Перекресток в Никодимске

Глава 46. И снова третье сентября…(вместо эпилога)

…Я календарь переверну,

И снова третье сентября.

На фото я твое взгляну,

И снова третье сентября,

Но почему, но почему…

— Ну почему, ну почему…— подвывала Галина Григорьевна вслед за музыкальным центром.— И снова третье сентября-я-я-я…

— О господи! Галочка, ну хватит уже, ну что за безвкусица… в самом деле,— проскрипела недовольным голосом Виктория Филипповна.— Выключите немедленно!

— Простите, просто муж эту песню очень любил,— поспешно извинилась завуч.— Мы как раз с ним в сентябре расписались, как-то всё сразу совпало, ну и сегодня третье, как раз крутят везде… Ладно, не важно, в общем. Давайте выпьем ещё! Кто из нас тут самая молодая? — Лена, наливай!

Сидевшая у окна Елена Андреевна поспешила выполнить просьбу и разлила по бокалам какое-то дорогое красное вино, название которого даже не смогла бы прочесть, оно было написано по-французски. Они сидели на кухне у Виктории Филипповны и в узком кругу торжественно отмечали окончательный выход на пенсию легендарной математички.

— Давайте выпьем ещё раз за ваше здоровье, Виктория Филипповна! — объявила Галина Григорьевна. — Страшно подумать: пятьдесят один год в школе проработать! У нас в стране половина людей столько не живёт. Жаль, что вы в прошлом году не рассказали, мы бы юбилей отметили: пятьдесят лет работы, полвека! — это же колоссально!

— Ой, да скажешь тоже!.. Ну к чему эта мишура! — возмутилась пожилая учительница.— Да я бы и дальше трудилась, если бы не эти лестницы проклятые. Дома-то есть лифт, а вот в школе никак. Буду только на дому теперь с одарёнными заниматься, к олимпиадам готовить. Конечно, и из обычных ребят очередь стоит, но я с банальностями ЕГЭшными не хочу возиться. Вот на мехмат кадры готовить — это другое дело. Я за вас хочу выпить, за молодых, вот за Леночку особенно. На вас одна надежда, чтобы школа не рухнула.

— Ну, вы преувеличиваете,— смутилась Елена Андреевна.— Я — учитель совсем средний, не может школа на мне держаться. Мне и строгости с дисциплиной не хватает. Вроде и взрослая тётя, а иной раз веду себя как дитё: осенью по лужам прыгаю и листики собираю.

— Дело своё любишь и детей, а это — главное,— вмешалась Галина Григорьевна.— Не то что эта поросль зелёная, которая к нам после выпуска пришла. Взяли мы двух девочек математику преподавать, они летом дипломы получили. Им же плевать на всё! На уме — одни гульки да как за богатого замуж выскочить. Я не знаю, что они вообще в школе делают.

— Не ворчи, Галочка, не ворчи,— назидательно произнесла Виктория Филипповна.— Втянутся — постепенно привыкнут; ничего, все молодыми были. Ветер в голове — это замечательно. Хорошей учительница становится только когда из декрета выходит. Я за столько-то лет заметила уже… Вот Леночка — тому пример, чего там далеко ходить. Как там твоя доченька?

— Всё хорошо, не болеет,— отозвалась Лайка.— В следующем году в первый класс пойдёт. Уже усиленно готовится, кота учит читать буквы. Тоже учительницей хочет стать.

— Ох, не дай бог! — каторга такая,— усмехнулась Виктория Филипповна.— Пусть лучше балериной мечтает, так красивее получится. Про отца не вспоминает?

— Ну так… иногда, но не часто. Хорошо, что он у нас не появляется. Я его давно не видела — может, он из города уехал…

— Алименты хоть платит? — поинтересовалась Гидра.

— Я не подавала,— смущённо ответила Лена.— Пусть и тяжело дочку тянуть, но лучше так. Мама нам из деревни продуктами помогает и вообще… Хочу его навсегда из жизни вычеркнуть, будто и не было никогда.

— Ладно, решила — и решила, давайте не будем об этом,— вмешалась виновница торжества.— Как там твои ученики, Миша и Жанна, слышно от них что-нибудь?

