Перекресток в Никодимске

Глава 3. Одинокий вечер

Как часто бывало в их классе, первой готовую работу сдала Жанна Ивова. Задача, поставленная новой учительницей, не была чрезвычайно сложной. На каждый из шести вариантов было задано всего по одному вопросу. Однако для учеников, привыкших к тестовым заданиям, сформулировать ответ самостоятельно было непросто, особенно после долгих летних каникул. Большинство мучительно соображало, что бы такое написать, уставившись в чистые листки, и только неугомонная Жанна сдала свой вариант за десять минут до звонка.

Ксения Олеговна внимательно прочитала работу и спустя две минуты размышлений подошла к девочке и вернула листок с крупной четвёркой в углу. Буквально на секунду цвет лица отличницы переменился на оттенок, близкий к её рыжим волосам, а затем вернулся в норму. Она резко вскочила со своего места и сказала:

— Скажите, почему четыре? что не так? — я же написала про все реформы Петра I! О каждой по пунктам расписала подробно — и плюсы, и минусы.

— Да, ты очень хорошо помнишь основные факты и даже даты, чем я приятно удивлена,— кивнула Ксения Олеговна.— Но ты забыла про церковную реформу, о ней не сказано ни слова. Поэтому только четыре.

Жанна на секунду задумалась, закусив нижнюю губу. В младшей школе за эту привычку её дразнили «Заинькой», однако в старших классах остроумная девочка могла так резко ответить шутнику, что никто не рисковал называть её иначе, чем по имени. Девочка понимала свою ошибку, но никак не хотела признать свою неправоту, природное упрямство клокотало внутри и стремилось вырваться наружу бурным потоком. Жанна бросила взгляд на доску, где был написан вопрос, и резким тоном спросила:

— Но ведь вопрос звучит как «Государственные реформы Петра I»? Я и не должна была писать обо всех, например о приказе бороды брить и прочих мелочах. Мой ответ — именно про государственные реформы, а церковь — не государство, вот я специально и не стала отвечать.

Ксения Олеговна удивлённо посмотрела на Жанну. Очевидно, она никак не ожидала, что с первого урока ученики так яростно будут вовлекать её в дискуссии на исторические темы. Пустой журнал ещё не мог дать никакой информации об успеваемости, но перед ней сейчас явно была отличница и первая ученица в классе, возможно, претендующая на золотую медаль. Сама мысль даже о рядовой четвёрке в начале года была для неё мучительным оскорблением, с которым просто так смириться нельзя.

— В результате реформы Петра Великого церковь фактически стала частью государства, ещё одним государственным институтом, своеобразным «министерством по делам души»,— спокойно парировала учительница.— Учитывая колоссальное влияние религии на тогдашнее общество, получение контроля над церковью — очень важный и прогрессивный шаг государя императора. Пётр очень чётко разделял веру и церковь: как говорится, богу — богово, а кесарю — кесарево. Так что не упомянуть эту реформу было никак нельзя. Я могу поставить пятёрку в журнал, если для тебя это важно. Но ты должна осознавать свою ошибку, чтобы в будущем исправиться.

Жанна снова покраснела. Карьера разведчика-нелегала была ей строго противопоказана, поскольку на лице за долю секунды проступила вся гамма эмоций. Губы нервно сжались в тонкую линию, и через мгновение, справившись с приступом гнева, девочка гордо сказала:

— Нет, спасибо, не нужно. Четвёрка так четвёрка; такого больше не повторится. Можно идти, если нет других заданий?

— Подожди пять минут до звонка,— примирительно улыбнулась учительница.— Не хочу, чтобы ты без дела болталась по школе.

Жанна коротко хмыкнула, села на своё место и принялась копаться в рюкзачке, а учительница вернулась к доске.

Миша, до этого внимательно следивший за этой сценкой со своей второй парты, вновь уткнулся в свой не слишком исписанный листок. Он в очередной раз почувствовал себя не в своей тарелке. Да и с местом не повезло: сидел бы на один ряд левее, получил бы вопрос о завоевательных войнах Екатерины II, о которых он хоть что-то помнил. Суворов, Ушаков, Измаил… что-то там с Польшей и Крым; в общем, с горем пополам ответил бы, хотя и без дат. А вот внешняя политика Александра I казалась Мише тёмным лесом. Из того периода он помнил, да и то в общих чертах, только Отечественную войну 1812 года и битву при Аустерлице, упомянутую в романе Толстого.

