Пешка дьявола

ГЛАВА 18

ДАНТЕ

— Я нихуя не понимаю, как мы не можем найти кучу стариков! — рычит Дом, стоя на месте, его внимание перескакивает между каждым из наших мужчин в подвале Vixen.

Сейчас еще рано, поэтому никого из работников клуба здесь нет. Здесь только я и мои братья, плюс несколько десятков наших мужчин.

— Это был тупик, сэр, — объясняет Рич, новый парень, которого мы наняли. — Они были там, мы это знаем, но они, должно быть, переехали в другое место до нашего прибытия.

Рич пришел к нам по рекомендации Дэмиана, одного из владельцев компании JDG Global Security, которую мы используем для обеспечения безопасности наших мероприятий в принадлежащих нам отелях. Как и Дэмиан, и два других владельца JDG, Рич является сотрудником Delta Force. В свое время они служили все вместе.

Четыре дня назад после того, как Винченцо сказал нам, что Бьянки могут быть на севере штата в домике Фаро, мы отправили туда нескольких наших парней, а Энцо возглавил группу. Но все, что они нашли, это выброшенные сигары и банки из-под пива.

— Как они могут всегда быть на шаг впереди? — Дом расхаживает по большому голому помещению, тускло освещенному потолочными светильниками. — Наша приоритетная задача — найти всех женщин и детей, а также тот клуб. Мы будем продолжать брать каждого из их мужчин, и я лично отрежу им головы и отправлю их женам, если это будет необходимо, чтобы хоть один из них заговорил. Эти животные перешли черту, и за это они все умрут.

— Да, сэр, — клянутся мужчины в унисон, и их клятва находит отклик и у Энцо, и у меня.

Мы не остановимся ни перед чем, чтобы освободить этих детей и всех остальных, кого они удерживали против своей воли. Ярость поглощает все остатки моей человечности.

Простит ли меня Ракель, если мне придется быть тем, кто лишит жизни ее отца? Я так не думаю.

Внезапная вспышка боли пронзает центр моей груди. Мое сердце бьется только для нее. И когда ее не станет, от него ничего не останется. Но то, что я сказал ей, было правдой: какие бы препятствия ни разделяли нас, я буду сражаться, как черт, чтобы сохранить ее.

Она стоит войны. Стоит всего. Она — единственный яркий свет, оставшийся во тьме. Без нее демоны внутри возьмут верх навсегда.

РАКЕЛЬ

Последние несколько дней, с тех пор как Данте не разрешил мне позвонить маме, я не могла перестать думать о своих родителях, особенно об отце.

Мы всегда были ближе, чем мы с мамой. Конечно, у него очень архаичный взгляд на мир для мужчин и женщин, но я все еще его маленькая девочка. Он любит меня.

Когда мы росли, мы иногда говорили о таких обыденных вещах, как машины, которые он любит. Думаю, именно поэтому я так заинтересовалась ими, когда мне было двенадцать. Я хотела больше его внимания. Я хотела, чтобы он был дома со мной больше, чем в компании моих дядей. Но ничего не получалось. Другие вещи всегда были важнее. Поэтому большую часть времени я проводила с матерью.

Она никогда не была милой или доброй, как можно представить себе мать. Она была жесткой, ее ожидания были такими же высокими, как и она сама. Я думаю, что мой маленький рост достался мне от генов моего отца.

Моя мама не только требовала от меня идеальных оценок и идеальной внешности, но и всегда ожидала, что я буду делать то, что она хочет, во всех аспектах моей жизни. От того, какую работу я должна иметь, до того, за какого мужчину я должна выйти замуж, моя жизнь была расписана за меня с самого рождения.

Думаю, это хорошо, что мое будущее врача тоже было частью ее плана. Хотя она бы предпочла, чтобы я стала пластическим хирургом. Прошли месяцы борьбы, когда я объявила, что хоть раз в жизни не буду делать то, что она хочет. Она взбесилась, ругаясь всеми итальянскими словами, которые только можно придумать.