— Да, Миша мне пишет пару раз в неделю, фотки присылает иногда,— улыбнулась Лайка. — Они где-то в Подмосковье обосновались, нашли комнатушку дешёвую, и живут. Оба и учатся, и работают, Миша — по какой-то техническо-математической специальности; название так и не смогла запомнить, просто тёмный лес; а Жанна — на юриста. Тяжело, конечно, но держатся, не унывают. Жанна его ещё и по театрам с выставкам каким-то умудряется таскать — говорит, деградировать нельзя. Вот он мне и шлёт разные фотки современного искусства, есть очень прикольные.

— А Жанна чего не пишет? — продолжила допрос математичка.— Обиделась, что ли?

— Не знаю, мы как-то мало потом с ней общались,— честно призналась Лена.— Возможно, из-за того, что я после того случая стала помогать Галине Григорьевне, может быть, по другой причине… Но чтобы вот прямо поссорились — такого не было, просто само собой получилось: перестали общаться, и всё. Но они же с Мишей вместе, так что и не надо особо: все новости общие, я их и так узнаю.

— Ревнует она тебя — вот и весь секрет,— улыбнулась Галина Григорьевна.— Даже я сразу заметила, как ты на Мишу смотришь. Замечание ещё делала, помнишь? Девочки чувствуют, сердце не обманешь.

— Ну что за глупости, не было ничего,— густо покраснела Лайка.— Я просто очень переживала за него. Боялась, у ребят не сложится, глупостей наделают…

— Нечего тут стесняться, это нормально, у всех бывает! — уверенно заявила Виктория Филипповна, хлопая ладонью по столу.— Я вот на что старая карга, а учеников так люблю, аж сердце кровью обливается. Вот ту же Жанну взять — ну что за умница! Лучшая ученица за последние лет двадцать!.. Да я её любила больше внучек своих: три штуки выросли — и все бестолковые, прямо зла не хватает. Внуков двое, те хоть поумнее, а у этих трёх — одни тряпки на уме. Грех сказать, я даже хотела Жанну с одним из внуков познакомить. Вот бы невестка была! — и умница и красавица: клад просто, на руках нужно носить, чтобы ножки не уставали. До того доходило… А вы тут про взгляды, хех!.. Да при каждом выпуске так болит и не отпускает, будто мне зубы без анестезии рвут. Что это, как не любовь,— любовь самая настоящая. Такая, что ночей не спишь. Давайте за наших любимых учеников выпьем, пусть у них всё будет хорошо!

Три учительницы снова наполнили бокалы и выпили за предложенный тост. Пару минут все молчали, закусывая шоколадными конфетами и разными деликатесами. Весь роскошный стол организовала Галина Григорьевна, которая знала толк в дорогих напитках и закусках, а Лена только помогла дотащить всё это до квартиры Виктории Филипповны. Та поначалу возмущалась, а потом махнула рукой, в приказном порядке отправила мужа в гости к старшему сыну и устроила на кухне закрытый девичник. Уход из школы — повод знатный, можно и отметить серьёзную веху в жизни.

Лена, стесняясь затянувшегося молчания, снова потянулась к стоявшему на холодильнике музыкальному центру, чтобы включить радио, но Виктория Филипповна недовольно махнула рукой и сказала:

— Не надо! Давайте лучше спокойно поговорим. Я очень рада, что ребята вместе и с выбором определились. Уверена: они справятся, это два лучших ученика в этом выпуске, с учёбой точно не будет проблем.

— Зато с профессией будут,— серьёзно сказала Галина Григорьевна.— Лучше бы оба на прикладную математику пошли! Какой из Жанны юрист? — по нынешним временам её же на работу никто не возьмёт, если вообще удастся окончить институт. Я-то эту кухню вдоль и поперёк знаю, без связей — вообще никуда, даже не суйся.

— Не зарекайся,— строго сказала Виктория Филипповна.— Может, нам такие юристы и нужны: со строгим математическим умом и безупречной логикой. А эмоции — это нормально, у всех они есть, мы же не роботы.

