ДАНТЕ
Мои братья не знают, но я разговаривал с нашими родителями все эти годы, пока их не было. Я не знаю, слышат ли они меня, но если есть шанс, что слышат, я хочу, чтобы они знали, что я скучаю по ним. Что у нас все хорошо.
Последние три дня я потратил на то, чтобы разобраться в своих чувствах к Ракель. Я держался подальше, насколько мог, спал в отдельной комнате и давал нам обоим пространство.
Я не избавлюсь от чувства вины за свои чувства к ней, пока не поговорю об этом с отцом. Я не могу не нуждаться в его руководстве, где бы он ни был. Если кто-то и может дать мне покой, необходимый для принятия того, насколько она мне дорога, так это мой отец.
Мне было всего двенадцать лет, когда его убили, но я помню, каким добрым он был. Он относился к каждому человеку с порядочностью и уважением. Ему было бы стыдно за то, что я сделал с ней, использовав ее как пешку в нашей игре за Бьянки.
Но есть одна вещь, которую я знаю. Использовать ее как способ заставить ее отца выйти из подполья — больше не вариант. Нам придется найти другой способ. Я буду бороться, как черт, чтобы уберечь ее от любой опасности, и я не буду ее источником.
— Привет, папа, — говорю я в своем кабинете на работе, глядя в потолок, как будто он — невидимая сила, парящая в воздухе, или что-то в этом роде. — Не знаю, видел ли ты, что происходит, но дела с Ракель совсем плохи. Я думал, что смогу держать ее на расстоянии, даже будучи женатым на ней, но я понял, что не могу остановить свои чувства.
Мои пальцы впиваются в глаза, мои плечи теперь опущены на стол, когда я продолжаю.
— Я знаю, что ты никогда не ненавидел фамилию Бьянки так, как мы сейчас, но я думал, что испытывать к ней чувства — это предательство того, что они сделали с тобой и Маттео. Она совсем не похожа на них, пап, — объясняю я, вздыхая, когда мои глаза снова поднимаются к потолку. — Я не хотел, чтобы она мне нравилась. Это просто случилось, и я не хочу ее отпускать. Я хочу того, что было у вас с мамой. Та сильная любовь. Та связь, которую вы разделяли, которую я помню сейчас, глазами человека, которым я являюсь сегодня.
Я провожу рукой по лицу, хватаясь за шею.
— Она может стать такой для меня. Если она простит меня за всю эту ложь и чушь, естественно. — Я смеюсь, как будто слышу, как он говорит мне, чтобы я перестал быть дураком и сказал ей правду, пока не стало слишком поздно. — Я расскажу ей, папа. Мне просто нужно больше времени. Как только мы разберемся с Бьянки и Карлито, я все ей расскажу.
И тут меня осенило: я не могу оставить ее. Только если она сама не выберет меня. Как только она будет в безопасности, я аннулирую брак. Это будет правильно. Так поступил бы мой отец. В конце концов, я хочу быть лучшей его частью, хотя, возможно, никогда ею не стану.
— Прости меня за то, что я такой, какой я есть, папа. Я знаю, что ты никогда бы этого не захотел. Я убил слишком многих во имя мести, но я еще не закончил. Я не закончу, пока каждый сукин сын не заплатит за твою и Маттео смерть. Ты слышишь меня, папа? Они будут чертовски жалеть, что не перерезали себе глотки, когда я закончу.
Раздается громкий стук в дверь — или скорее удар. Я сразу же понимаю, что это Энцо.
— Да? — говорю я, прежде чем дверь распахивается.
— Мне нужно поговорить с тобой. Позвони Дому. Сейчас же. Это важно.
Сузив глаза, я достаю свой сотовый.
— Что происходит?
— Это насчет Джоэлль и Бьянки.
Телефон звонит дважды, прежде чем Дом отвечает.
— Что случилось? — спрашивает он, его голос звучит жестко.
— Как Киара? — спрашиваю я.
Вероятно, он все еще беспокоится о ней после того, как Каин, наш поставщик оружия, напал на нее во время благотворительного мероприятия, которое Дом проводил у себя дома три дня назад.
— Она в порядке. Она сильная. Обо всем позаботились.