«Александр I был против Наполеона и организовал… организовал, как её там, „антинаполеоновскую коалицию“?.. Нет, коалиция была против Гитлера, а против Наполеона как-то не так… чёрт, хоть убей, не помню. Что-то там про союз с Англией, а потом… потом…» — мысли в голове крутились вокруг да около, внятной картины так и не получалось. Хотелось попросить листок хоть с какими-нибудь вариантами ответа, но смотревшая чёрным вороном новая учительница такого шанса им не дала. В итоге после звонка Миша сдал листок с тремя сиротливыми предложениями про союз с Англией и антинаполеоновскую коалицию, отчетливо понимая, что заработал первую в этом году двойку. Впрочем, по лицам одноклассников можно было предположить похожие чувства: контрольную работу на первом же уроке никто не ждал, и подобный поворот событий выглядел как турецкий «удар в спину».

Всю перемену класс наперебой ругал новую училку за наглость, беспредел и произвол, а также строил предположения относительно её прошлого. За стиль одежды ей тут же придумали кличку «Чёрная дыра», которая в течение пары минут сократилась до просто «дыры», ярко подчеркивая всеобщее неодобрение. Дискуссия бушевала перед уроком по алгебре и продолжалась она ровно до появления в кабинете Виктории Филипповны, старой учительницы математики, пользовавшейся в школе огромным уважением.

Последние тридцать два года она отдала школе и даже учила многих и многих родителей нынешних школьников, всех до единого помня по лицам, именам и школьным прозвищам. Обладала плотным телосложением, носила огромные роговые очки и безупречную прическу. Она часто улыбалась и никогда не повышала голос, однако на её уроках всегда царила абсолютная тишина.

За спокойную неспешность речи и забавную присказку «вот в наше время» её прозвали «Тортиллой», однако сходство с добродушной сказочной черепахой было обманчивым. За малейшую провинность ученик тут же изгонялся из класса и мог получить право снова попасть на её занятия, только написав после уроков дополнительную самостоятельную работу. Те же правила действовали и для прогульщиков без уважительной причины, поэтому даже самые отъявленные разгильдяи старались не пропускать уроки математики.

Несмотря на эту суровость, ученики очень любили пожилую учительницу за подробные и понятные объяснения сложных тем и бесплатные дополнительные занятия после уроков для тех, кто в них нуждался. Правда, за эти занятия Викторию Филипповну недолюбливали другие педагоги по её предмету: фактически она отбивала у них хлеб, мешая репетиторской деятельности. Однако из-за опыта и авторитета даже директор школы вынуждена была с ней считаться: учителя подобной квалификации были большой редкостью. Вздумай Виктория Филипповна уйти на пенсию, заменить её в школе было просто некем.

На этом уроке проверять, что помнят ученики, не было нужды, учитель знала ребят с пятого класса, поэтому сразу приступила к изложению новой темы. После объяснения она пригласила к доске добровольца, чтобы на практике разобраться с новыми заданиями. В лучших традициях «Б» класса с места поднялась Жанна, любимая ученица Виктории Филипповны. Она учила ещё Олега Ивова, отца Жанны, и относилась к девочке с личной симпатией, почти как к родной внучке. Отличница отвечала взаимностью и показывала выдающиеся результаты в математических дисциплинах. Вот и сегодня она принялась решать предложенное уравнение каким-то хитрым, витиеватым способом, явно желая порадовать пожилую учительницу.

— Интересно!.. — не спеша произнесла Тортилла, глядя на доску.— Но, пожалуй, нам понадобиться ещё один доброволец, который покажет более традиционный вариант поиска области определения функции. Жанночка, продолжай, продолжай, умница! Твой вариант очень интересен, но нам нужно поближе к программе.

