Глава 8. Горький шоколад


После звонка Елены Андреевны Миша приходил в себя минут пять. «Слишком много событий на один день: Жанна, драка, Ксения… чёрт, как правильно её отчество? — забыл; разговор с мамой, теперь этот звонок… Блин, надо успокоиться!».

Миша прошёл на кухню и заварил себе двойной чай. Мама часто ругала его за эту привычку, но ему нравился вкус крепкого и очень сладкого чая, поэтому он не стесняясь сыпал четыре ложки сахара к двум пакетикам чая, а потом наслаждался горячим напитком. В биологии он был не силён, но помнил, что сахар питает мозг энергией, после этого напитка и действительно думалось лучше. Правда, все мыслители из фильмов и сериалов пили для этого крепкий кофе, но из-за проблем с сердцем кофе Мише было нельзя, и он втихаря компенсировал это крепким чаем.

После такого напитка стало полегче. Миша уселся за стол, вырвал из тетради двойной листок и принялся рисовать схему событий, чтобы лучше понять, что же всё-таки произошло и что стоит делать дальше. Каждый элемент схемы он нумеровал и подписывал рядом плюсы и минусы, так что получался такой разветвлённый список, похожий на лестницу и ведущий к низу листка.

Когда работа была завершена, Михаил кропотливо пересчитал плюсы и минусы, придя в итоге к выводу, что в целом день прошёл хорошо. Конечно, в нём ещё бушевала злость по поводу драки с парнями, было стыдно из-за того, что его побили при Жанне, но, с другой стороны, она бросилась его защищать и позже была рядом, а этого дорогого стоило. Очень хотелось написать ей сообщение, что с ним всё хорошо, но Миша специально этого не делал. Невидимый Пушкин в голове твердил заветную мудрость «Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей!». Авось первая напишет, это будет гораздо круче.

Больше всего огорчило, что мама расстроилась и очень за него переживала. Попросила даже дядю Серёжу, заведующего приёмным отделением, сделать ему рентген черепных пазух. К счастью, никаких серьезных патологий выявлено не было, но мать настояла, чтобы он шёл домой, а не возвращался в школу, видимо, опасаясь повторения драки. О причинах она не спрашивала, наверняка собиралась серьезно поговорить вечером — на работе дел всегда много.

Вторым жирным плюсом ситуации, кроме того, что Жанна проявила к нему серьёзный интерес, стала Ксения Олеговна. С историчкой получилось очень неловко: он всю дорогу называл её неправильным отчеством, пока учительница ему деликатно не сказала об этом. Вроде бы она ничего такого о себе не рассказывала, но тех двадцати минут, что они провели вместе, вполне хватило, что бы Миша заметил кое-что интересное.

Он вырвал из тетради ещё один листок и принялся записывать факты, связанные с новой учительницей, попутно добавляя к ним свои предположения, чтобы изложить их Жанне. В голове уже возникла приятная фантазия, что Ивова зайдёт вечером его проведать, а он напоит её чаем, расскажет о своём детективном расследовании. Ещё можно показать наработки и даже программы, которые пишет, и ещё…

Из мира сладостных фантазий Мишу вывел звонок матери, которая попросила не встречать её с работы. Мол, задержится, а попозже её подвезут. Такое изредка происходило, иногда даже приезжала на «скорой». Обычно такие задержки были связаны с какими-то проверками и ревизиями, которые затрагивали маму напрямую, но, бывало, она оставалась кому-то помочь или кого-то подменить. В этот раз Миша даже обрадовался: можно пригласить Жанну в гости и не опасаться прихода матери — всё прямо одно к одному! Он забросил недописанный план секретного доклада и ревностно принялся за уборку.

