средств.

И в заключение самая главная и хорошо платящая группа, регулярно проводящая время в этой выгребной яме, — это педофилы. Они, как и многие другие, наивно считают, что Deep Web подарил им совершенную безопасность и безнаказанность, однако это большая ошибка. То, что мировые спецслужбы, полицейские структуры и наиболее цивилизованные правительства всего мира в едином порыве не объединились и не провели мировой рейд по выявлению всей мерзости, сокрытой в Deep Web, в том числе и педофилов, отнюдь не означает, что они не могут добраться до них. Это всего лишь значит, что им нет никакого дела до этого. Ничего страшного, что кто-то немного покурит мет, купит пистолет для самообороны или вздрочнет на трехлетнего ребенка, которого насилуют. Роман Полански трахнул тринадцатилетнею девочку — и ничего, живет в Париже, Оскары получает.

Deep Web создан для приличия, ведь у всех есть свои слабости. Вот вам чулан, тащите туда своего сына, насилуйте, побейте, снимите на камеру, поделитесь с друзьями, успокойтесь и живите дальше. Незачем нервировать широкие общественные массы шокирующим контентом, а то вдруг из-за какого-то моралиста-дегенерата придется заниматься действительно тяжелой работой, вместо того, чтобы наказывать стрелочников за выкуренный косяк или дешевую минетчицу с трассы.

Deep Web кишит педофилами и продукцией для них. Среди этого мусора не могут не возникать свои знаменитости и звезды.

В Интернете есть легенда под названием Daisy Destruction. В этом видео якобы насилуют и убивают маленького полуторагодовалого азиатского ребенка. Участие в этом принимает девушка-подросток, тоже азиатской внешности, она помогает насильнику истязать ребенка до смерти. Доморощенные эксперты, прекрасно знающие все обо всем, постановили: в кадре была кукла, и это постановка, развод для лохов.

20 февраля 2015 года был арестован Питер Скалли, 52-летний австралиец, проживающий на Филиппинах. Он создатель этого фильма. И, как оказалось, у резиновой куклы было имя, родители и очень мучительная тяжелая смерть. Самое интересное, что кудесник Питер Скалли назвал компанию, которая якобы выпустила этот фильм, No Limits Fun («Веселье без границ»). Джейсон понимал, что стоит за подобным названием — веселье, безудержное и настоящее. Также он понимал, что нужно сделать все, дабы не повторить судьбу Скалли, так как в Соединенных Штатах все еще есть смертная казнь. Вечно так продолжаться не может. После нынешней кульминации с похищением сразу пятерых детей ему, сорвав куш, надо будет драть когти… Филиппины, Таиланд, Россия, Украина… Неважно куда, главное — поближе к самым насыщенными рынкам торговли педофилическими услугами.

Статистика пропажи без вести детей из этих регионов ужасает, продолжая рост из года в год. Когда просматриваешь фотографии в разделе «Разыскивается пропавший ребенок», поражаешься их красоте и приятному внешнему виду. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, для чего похитителям нужны такие красивые дети. Также следует понимать, если дети пропадают бесследно и вестей от них нет много лет, значит, машина хорошо настроена, в ней много действующих лиц и бедолаг до похищения ведут по несколько месяцев.

Две трети педофилов интересуются несовершеннолетними мальчиками. Поэтому и продукция подобного характера распределена по таким же пропорциям. Джейсон следит за существующими тенденциями и дает тот продукт, на который имеется спрос. Он продал много видео и фотографий, но небольшому количеству людей — тем, кто достаточно порочен, чтобы мастурбировать на невероятные кровавые сцены, но недостаточно смел, чтобы запачкаться в детской крови сам. Тем, кому хватает денег на подобные дорогостоящие видео, тем, кто не может напрямую пристать к ребенку, но может заказать его убийство, запечатленное на камеру. Среди клиентов Джейсона были политики, бизнесмены, многодетные отцы, священнослужители, молодые красивые люди, пользующиеся огромной популярностью у противоположного пола, но самое главное и интересное — среди них были ярые борцы с педофилами…