Она обвела взглядом класс и уставилась на Мишу, который в это время не видел учительницу, всё его внимание сконцентрировалось на спине Жанны; он откровенно любовался. Михаила занимали не попа или грудь, он внимательно смотрел на её острые лопатки, которые то и дело оттягивали тонкую кофту, будто крылья, стремящиеся вырваться из спины. Жанна словно рисовала картину, то вскидывая правую руку с мелом и делая быстрые отметки по доске, то поднимая левую с зажатой в ней губкой, чтобы стереть какой-то элемент и заменить его другим. Зачастую она не исправляла ту или иную ошибку, а просто заменяла неаккуратно, второпях, выведенный символ на тот же самый, но идеально выписанный. Она делала это с поразительной быстротой, стремясь создать совершенную формулу как с точки зрения правильности решения, так и со стороны каллиграфии.

— Штифлев, ты меня слышишь? — повторно раздался громкий возглас Виктории Филипповны.— Будь любезен, проснись и ступай сюда! Задача та же: найти область определения функции. Только используй путь, который я сегодня объясняла.

Миша очнулся от наваждения и нехотя отправился к доске. Сосредоточиться на решении задачи было сложно, всё время тянуло смотреть не на доску, а налево, на пишущую рядом Жанну. К счастью, соседка быстро закончила и вернулась на своё место, Миша выдохнул и сосредоточился на задаче, теперь Ивова смотрела на него, и никак нельзя было ударить лицом в грязь. Когда он наконец закончил и обернулся, рыжая отличница смотрела на доску и улыбалась. В груди у парня разлилось приятное тепло, и он, не чуя ног, отправился на свое место. До самого конца занятий его не покидало волшебное чувство торжества и праздника, а мир вокруг казался прекрасным и удивительным.

Миша понял, что влюблён в Жанну, прошлой весной. Раньше они учились в разных классах, но после девятого параллель перетасовали, и они вместе оказались в «Б». Вообще, по всем параметрам Жанна должна была попасть в «А», куда собрали всех лучших учеников школы, в том числе претендующих на медаль. Но бунтарские замашки девочки пугали директора — «А» класс часто привлекали к проведению открытых уроков, различных общешкольных и даже городских мероприятий, на которых подобные выходки были категорически недопустимы. Поэтому Жанну, к Мишиной радости, и сослали в «Б», где она смотрелась самой яркой фигурой на общем очень сером фоне.

После занятий по дороге домой он размышлял о том, что же делать дальше. Миша не собирался молча страдать от неразделённой любви и настраивался к активному развитию отношений. Всё лето он тщательно готовился к новой осенней встрече, копил деньги на подработках и собирал информацию. В секретном месте на жёстком диске компьютера хранилась папка с фотографиями Жанны, сделанными украдкой на телефон или скопированными из ВКонтакта и Инстаграма. Там же были сохранены её посты и комментарии на разные темы, которые Миша любил перечитывать, раз за разом представляя, как будет вести с ней разговор. Кроме этого, он составлял детальные планы будущих свиданий, скрупулёзно подсчитывая возможные расходы и продумывая маршруты прогулок. С такой тщательностью Манштейн продумывал штурм линии Мажино, но задача признания в любви казалась Мише куда более сложной.

Были и обнадёживающие моменты. У Жанны совершенно точно не было парня, она в течение всего десятого класса ни с кем не встречалась и не проявляла видимого интереса к противоположному полу. Носорог однажды имел неосторожность пошутить, что она зоофилка и трахается с собственным псом, на что тут же получил от Жанны короткий апперкот, прикусил губу до крови и больше к этой теме не возвращался. Миша думал, что она считает парней слишком тупыми, и видел в этом свой шанс. Нужно было продемонстрировать свой интеллектуальный уровень, умение программировать, а также придумать нечто другое, что могло произвести на неё впечатление.

План в общем-то был готов, оставалось только перебороть страх, подойти к ней на перемене и пригласить на прогулку. Только и всего. Миша уже не раз испытывал соблазн написать ей через WhatsApp или ВКонтакт, но каждый раз удерживался от этого шага, мысленно проговаривая: «Лично, только лично, иначе ничего не получится».

Он добрался до дому только через сорок минут после окончания занятий. Вообще напрямки было минут пятнадцать, но Миша сделал большой крюк и прошёл неподалеку от дома Жанны, отрабатывая очередной вариант маршрута. До настоящей осени было ещё далеко и от тёплого ветерка шелестела еще не пожелтевшая листва, а какие-то пичуги в палисадниках чирикали весело и жизнерадостно. Он любил думать на ходу, представляя развитие событий, словно алгоритм компьютерной программы:

var A = метод_API_для_запроса_статуса_желания ("мороженое")

if (A.желание = "да")

{

куплю мороженое

или

действия для покупки мороженого

}

else

{

не куплю мороженое

или

действия для выбора другой покупки

}

— если думать так, становилось совсем не страшно, и даже возможный отказ выглядел просто усложнением задачи.