Я сразу понимаю, что он имеет в виду, что уборщики избавились от мертвого тела Каина. Его никогда не найдут.
— Я рад, что с ней все хорошо, — бросает Энцо.
— Спасибо. Почему ты звонишь? Что-то случилось?
Никто из нас не любит разговаривать по телефону. Если кто-то из нас звонит, это значит, что случилось какое-то дерьмо.
Энцо делает длинный вдох.
— Бьянки хуже, чем мы думали.
Я еще глубже откинулся в кресле, с трудом веря в это.
— Что ты знаешь? — нетерпеливо спрашивает Дом.
Челюсть Энцо напрягается.
— Они торгуют женщинами и детьми, брат. Маленькими, блять, детьми.
— Что? — Я встаю, мои ладони грубо приземляются на стол. — Откуда ты знаешь?
Он сжимает кулак на бедре, и гнев на его лице может напугать любого ублюдка.
— Потому что они сделали это с ней. И с другими, которых она видела работающими в каком-то частном секс-клубе, который основали Бьянки. Дети, мужик. У них там работали дети.
— Ты, блять, серьезно? — В словах Дома есть что-то угрожающее.
— Это еще не все. У них ее сын. Ему всего восемь. Ребенок, как и Маттео. Они забрали его у нее, как только он родился.
— Черт! — Я хлопнул кулаком по столу, отчего зазвенел держатель для ручки.
От одной мысли о том, что пришлось пережить этим детям и женщинам, у меня спирает крышу.
— Кто отец ребенка? — спрашивает Дом.
— Она говорит, что не знает, но я в это не верю. Я думаю, она знает, но боится мне сказать.
— Она знает, где они держат ее сына? — Теперь вопрос задаю я. — Мы должны найти его.
Есть одна вещь, которую я не выношу, и это тот, кто причиняет боль детям. Каждый виновный будет жалеть, что вообще родился на свет.
— Она понятия не имеет. Но каждый месяц они разрешают ей видеться с ним в течение десяти минут. Они делают это с тех пор, как ребенок родился.
— Ублюдки! — разъяренный голос Дома прорывается через линию.
— Мы должны пойти и найти их всех, — говорю я. — И я не имею в виду через несколько дней. Я имею в виду завтра.
— Ты прав, — соглашается Дом.
— Позволь нам позаботиться об этом, — говорю я ему. — Киара нуждается в тебе. Оставайся с ней.
Если Ракель переживает то же, что и Киара, то я никак не смогу жить с собой, если мне придется оставить ее одну. Я достаточно хорошо знаю своего брата, чтобы понимать, что он разрывается на две части: долг перед этими детьми и долг перед женщиной, которая ему дорога. Я хочу снять это бремя с его плеч.
— Да, чувак. Я согласен с Данте, — добавляет Энцо. — Мы будем держать тебя в курсе, но ты останешься на своем месте.
Проходит долгое молчаливое мгновение, прежде чем он заговорил.
— Я должен быть там с вами двумя. Что если что-то…
— С нами все будет в порядке, — успокаиваю я его. — Ты должен перестать пытаться защитить нас, Дом. Это больше не твоя работа.
Но он не может. Защита нас стала его генетической особенностью с того момента, как мы убежали. Он носит в себе страх потерять еще одного брата. Между нами это не обсуждается, но мы все знаем, что это мучает его.
Не хочу сказать, что я не думаю о потере одного из братьев, потому что я думаю, но с Домом все по-другому. Он никогда не справлялся с последствиями того, что Маттео умер, и я не думаю, что когда-нибудь справится.
— Вам обоим лучше быть в порядке, или я буду преследовать ваши задницы, — бросает он.
— Значит, решено, — говорю я им. — Давайте позвоним команде и соберем информацию. Если мы найдем кого-то из их людей, кто может что-то знать, то есть шанс, что мы найдем, где они прячут жертв.
— Я точно знаю с чего мы можем начать, — предлагает Энцо. — Джоэлль сказала мне, что у них есть адвокат, Джои Руссо. Этот парень знает все, включая то, где находится ее ребенок. Она уверена в этом.
— Тогда мы начнем с него, — решаю я.
Дикая ухмылка расползается по моему рту, ярость поднимается из каждой унции моей крови, как невидимый слой дыма, наполняя меня потребностью.