Перекресток в Никодимске

Глава 45. Все хорошие

— Ой, блин! Давай снимай, снимай, пока не обжёгся! — воскликнула Елена Андреевна.

— Нет, нормально, ничего страшного! — воскликнул Миша, торопливо елозя руками по коленям.— Оно всё остыло уже.

— Всё равно перепачкался, штанам вообще конец! — сказала Лена.

— Да нет, нормально… я сейчас… я же говорю,— сказал Миша и рванул в ванную.

Елена Андреевна схватила кота за шкирку и выкинула его на балкон вместе с остатками курицы. Недовольный Сёма глухо заворчал и продолжил пировать на свежем воздухе. Хозяйка тем временем взяла в туалете швабру и попыталась ликвидировать последствия катастрофы. Миша долго не появлялся из ванной, слышался шум воды, и обеспокоенная Елена спросила:

— Ты точно не обжёгся? Может, мне мазь поискать?

— Всё хорошо, сейчас выйду,— отозвался Миша.— Брюки не очень сильно испачкались.

В этот момент из прихожей раздалась мелодия телефона. Парень тут же выскочил из ванной и бросился к куртке, достал аппарат и заговорил.

— Да, мам!.. Нет, у Елены Андреевны, занимаюсь. Нет, Жанны нет… а что случилось? Ох, чёрт!.. О-о!.. Блин, я сейчас, я сейчас к ней побегу… нет, домашний не знаю. Я сейчас, сейчас к ней домой рвану, если не дозвонятся.

— Что случилось? — испуганно спросила Елена Андреевна.

— Отец Жанны на машине разбился, только что в тяжёлом состоянии привезли в больницу. Вроде на Ленина авария была. Ни до кого дозвониться не могут, мама сейчас на дежурстве, вот и спросила — может, Жанна тут. Я — к ней; может, она дома или с собакой гуляет, а телефон не взяла

— Стой, зачем? — испуганно переспросила Лена.— Ну позвони ещё раз, что ты там под дверью…

Но было уже поздно. Штифлев, не надев шапки, в расстёгнутой куртке выскочил в подъезд и побежал вниз по лестнице. Елена Андреевна в растерянности стояла в коридоре, совершенно не соображая, что делать дальше. Потом взяла смартфон, набрала номер Жанны. Ей никто не ответил, но телефон был включен, просто шли длинные гудки. Она попробовала дозвониться до матери Ивовой — «Телефон выключен или вне зоны действия сети». Пройдя на кухню, Лена ещё пару минут рассеянно тёрла пол тряпкой, а потом не выдержала и пошла в прихожую. Её не покидало странное ощущение тревоги и недосказанности, будто разговор оборвался на каком-то важном моменте. Поколебавшись ещё немного, она переоделась и вышла на улицу, толком не зная, куда идти.

Была странная надежда, что Миша, добравшись до дома Жанны, после вернётся к ней, но Лена отбросила эту мысль. Проще было позвонить Мише, чем надеяться на случайную встречу. Она набрала номер, однако парень не отвечал. Как и у Ивовой, телефон отвечал только длинными гудками. «Проще пойти в больницу: даже встретив Жанну, они наверняка побегут туда. А если не встретит, он к маме пойдёт»,— решила Лена и свернула на улицу Ленина.

Впереди, через два квартала, в свете фонарей виднелось скопление людей. Мелькали сине-красные огоньки полицейских мигалок. Она вспомнила слова ученика и поспешила туда. Подойдя поближе, Лена замерла от ужасной картины.

Пешеходный переход был залит кровью, дальше на перекрёстке блестели разбитые мелкие стёкла, валялись обломки машин. Справа, у столба, на боку лежал серебристый «форд» Олега Ивова, а дальше, за тротуаром, из кирпичной стены торчала корма чёрного Land Cruiser 200. Возле машин суетились четверо гаишников, что-то мерили рулеткой и записывали в протокол. Чуть дальше моргала сигналами «скорая», но пострадавших нигде не было видно. Пока она оглядывалась, подъехал автокран «КамАЗ и стал моститься на краю дороги — видимо, другого способа извлечь машину из развалин стены спасатели не нашли.

— Что здесь случилось? — испуганно спросила учительница у одной из женщин, возбуждённо переговаривавшихся на тротуаре.

— Да упырь на джипе на красный летел, девушку сбил на «зебре», в ту серую ударил и в забор улетел! — воскликнула та.— Как полоумный летел, не останавливаясь,— небось, пьяный в сиську!

