Пешка дьявола

ГЛАВА 17

ДАНТЕ

Две недели пролетели быстрее, чем мне хотелось бы. Время, проведенное с Ракель, постепенно подходит к концу. Я узнал ее лучше и узнал то, что не мог узнать из простого наблюдения, то, что лежит в ее сердце.

Наши дни вместе сделали нас еще ближе, чем прежде, каждый миг укрепляя будущее, которого у нас никогда не будет.

Теперь, когда я решил не удерживать ее против ее воли, рассказать ей все, когда придет время, я знаю, что она захочет быть подальше от меня. Подальше от того места, где я смогу убедить ее, что я не враг ей.

Когда она узнает, как жестоко я лгал ей, она не захочет меня слушать, и я не буду держать на нее зла. Это не то, чего я хотел, но это монстр, которого я создал.

Две недели назад, на следующий день после того, как мы трахались в душе, она подписала контракт, в реальность которого я заставил ее поверить. Я ненавидел обманывать ее, но я должен был продолжать действовать. Она пока не может уйти. Пока мы не разберемся с Карлито и Бьянки.

Вчера мы узнали их местонахождение от Винченцо, одного из капитанов Бьянки, и все благодаря Дому, который неплохо управлялся с факелом. Наши люди сейчас выясняют, говорил ли их парень нам правду.

После убийства Джареда и Виктора мы жаждали информации и в процессе убили многих людей из Палермо. Никто не хотел выдать местонахождение детей или братьев Бьянки… пока Винченцо не пришел на помощь.

Нам нужно найти частный клуб, в котором они держат женщин и детей. Мы должны спасти их, чтобы они не закончили, как Маттео.

Когда Дом узнал, что наша мать была убита, он чуть не сошел с ума. Мы не сказали ему сразу. У него было много дел: на Киару напал Каин, а потом ее похитил человек ее отца, Майлз, который был одним из наших охранников. Этот человек был всего лишь кротом, поставленным сюда Фаро, и мы на это купились. Доверять остальным членам нашей команды стало намного сложнее, но мы делаем все, что можем.

Дом поклялся, что остальные Бьянки познают смерть более мучительную, чем Фаро, когда Киара застрелила его. Я с радостью приму в этом участие.

Выглянув через стеклянную дверь, я наблюдаю за Ракель изнутри дома, когда она разговаривает с Киарой на одном из шезлонгов у бассейна. Когда Киара позвонила на телефон Ракель, я не смог отказать им в разговоре. Я знаю, насколько они близки.

Она уже знает, почему находится Ракель у меня. Она была недовольна мной, но я попросил ее ничего не говорить. Я не хочу, чтобы Ракель была разбита до того, как она сможет покинуть меня.

Сама эта мысль разрывает мое чертово сердце. Я сжимаю кулак, пытаясь успокоить учащенный пульс.

Я не могу потерять ее.

Я рассказал Киаре, как сильно я забочусь о ее кузине, практически умоляя ее молчать. Она поклялась, что не скажет ни слова, но только если подтвердит, что Ракель тоже счастлива и что я обращаюсь с ней гораздо лучше, чем Дом обращался с Киарой вначале.

Я чертовски надеюсь, что Ракель говорит ей именно это.

Хотя я не знал Ракель в детстве, Киара была рядом всегда, когда ей удавалось сбежать от Фаро, ее отца-психопата. Она приходила в пекарню, которой мои родители владели еще до нашего рождения, и мы все тусовались, набивая свои лица знаменитым шоколадным тортом моего отца и кексами Oreo. Черт, это дерьмо было вкусным.

У него были рецепты, записанные в блокноте, но мы потеряли его, когда сбежали и оставили все. Я часто думаю, не повторить ли мне эти рецепты, чтобы сохранить память о родителях, но боюсь, что это снова вызовет боль утраты.

Как только я вижу, что Ракель положила мобильник рядом с собой, я открываю дверь и подхожу к ней.

