Пешка дьявола

ГЛАВА 22

РАКЕЛЬ

После того, как Данте забрал меня оттуда, я сразу же отправилась в больницу, хотя к тому моменту это было последнее место, где я хотела быть. Я пыталась настоять на том, чтобы самой лечить свои раны, но Данте не согласился. Он не оставил мне выбора.

Я знала, что поступаю глупо, но я не хотела, чтобы в меня тыкали пальцами, даже если это могло быть для моего же блага. Я заставила его пообещать, что он не повезет меня в ту же больницу, в которой я работаю, поэтому он поехал чуть дальше, в ближайшую лучшую.

День превратился в ночь. Я пыталась уговорить врачей отпустить меня домой после того, как они обработают мои раны, но дежурный врач хотел, чтобы я осталась для обследования, и пообещал, что я смогу уехать завтра утром.

Каждый раз, когда я закрываю глаза, я вижу тот клинок, который Карлито держал в руке. Я чувствую мучительную боль, как будто меня режут заново. Я стараюсь не спать, боясь, что воспоминания будут преследовать меня в кошмарах.

Полиция тоже заходила побеседовать. Это был интересный разговор, учитывая, что я не могла сказать им правду. Я же не могла сказать: «Извините, офицер, но на самом деле все произошло так: меня похитил псих, которому мои родители-мафиози позволили причинить мне боль, а спас меня только мой муж, у которого тоже не совсем чистая репутация».

Вместо этого я рассказала им, что выходила из нашего дома, когда откуда ни возьмись появился фургон, и один человек в маске затащил меня внутрь и избил, пока я была почти в сознании, после чего выбросил меня на улицу в квартале от нашего дома. В том районе нет камер, поэтому полиции будет трудно подтвердить мой рассказ.

Дело останется нераскрытым. На неопределенный срок. Они просто еще не знают об этом.

Я уверена, что они узнали мою фамилию, и уверена, что они прекрасно осведомлены о репутации моей семьи. Наверняка они предполагают, что то, что со мной произошло, было своего рода расплатой за что-то, что сделал мой отец. Сомневаюсь, что они потратят слишком много времени, пытаясь раскрыть мое дело.

Мои мысли перескакивают к мертвому телу отца. Эти глаза, безучастно смотрящие на меня.

В горле застывает комок. Я скучаю по нему и в то же время ненавижу его за то, что он сделал с семьей Данте.

Ранее я умоляла Данте рассказать мне все, но он сделал это неохотно. Он хотел подождать, пока я буду дома с ним, но я настаивала, а у него не было ни единого шанса, когда я умоляла.

Он не только рассказал мне о своем прошлом, но и дал мне представление о том ужасе, который причинила моя семья. Дети и женщины становятся жертвами торговли людьми и страдают.

Я знаю, что он найдет их и обеспечит им безопасность, которой они так отчаянно заслуживают.

Он не покидал меня ни на секунду. Он ушел только потому, что я умоляла его сбегать домой, принять чертов душ и надеть одежду, не забрызганную кровью. Его братья здесь, и Доминик сказал, что Киара тоже в пути.

Я не могу дождаться встречи с ней. Даже зная, что она никогда не говорила мне правду обо всем этом, когда все знала, мне все равно. Все это больше не имеет значения.

Она — единственная семья, которая у меня осталась, и я знаю, что она не хранит секреты без веской причины, или, по крайней мере, той, которую она считала веской в то время. Киара всегда прикрывала меня. Она никогда не причинит мне боль намеренно.

Я смотрю на веселые лавандовые стены, чувствуя себя не в своей тарелке. Я не могу перестать думать о звонке, который мне, вероятно, нужно сделать. Мой мобильный телефон лежит рядом со мной на тумбочке. От мамы до сих пор нет пропущенных звонков. Ей действительно все равно.

Данте рассказал мне, что он с ней сделал.

Никаких секретов, сказал он, выкладывая все грязные подробности, описывая, как он без колебаний выстрелил в нее.