— Мне кажется, она слишком жестокая,— призналась Елена Андреевна.— Справедливая, но жестокая чересчур. Мать против её поездки была, хотела, чтобы Жанна дома осталась, куда-нибудь заочно поступила и с отцом стала помогать. Он, конечно, ходить будет, но период реабилитации — очень долгий: протез в суставе это не шуточки… Они даже квартиру продали и домик сейчас ищут маленький, чтобы коляску без ступенек закатывать; ну и из-за денег ещё. Так вот я о чём. Жанна ей сказала, что уходит, денег ни копейки не возьмёт и домой не вернётся, пока жизнь свою не выстроит так, как захочет. И, представьте, отец её поддержал, вроде бы как так и надо. А матери одной с инвалидом каково?

— Может, и правильно сделала,— задумчиво сказала Виктория Филипповна.— Молодым нужно жизнь двигать, а не за мамину юбку держаться. Что тут спорить — сами воспитали, нечего пенять. Всё, может, и к лучшему. Кто его знает, какой она вернётся и какую выстроит себе жизнь?.. Я учу уже третье поколение, её отца с малолетства помню, да и деда тоже. Лена, ты тоже с таким столкнёшься попозже: учишь-учишь паренька, а через двадцать лет в школу приходит его лопоухая копия. И ни одно поколение я понять не могла, потому как всё постоянно меняется. Но вот эти ребята — совершенно другие, особенно хороши. Может, у них получится что-то изменить?

Снова повисло неловкое молчание, длившееся, наверное, пару минут. Риторический вопрос математички повис в воздухе, пока завуч не продолжила беседу:

— Может — получится, может — и нет, кто его знает,— задумчиво произнесла Галина Григорьевна, болтая в бокале вино.— А про любовь вы правы, у всех такое бывает. Я тоже, помню, вначале влюблялась. Такая дура наивная была, пока не хлебнула сполна. Как ты, Лена, говорила — одна ошибка может жизнь перечеркнуть, да? Вот у меня было точно так, я вам просто не рассказывала.

— Не рассказывала — так и не надо, нечего прошлое ворошить! — строго сказала Виктория Филипповна.

— Нет, теперь можно… Леша умер, не страшно уже,— уверенно продолжила Галина Григорьевна, едва ли не до краев наполняя свой бокал.— Давайте за настоящую любовь выпьем!

Вдова, разбрызгав несколько капель, первой осушила бокал, а после тяжело вздохнула и продолжила рассказ:

— Это не тут было, мы сюда в девяносто седьмом переехали, когда Лёша из Чечни вернулся. Искали тихий уголок. А тогда я в большом городе жила; вернее, приехала по распределению, вся из себя такая юная и красивая. И влюбилась, как дура, в ученика. Он был сын секретаря обкома. Ни дать ни взять — наследный принц: красивый, накачанный — блеск! Хоть и конец перестройки был, но элита оставалась элитой. Такой уверенный был — ухаживал не стесняясь, я таяла вообще. До сих пор не понимаю, как такой дурой можно было быть?

— А дальше что? — нетерпеливо спросила Елена, поражённая откровенностью завуча.— Вы переспали?

— Можно и так сказать,— сказала Галина Григорьевна, снова наполняя бокал.— Он пригласил меня на день рождения — на дачу. Сказал, там будут и другие ученики. Не соврал, но я могла бы и догадаться, чем всё это кончится. Они мне что-то подсыпали в сок — не снотворное, а наркотик какой-то. Точно не знаю, я тогда алкоголь даже не пила — учительница же. В общем, потом он и ещё два друга повеселились от души — молодую училку трахнули, такие дела. Хорошо ещё, что в те времена смартфонов не было, а то быть мне звездой Ютуба.

— Ни хрена себе…— не удержалась Лена.— И что им за это было?