— Спасибо. — Она искренне улыбается и со вздохом возвращает мне телефон. — Было так приятно поговорить с ней. Мы как родные сестры. Я очень по ней скучала.

— Ты скоро ее увидишь, — говорю я ей, надеясь, что это правда.

— Нет, не увижу. — Ее губы изгибаются в хмурой гримасе. — Я не могу увидеться с ней до того, как уеду из страны. Это слишком рискованно.

— Тогда она может приехать в гости, — бросаю я, не зная, что еще сказать.

— Думаю, я смогу придумать, как связаться с ней тайно, или, может быть… — Ее глаза загораются, расширяясь в лучезарной улыбке. — Я могу позвонить тебе, и ты сможешь связаться с ней для меня. Как в нашем собственном шпионском фильме.

Ее тело вытягивается, белое бикини кажется еще ярче на ее загорелой коже, и мой член становится твердым в ответ на это зрелище.

С тех пор, как я впервые оказался внутри нее, мы не могли остановиться. Мы трахались так много, что я думаю, что измотал ее. На ее теле нет ни сантиметра места, с которым бы я не был знаком.

— А чем еще мы занимаемся в этом шпионском фильме? — Я вздергиваю брови, вызывая еще одну улыбку на ее золотистых чертах лица.

Она выставляет ногу, но прежде чем она успевает приземлить ее на мое бедро, я хватаю ее за лодыжку, мой взгляд окутывает одеяло чувств, которые слишком трудно признать.

— Попробуй еще раз, и я перекину тебя через колено и раздвину эту киску своими пальцами, чтобы все мои мужчины увидели.

Она втягивает длинный, резкий вдох, сжимая бедра и резко сглатывая с насупленными бровями.

— Я думала, ты никогда не позволишь им увидеть меня голой. — Ее голос ломается.

— Может быть, я передумал. — Я хватаю ее за другую лодыжку, дергаю ее бедра вверх и развожу ноги в стороны, пока ее киска не оказывается на моем стояке. — Может быть, они должны увидеть, что именно ты делаешь со мной и почему. — Я перекатываю свой член по ней. — У тебя самая красивая маленькая киска, которую я когда-либо видел.

— Данте, — хнычет она, не протестуя, а желая, крутя бедрами, как будто отчаянно хочет этого, не заботясь о том, кто смотрит.

Мои люди уже достаточно близко и стоят спиной к нам, в ярдах от нас. Они не оборачиваются. Им это лучше знать.

— Вставай, — приказываю я, осторожно опуская ее на ноги.

— Что ты собираешься делать? — Она вздрагивает, когда встает на ноги.

Я сажусь на шезлонг, на котором она только что сидела, и тяну ее вниз через свои колени, так что ее задница оказывается в воздухе и в направлении двух моих мужчин. Хорошо, что на их затылках нет глаз.

Она смотрит на спину другого мужчины перед ней, ее глаза расширяются, когда я рукой раздвигаю ее бедра.

— Шире, — требую я.

Я смотрю, как она раздвигает бедра еще шире, и хватаюсь рукой за ее ягодицы. Нижняя часть ее купальника поднимается к центру и теперь больше похожа на стринги.

— Такую попку можно отшлепать. — Мои пальцы исследуют круглые, полные склоны, прежде чем я провожу жесткой ладонью по одной из них. — Как ты думаешь, они это слышали?

Она хнычет, и я делаю это снова. Сильнее.

— О, Боже, Данте. — Она извивается надо мной.

Моя рука теперь гладит ее покрасневшую кожу, такую красивую и соблазнительную. Мой указательный палец сдвигает ткань в сторону, обнажая ее влажное лоно.

— Ты такой твердый, — выдыхает она, ее сексуальный голос — мое спасение и мое проклятие. — Тебе нравится знать, как сильно меня возбуждают твои прикосновения в их присутствии, не так ли?