Но то, как он это сказал… как будто он хочет найти ту единственную вещь, которая заставит меня повернуться и убежать. Но я не убегу. Он сделал то, что должен был сделать, чтобы найти меня, и, если бы он не причинил ей боль, она никогда бы ему не сказала. Мне не жаль ее. Если уж на то пошло, я бы хотела, чтобы он сделал ей еще больнее. Я уверена, что она знала, что сделает Карлито, и приветствовала пытку. Она сочла бы это достойным наказанием за мою неверность жениху и семье.

Но Карлито никогда не был ничем, кроме вируса, который она прикрепила ко мне. Я ничего не должна ему, и еще меньше должна ей. Сняв трубку, я дрожащими пальцами набираю ее номер. Звонок раздается дважды, прежде чем она отвечает.

— Какого черта тебе нужно?

— Я никогда не хотела от тебя ничего, кроме моей свободы и твоей любви. Но сейчас твоя любовь — это последнее, чего я хочу. — В моем голосе слышится злость, но мне уже все равно. С меня хватит.

— Хорошо. Теперь у тебя есть свобода. Я тоже не хочу иметь с тобой ничего общего. Ты мертва для меня так же, как и твой отец.

Я закрываю глаза и втягиваю воздух так тихо, что она не может его услышать, прощаясь с матерью, которой у меня никогда не было.

— Я рада, что мы хоть раз пришли к согласию, — говорю я. — Однажды, когда я стану мамой, я чертовски надеюсь, что не стану такой, как ты.

Она хмыкает, вся такая высокая и могущественная.

— Когда ты станешь матерью, если ты когда-нибудь ею станешь, я надеюсь, что твоя дочь не окажется шлюхой. Вот кто ты такая. Раздвигаешь ноги для этого отвратительного мужчины. Ты знаешь, что он со мной сделал?

— Конечно, знаю. Мне только жаль, что он не сделал хуже. Ты заслужила это.

— Ты маленькая сука!

Теперь это я смеюсь.

— Ты думаешь, что ты намного лучше, чем он, не так ли? Ты всегда думала, что ты лучше всех. Но ты никогда не была такой, мама.

Я знаю, что этот разговор — последний, который мы когда-либо разделим. Это облегчение. Я наконец-то избавилась от нее. Она навсегда вырвана из моих корней.

— Лучше бы у меня никогда не было тебя, — хрипит она.

Я могу представить ее лицо, когда она это говорит. Напряжение по ее мускулам.

— Когда-нибудь, когда ты будешь старой и одинокой, ты, возможно, поймешь, какой ужасной матерью ты была, — напоминаю я ей. — Но к тому времени будет уже слишком поздно.

Ее грубое дыхание прорезает строй, и я практически чувствую, как зубы прокалывают мою кожу.

— Иди к черту, — наконец выплевывает она.

— Лучше молись, чтобы я тебя больше не видела. Потому что, если увижу, ты получишь от меня гораздо больше, чем пулю в ногу.

Она задыхается.

— В конце концов, я дочь своего отца.

— Ты никто.

Потом связь прервалась. Я задела ее, и ни одна чертова вещь никогда не чувствовалась лучше.

Я прижимаю телефон к себе, прощаясь с этой частью моей жизни и зная, что мне стало лучше от этого.

В дверь моей палаты легонько стучат.

— Войдите, — говорю я, уже зная, кто это.

Киара заглядывает в дверь, в ее круглых карих глазах плещется беспокойство.

— Просто заходи, — смеюсь я. — Обними меня уже, черт возьми.

Вздохнув, она вздергивает плечи, прежде чем войти и закрыть дверь.

— Значит ли это, что ты не ненавидишь меня за то, что я ужасная кузина? — Она оттопыривает уголок нижней губы, ее брови сгибаются.

— Нет, я не ненавижу тебя. — Я закатываю глаза.

Она бросается ко мне и садится на единственное черное кресло рядом с моей кроватью.