Слова про девушку поразили Лену. «Что, если это кто-то из знакомых или учениц? Серебристый „форд“ принадлежал вроде бы отцу Жанны — значит, девушка вряд ли была на „зебре“, но всё-таки кто тогда?» — пронеслось у неё в голове. Чёрный джип тоже показался смутно знакомым, но Елена Андреевна не смогла точно вспомнить, где его видела. Она постояла несколько секунд, потом осторожно двинулась вперёд, огибая толпу зевак.

Через десять минут она была в вестибюле больницы, рассеянно оглядываясь по сторонам и не зная, что делать. Собралась было узнавать, куда поместили Олега Ивова и кого ещё привезли после ДТП, но в это время в холле появился Миша.

— Ну что, ты нашел её? — поспешно спросила учительница.— И как Олег Дмитриевич, он жив?

— Сейчас должна приехать, с матерью,— взволнованно ответил Штифлев.— Олега Дмитриевича готовят к операции, скоро должны начать.

— Говорят, что ещё девушку сбили. Ты не знаешь, кто она? — спросила Елена Андреевна.

— Она погибла на месте, сразу в морг отвезли. Но я имени не знаю, она не из школы, взрослая уже вроде бы,— рассеянно ответил Миша.— Я хочу дождаться тут Жанну и поговорить. Может быть, помощь какая нужна. Да и поддержу её как-то…

— Хорошо, это правильно, давай я с тобой побуду,— кивнула Елена Андреевна.— Это всё так ужасно и неожиданно!.. Проклятые заморозки! — вроде весна, а такой гололёд.

— Не гололёд,— угрюмо заметил Миша.— Он пьяный был, через все перекрёстки летел не разбирая. Сержант фельдшеру сказал, когда его из машины выковыривали, все в хирургическом отделении об этом говорят.

— Кто? — не поняла Лена.

— Полковник Грушавецкий, это он за рулем джипа был, его сейчас оперируют,— сказал Миша.— Я в хирургии был, там все на ушах. Мама меня из коридора отправила, чтоб не мешал, решил тут ждать.

— Подожди, так это, получается,— Алексей Петрович, муж Ги… Галины Григорьевны?

— Наверное… я не знаю его имени-отчества, но его все последними словами матерят, а полицейские суетятся, свидетелей ищут. И личность девушки пытаются установить.

— Какой ужас! — воскликнула Лена.— Очень жаль, что всё это произошло! Всё так внезапно!

— Да, блин, Олега Дмитриевича жалко, у него ноги сильно повреждены, состояние тяжёлое,— хмуро ответил Миша.

— Мы должны, конечно, Жанну поддержать,— потерянно сказала Лена, глядя в потолок.— Но мы с тобой как-то не договорили, всё слишком сумбурно… как-то внезапно. Ты же хотел и про Жанну, и вообще… но всё так внезапно!.. Кошмар! Кошмарное совпадение!..

— Лучше как-нибудь после,— вяло ответил Миша.— Я сейчас не знаю… Неудобно как-то тут разговаривать, не та обстановка.

Лена смутилась и задумалась о том, что она, собственно, здесь делает. Порыв бежать за Мишей был каким-то внезапным и неосознанным, она поняла, что толком не знала, что вообще хотела ему сказать. Изначально планировала отговаривать от встреч с Жанной. Человека не переделать: она, может, никогда не успокоится, всё время будет куда-нибудь лезть. Посоветовать отвлечься и успокоиться, сосредоточиться на учёбе, а потом поискать себе тихую скромную девушку, у которой в приоритете будут семья и дети. Таких много, не слишком сложно найти. А Жанна пусть идёт своим бунтарским путём, протестует и борется, раз не может без этого. Теперь вот ситуация резко поменялась, отговаривать его бессмысленно, не будет никакого успокоения /, пока с девушкой не сможет повидаться.

Лена ругала себя за решения вмешаться в эту запутанную ситуацию, но в то же время не могла оставаться в стороне, переживая за учеников. В памяти всплывали рассказанные Ксенией и всплывающие в Сети случаи самоубийства подростков. Миша вроде бы не такой, но кто же знает, что у парня в голове. Он сам ей признался, что зависим от мнения людей в Интернете, и ходит за советами только туда. Жанна, конечно, тоже зависима от Сети, но за неё Лена как-то не переживала, а вот Штифлев беспокоил серьёзно. «Парень — хороший! Детей так любит! Рукастый, умный,— думала Лена, сидя с ним рядом на лавочке.— Обидно будет, если всю жизнь из-за одной ошибки порушит, как я».