Только мой отец смог ее успокоить. Он напомнил ей, что это не конец света, что общая хирургия — тоже отличный карьерный путь. И она смирилась с этим.

В конце концов.

Если бы не мой отец, я не думаю, что она смогла бы это сделать. Возможно, она перестала бы платить за мое обучение в школе, пока я не увидела бы свет. Ее свет, то есть.

Мне было тяжело расти, но я постоянно напоминала себе, что другим людям приходится еще тяжелее. Киара была ярким примером. Все, через что заставил ее пройти отец, было неописуемо. По сравнению с моей кузиной, мне повезло.

— Хочешь еще? — спрашивает Джанет, уже положив на мою тарелку две полоски бекона и яблочный кекс с корицей.

Я должна испытывать унцию стыда от того, сколько я уже съела, но нет. Я ничего такого не чувствую. О ее стряпне можно только мечтать.

— Спасибо, — говорю я, беря вилку и отправляя часть бекона в свой разинутый рот.

— Я так рада, что тебе это нравится. — Она кладет немного на свою тарелку и садится рядом со мной. — Я вижу, что у вас с мистером Кавалери все наладилось. — Она вежливо жует, глядя на свою тарелку.

— Да, стало лучше. Он действительно замечательный. — Ухмылка легко спадает с меня.

— Ну… — Ее внимание переключается на меня. — Я могу сказать тебе, что он никогда не приводил домой женщину за те годы, что я здесь работаю. Так что я бы сказала, что он думает, что ты тоже очень замечательная.

Мои губы растягиваются в улыбке. Жаль, что у нас не может быть большего. Что эти следующие пару месяцев — все, что у нас будет вместе.

Мы продолжаем есть в тишине в течение нескольких минут, и тут меня осеняет. Есть кое-что, с чем она может мне помочь. Я знаю, что Данте будет расстроен, но он переживет это. Позволять моим родителям беспокоиться о том, что я где-то умерла, неправильно.

— Уф, — простонала я, поднося пальцы ко лбу, надеясь, что я лучшая актриса, чем думаю.

— Что случилось? — В ее глазах читается беспокойство.

— Мне нужно позвонить маме, и я поняла, что забыла зарядить свой совсем разряженный телефон.

— Так воспользуйся моим. — Она кладет вилку и встает, чтобы взять свою сумку со стола напротив нас.

— Ты уверена?

— Абсолютно! — Она копается в своей сумке, не сводя с меня глаз. — Не хотелось бы, чтобы твоя бедная мама волновалась за тебя, не так ли?

— Нет, думаю, что нет.

Стыд заливает мои щеки, когда она подходит и протягивает мне сотовый. В доме Данте нет домашнего телефона, а я, очевидно, никогда бы не попросила воспользоваться телефоном, принадлежащим одному из охранников.

— Спасибо. — Я беру сотовый и набираю номер мамы.

Проходит несколько гудков, прежде чем в трубке раздается ее голос.

— Алло? Кто это? — В голосе чувствуется ее знаменитое отношение.

Мое горло сжимается. Я встаю со стула и иду в коридор за кухней, где можно поговорить наедине.

— Эм, привет? — продолжает она. — Кто это, черт возьми, такой? Тебе лучше не быть каким-нибудь телемаркетологом, потому что, поверь мне, я найду твою задницу и…

— Мама. Это я.

Тишина. Секунды тянутся одна за другой, каждая как вечность. Я слышу только ее неровное дыхание.

— Это Рак…

— О Боже! — наконец кричит она. — Мой бедный ребенок! Где ты? Ты ранена?

Я слышу ее тяжелое дыхание, беспокойство, прослеживающееся в ее выдохах. Беспокойство, которого я никогда раньше не слышала. И я не совсем верю в это.