— Мм, нравится, — одобрительно хмыкаю я, погружая палец в ее вход. — Я чувствую это. Ты всегда такая мокрая для меня, не так ли, детка?

Она бормочет с низким криком, когда я сжимаю ее набухшие половые губы вместе. Она смотрит через плечо, и ее глаза цепляются за мои, как плот за океан, топя меня в волнах сожаления.

Я собираюсь причинить боль этой удивительной женщине, и я не чувствую ничего, кроме стыда за свой первоначальный план. За то, что вообще женился на ней под прикрытием лжи. Я хотел причинить боль ее отцу, но в итоге пострадает только она, и это уничтожит меня вместе с ней.

— Прикоснись ко мне, — умоляет она, еще сильнее вжимаясь в мою руку.

Я даю ей то, чего она хочет, погружая пальцы в ее влажный и теплый вход грубыми движениями. Она пытается подавить крик, зарываясь в мое тело, ее стоны вибрируют по мне. Другой рукой я раздвигаю ее, проникая глубже.

— Ты не очень хорошо справляешься с тем, чтобы сдерживать этот сексуальный голосок. — Я выскальзываю, потирая обе стороны ее клитора.

Она смотрит на меня с прерывистым, неровным дыханием, и когда я снова вхожу в нее, она прячет свое лицо, ее зубы впиваются в мою кожу.

Ее киска смачивает мои пальцы, практически стекая по ним, поэтому я делаю это сильнее, желая сломить ее. Она пытается сдержать тихие стоны, ее ногти впиваются в мою ногу, а все ее тело содрогается, теряя контроль.

— Кричи, детка. Пусть они услышат тебя. Пусть они услышат, как тебе это нравится.

Ее глаза возвращаются к моим.

— Данте… о, Боже, — заикается она, ее брови напряжены. — Я не могу.

Моя ладонь скользит в ее волосы, мои пальцы проникают в их мягкость, прежде чем я сжимаю их в кулак, откидывая ее голову назад до упора.

— Я не оставляю тебе выбора.

Ее киска сжимается вокруг меня, засасывая меня глубже, и я хочу трахнуть ее гораздо сильнее, чем просто руками.

Я загибаю пальцы внутри нее, со свирепой силой врезаясь в ее точку G. Ее бесконтрольность тает, сменяясь задыхающимися стонами и неистовым хныканьем. Когда она со мной, она не контролирует ни свое тело, ни свой разум. Она вся моя.

— Вот так, детка. Смотри, как хорошо ты принимаешь мои пальцы. — Я добавляю еще один, растягивая ее, продолжая вводить быстрее, глубже, не давая ее телу ни секунды на восстановление.

— Да! Да! Я кончаю! — кричит она, бьется в спазмах вокруг меня, а ее ногти царапают мою ногу.

Я не останавливаюсь, пока она не перестает биться в конвульсиях и ее дыхание не успокаивается.

— Боже мой. Мне так стыдно, — вздыхает она, едва в состоянии говорить.

— Не надо. Это было прекрасно. — Я позволяю своей руке выскользнуть из нее, засовывая все три пальца себе в рот.

Ее губы приоткрываются, глаза смотрят на меня. Мой член рвется к этой киске. Мы оба тяжело дышим, не в силах оторвать взгляд друг от друга, поглощенные знакомым магнетизмом, который тянет нас вместе, отгоняя остальной шум.

Не в силах больше ни минуты выносить, как она трется о мой член, я хватаю ее за талию и перекидываю через плечо, поправляя низ купальника, чтобы она была полностью прикрыта.

— Спасибо, — бормочет она, ее дыхание горячее, выстраиваясь вдоль моей спины.

— Я никогда не сделаю ничего такого, от чего ты будешь испытывать дискомфорт, детка.

И я серьезно. Я достаточно хорошо узнал ее за те три недели, что мы были вместе, достаточно хорошо, чтобы знать, что я могу трахать ее пальцами в присутствии моих сотрудников, но не носить ее на руках, когда она так обнажена.