— Хорошо, может быть, немного, — поддразниваю я. — Как ты могла не рассказать мне обо всем этом, когда мы говорили по телефону? Кто такие Доминик и Данте? Убийство твоего чертова отца? — Мои глаза расширяются, когда я вспоминаю, что она сделала. — Как много ты на самом деле скрывала?

Нажав на кнопку, я поднимаю верхнюю половину кровати, что позволяет мне сесть.

Я вижу чистое изнеможение в ее глазах. Вижу, как это отражается на ее теле. В этом наша особенность: мы близки, как родные сестры. Я знаю каждое ее выражение, даже если оно простое, как подергивание глаз, что обычно означает, что она чертовски зла, но старается этого не показывать. Не стоит связываться с ней, когда она так злится.

— Прости меня, Ракель. Я хотела только лучшего для тебя. — Ее глаза молят о понимании, она наклоняет голову, губы глубоко сжаты. — Когда я позвонила тебе в тот день, когда мы разговаривали, Данте умолял меня ничего не говорить, и я просто слышала, как он говорил о тебе, потом слушала, как ты наконец-то была счастлива… — Она резко выдохнула. — Я не хотела отрывать это, даже если бы это означало, что в конце концов ты будешь злиться на меня.

Ее ладонь ложится на мое колено, мягко сжимая его.

— Но я знала, что в конце концов ты меня простишь. Мне очень трудно сопротивляться.

Ее смех смешивается с моим, когда мои глаза встречаются с ее.

— Теперь я вроде как хочу продолжать злиться на тебя, — бросаю я. — Просто чтобы доказать свою точку зрения.

— Ну, в любом случае, все получилось, верно? — Ее лицо искажается гримасой. — Типа того. Знаешь, минус то, что ты здесь и все такое. Но Карлито мертв.

Она невесело усмехается, как будто кто-то указывает на положительные моменты в дерьмовой ситуации.

— Да, похоже, за нами следует череда трупов, не так ли? — Я качаю головой, ненавидя то, как сложилась наша жизнь.

Она пожимает плечами, но я вижу, как сильно это ее беспокоит. Она всегда была сильной среди нас. Та, кто поддерживает людей, когда все, чего она хочет, это спрятаться там, где ее никто не найдет. Я совсем не знаю Доминика, но надеюсь, что он тот человек, который наконец-то сможет поддержать ее для разнообразия.

— Почему ты никогда не рассказывала мне о Доминике, когда мы были детьми? — Я хотела спросить ее об этом, как только узнала о них от Данте.

— Я боялась, что ты проболтаешься своим родителям, болтушка.

— Эй! — Я шлепнула ее по груди. — Я умела хранить секреты. Может быть. Иногда. — Я кривлю губы из стороны в сторону. — Ладно, хорошо, я была ужасна.

— Да. — Она хихикает. — Помнишь, я сказала тебе, что влюбилась в твоего соседа, а ты рассказал своей маме, которая рассказала твоему папе, который в итоге рассказал моему? Да. Угу. Я ни хрена не рассказывала тебе о Доме, особенно с учетом того, как сильно мой отец его ненавидел.

— Данте рассказал все это. Мне жаль, что твоя жизнь была таким адом, Киара. Я знаю, что говорил это на протяжении многих лет, но не думаю, что я действительно понимала, сколько всего тебе пришлось пережить, особенно будучи такой молодой.

— Все в порядке, кузина. То, что тебя не убивает, делает тебя крутой сукой.

— Ну, ты такая и есть. — В моем голосе звучит искреннее благоговение.

— О, я знаю. — Она отбрасывает волосы назад, а ее брови взлетают вверх. — Итак, когда мы тебя отсюда вытащим? Данте сказал мне, что все твои раны должны хорошо зажить. Я так рада, что ты не умерла. — Она усмехается.

— Ну, спасибо. Это было очень близко.

Она разводит руками.

— Каждый раз, когда я думаю об этом, мне хочется воскресить Карлито из мертвых и убить его заново. Данте сказал, что он страдал. Это правда?

— Да, Киара. Он страдал. Данте не играет в игры.