— Скажи мне, где ты, и я приду за тобой, — продолжает она. — У меня есть винтовка твоего отца. Можешь не бояться.

Это заговор, чтобы вернуть меня?

Я тяжело вздыхаю, понимая, что она думает, что меня похитили.

— Я не вернусь, мама. Я ушла сама. Я просто хотела позвонить, чтобы вы знали, что со мной все в порядке.

Тишина окутывает ее голос, такой же густой, как, я знаю, ее гнев.

— Конечно, ты вернешься, — наконец огрызается она. — Не будь смешной.

— Нет, мама. Я нашла того, кто поможет мне получить то, чего я всегда хотела, и это никогда не включало в себя брак с Карлито.

— Ты неблагодарное дитя! Я не понимаю, как ты могла так поступить со мной! — Она фыркает, как обычно, королева драмы.

Но она всегда была лучшей актрисой, чем я.

— С тобой? — огрызаюсь я. — Это моя чертова жизнь!

— Как ты смеешь…

Ее слова пропадают в завывании ее дыхания, такого резкого, что оно может порезать меня. Затем она прочищает горло.

— Ты не обязана выходить за него замуж, — бросает она с отчаянием, укравшим ее тон. — Я обещаю. Больше нет. Если ты действительно так сильно его ненавидишь, то мы все выясним. Мы с отцом любим тебя. Мы не хотим этого.

Мои глаза расширяются, сомнения закрадываются в мою голову.

— Я не знаю, верю ли я тебе, мама. Раньше тебя никогда не волновали мои чувства, так что же изменилось сейчас?

— Конечно, я волнуюсь о тебе, милая, — надулась она. — Я твоя мать, и я люблю тебя. Если ты скажешь мне, с кем ты и как его зовут, я обещаю, что вытащу тебя оттуда без лишних вопросов.

Мое сердце сжимается. Она никогда раньше не говорила со мной так ласково. Почему ей пришлось ждать так долго?

Но я уже все решила. Я не могу вернуться. Я не могу рисковать тем, что она изменит свое мнение о Карлито.

— Его зовут Данте.

Вот так. Не то чтобы я назвала ей его фамилию. В Нью-Йорке полно Данте.

Она снова молчит. Слишком тихо.

— Мама? Ты здесь? Я не могу долго разговаривать по телефону. Мне нужно идти.

— О, мой бедный, невинный ребенок, — плачет она. — Я знала это. Я знала, что ты была с одним из них. Мы с твоим отцом подозревали об этом все время.

Мое тело напрягается, беспокойство бурлит в животе.

— О чем ты говоришь? Ты знаешь, с кем я?

Она не может. Как она может знать? Данте не знает мою семью.

Она вздыхает, прежде чем произнести слова, которые я никогда не думала, что услышу.

— Конечно, знаю. Ты с Кавалери.

Ужас зудит по моей коже.

— Что… — Задыхаюсь я, мой пульс неконтролируемо бьется в ушах, затуманивая звук продолжающегося голоса моей матери.

— Держу пари, он сказал тебе, что поможет тебе сбежать. Так что ли? Он солгал, дорогая. Он не хочет тебе помогать. Он ненавидит нас. Вся его семья ненавидит. Он просто ужасно злой человек, и он манипулировал тобой. Он никогда не говорил тебе ничего из этого, правда, милая?

Я не могу произнести ни слова. Я нахожусь в трансе.

— Все в порядке. Не вини себя. Ты не понимаешь, как много плохих людей в этом мире. Вот почему я всегда делала все возможное, чтобы защитить тебя.

Мои колени слабеют, практически подкашиваются. Он не стал бы так лгать мне после всего, что мы разделили.

— Я не верю тебе, — задыхаюсь я.

— Это правда. Мне жаль, что я говорю тебе это, но ты должна знать, кто он на самом деле. — Я слышу ее приглушенные шаги, когда она шаркает вокруг. — Они — семья, которая охотится на твоего отца. Они — причина, по которой он не может вернуться домой.