Они сидели в молчании минут двадцать. С лавочки не были видны зелёные цифры часов над центральным постом приёмного покоя, а в карман за телефоном лезть не хотелось. Лена собиралась что-то сказать, может быть, предложить Мише уйти и убедить, что лучше встретиться с подругой, когда всё успокоится. Она колебалась — может быть, следовало просто уйти самой: ей, по большому счёту, делать здесь было решительно нечего. Она встала с лавочки и собралась пройтись к выходу, но тут двери распахнулись, и в холл больницы вбежала растрёпанная Жанна в сопровождении мамы.

— Здравствуйте! — воскликнула Лена.— Примите мои соболезнования, такой случай ужасный…

Мать Жанны, не замечая учительницу, рванулась к посту, дочь бежала следом. Миша вскочил с лавочки и бросился к ней со словами:

— Жанна, постой, я тобой поговорить…

— Отвали, придурок! — заорала на бегу девушка, обходя вставшего на пути парня.

Ивова-старшая тем временем уже добежала до поста и торопливо закричала медсестре за перегородкой:

— В какой палате Олег Ивов? Его на «скорой» привезли сегодня.

— Сейчас узнаю, не кричите,— невозмутимо отозвалась дежурная, хватаясь за телефон.—…Он в хирургии, сейчас оперируют, сегодня посещение не разрешат.

— Пустите, мне нужно с врачом поговорить! — нервно рявкнула мать.

— Не кричите, давайте без нервов! — начала медсестра, но женщина уже рванулась к лестнице.

Жанна бросилась за ней, но мать остановилась и строго сказала:

— Останься здесь, нечего там тебе делать. Миша, побудь с ней, пожалуйста.

— Нет, я с тобой! — закричала отличница.— Я хочу знать всё как есть, не маленькая!

— Нечего тебе там делать, я спущусь за тобой! — воскликнула мама и скрылась на лестнице.

Жанна осталась, тяжело дыша от переполнявшего её гнева, боли и отчаянья. Она стояла посреди вестибюля, сжимая и разжимая кулаки. Миша подошёл — наверное, хотел обнять, но она сердито отшатнулась, будто её окатили ведром ледяной воды. Лена стояла поодаль, лихорадочно подбирая слова, чтобы успокоить ученицу, но в голову ничего не приходило, кроме банального «успокойся» и «всё будет хорошо». Миша нашёлся первым и заговорил спокойно, пусть и не слишком уверенно:

— Жанна, он был в сознании, голова не пострадала, шея тоже. А это при авариях — самое главное. Операция долгая, но он наверняка выживет, не переживай. Маму к нему всё равно не пустят, она просто с врачом поговорит и спустится. Там сам заведующий оперирует. Он лучший в городе хирург, не переживай. Просто сядь и успокойся. Хочешь, я за кофе или чаем к кофе-автомату сбегаю?

— Что ты здесь забыл, умник? — зло воскликнула Жанна.— Караулил меня, чтоб растечься розовой соплёй и помириться? Думаешь, я от заботы растаю, да?

— Нет, я правда беспокоился, мне мама про аварию рассказала. До вас дозвониться не могли, я к тебе домой бегал — боялся, мало ли что. Где ты была?

— У тёти, нас папа привёз, а сам поехал…— Жанна внезапно закашлялась, оборвав фразу, а затем внезапно заговорила о другом.— Понял теперь, придурок, о светлом будущем? Я пока сюда ехала, прочувствовала всё это блядство до последней корочки.

— Что ты, зачем? Я не понимаю…— испуганно спросил Миша, удивлённый внезапной яростью одноклассницы.

— Будущее, бля! Вот тебе — светлое будущее и тихая жизнь! Всем насрать! Ты — говно под ногами у власть имущих! — яростно воскликнула Жанна, хватая его за воротник куртки.— Детей ты хотел в тёплой норке и сериалы под пледиком, да? На тебе мордой в говно! Такая жизнь спокойная. Как бы чего не вышло…!

— Успокойся, успокойся, это шок просто! Я понимаю, ничего…— бормотал Миша, пока Ивова яростно трясла его, будто кошка — пойманную крысу.— Всё будет хорошо, не переживай!..

— Ничего ты не понимаешь, будущего нет! Только срань эта серая и блядство. Всё этим раком переплетено! Всё, сверху до низу! Можно только сжечь на хрен.

— Жанна, успокойся, не кричи, это больница всё-таки, нас сейчас отсюда выведут — больных нельзя беспокоить,— попыталась вмешаться Лена.

— Заткнись, блин, твоего мнения вообще не спрашивали!— яростно сорвалась Жанна.— Ты вообще — прирождённая жертва, радоваться должна. Как же — все дерьма хлебнули, а не только ты одна!.. Вот и справедливость всеобщая, под одну гребёнку — так и должно быть: кушайте, не обляпайтесь.