Дома никого не было. Мама Миши работала старшей медсестрой в местной районной больнице и сегодня до девяти вечера была на дежурстве. Отца никогда не знал, а мать ничего не рассказывала. Немного повзрослев, он понял, что тот был старше матери и женат на другой женщине, вроде был её начальником или просто кем-то высокопоставленным. Миша никогда об этом не спрашивал, просто бабушка, которая в основном и занималась его воспитанием до двенадцати лет, несколько раз случайно об этом проговорилась. Когда бабушка умерла, они стали жить с матерью вдвоём в бабушкиной двухкомнатной квартире, которую получил ещё дед, в прошлом начальник цеха на местном электровозоремонтном заводе. Ситуация в общем была обычной, в их классе меньше трети учеников воспитывались в полных семьях, у остальных были только матери-одиночки и никого это не смущало.

Дом был старый, построенный в пятидесятых годах прошлого века. Двухэтажная постройка внешне походила на обычные бараки с коммуналками внутри, но здесь уже был общий подъезд — по четыре квартиры на каждом этаже. В прошлом жильё было элитным, в такое селили инженеров и прочее заводское начальство. В девяностые завод канул в Лету, и их район пришёл в полное запустение и превратился в небезопасные трущобы. Только их дом и ещё один соседний, тоже разделённый на квартиры, ещё сохранял хоть какой-то приличный вид. Прочие же двухэтажки с коммуналками и деревянными перекрытиями, казалось, вот-вот развалятся на глазах.

Миша давно привык к самостоятельности. Мать очень много работала, чтобы прокормить семью, и он брал на себя все домашние обязанности, включая стирку и уборку. Выходило не очень ловко, но мама радовалась и этому. После смерти бабушки она пожертвовала часть накоплений на покупку компьютера, о котором сын давно просил.

В четырнадцать лет, освоив начальные навыки, Миша начал подрабатывать по знакомым переустановкой Windows, очисткой от вирусов, добывая таким образом деньги себе на карманные расходы, а если везло, то и на новые детали для компа. С недавних пор он увлёкся ещё и ремонтом современной техники, включая пайку микросхем, но пока ещё не собрал деньги на покупку всех нужных инструментов. Организация свидания с Жанной казалась ему более важной, и пока Михаил ограничивался просмотрами видеоуроков на YouTube.

После уборки в квартире он обычно принимался за уроки. Раньше ещё был досуг в виде онлайн-игр, но в последнее время он забросил это занятие — слишком много появилось других дел. Конечно, хотелось отвлечься от серой жизни и погрузиться в красочный мир игры, но он вполне успешно сдерживался, каждый раз напоминая себе, что нужно сделать что-нибудь полезное; например встать и пройтись по району, расклеивая объявления с предложением собственных компьютерных услуг.

Вечером, когда уже стало темнеть, Миша отправился встречать маму из больницы. Это уже стало своеобразным ритуалом. Он ждал её у ворот больничного парка, и они сначала шли за продуктами в «Пятёрочку», а потом возвращались домой. Мать боялась ходить одна, и в этих походах он чувствовал себя мужчиной и защитником. По дороге он обычно рассказывал ей о своих делах в школе, а она делилась проблемами, которые возникали у неё на работе. В этих походах было какое-то особое умиротворение, дарующие им обоим состояние душевного покоя. Вернувшись домой, они вместе ужинали, а потом каждый сам занимался своими делами. Мать обычно сразу ложилась спать, а Миша надолго засиживался за компом, рассматривая фотографии Жанны и оттачивая свои стратегические планы.

В этот вечер всё шло точно так же, пока в очереди на кассе Миша не увидел знакомую фигуру в чёрном. Через одного человека перед ними стояла новая учительница истории, имени которой Миша даже не успел запомнить. Помня дневные догадки и размышления в классе, ему очень захотелось узнать, что же такое она покупает. Он осторожно выглянул из-за плеча стоявшей перед ним женщины и увидел вполне стандартный набор: дешевый чай «Принцесса Дури», гречка, куриное филе, сахар, кефир, чёрный хлеб, лук, картофель, морковь. Словно почувствовав взгляд, учительница резко обернулась, но Миша скрылся за очередью, и она его не заметила, а может, просто сделала вид.