Слезы жгут мне глаза. Их так много, что я едва могу видеть прямо.

— Ты лжешь.

— Клянусь, нет. Он просто пытается обмануть тебя, причинить тебе боль, чтобы наказать твоего отца. Что он тебе сказал? Что он будет оберегать тебя? Это все притворство. Возможно, он планирует убить тебя. — Она резко выдохнула. — Я не могу потерять свою единственную дочь. Позволь мне помочь тебе. Позволь мне вытащить тебя оттуда.

Я прижимаюсь спиной к стене, мое тело сползает вниз, когда телефон падает от моего уха, все еще зажатый в моей ноющей ладони.

Убить меня?

Нет, Данте бы этого не сделал. Я отказываюсь верить, что у меня есть чувства к собственному убийце. Но может ли он действительно быть тем, кто враждует с моей семьей?

Я встретила его брата, Дома, однажды, когда он порезал руку и ему нужна была моя помощь. Они все замешаны? Поэтому у Данте так много телохранителей? Это чтобы защитить его от моей семьи?

Боже мой! Как я могла быть такой глупой?!

Моя нижняя губа дрожит.

Я спала с ним. Я отдала ему часть себя, которую никогда не смогу вернуть. Телефон выпадает из моей руки, подпрыгивая на ковре между ног, и я разбиваюсь вдребезги. Мои ладони закрывают лицо, горе сковывает меня, как паутина невидимых цепей. Тихие рыдания пронзают меня насквозь, как свежие ломтики по всему телу.

Страсть, которую мы разделяли, была ложью. Я ему безразлична. Он просто использовал меня. Я всего лишь марионетка.

— Ракель! Ты здесь?

Я поднимаю трубку, другой рукой вытирая слезы под глазами. Я пытаюсь выровнять свое дрожащее дыхание и слезные вздохи, но это бесполезно. Я слишком далеко зашла.

— Ты плачешь? — спрашивает мама. — Что случилось? Он там?

— Н-нет. Я… о, Боже, мама. Я вышла за него замуж. — Я плачу тихо, чтобы Джанет не услышала.

— Что?! — кричит она.

Я отвожу телефон от уха, не желая слышать ее крики.

— Ракель, что ты сказала?

— Я сказала, что вышла за него замуж. Это было частью нашей сделки, ясно? Три месяца… брака за деньги и паспорт.

— Вот сукин сын. Когда твой отец и дяди узнают… — Ее голос набирает высоту. — Я не хотела говорить тебе об этом по телефону, но твой дядя Фаро был убит. Ходят слухи, что Доминик, один из Кавалери, забрал Киару, и она… она сделала это. Она убила Фаро. Ты можешь в это поверить? Я просто… я никогда не ожидала от нее такого. Она всегда была такой милой девочкой. Я не понимаю, как она могла хладнокровно убить собственного отца.

— Что? Подожди. Прости. Я ничего не понимаю. — Мои пальцы впиваются в центр груди, тяжелый стук сердца отдается оглушительным биением.

— Я знаю. Она сумасшедшая, как и ее мать.

Брат Данте забрал Киару? Когда?

Это не может быть правдой. Данте не может быть тем, за кого она его выдает. Киару не похищали. Я только что говорила с ней. Она бы мне сказала.

Почему она мне не сказала?

Я не могу дышать, хотя отчаянно пытаюсь. Комната кружится; моя левая рука колет от сильного волнения.

— Ракель, позволь мне помочь тебе. — В ее тоне звучит искренность, которой я никогда от нее не слышала. — Я клянусь, больше никакого Карлито. Я просто хочу вернуть тебя. Ты скажешь мне, где они живут, и я доберусь до тебя. Я бы забрала тебя намного раньше, но мы не смогли найти их адреса.

