Перекресток в Никодимске

Глава 4. Венера бунтующая

«Парам-па-па-парам-парарам-парарам-парарам»,— заиграл будильник телефона мелодию из британского телесериала «Шерлок». Жанна открыла глаза и мгновенно села на кровати. «На всё про всё — двенадцать с половиной минут»,— пронеслось у неё в голове.

Движения девочки были быстрыми и отточенными — раз рутины не избежать, нужно тратить на неё как можно меньше времени и сил, тогда и серость не будет заметна. Так она решила, едва окончив начальную школу, и последние семь лет не изменяла своим привычкам. Действия сменялись одно другим, словно патроны в пулемётной ленте.

Раз! — встать с кровати, два! — будильник остановлен, включена музыка. Три! — короткая разминка и растяжка. Жанна часто спала обнажённой и поддавалась уговорам матери одеваться в футболку или пижаму, только когда болела. Зарядку она делала не одеваясь, и на счёт «четыре!» уже запрыгивала в душ. Для экономии времени чистила зубы прямо под душем, а потом, наскоро вытеревшись, быстро одевалась. Вещи всегда лежали в ванной комнате с вечера, Жанна тщательно за этим следила.

Дальше пункт пять — выход с собакой. Летом она выбегала прямо с мокрыми волосами, и те без фена высыхали во время прогулки. Сейчас с этим было сложнее, приходилось тратить драгоценные секунды.

Бегать на прогулке Жанна не любила, предпочитая быстрый шаг, чтобы дать Джеку спокойно сделать свои дела. Её верный пёс (метис колли неизвестно с кем) послушно трусил рядом привычным маршрутом. Прогулка обычно длилась примерно семнадцать минут. Это был момент для того, чтобы окончательно проснуться, составить план действий и разложить всё по полочкам.

По возвращении домой, спустя полчаса от подъёма по будильнику,— завтрак. Сегодня отбивная и лёгкий салат, всё на скорую руку из вечерних заготовок. Вместе с кофе — тринадцать минут. Папа с мамой только просыпались, и Жанна обычно успевала приготовить завтрак на всех троих, но ела одна и убегала из дому, пока родители вставали и умывались. Им на работу было к девяти, она же без двадцати восемь уже приходила в школу.

Они жили на пятом этаже первой приличной девятиэтажки, построенной в новом тысячелетии. Отец купил её вскоре после рождения Жанны, и в этой трёхкомнатной квартире прошла вся её жизнь. Девочка была единственным ребёнком в семье, после выхода из декрета мать продолжила успешную карьеру, и на текущий момент была уже директором местного филиала Сбербанка, зарабатывая едва ли не больше отца. Папа был химиком по образованию, но трудился главным технологом на местном химическом заводе.

Родители ничего не жалели для дочери, но из-за занятости на работе не всегда уделяли ей много времени в будние дни. Зато все выходные проводили вместе, выезжали на природу — за грибами или на рыбалку, а иногда и просто погулять. Жанна росла бойкой и активной девочкой, с быстро меняющимися увлечениями, которым обычно потакали, не оказывая давления. Достаточно отметить, что к шестнадцати годам она успела позаниматься: бальными танцами, айкидо, у-шу, художественной гимнастикой. А также в театральном кружке и даже такой экзотической секции, как аджилити. Последнее увлечение оказалось самым продолжительным, поскольку у неё появился верный лохматый друг, которого она подобрала у отца на работе, когда они с мамой ждали его на проходной. У охранников жила прикормленная сука, которая привела четвёрых щенков, и они смешно барахтались на газоне перед входом. Жанна просто влюбилась в одного из них и потребовала забрать домой, а отец не смог отказать двенадцатилетней дочери, недавно закончившей учебный год на все пятёрки. Так в доме поселился лохматый Джек — беспородный пёс со следами благородных кровей в своей родословной. На соревнованиях по аджилити в областном центре его даже один раз приняли за бордер-колли, что немало развеселило Жанну.

Девушка легко выбежала из подъезда с рюкзачком на плече, радуясь тёплым денькам бабьего лета. Обогнув дом, направилась к школе, и тут на глаза попался её извечный враг.