Джейсон снимал видео только ради денег, головой или руками трудиться он не очень любил, да и копание в поле приносит не очень большие заработки. Ирония заключалась лишь в том, что он не мог спокойно тратить свои средства, которые прятались на электронных и интернет-счетах по всему миру, так как ему придется объяснять, откуда он их взял. Именно поэтому цифра, которая имела в своем обозначении шесть нулей, ждала своего звездного часа, и он со дня на день должен был наступить. После этого никакого видео, только стремительная и пламенеющая жизнь, где не бывает завтра или вчера, а только сейчас.

Всегда ли был таким Джейсон? Конечно нет! Но любопытство вперемешку с жесткостью и безнаказанностью сделали его таким еще в совсем юном возрасте. Увидев однажды в Интернете видео, где советский педофил Анатолий Сливко расчленяет мальчишек, отрубает топором ногу, пилой отрезает кончик стопы, засовывает голову в петлю, наблюдая при этом, как они изгибаются и умирают от удушья, он не мог оторваться. То, с какой нежностью Сливко снимает бездыханное тело с дерева или как убирает его руки от веток, чтобы тот не мог подтянуться, поражало. Чудовищный трепет завораживал и возбуждал.

Удивительно, видео находится не в Deep Web, а вполне в свободном доступе, например на YouTube, и это в тот момент, когда женский сосок увидеть там невозможно. Джейсон обожал такой мир, он был фантастически справедлив к нему и ему подобным. К психически больным людям, которых надо обязательно лечить, ведь они невиноваты, что такими родились. Что-то там с генами и строением мозга. Жаль, что все мировые мозгоправы не знают, что Джейсон и люди, ­думающие, как он, просто любят насилие, любят чужую боль и слезы, любят истерзанную беззащитность.

В детстве Джейсона никто не насиловал и не ломал психику, он рос любимым и уверенным в себе ребенком, в нормальной семье. Не было никакой особой философии и сдвига, который происходит в голове, он просто, как и все педофилы, хочет трахнуть ребенка. Почему? Да потому что это приятно, блядь! И миллионы, кто пробовал это, разделяют его мнение.

Джейсон ответил на присланные ему письма, отправил фотографии с ужасными кадрами, которые не выдержит здоровая психика, в качестве превьюшек, после чего пошел спать. Завтра важный тяжелый день, нужно быть к нему готовым. Прежде чем заснуть, рабочая измотавшаяся пчелка вдруг подумала, как же тяжело сейчас педофилам — и чем дальше, тем тяжелее.

Основное количество людей даже не догадываются, что между возрастом сексуального согласия и совершеннолетием нет ничего общего. Например, в цивилизованной Аргентине трахаться можно уже с 13 лет, а в Австрии, Германии, Италии и, конечно же, Ватикане — с 14.

То есть, приехав в солнечный Буэнос-Айрес, роскошный сорокалетний мужчина может познакомиться с тринадцатилетней девочкой или мальчиком, ухаживать за ними, водить в ресторан, дарить цветы, нежно брать за руку, а потом трахнуть, и ничего ему за это не будет. И если тринадцатилетний ребенок в Аргентине или четырнадцатилетний в Германии заявит на него за это в полицию, то это будет считаться не совращением несовершеннолетних, а изнасилованием. С учетом ресторанов и цветов, еще придется постараться доказать, что было именно оно, а не полюбовный половой акт между тринадцатилетним ребенком и сорокалетним дядей. Выку­сите, суки…

«Интересно, для кого в Ватикане установлена граница в 14 лет, если там все мужчины придерживаются сурового целибата?» — размышлял Джейсон. Хотя кому, как не Ватикану и его целомудренным обитателем, разбираться в педофилии. Благослови Бог этих священных мужей с их хорами непорочных мальчиков!

«И еще крайне странно, почему хуй можно в рот совать в 13–14 лет, а сигареты и пиво — в 18 и 21 соответственно…»

Джейсон улыбнулся, после чего сладко заснул…