Из-за вчерашней прогулки дома царил беспорядок. Мать пришла вечером уставшая, наскоро поужинала и завалилась спать. Михаил же, переполненный возвышенными фантазиями, весь вечер после свидания строил новые планы и не обращал внимания на разбросанные вещи. Теперь, взглянув на комнаты критическим взглядом, он понимал, что обстановка выглядит просто отвратительно. Старая, ещё от бабушки доставшаяся мебель, выцветшие занавески, облезлые двери в ванную и туалет, пожелтевшие обои. На кухне— затёртая скатерть. Груда сваленной на стул одежды, нестиранные вещи в тазике в ванной, бардак из всяких мелочей на полках у стола. Даже учебники и тетради не лежали ровной стопкой. Почему раньше он не обращал на это внимания? Мысль о том, что он пригласит девушку к себе домой, казалась столь несбыточной мечтой, что он даже боялся о ней подумать. А теперь вот повод появился, и нужно что-то делать. Обычной уборкой и стиркой он, конечно, занимался и ранее, но вот наводить идеальный порядок в своих личных вещах нужным не считал. Коробки с проводами, компьютерными деталями, микросхемами от старой советской техники и всем прочим прятались у него под письменным столом, а ещё куча мелочей валялись на полках. Жанну приводить в такой ужас было очень стыдно, а выкидывать свои богатства — жалко. После недолгого размышления решил применить хитрый ход и убрать рабочий хлам просто на время. Он оделся и отправился в соседний двор, где обретался чудом переживший все экономические катаклизмы небольшой продуктовый ларёк. Продавщицей там работала мамина знакомая, и он без труда выпросил несколько пустых картонных коробок из-под конфет. Правда, пришлось купить печенье, которое в ларьке стоило чуть дороже, чем в «Пятёрочке», но тут уж ничего не поделаешь; да и гостью хоть чем-нибудь угостить всё равно придется.

Выйдя из ларька, Миша задумался, стоит ли ему купить презервативы. Конечно, такое допущение, как секс на втором свидании, выглядело совсем уж фантастическим, но Жанна, бросившаяся из-за него в драку,— это было нечто из области фантастики, она целый год вообще не обращала внимания на его существование. Денег оставалось предательски мало, и выбор был чрезвычайно сложен. А вдруг и в этот раз повезёт, а он будет к этому не готов? В такой ситуации можно и локти себе отгрызть от обиды. С другой стороны, вот она сидит рядом, пьёт чай,— как ему решиться на такое? Это же не порнофильм, где девушки прямым текстом говорят «давай потрахаемся!» или сами начинают раздеваться. Такого в жизни быть не может, только легкий намёк в лучшем случае, но как его распознать? Во время прогулки ей, кажется, что-то пришлось не по душе, но он так и не понял истинную причину…

После пятиминутного размышления Миша пришёл к выводу, что торопиться в этом вопросе ни в коем случае нельзя. Поцелуй, и ничего больше. Очевидно, что и для Жанны этот раз будет первым, значит нужно сделать всё, чтобы ей очень понравилось, а то все усилия пойдут насмарку. Нужно быть последовательным. Он пострадавший, раненный в драке — значит, никаких намеков и приставаний. И вообще, пока Ивова даже ни одного сообщения не написала, с чего он решил, что она вообще придёт?


Немного отрезвев от свежего воздуха, Миша отправился домой и продолжил заниматься уборкой, правда, с куда меньшим энтузиазмом. Сгрёб с открытых полок весь электрический хлам, свалил в коробки и отправил в угол комнаты. На освободившееся место аккуратно расставил книжки, паяльник, тестер, коробочки с деталями и несколько удачно спаянных «разработок». Потом приложил массу усилий, чтобы привести в порядок кухню, ведь чайную церемонию предполагалось проводить именно там. Нашёл у матери в запасниках приличную скатерть и занавеску, до блеска отмыл плиту и надраил чайник, даже скрипучую петлю на старом шкафчике подтянул и смазал. Следующим пунктом, вызывающим стыд, был туалет, но с ржавыми трубами ничего сделать было невозможно. Он принялся чистить унитаз дезинфицирующим средством, когда из комнаты раздался долгожданный телефонный звонок. Миша бросился отвечать, едва не разбив лоб об дверной косяк.

К сожалению, на экране мобильника мерцала надпись «Класс. Руков.». Парень поднёс трубку к уху и с опаской спросил:

— Алло, Елена Андреевна, это вы?

— Алло! Да, Миша, это я. С тобой всё нормально?

— Ну да, я вам писал: нос не сломан, сотрясения вроде бы нет.

— Я хотела поговорить о том, что сегодня произошло. Вы правда поссорились из-за компьютерной игры?

— Ну как бы да,— неуверенно ответил Миша.

— Ты злишься на него?

— Ну… я…

— Это я попросила его извиниться,— сказала Елена Андреевна.— Я сделала так, что они с Артёмом тебя больше не тронут.

— Спасибо, но…

— Подожди, я не договорила,— строго сказала учительница.— Я хочу, чтобы вы помирились, завтра пожали друг другу руки, и больше драк не было, ладно? И ещё большая просьба. Никому не говори, что он перед тобой извинялся. Просто пожмите руки, будто этого никогда не было. Обещаешь?