Это был огромный чёрный джип Toyota Land Cruiser-200, который стоял на газоне прямо рядом с пешеходной дорожкой, олицетворяя собой эталон безнаказанного хамства. Когда Жанне только исполнилось пять лет, они с мамой разбили с противоположной от подъездов стороны дома огромную клумбу, чуть правее их балкона. Целых восемь лет они вдвоём каждую весну высаживали на этой клумбе разные цветы, в последние годы даже специально выстраивали особый узор, чтобы потом любоваться с балкона на природный ковёр. Но три года назад на пустыре за их домом возвели роскошный 24-этажный небоскрёб, ставший чуть ли не самым престижным жильём в городке. Конечно, по-настоящему богатые люди обзаводились отдельными особняками в частном секторе, желательно поближе к реке, на другом берегу которой был очень живописный лес. Но вот самые дорогие квартиры Никодимска были точно в соседнем доме.

Дом быстро заселился, и вся прилегающая территория была незамедлительно заставлена дорогими иномарками. Мест на всех не хватало, так как у хозяев большинства квартир было по две машины в семье. Из-за парковочных мест постоянно возникали склоки, некоторые владельцы машин пытались так или иначе застолбить себе место. Владельцы внедорожников покрупнее обычно поступали проще. Они переваливались через невысокий бордюр и парковались прямиком на газоне. Наглее всех был хозяин черного «крузака»: он ставил машину параллельно пешеходной дорожке, чтобы при выходе из машины не запачкать ног на газоне.

Жанну страшно разозлило такое положение дел. Она сначала хотела поцарапать машину, проколоть шины или облить краской, но после проведения тщательной разведки поняла, что прагматичный хозяин джипа облюбовал её клумбу не просто так. На углу нового дома висела камера видеонаблюдения, смотревшая вдоль пешеходной дорожки, и машина была в самом центре её поля зрения, вдобавок и ночью освещалась уличным фонарём.

Оценив риски, Жанна решила пойти другим путём. Она прошерстила Интернет и нашла законные методы борьбы с подобным самоуправством. Сначала она сделала фотофиксацию нарушения и направила вместе с заявлением на электронную почту в городской отдел ГИБДД. Никакой реакции не последовало. Затем она повторила обращение. Результат тот же. Жанна подумала, что, возможно, для владельца джипа такой штраф — сущая мелочь, и он не обратил на него внимания. Тогда она принялась направлять обращения едва ли ни каждый день, посылая не только на почту городского ГИБДД, но и на областное, вообще используя все доступные через Интернет формы обращения, но джип каждый вечер оказывался на клумбе — неизбежный, как ночная тьма. Отчаявшись, девочка уже решила перейти к партизанским действиям, собиралась днём тщательно замаскироваться и заминировать клумбу саморезами, но тут реакция на её обращения явилась с самой неожиданной стороны. Однажды вечером после возвращения с тренировки по аджилити хмурый отец позвал её на кухню для серьёзного разговора.

— Жанна, ты уже достаточно взрослый человек, чтобы осознавать несправедливость окружающего мира,— сказал отец, усаживаясь за стол.

— Да, пап, я знаю,— кивнула Жанна,— Но не пойму, к чему это ты сейчас?

— Я о твоём творчестве в Интернете. Пока тебя не было, заходил участковый, чтобы побеседовать на эту тему.

— Какое творчество, я не понимаю? — удивилась Жанна.— Вроде бы я не размещала в Интернете ничего запрещенного, в подозрительных группах не состою и порнографию не снимаю.

— Речь идет про твои заявления о неправильной парковке. Ты за два месяца отправила их больше шестидесяти штук. Вот именно в этом и возникла проблема. Тот, на кого ты жаловалась,— уважаемый в городе человек, полковник полиции; не самый главный начальник, но всё-таки. Пока ты жаловалась только на городском уровне, никто не обращал внимания, а когда стала писать в область, твои обращения попались кому-то на глаза, и их спустили вниз, по цепочке, с требованием разобраться на месте. Вам на обществознании, может быть, не рассказывали, но в государстве всё именно так и работает. Любое обращение в вышестоящую инстанцию обязательно возвращается вниз именно с такой резолюцией, зачастую попадая на стол к тому, на кого и написана жалоба. В древней Японии в этом случае виновному надлежало бы сделать сеппуку, но у нас, как ты знаешь, нет таких диких обычаев…

— И что сказал участковый? — перебила девочка отца.

— Сказал, чтобы я как следует следил за дочкой и по возможности ограничил ей доступ в Интернет, чтобы она не занималась спам-рассылками,— вздохнул отец.— Посоветовал не обращать внимания на соседа, ведь он фактически даже не в нашем дворе паркуется, и вообще… Ты знаешь как фамилия владельца машины?