— А ничего,— осушив очередной бокал, сказала Гидра.— Он мне наутро прямо сказал: «Не выделывайся! Я с папой поговорю, быстро директором школы станешь, квартиру дадут вне очереди». Я, конечно, ему в лицо вцепилась, чуть глаза не выцарапала. Так они меня в машину запихнули и на шоссе высадили, я потом ещё километров десять пешком шла. Добралась — и быстрее в милицию, заявление писать об изнасиловании. А потом вообще кошмар начался. Дело совсем перевернули, вроде как я сама совратила несовершеннолетних, дала попробовать наркотики, совершила с ними действия сексуального характера. Мамаша этого «принца» подключилась, она как раз там образование в обкоме курировала. Даже вспоминать страшно!.. Какой кошмар: свидетели, показания, камера эта с воровками, до сих пор кошмары терзают.

— Ужас, какой ужас! Я думала — у Ксюши кошмар, а у вас просто жесть вообще! — внезапно перебила Лена, от избытка чувств подскакивая со стула.— Это же невозможно, так не бывает!

— Бывает, чего только не бывает у нас!..— вмешалась Виктория Филипповна.— Это какая Ксения? — та, что у тебя жила и уехала?

— Да-да, она, я вам потом расскажу,— отмахнулась Лена.— Что дальше было, Галина Григорьевна?

— Меня следователь спас, поверил мне, против всех пошёл,— с грустью продолжила завуч.— Муж мой будущий, Лёша. Ему сверху прямо указали — не рыпаться: все показания в наличии, до суда довести образцово-показательно, но без лишнего шума. И отправить меня лет на пять в колонию-поселение, чтобы все забыли. А он дело специально затянул, часть документов испортил, ряд материалов вообще уничтожил. В общем, дело в суде рассыпалось, его со скандалом уволили. Расследование возобновили, меня передали другому следователю. А тут уже настал девяносто первый год, Союз рухнул, не до нас стало. Меня в итоге еще помурыжили отпустили, да и отпустили, вот мы и поженились в сентябре. Поскитались по стране, конечно… Тяжело очень было. В девяносто четвёртом, кажется, Леша простым ППС-ником устроился в милицию, хоть и с высшим образованием, а я в себя пришла, пошла в школу работать, с младшими классами. К старшим вообще боялась заходить. Дали комнату в общежитии, всё вроде потихоньку налаживалось. Я забеременела, но всё плохо пошло, с осложнениями. В общем, выкидыш на позднем сроке, болезнь долго тянулась… В итоге осталась бесплодной…

Галина Григорьевна запнулась и, казалось, вот-вот заплачет. Виктория Филипповна ласково погладила её по плечу и сказала:

— Ну вот не надо было! Я же говорила — не надо. Давайте выпьем и на этом закончим.

— Нет-нет, всё нормально, я дорасскажу, мне так легче станет,— возразила Галина Григорьевна.— Лёшу теперь все только хают, должен хоть кто-то правду знать. В общем, он ради денег вызвался ездить в командировки в Чечню, на блокпостах дежурить. Тогда направляли из МВД, вы помните… Там отличился, даже ранен был. Принимал участие в боевых действиях. Я всего и не знаю, он никогда не рассказывал… Когда совсем вернулся, мы сюда, в Никодимск, переехали. Получается да, в девяносто седьмом. Он тут тоже в милиции работать стал, в гору пошёл — карьера, звания; всё как надо. Две медали у него были: одна за Чечню, а вторую тут уже, за службу. Он маньяка задерживал, который двух школьниц в области изнасиловал и убил. Вы может, Виктория Филипповна, помните тот случай, разговоров была куча. Этот псих тогда ему руку ножом распорол, а Лёша его застрелил из табельного. Настоящий герой, а теперь только гадости помнят. Я так счастлива была, он так меня любил, слишком сильно, наверное… Тогда не знала подробностей, но он связался с… впрочем, не важно, с кем; …с опасными людьми в общем. Ещё там, в Чечне, познакомился. Он с их помощью и сумел достать всех тех троих, одного за другим, а принца — последним. Потом только мне рассказал, когда всё кончилось. Вот, говорит, есть всё-таки справедливость: каждый по заслугам получил.

— Он сам их всех убил? — поразилась Лена.— Блин, герой-мститель, как в комиксах!