Я не знаю, доверяю ли я своей матери, но сейчас я доверяю Данте гораздо меньше. Или, скорее, вообще не доверяю. Я должна уйти, и как только я выберусь отсюда, я подумаю, что делать. Если это означает отдалиться от моей семьи, то я найду способ. У меня нет выбора.

Человек, которого я считала ответом на все мои молитвы, оказался просто замаскированным монстром.

— У него повсюду охрана, — объясняю я. — Ты не можешь прийти одна. Может быть, я смогу найти способ покинуть дом и встретиться с тобой где-нибудь.

Я массирую свой висок, так как колотящаяся внутри боль отдает в шею.

— Не беспокойся ни о ком из них, — продолжает она. — Я поручу это людям твоего отца. Я все организую. Ровно через час к дому подъедет фургон. Все, что тебе нужно будет сделать, это выйти через парадную, притвориться, что у тебя есть веская причина, и тогда мы тебя заберем.

Я качаю головой с недоверием.

Он предал меня. Он лгал мне. Он никогда не заботился обо мне.

Он был просто еще одним Карлито. Использовал меня. Ранил меня своим обманом.

Больше не буду. Я больше не позволю людям относиться ко мне как к мусору. Я заслуживаю большего. Я обязана это сделать для себя. Зажмурив глаза, я понимаю, что у меня нет другого выбора, кроме как уйти.

— Никакого оружия, хорошо? И не приходи со слишком большим количеством людей, а то они заподозрят. Я не хочу драки. Обещай мне.

Моя мама может быть и сама мафиози. В большинстве дней она страшнее моего отца. Наверное, это потому, что она дочь дона. Мой дедушка умер до моего рождения, но, судя по тому, что она мне о нем рассказывала, он был могущественным и управлял своей семьей железным кулаком.

— Я обещаю. Никакого оружия. Могу я позвонить тебе по этому же номеру?

— Нет. Он не мой. Я выйду ровно через час. Я сейчас напишу тебе адрес. Поторопись.

— Хорошо. Все будет хорошо. Вот увидишь.

— Да. Скоро увидимся.

Я вешаю трубку и отправляю ей адрес, затем стираю сообщение, прежде чем подняться на ноги. Вернувшись на кухню, я застаю Джанет с кружкой в руках и запахом кофе, витающим в воздухе.

— Ты в порядке? — Ее брови нахмурились, когда ее бледно-голубые глаза оценили меня. — Ты выглядишь так, будто плакала.

— Я в порядке. — Я провожу рукой по лицу, оставляя ее сотовый на стойке. — С моей мамой может быть трудно.

— Ах, — смеется она. — Одна из таких, да? Похоже на мою. Она все еще жива и сводит меня с ума при каждом удобном случае.

— Похоже, они родственницы, — хмыкаю я, направляясь к свежесваренному кофе, беру кружку со шкафа и наливаю немного.

— Может быть, они могли бы стать подружками и оставить нас в покое.

— Ха. Хотелось бы. — Я игриво закатываю глаза, пока нахожу сливочник и сахар.

— Мне тоже, милая. Мне тоже.

Она встает со стула и направляется к раковине, чтобы вымыть свою теперь уже пустую чашку.

— Увидимся позже за ужином, хорошо? — Ее рука опускается на мое плечо.

— Да. — Я улыбаюсь в ответ. — Еще раз спасибо, что позволила мне воспользоваться твоим телефоном.

— В любое время. — Она подходит к столу и берет свою сумку, машет на прощание рукой, прежде чем уйти.

Как только дверь захлопывается, грызущая боль в середине моего сердца возвращается. Обида, которую Данте оставил внутри, проникает в мое сердце. Я беззвучно плачу, закрывая лицо руками, слезы, как капли кислоты, жгут шрамы на моих ладонях.

После долгих минут утопания в душевной боли я заставляю себя допить кофе медленными глотками, зная, что менее чем через час все будет по-прежнему.