Мы добираемся до нашей спальни, где я прижимаю ее к себе каждую ночь. Просыпаться с тем, кто мне дорог, все еще непривычно. Иногда кажется, что я — кто-то другой. А не тот гребаный монстр, которым я стал. Кто-то недостойный ее. Тот, кого она обязательно отвергнет.

Ракель всегда будет вне моей лиги. Ее красота всегда будет соперничать с моей дикостью. Но каждому дикарю нужна нежная королева, которая не даст ему погрузиться во тьму.

Опустив ее на свое тело, я заключаю ее в объятия, и наши взгляды сливаются в невысказанных обещаниях завтрашнего дня. Все мои сильные чувства к женщине, которую мне никогда не разрешали иметь, отражаются в моих глаз.

— Эти дни с тобой были лучшими днями за долгое время, — шепчу я. — Слишком долгое.

— Я тоже, — говорит она со вздохом, ее голос такой же приглушенный, как и мой, как будто любой более громкий звук разрушит этот момент. — Я… я не знаю, как оставить тебя, Данте.

Я рычу в разочаровании, быстро опускаю свой рот к ее рту и ненасытно целую ее, прекращая мысли о том, что мы больше не вместе. Мне нужно, чтобы она забылась, а это единственный способ, который я знаю.

Ее руки проводят по моему затылку, ее ногти сжимают и вдавливают ее рот в мой. Мы находим кровать и снимаем одежду. Мое тело прижимается к ее телу, мой взгляд скользит вниз, чтобы найти тот самый взгляд в ее глазах, который я чувствую самой душой.

Есть такое священное пространство между симпатией и любовью, место, которое ведет в одну сторону, хотим мы того или нет. И я преодолеваю адские ямы, чтобы добраться туда, борясь за ее сердце, даже зная, что мое в конце концов разобьется.

РАКЕЛЬ

Моя кожа может быть голой, но мое сердце? Оно полностью обнажено. Его ладонь так нежно прижимается к моей щеке, что я не могу унять молнию, пронзившую мое сердце. Его тело прижимается ко мне сверху, и эти глаза не отрываются от моих, пока он глубоко погружает свой член, его движения становятся отчетливыми при каждом толчке.

Мое дыхание вырывается торопливыми толчками, его — такими же тяжелыми, а его губы нежно гладят мои, когда я задыхаюсь в нем. Он стонет, когда его толстая длина растягивает меня, а его рука ложится на мою внутреннюю часть бедра, приподнимая его, вызывая более громкий стон. Новая позиция дает ему возможность проникнуть в меня еще глубже, так что я едва могу говорить.

— Ты чертовски красива, жена. — Его голос хриплый от эмоций.

В ответ я могу только кричать, погружаясь в его взгляд. Каждый дюйм меня принадлежит ему, до самой моей души. Это ощущение настолько потустороннее, что слезы застилают глаза.

И на этот раз, когда его губы настигают мой рот, он целует меня. Мягко. Интимно. Наполненный страстным голодом. Он прижимается ко мне, словно у нас есть все время в мире, словно каждую секунду он запечатлевает эти моменты, которые мы создаем. И я тоже. Находясь с ним здесь и сейчас, я задаюсь вопросом, как я могу оставить мужчину, который заставляет меня хотеть так сильно. Мои руки поднимаются по его затылку, желая прижать его как можно ближе. Я не хочу, чтобы это когда-либо закончилось.

Как я могу чувствовать себя настолько связанной с ним? Это ощущение реальности, как будто мы были вместе раньше. Как будто наши тела и наши сердца всегда должны были двигаться вместе. И он движет мной. Каждой своей частью.