— Не сам, конечно,— вздохнула Галина Григорьевна.— Я же говорю, нашёл нужных людей, сам ни при чём оказался, в стороне; не при делах. Он прямо одержим этой идей был. Считал — они во всём виноваты, что со мной случилось и нервы и бесплодие. Но всё это потом вышло боком: он сам оказался замешан во многом, постепенно и я впуталась. Вроде несерьёзное дело — кому-то с ЕГЭ подсобить под нужный балл, до медали дотянуть и всё такое прочее. Короче, я что хотела сказать. Это я виновата во всём. Лёша был честный и справедливый. Тогда, в самом начале, он, молодой следователь, верил во всё честное. Получается, его я совратила с верного пути, из-за меня по кривой дорожке пошёл. Только моя глупость во всем виновата!..

— Ух блин! Точно, как Жанна говорила,— всё переплетено,— заметила Лайка.— Не помню, откуда это; кажется, песня какая-то.

— У всех такие истории есть, я тоже могу многое порассказать,— твёрдо сказала Виктория Филипповна.— Лена, давай открывай ещё одну бутылочку, раз разговор пошёл. Я вам, девочки, вот что хочу посоветовать. Нужно оставлять прошлое в прошлом, уж простите за каламбур. У каждого в прошлом было всякое, надо выпить и забыть — да и двигаться дальше. Возвращение к прошлому до добра не доведёт, уж поверьте старому человеку. Вот мне, например, совершенно не интересно, что там у Ксюши в прошлом было. Ты расскажи лучше, как у неё сейчас?

— Да сейчас у неё всё хорошо, замуж вышла,— рассеянно ответила Лена, удивленная резкой сменой темы.— Они с мужем в Канаду переехали, сейчас обживаются. Собирается пойти воспитательницей в детский сад, но пока переводами на дому занимается. Хочет забеременеть, но пока не получилось. Думаю, в будущем сможет. Вот как-то так…

— Ну вот и хорошо! — улыбнулась Виктория Филипповна.— Какая разница, что в прошлом было? Учитель с будущим работает,— с общим будущим для всех, нельзя об этом забывать.

— Я уже и забыла, как это — уроки вести,— вздохнула Галина Григорьевна.— Немецкий язык стал не нужен никому, все на английский перешли; не то, что раньше.

— Ну и займись малышами, кто тебе не даёт,— отмахнулась Виктория Филипповна.— Учитель — это призвание, предмет не так важен.

— Ну всё-таки предмет имеет значение,— не согласилась Лена.— Математикам и физикам с химиками легче. У вас там всё четко расписано, в новом учебнике только условия задач меняются. А вот историкам каково? Или вот с русским и литературой? Кофе теперь ещё и «оно», двух родов одновременно,— это нормально вообще?..

— Литература вся тоже написана,— отвлеклась от тягостных мыслей Галина Григорьевна.— И главные сюжеты неизменны с античных времен. Всё фундаментальное для школы уже в прошлом создано, новых Пушкина с Гоголем можно не ждать. Из современников вряд ли кто в учебники попадёт.

— Базовые — да, тут никто не спорит, там из программы никого не выкинешь,— согласилась Лена.— Но ведь русская литература не умерла, она просто обретает новые формы. Ушла в Интернет, в блоги да комментарии. Скоро отдельным жанром станут и комментарии и SMS. И истории интересные не закончились, и сюжеты есть. Я вот недавно на Пикабу читала про одну девушку, шеф-повара…

— Ох, Леночка, тебя не поймёшь,— перебила её Виктория Филипповна, берясь за бутылку.— То тебе плохо, что появляются новые правила языка, то радуешься новым формам литературы…

— Да я не говорю, что плохо,— возразила Лена,— я просто…

— Не перебивай учителя! — строго сказала Виктория Филипповна, разливая вино по бокалам.— Девочки! Главное — хорошо и честно делать свою работу. Давайте выпьем за будущее! Всякие дураки из телевизора думают, что будущее решается где-то там, в Кремле или в Белом доме. Нет, будущее создаётся тут, перед столом учителя, за школьной партой! И чтобы оно было прекрасным, мы должны любить и верить, несмотря ни на что!

Конец.