— Нет.

— Грушавецкий, это муж завуча из вашей школы, Галины Григорьевны, знаешь такую? Так что и с учёбой у тебя могут быть проблемы, а я бы этого очень не хотел. Я понимаю твою обиду, помню, какая была замечательная клумба, но, к сожалению, мир устроен так, что в нём не бывает именно так, как нам хочется. Этот полковник — человек нехороший, злоупотребляет своим положением, чтобы нарушать правила. Но мы ничего с этим поделать не сможем. Все нормы соблюдать невозможно, так устроен мир. Помнишь, я сворачиваю налево на улице Ленина, когда маму с работы забираю? Так вот, там по правилам левый поворот запрещён, но ехать для разворота далеко, вот и поворачиваю, где удобно. Я тоже, получается, нарушитель; может, даже более опасный, чем этот полковник. Если всё делать по правилам, то ты сначала должна была на меня написать жалобы, как Павлик Морозов, но ты же этого не сделала, так ведь?

Жанна, молча сидела, уткнувшись взглядом в стеклянную сахарницу на кухонном столе. Почему-то именно сейчас ей бросилось в глаза, что металлическая крышка на ней больше не блестит, затерлась, потускнела от частых прикосновений. Она почувствовала острое желание схватить эту крышку, посыпать порошком для чистки кастрюль и прямо сейчас довести до прежнего зеркального блеска, но вместо этого молча сидела потупив взгляд и слушала отца. Тот, не дождавшись ответа, продолжал.

— Прошу ради твоего же блага: оставь в покое этот проклятый джип. В мире будет ещё немало несправедливостей, и всех их точно не исправить. Важнее сконцентрироваться на своих делах, самой жить по совести и справедливости, а с остальными… Да бог им судья! Как говорится, каждому воздастся по делам его. Ну или как там на самом деле написано, я уже не помню, но ты меня поняла. Всё равно цветам на этой клумбе было плохо — чересчур много окурков и прочей дряни с балконов кидают. Я вот тут с мамой уже обсуждал, но тебе пока не говорили. Мы хотим этим летом купить домик за городом, где-нибудь у реки. Будет у нас что-то типа дачи. И там уже можно будет высадить клумбу, какую только захочешь, и никто её не потревожит. Ну как тебе идея, а?

— Отличная, пап,— рассеянно кивнула Жанна.— Я тебя поняла, больше ничего не буду никуда писать, обещаю!

— Ну, вот и хорошо,— с облегчением вздохнул отец.— Ты у меня умница и всё понимаешь.

С тех пор черный «крузак» стал её проклятьем. Каждый раз, проходя мимо, она чувствовала возмущение и злость, без крайней надобности она никогда не выбирала эту дорогу. Только из-за кратчайшего пути в школу она ходила мимо этой машины, мечтая смыть её, словно присохшую грязь. Но после разговора с отцом она отчётливо понимала, на кого падёт подозрение, случись с машиной хоть что-нибудь, и не предпринимала никаких действий.

Однако её жизненные интересы стали постепенно меняться. Фальшь, уродство и несправедливость виделись Жанне практически во всём. Постепенно она покинула некоторые группы в соцсетях, отписалась от каналов на YouTube, стал сокращаться круг общения. Мало что писала или комментировала в общем чате класса в WhatsApp. Разговаривать с подружками стало неинтересно, её не волновали новые модели «айфона», модная музыка и стильные шмотки. Она стала более резкой, подозрительной и раздражительной, принялась серьёзно изучать анархизм, историю протестных движений и революционной деятельности. Среди приятелей появились подпольные мастера граффити, с которыми она бегала по вечерам с баллончиком, создавая провокационные надписи. Родителям говорила, что ходит по вечерам гулять с собакой, и это срабатывало, пока год назад, в конце девятого класса, она не попалась патрулю ППС, когда она писала оскорбительную надпись на заборе неподалеку от городской администрации.