— Что ты несёшь, я вообще не пойму? — возмутился Миша.— У тебя голова не кружится? Может, тебе валерьянки накапать или посильней чего?

— Раствор Озверина вколи, я больницу разъебу нахуй! Все — уроды! — ещё больше завелась Жанна.

В эту минуту раскрылись двери лифта, и в холле появилась Галина Григорьевна в сопровождении какого-то врача. Со вчерашнего дня завуч будто постарела сразу лет на двадцать. Плечи ссутлились, лицо выделилось морщинами, а горделивая прежде осанка превратилась в кривой вопросительный знак. Она двинулась к выходу медленными шагами, а доктор поддерживал её под локоть и что-то негромко говорил на ухо. Лена заметила её первой и шагнула, чтобы поздороваться и спросить про мужа, но Жанна, едва завидев Гидру, истошно заорала:

— Стойте, стойте, куда бежите! Скажите: как с убийцей,— охеренно жить?

Галина Григорьевна замерла как вкопанная, а врач удивлённо уставился на девушку, явно не понимая, что происходит. Ивова меж тем продолжала свою гневную речь:

— Всё из-за вас! Всё тут тухлятиной проросло. Что вы Юлиной маме скажете, а? Так надо было? Это нормально, что её беременную дочку по асфальту раскатало?! Вашему пьяному мудаку закон не писан, на людей плевать — просто грязь под колесами. У вас тут всё так, сверху до низу, сранью переплетено, бля! И в школе на детей плевать, на всё плевать, лишь бы порядок был и воровать можно. Твари, долбаные твари! Пьяный мудак девушку насмерть сбил, папу моего искалечил, а его на самой первой скорой в больницу привезли, оперировать быстрее, остальные пусть подождут!.. Он же — па-алковник!.. Суки!..

Не договорив, Жанна бросилась на завуча, ещё секунда — и вцепилась бы в лицо, но Миша успел обнять её сзади за плечи и удержать на месте. Девушка в ярости дёрнулась и несколько раз ткнула одноклассника локтями, но парень не разжал рук.

Галина Григорьевна сильно побледнела, стала оседать на пол, теряя сознание, но доктор и Лена подхватили её под руки и усадили на скамейку. Врач расстегнул вóрот пальто, ловким движением пощупал пульс и, обернувшись, махнул рукой медсестре. Та подскочила и, выслушав указание, заспешила по коридору.

— Пусти!.. Я этой суке в морду плюну,— не унималась Жанна.— Их всех надо вычистить под корень! С такими тварями будущего нет; ничего нет, одного дерьмо сраное!

— Успокойтесь, девушка, угомонитесь! — резко возмутился врач.— Имейте совесть: у неё муж только что умер на операционном столе.

Жанна на секунду замерла, пораженная услышанной новостью, и Миша тут же, воспользовавшись моментом, вытащил девушку на улицу, крепко держа за руку. Свежий воздух взбодрил отличницу, но не умерил пыл, а, напротив, спровоцировал новый приступ гнева:

— Пусти, идиот! — воскликнула она,— Что ты вцепился, как клещ?.. Так этой суке и надо. Жаль только, что других задел. А эти падлы хороши!.. Мудака этого, который во всём виноват — первого повезли: боялись, как бы не сдох. А бог-то видит! Юлю, блин, этим не вернёшь. Как с папой будет — не известно. А эти лизоблюды всё равно по принципу начальство вперёд, как бы чего не вышло!.. Да что ты тянешь, пусти!

— Не пущу! — твёрдо ответил Миша.— Я всё понял, теперь не пущу. Я тебя люблю и хочу быть с тобой. Строить с тобой своё будущее.

— Какое в жопу будущее! — взревела Жанна.— Нет у нас на хер будущего. Ни у кого нет. Тебя или посадят, или загонят в нищету, или джипом собьют на хер!.. Пока такое вокруг сплетённое грязью сраное болото — ничего не изменится. Всё переплетено — сверху до низу; это пиздец, я не могу, не могу…. ы-ы-ы-ы…— Она разразилась рыданиями. Миша крепко обнял её, прижал к груди и зашептал на ухо спокойно и ласково, тщательно проговаривая каждое слово:

— Я буду с тобой. Никогда не оставлю, и всё у нас получится. Это только кажется, что всё черным-черно. Я не помню, но кто-то из великих сказал, что самый тёмный час — перед рассветом. Не надо расшибаться в самоубийство. Давай успокоимся и обо всём подумаем. Твоего папу спасут, всё хорошо будет!.. Просто к операции готовили, так делают иногда: не всё, как в сериалах,— бывает, и время нужно: снимки, анализы и все такое… Успокойся, я буду с тобой. Не уйду и не брошу — никогда! Пойду за тобой куда нужно, удержу, упасть не дам, люблю потому что. Не плачь, мы будем бороться, мы сможем, всё хорошо…

Его речь постепенно наполнялась какими-то банальными глупостями, но Жанна уже не пыталась вырваться. Она уже как-то сама непроизвольно обняла парня и, прижавшись ещё теснее, уткнулась лицом в грудь, плакала не сдерживаясь. Миша гладил рукой по её спутанным рыжим волосам и продолжал бормотать что-то успокаивающее. Это длилось множество томительных минут может десять, а может, и все сорок.

С неба стал срываться мокрый снег, почти сразу переходящий в дождь. Холодные капли вывели Жанну из медитативного оцепенения, она неожиданно оторвалась от его груди, глубоко вздохнула и произнесла заикаясь:

— И-и-ик… это и-ик… не ци-и-цитата, э-это пословица.

— Что-что? — не понял Миша

— Англии-и-йская пословица про час,— пояснила подруга.— The darkest hour is before the dawn, кажется, или как-то так.

— Может быть,— кивнул парень.— Пойдём под козырёк, а то дождь капает.

— Плевать, с тобой и так тепло,— отмахнулась Жанна.— Не хочу заходить, пока Гидра там, а то опять сорвусь. Понимаю, что перебор, но не в силах остановиться. Юля у мамы операционисткой работала, в декрет месяц как ушла, не родила ещё. Её напарница маме позвонила, когда мы в такси ехали. Почему? Почему так?..

— Никто не знает,— вздохнул Миша.— Давай просто с тобой постоим, мне тоже с тобой тепло.

Свободной рукой парень изловчился и всё-таки набросил на голову Жанны её отороченный мехом капюшон. Она уже не плакала, просто стояла молча, уткнувшись лицом в его грудь.

— Ты правда веришь, что всё получится? — на секунду отпрянув, спросила девушка.

— Обязательно,— улыбнулся Миша.— Ты не упадёшь, пока я тебя держу.

Он сунул руку в карман, достал телефон, осторожно набрал номер Елены Андреевны и коротко спросил:

— Галина Григорьевна ещё там?

— Я сейчас вызвала такси, до дома её провожу. У вас всё хорошо?

— Да, вы уедете, и мы тогда зайдём. Сейчас лучше не пересекаться.

— Конечно, ты прав. Будь осторожнее, ладно?

— Обязательно!

Лена убрала телефон и оглянулась на завуча. Та сидела, уставившись в одну точку, без пальто и с закатанным рукавом руки, в которую медсестра только что вколола какое-то успокоительное. Ей предлагали остаться в больнице, но Галина Григорьевна отказалась, почему-то сославшись на кошек:

— Они две там… бедные… одни, совсем одни, две… совсем!.. Я одну на лоджии оставила… она замёрзнет… Никак… никак нельзя!..— продолжала она бормотать, когда врач уже отошёл.

Когда подъехало такси, Елена Андреевна подхватила коллегу под руку и осторожно помогла добраться до машины, а потом сама села рядом с ней. Таксист включил тошнотворный шансон, но Лена была даже рада, потому что музыка заглушила испуганное, безумное бормотание завуча. Они быстро доехали по пустынным улицам, миновав уже расчищенный перекрёсток на Ленина, где о страшной аварии напоминали только осколки стекла.

У подъезда Лена расплатилась и помогла Галине Григорьевне подняться на нужный этаж. Уже у самой двери в квартиру завуч будто пришла в себя, резко обернулась, схватила Елену Андреевну за руку и заговорила, глядя прямо в глаза:

— Все ненавидят и шепчутся, все!.. Все проклинают, проклинают! — теперь можно, теперь не страшно уже. Никто не поверит, что Лёша хороший был!.. Хороший, совсем хороший, вот только слабый, слабый совсем. Никто и не поймёт никогда, никто… Он пил, напивался, потому что совесть мучила. Не мог так жить — и бросить не мог; страшно ему было, вот и не мог. Теперь проклянут все! Не поверит никто!.. А он хороший! Это я, дрянь такая, его довела…

— Поверят, успокойтесь. Это случайность,— поспешно ответила Лена.— Все люди хорошие, нету плохих. Просто жизнь нас курочит по-всякому. А с рожденья — хорошие все.