— Да… но, он до меня уже не первый раз приставал и бил, я просто первый раз это… как бы не выдержал и попытался ответить.

— А почему ты раньше ко мне не обратился?

— Я жаловался ещё давно, вы тогда в декрете были. Наш класс в то время Мария Александровна вела. Она тогда и родителей Санька в школу вызывала, и Тёмину маму. И моя была, они тогда долго обсуждали, а толку не было — потом всё по-новой как бы…

— Теперь не будет,— уверенно сказала Лайка.— Поверь мне: всё будет хорошо. Мы договорились насчёт примирения завтра?

— Да, конечно. Я никому про Санька не скажу.

— Вот и хорошо. Если будут проблемы — ты приходи, рассказывай, не стесняйся, чем смогу — помогу. Я знаю, что тебе непросто.

— Хорошо, спасибо, Елена Андреевна!

— Ладно, у меня урок. До свиданья.

— До свидания, Елена Андреевна!

Миша вернулся в туалет и задумчиво уставился на недомытый унитаз. Он не очень понимал, что произошло, но, похоже, ситуация разрешилась как-то сама собой, без его участия. Мысли так были заняты Жанной, что он вообще не думал о продолжении разборок с Носорогом, его звонке с извинениями и об остальном. На фиг думать об этом дебиле! Похоже, Лайка вызвала в школу его родителей или ещё что-то там сделали, но не суть. Главное, что теперь вроде бы ничего не грозит. Это определённо было хорошо, что бы там с Носорогом ни сделали. Надо, чтобы тот его не трогал, а остальное, в принципе, по фигу.

Несколько странным выглядело предложение Елены Андреевны обращаться к ней за помощью в решении проблем. Ещё с начальной школы он с настороженностью относился к откровенности с учителями. Как правило, ничем хорошим это для него не заканчивалось, разве что одноклассники обвиняли его в стукачестве. Гораздо проще было промолчать по принципу «моя хата с краю», чем рассказывать, кто действительно разбил стекло в туалете или залил клей в замок кабинета физики. Его проблемы — это его проблемы, и решать их никто не будет, глупо надеяться на других.

Он закончил уборку и попытался заняться уроками, но сосредоточиться на чтении учебника истории никак не получалось. Он снова и снова начинал один и тот же параграф, каждый раз отвлекаясь на томительно молчащий телефон. Уроки уже закончились, Жанна была в Сети, но не звонила и не писала. Миша убеждал себя, что просто занята после школы; может, отдыхает или занимается, но обязательно напишет и спросит, как он. Трижды парень хватался за телефон, собираясь написать первым, и все три раза незримый Пушкин останавливал его своей бессмертной фразой.

Наконец, без пятнадцати восемь Миша не выдержал. Он отчётливо понял, что ещё немного — и будет уже поздно: даже если Ивова и напишет, она не захочет поздно вечером выходить из дому, и всё его страдания будут напрасны. Звонить нужно было самому, на сообщения надежды не было, вдруг девушка только утром их прочтёт — что тогда? Он собрался силами и набрал заветный номер:

— О, привет! — раздался в трубке бодрый голос Жанны.— Ты чего хотел, уроки узнать?

Миша немного расстроился из-за того, что она не поинтересовалась его самочувствием, но мгновенно взял себя в руки и сказал:

— Да нет, о другом хотел поговорить. Я тут с Ксенией Олеговной прогулялся, она проводила меня до больницы от школы, боялась, что мне плохо будет. Ну, короче, я кое-что интересное узнал о ней.

— Выкладывай! — коротко распорядилась Ивова, пропустив фразу о больнице мимо ушей.

— Давай лучше встретимся? — предложил Миша.— Это не телефонный разговор.

— Ну ладно,— нехотя сказала Жанна.— Давай сейчас Джека возьму и выйду. Ты к моему дому подойдёшь?

— Давай лучше на Свердлова, возле круглосуточной аптеки? — предложил Миша точку примерно на полдороги между их домами.

— О’кей, я там через полчасика буду,— сказала Жанна.— Давай, не опаздывай, у меня ещё дела есть.