Последствия были просто ужасны, её чуть было не выгнали из школы, не хотели брать в десятый класс. Только благодаря великолепному выступлению на математической олимпиаде и заступничеству Виктории Филипповны удалось избежать этого. За исключение активно высказывалась Галина Григорьевна, жена того самого полковника. До этого Жанна с ней особо не сталкивалась, так как в школе вела себя прилично и училась очень хорошо. Но тот день запомнила навсегда. Мать плакала и очень переживала, а отец впервые в жизни её сильно отругал. Она никогда не видела его таким, он выглядел по-настоящему испуганным, всегда такой веселый и спокойный, он стал совершенно другим человеком в этот день. Жанна пообещала родителям ни во что больше не в ввязываться, сосредоточиться на учёбе и саморазвитии.

Они помирились и вместо покупки дачи уехали в путешествие. Две недели в Турции, неделя в Греции и неделя в Италии помогли ей успокоиться и забыть о тревогах. Её бурной волной захлестнули море, солнце, пляж и первая любовь. Но когда она вернулась, под балконом, словно зловещий риф, торчал чёрный «Лэнд крузер», о который каждое утро разбивалось её хорошее настроение.

Этим утром, торопясь на первый урок, она пробежала мимо не глядя. Сегодня это была литература, и, в принципе, можно было не спешить. Елена Андреевна ни слова не скажет про опоздание, но Ивова не могла себе такого позволить. Пока учительница вдохновенно рассказывала о символизме поэзии Бальмонта и Брюсова, Жанна втихаря читала на телефоне мемуары Маргарет Тэтчер. Её всегда восхищали сильные женщины, но до этого времени она увлекалась в основном историческими романами, посвящёнными разным великим королевам и императрицам, а теперь впервые дорвалась до мемуаров почти современного политического деятеля. Книга очень захватила. Хотя консервативные взгляды и строгая христианская мораль «Железной леди» были ей не очень близки, но изложенные в первых главах переживания, стремления и мечты были похожи на её собственные.

Класс вяло реагировал на поэтические проблемы. Конечно, не было такой распущенности, как на классном часе, но и напрягаться на уроке Лайки никто не собирался. Тем более что урок был первым, и большинство учеников ещё толком не проснулось, привыкнув к поздним подъёмам на долгих летних каникулах. Елену Андреевну это раздражало. Влюблённая, как и все учителя, в свой предмет, она хотела получить отдачу, обратную связь от учеников, узнать, как они понимают символистов Серебряного века. Она любила читать стихи вслух, её красивый голос набирал в эти моменты особую силу и без микрофона был слышен даже за дверью кабинета, так что Гидра даже пару раз делала замечания, если оказывалась рядом. Часть учеников любила такие моменты и слушала с удовольствием, но вот вступать в дискуссию всё равно никто не спешил. Елена всё сильнее злилась, глядя, как учащиеся просто отсиживают положенные минуты, пропуская большую часть её монолога мимо ушей и слегка оживляясь только при чтении стихов. Уроки с прозой выходили получше, в ней был какой-никакой сюжет, а стихи детей трогали мало. Лайка не выдержала и решила расшевелить класс на последних пятнадцати минутах урока. Она заметила, что даже отличница Жанна с улыбкой что-то листает в телефоне, и обрушила свой гнев на неё:

— Ивова, оторвись, пожалуйста, от мемасиков в телефоне и расскажи нам о происхождении символизма!

Жанна вздрогнула от неожиданности и тут же вскочила с места, поспешно прикрыв смартфон тетрадкой. Секунд десять она испуганно моргала, приходя в себя после неожиданного обращения, а затем уверенно заговорила:

— Символизм как направление искусства появился во Франции в конце девятнадцатого века, но в каком точно году, не помню; кажется, в восьмидесятых. Это был такой переходный вариант неофициального искусства между декадентством и будущим модернизмом. Как бы развитие декадентства, можно сказать. Там целый манифест на эту тему опубликовали, но вот кто автор — не помню, точно не Бодлер. В общем, символизм собрал в себе поэтов, не согласных с общепринятыми в обществе… с общепринятыми взглядами на поэзию. Появилось множество гениальных поэтов, из которых самыми яркими были Шарль Бодлер и Артюр Рембо. Поэзия символистов была в те годы очень мощной и даже шокирующей. Она быстро обрела популярность даже за пределами Франции и, как всё иностранное, оказала сильное влияние на русскую литературу, в частности, привело к возникновению русского символизма в виде сначала, как вы сказали, Брюсова и Бальмонта, а потом Андрея Белого и многих других поэтов.