Когда они с матерью вышли из магазина, тёмный силуэт маячил метрах в тридцати дальше по улице. По странному стечению обстоятельств они двигались в ту же сторону. Мать заметила его взгляд и спросила:

— Что это за женщина и почему ты так на неё смотришь?

— Новая учительница истории, вместо Владимира Михайловича взяли. Сегодня первый урок был,— торопливо ответил сын.— Очень строгая, сразу провела сложную контрольную; боюсь, что двойку получу.

— Ну и правильно,— кивнула мама.— Строгости-то вам и не хватает, а то смотришь иной раз — распустились совсем. Как зовут её?

— Не помню, мам, она только один раз представилась, я даже как-то не записал.

— Ну ничего; может, на собрании познакомимся,— улыбнулась мать,— если ещё двоек нахватаешь.

— Да я не готовился просто! Никто и не ожидал…— попытался оправдаться Михаил, но мать просто взяла его под руку и молча пошла рядом.

Учительница продолжала идти впереди, когда они уже свернули к своему дому. Это было очень странно: дальше стояли только старые бараки с коммуналками внутри, а улица упиралась в железную дорогу, за которой располагались гаражи и промзона, там уж точно не было никакого жилья.

Миша задумался о том, какие такие семейные обстоятельства могли заставить красивую молодую учительницу покинуть Москву и приехать за тысячу вёрст в самый ветхий район их богом забытого Никодимска. Внезапно его пронзила догадка: может быть, она приехала сюда, чтобы ухаживать за больным родственником. Или, возможно, у неё кто-то умер, вон она же была вся в чёрном. И кто-то остался — за ним нужно следить. В любом случае Ксения Батьковна (отчество он так и не вспомнил), похоже, жила где-то по соседству — следовательно, они наверняка ещё будут встречаться вне школы.

Любопытство на время полностью завладело его вниманием, и после ужина Миша полез в Интернет, чтобы узнать, не появилась ли у кого-нибудь из одноклассников информация про «Чёрную дыру». Был общий чат в WhatsApp, но там обычно было принято общаться только на учебные темы, и большинство сообщений сводилось к вопросам: «а что нам там задали?» и «ребята, дайте списать?».

Существовала ещё общая беседа ВКонтакте, но туда Миша заходил редко. Одноклассницы в сутки генерировали в ней буквально тысячи сообщений, состоящих из смайликов и разных глупостей, так что попытки их прочитать он считал пустой тратой времени, тем более Жанна тоже почти ничего не писала в этот диалог.

Этим вечером Миша, против обыкновения, уделил больше времени изучению классного чата, но ничего интересного не почерпнул. Там, как всегда, опять переливали из пустого в порожнее да постили свеженамалёванные мемасики с Ларой Крофт, считая, что это их новая учительница истории под прикрытием.

Миша закрыл диалог и полез на страницу Жанны в надежде увидеть новые фотографии или, если повезёт, даже какой-нибудь пост о событиях и настроении, которые Ивова иногда писала по различным поводам. Но в этот раз свежим, верхним, сообщением на её стене оказался репост из какого-то незнакомого паблика: фотография толстого усатого мужика с кучерявой шевелюрой и странное стихотворение, видимо, за авторством того же самого кучерявого с подписью «Д. Б.». Произведение было длинным и запутанным, с кучей фамилий и непроизносимых слов. Мише запомнился только первый абзац:

Страшна не сама по себе хренотень

В российских редеющих кущах,

Но то, что ложится зловонная тень

На восемь веков предыдущих,

С их русской идеей про русский Эдем

С их вечной Вандеей, владеющей всем,

Со всеми мечтами и снами,

Которые кончились нами.

«И вправду точно хренотень…— подумал Миша, закрывая страничку.— Ох и задела Жанночку эта «Дырка»; похоже, до сих пор не успокоится, даже стихи про историю перепостила!». Он открыл заветную папку и принялся листать фотографии, любуясь перед сном самой прекрасной девушкой на свете.