Тон девушки совсем не понравился Мише, но он убеждал себя, что это не страшно. Мало ли какие у неё проблемы и неурядицы, нельзя всё записывать на свой счёт. В конце концов, она согласилась тащиться к нему на встречу, а не послала куда подальше; определённо, это хороший знак. Он переоделся в чистую одежду, наклеил на переносицу лейкопластырь, чтобы напомнить о своем «ранении», захватил заветный листок с результатами наблюдения и отправился на место встречи.

В этот раз ждать пришлось долго, Жанна не спешила, и Миша уже начал нервничать. На улице стемнело, стало неуютно, он боялся теперь, что мать вернётся, не застанет его дома и станет звонить в самый неподходящий момент разговора. Наконец девушка появилась на другой стороне улицы и призывно помахала рукой, предлагая ему перейти.

— Выкладывай, что ты там нарыл, товарищ сыщик? — с места в карьер поинтересовалась она, едва Миша подошёл.

— Ну как бы она в нашей больнице лечится. Её медсестра, тётя Света, знает, наша училка на перевязки ходит. У неё что-то с рукой. С левой в районе локтя.

— Интересно,— ухмыльнулась Жанна.— Перелом какой-то? Ранение? Может, пулевое? Ты видел?

— Нет, я только заметил, что она иногда левый локоть трогала, будто он у неё болит. И всё делать старается только правой рукой. Ну там дверь открывать или в сумочку залезть. А когда мы зашли, в коридоре медсестра её спросила, она у нас часто в перевязочной работает, в травмпункте. Как заходишь — слева приёмное отделение, туда по «скорой» привозят, а справа — травмпункт, там, короче, травмированные люди, которые сами пришли и которым госпитализация не нужна. Так вот она сразу со мной в травмпункт свернула, а там медсестра её и остановила, как будто она не в первый раз пришла. «Вы на перевязку?» — так и спросила, а Ксения Олеговна такая говорит «нет» и прям смутилась так. Я больше ничего спросить не успел, тут мама из приёмного отделения вышла и меня забрала, а Ксения Олеговна ушла, ну и всё.

— И ради этого, блин, ты меня из дому вытащил? — возмутилась Жанна.— Что, в сообщении это написать нельзя было? Или по телефону сказать?.. Подозреваешь, что нас прослушивают жидорептилоиды из ЦРУ? Что у неё рука болит, я и так заметила; думала, может, ты в больнице чего разузнал, в её историю болезни заглянул — снимки там, анализы какие-нибудь. А ты что?

— Ну я не успел ещё,— поспешил оправдываться Миша.— Я только понял, что, похоже, это ожог. Потому что если бы травма была свежая — она бы на работу не вышла. А старые, долго заживающие травмы, которые вдобавок перевязывать нужно — это как раз-таки ожоги.

— Допустим, она, может, в поезде стакан с чаем на себя опрокинула, и чё? — продолжила бушевать Жанна.— Узнал хотя бы, где она живёт? Раз на перевязки ходит, адрес по-любому должен быть.

— Нет, пока не выяснил,— развёл руками Миша.— Мама очень нервничала из-за моего носа и шишки, неудобно было спрашивать. Но зато она проговорилась по дороге, что у неё нечто такое уже было, кажется.

— Что «было»? — переспросила девушка.

— Ну какой-то конфликт между учениками; драка, в общем. Она сказала: «Ты, главное, не переживай, это ничего страшного: школу закончишь, всё наладится. Это только в школе такие проблемы бывают, в институте всё по-другому, просто потерпи, и всё! Не принимай близко к сердцу». Ну я дословно не помню, смысл примерно такой.

— Ага, тут, блин, везде смысл примерно такой: потерпи, может, обойдётся,— Ивова криво усмехнулась.— Ты, кстати, что дальше делать думаешь?

— Ну… я завтра у мамы попытаюсь узнать про диагноз Ксении Олеговны и её точный адрес.

— Да я не об этом! — воскликнула Жанна.— Я про Носорога спрашиваю. Что ты с ним дальше делать будешь?

— Ну, я не знаю…— пожал плечами Миша.— Постараюсь не связываться.

— Что-то ты разнукался — «ну» да «ну»! — возмутилась Жанна.— Не уверен — не запрягай! Ты хочешь сказать, что оставишь всё как есть?

— А что делать? — неуверенно спросил Миша.

— Не знаю, это я у тебя спрашиваю,— ответила Жанна, смотря ему прямо в глаза.— Ты когда на него борзел, о чём думал?