Елена Андреевна была приятно удивлена. С одной стороны, ответ явно выходил за рамки учебника, ясно свидетельствуя о дополнительной подготовке, с другой стороны, Жанна не затронула материал, изложенный в учебнике о возникновении символизма в России, о статьях Мережковского, о прозаиках символистах и о ряде других важных моментов. В любом случае внятный ответ был дан, и придираться к девочке не имело никакого смысла.

— Спасибо, Жанна, хороший ответ, садись, молодец! — сказала учительница, оглядывая класс и выбирая, кого бы ещё спросить в оставшиеся несколько минут урока.

— Лена Андревна, а можно прочесть стих моего любимого французского символиста? — неожиданно спросила Жанна.

Класс, чувствуя спасение от дополнительных вопросов, одобрительно загудел, дружно желая послушать французского символиста. Елена Андреевна, не чувствуя никакого подвоха, обернулась и кивнула. В конце концов, она же хотела получить ответную реакцию. Да и дети зашевелились, пусть не совсем по теме, но всё равно уже хорошо.

Ивова повернулась спиной к доске и произнесла очень громко и чётко:

— Артюр Рембо, «ВЕНЕРА АНАДИОМЕНА».

Из ржавой ванны, как из гроба жестяного,

Неторопливо появляется сперва

Вся напомаженная густо и ни слова

Не говорящая дурная голова.

И шея жирная за нею вслед, лопатки

Торчащие, затем короткая спина,

Ввысь устремившаяся бёдер крутизна

И сало, чьи пласты образовали складки.

Чуть красноват хребет. Ужасную печать

На всём увидишь ты; начнёшь и замечать

То, что под лупою лишь видеть можно ясно:

«Венера» выколото тушью на крестце...

Всё тело движется, являя круп в конце,

Где язва ануса чудовищно прекрасна!

Жанна закончила декламацию и обвела довольным взглядом кабинет, наслаждаясь немой сценой, достойной пера Гоголя, одобрительно ухмылявшегося с портрета над доской. В следующую секунду класс разразился бурными аплодисментами, потонувшими в грохоте звонка с урока. Шокированная Лайка даже забыла дать домашнее задание, и Жанна, закинув на плечо рюкзачок, первой вышла из кабинета в отличном расположении духа.

Это был её коронный номер, который она исполнила два года назад в драмкружке, когда им задали подготовить какое-нибудь классическое стихотворение для артистической декламации. Конечно, после такого выступления её сразу выперли, но она и так собиралась уходить, а удовольствие от выступления определённо того стоило.

— Жанна ты великолепно читала, мне очень понравилось,— неожиданно произнёс кто-то у неё за спиной.

Она обернулась и увидела увальня Мишу, который заметно пыхтел, пытаясь отдышаться, видимо, ему пришлось постараться, чтобы догнать её у лестницы.

— Спасибо,— улыбнулась Ивова.— Но это не столько я, сколько сам по себе Рембо, крутой поэт.

— Я никогда о нём не слышал,— честно признался Миша.— Удивительно, сколько ты всего интересного знаешь.

— Читай больше, полезно вообще,— чуть резковато ответила отличница, чувствуя, что ей не очень нравится Мишин тон.— Ты чё хотел?

Она продолжала смотреть однокласснику прямо в глаза в ожидании, когда тот отведёт взгляд, а лучше вообще куда-нибудь свалит. Но Миша не сдался и произнёс чуть дрожащим от волнения голосом:

— Жанна, я это, ну… в общем, хотел тебя пригласить вместе погулять в парке. Завтра, после школы. Если хочешь, можешь пса своего взять, я его с тобой видел, он очень классный. Просто интересно с тобой о разном поговорить, а на переменах неудобно и времени мало.

Подобное предложение очень удивило Жанну. В самом начале десятого класса парни ещё пытались завязать с ней какие-то отношения, но все быстро отвалили, нарвавшись на язвительные отказы и сочтя Жанну долбанутой на всю голову. Обращения от такого размазни, как Миша, она никак не ожидала и собралась уже сказать какую-нибудь остроту, чтобы отшить горе-кавалера, но вдруг остановилась, обдумывая внезапно возникший план действий. Девочка несколько секунд внимательно смотрела на парня, замершего в оцепенении, а затем улыбнулась и, взяв его за руку, произнесла:

— А зачем ждать до завтра? Давай сегодня, пока погода хорошая. Знаешь, где я живу? Жди меня возле подъезда в четыре, я Джека возьму, и пойдём!