Она откинулась на подушку, на секунду подняв глаза к потолку.

— Мой мужчина.

Несколько минут мы обсуждаем нашу порочную семью, людей, в торговле которыми замешаны наши отцы, и наших дядей, которые все еще на свободе и, вероятно, хотят убить Киару за убийство ее отца. Возможно, они хотят убрать и меня. Ей даже рискованно находиться в больнице, но я знаю, что ничто не помешало бы Киаре быть здесь. Ни я, и уж точно не Доминик.

— Я поговорила с мамой прямо перед твоим приходом, — добавляю я. — Мы закончили.

— Что ж, я рада за тебя. Избавилась от токсичности, а эта женщина была токсичной. Мы обе это знаем.

— Я знаю. Это просто больно. Я бы сделала все, чтобы иметь такую маму, как у тебя… — Мой пульс бьется в ушах, а глаза выпучиваются от собственной глупости, когда я отворачиваюсь.

— Такая, какая была у меня? Все в порядке. Ты можешь сказать это.

Ее лицо загорается при упоминании ее матери, и мое собственное становится стыдливым.

— Она умерла, — добавляет Киара. — Но она была у меня. Я любила ее. И время, которое у нас было, было нашим временем. Так что все в порядке. Не расстраивайся. Она была потрясающей. — Ее рука снова лежит на моем колене, успокаивая меня.

Я поднимаю голову, находя доброту в каждом выражении ее лица.

— Я бы хотела, чтобы у тебя тоже была такая мама, — говорит она.

В моих глазах стоят слезы. Мое сердце окружено бурей эмоций, сжимающих меня со всех сторон.

— Мне так повезло, что у меня есть ты.

— Мне тоже повезло. — Она мягко улыбается. — Как люди, мы склонны видеть мир во всем его негативе, но я научилась видеть все хорошее вместо этого. И ты — одна из этих хороших вещей.

Она нежно обхватывает меня руками за шею, а я обхватываю ее, крепко прижимаясь. Моя кузина. Моя сестра. Мой друг.

— Вот черт, — бормочу я, когда одна из ран на моей верхней части руки горит.

— Черт. Прости. — Ее лицо искажается от ужаса, когда она практически спрыгивает с меня.

— Все в порядке. — Я отмахиваюсь от нее. — Со мной все будет хорошо. Я не могу дождаться завтрашнего дня, чтобы поехать домой.

— С Данте? — Она садится обратно на стул, покачивая бровями.

— Да. Я не думаю, что он позволил бы мне снять собственное жилье в моем состоянии, даже если бы я этого хотела. — Я делаю паузу, рассеянно глядя на него. — А я и не хочу. Мы ведь женаты.

— Ого, у кого-то все плохо.

— Кстати говоря, как вы с Домиником? Или я могу называть его Дом?

— Горячо. Потрясающе. — Она мечтательно смотрит на меня. — Боже, этот мужчина… кто бы мог подумать? И эти галстуки….

Она закусывает нижнюю губу, ее голова падает на спинку стула.

— Мм… хорошо. Так когда ты планируешь рассказать мне, что происходит с этими галстуками?

Она снова смотрит на меня.

— Наверное, когда ты достаточно поправишься, чтобы не лопнули твои швы?

— У меня их не так много.

Ее плечи подрагивают от смеха, а затем она рассказывает мне обо всех способах, которыми он любит… э-э, улучшать их сексуальный опыт с помощью своих рабочих галстуков. Она рассказывает мне все, возвращаясь к тому, как все это началось, когда они были маленькими.

Мы долго разговариваем, и мне приятно, что она снова со мной, после того как я думала, что больше никогда ее не увижу. Но вот мы здесь, забыли о нашем прошлом, по крайней мере, на данный момент, и сосредоточились на настоящем.

Прошлое всегда будет рядом, а будущее погребено в неизвестности, но настоящее — это то, ради чего мы живем. И я здесь. Живу, борюсь за каждое мгновение и каждый вздох.