— Только о том, что он нам с тобой разговаривать мешает,— честно признался Миша.— Хотелось, чтобы он отстал побыстрей, вот я его и послал. А потом за руку схватил, когда он ударить попытался. А потом…

— Я помню, что потом! Если бы я не вмешалась, ты бы у мамки на работе подзадержался на недельку, если не больше,— гневно воскликнула Жанна.— Почему ты решил, что Носорог с Бабуином тебя завтра по-новой лупасить не начнут?

Миша задумался. Хотелось рассказать Жанне, что всё хорошо: Носорог перед ним извинился и больше не будет к нему приставать. Но его останавливало обещание, данное Елене Андреевне. Она же не случайно лично позвонила и обратилась с этой просьбой; похоже, для неё это важно. Кто его знает, как она заставила Саню извиниться. Миша даже представить не мог масштабы возможных угроз или неотвратимых кар для хулигана, чтобы он разговаривал с ним таким тоном.

Жанна, прекрасная Жанна, стояла и ждала его ответа, а он никак не мог решиться нарушить данное слово. Хотелось соврать что-нибудь правдоподобное, но Миша боялся, что девушка почувствует ложь, и всё станет только хуже. Наконец он собрался с духом и произнёс:

— Ну, Елена Андреевна теперь в курсе, она разберётся в ситуации, и, я надеюсь, что они ко мне больше не полезут.

— То есть то, что уже случилось, тебя совсем не волнует? — ехидно спросила Жанна.— По морде дали — типа норм; завтра не дадут, и заебись?

Было видно, что она не на шутку разозлилась. Ноздри гневно раздувались. Губы презрительно поджаты. Миша почувствовал, что допускает какую-то фатальную ошибку, но совершенно не мог представить, что нужно было сказать в этом случае. Все его тщательные планы рушились на глазах. Мысли в голове были одна хуже другой: «Жанне было противно смотреть на такую размазню. Хотел казаться привлекательным за счёт интеллекта, но как проявить его за пределами листка бумаги? Что делать, если не можешь связать двух слов. Нафантазировал себе всякого, во дурак, блин!».

— Понятно,— вздохнула Жанна.— «Потерпи, может, обойдётся». «Главное, как бы чего не вышло!». «Нас ебут, а мы крепчаем». Как там ещё — «подставь левую щёку», да?

Миша молчал. Жанна посмотрела на него презрительно, без какой-либо жалости. Трудно было поверить, что это она сегодня стояла рядом с ним на коленях и пыталась остановить кровь из носа. Почему он решил, что небезразличен ей? Почему всё именно так? Почему? От жалости к самому себе хотелось плакать, он с трудом сдерживался.

— Ладно, бывай, детектив,— равнодушно сказала Жанна.— И не звони мне по пустякам, у меня других дел полно.— Она развернулась и быстрым шагом пошла прочь по вечерней улице.

Миша лихорадочно размышлял: изменилось бы что-нибудь, если он ей всё рассказал? Наверное, нет. Это не его заслуга в том, что Носорог извинился. Сначала его бросилась защищать Жанна, потом Елена Андреевна, суть не изменилась: как мужчина он ноль без палочки, и Жанне совсем не интересен. Что толку в интеллекте, если не можешь его применить? Что толку?

Миша развернулся и, понурив голову, пошёл домой. Осень понемногу вступала в свои права. К вечеру ощутимо тянуло стылой прохладой. Вот-вот должен был снова пойти дождь. Тёмный город казался вязким болотом, опутывающим его со всех сторон, заполняющим лёгкие вязкой жижей, без единого шанса на спасение. Что толку?..


Он остановился у круглосуточного ларька в соседнем дворе. Появилась мысль купить и попробовать в первый раз в жизни водку. Говорят, она помогает. В кино герои пьют, чтобы забыться, и всегда так делают от неразделённой любви. Миша никогда в жизни не пробовал алкоголь, мать очень переживала за его здоровье, поэтому даже шампанское на Новый год было под строгим запретом. Мама и сама никогда не пила и просто не держала дома никакого спиртного, от греха подальше. Мише алкоголь казался чем-то инопланетным, смертельно опасным, но в то же время странно притягательным. Он зашёл в ларёк, скользнул взглядом по бутылкам с пивом и банкам с коктейлями. Водка продавалась только из-под прилавка, для этого нужно было сказать продавщице заветные слова. Миша медлил, наконец решился и произнёс:

— Дайте, пожалуйста, вон ту шоколадку. Да-да, вот эту, «Российский горький шоколад», пожалуйста.


Загрузка...