Он откидывает назад свое лицо, наши взгляды снова сходятся, когда он опускает мою ногу. Его пальцы находят мой пульсирующий клитор, неторопливо поглаживая его. Я сжимаюсь вокруг него, мое тело содрогается, а мой голос становится все более нуждающимся, чем больше он прикасается ко мне — чем больше он погружается в меня — пока я не могу избавиться от силы освобождения, покалывающего меня.

— Да, Данте. Вот так. — Я умоляю о том, что, я знаю, он более чем готов дать.

Глубокий грудной рык вырывается из него, когда он погружается в меня с более сильными толчками, находя ритм, которому мне слишком трудно сопротивляться. И я падаю, сжимая его плечи, приковав свой взгляд к его глазам, позволяя ему взять все, что никогда не давала другому.

Он со стоном изливается в презерватив, не забыв надеть его на этот раз. Его ладонь сжимает мою макушку, когда он целует меня, его язык проникает в меня с дрожью в голосе. А когда его тело замирает, он прижимает меня к себе.

Глубокий выдох вырывается из моих губ, когда удовлетворение проникает через мои поры. После секса я нахожусь в состоянии блаженства. Мои пальцы проникают между его толстыми, мужественными пальцами, и он с нежностью обнимает меня своей рукой.

Ко мне никогда не прикасался мужчина. Я не имею в виду физически. Есть такая сила, когда кто-то прикасается к тебе эмоционально, прямо к самой душе твоей сущности. Вот что было с Данте в последние недели.

И если тогда я думала, что оставить его будет трудно, то теперь это будет невозможно. Он заставляет меня хотеть остаться и бороться, чтобы обрести счастье, которого я по праву заслуживаю.

Но возможно ли это? Сможет ли он действительно уберечь меня от Карлито? Сможет ли он уберечь от моих родителей? И действительно ли я хочу жить в страхе, постоянно ожидая, что вот-вот на меня упадет очередная проблема? Он собирается провести всю свою жизнь, защищая меня от всех них. Разве это справедливо по отношению к нам?

Кто-то всегда будет пытаться преследовать меня. Мои родители не успокоятся, пока не увезут меня от него. Я это точно знаю. Они не остановятся ни перед чем, чтобы получить то, что хотят. А Карлито убьет любого, кто встанет на его пути.

Данте может делать с Карлито все, что захочет, но я никогда не позволю ему причинить вред моим родителям. Может, их сердца и не на том месте, но они все еще моя семья. Они просто думают, что знают, что лучше для меня, но они даже не представляют, насколько они ошибаются. Деньги — это не все. Я лучше выйду замуж за бедного человека и буду мучиться каждый день, чем буду бороться с человеком, который всю жизнь будет причинять мне боль.

Я должна позвонить родителям. Я должна снова объяснить им свою позицию и дать им шанс позволить мне идти своим путем. Так будет правильно. Они любят меня. Я знаю, что любят.

Я должна попросить Данте разрешить мне позвонить маме, чтобы она знала, что со мной все в порядке. Мне не нравится их беспокоить, но у меня нет выбора, не так ли?

Я решаю испытать судьбу и спросить его сейчас, после умопомрачительного секса, который у нас только что был.

— Итак, я хотела спросить… — Подушечки моих пальцев скользят вверх и вниз по его предплечью.

— Что, милая? Скажи мне.

Мои внутренности становятся теплыми и мягкими каждый раз, когда он называет меня так. Он наклоняется, убирает мои волосы, а его губы ласково приземляются на мою шею, и мое сердце сжимается от эмоционального напряжения, вызванного этим жестом.

— Я хочу позвонить маме, — объясняю я.

— Ракель, я…

— Просто дай мне закончить, — отрезаю я, поворачиваясь к нему лицом. — Она, наверное, очень волнуется. Я не хочу, чтобы она заболела или что-то еще из-за того, что я сбежала.

— Детка, я могу отправить письмо, если тебя это беспокоит. — Он гладит меня по щеке. — Но я не могу позволить тебе звонить ей. Это небезопасно. Если они найдут тебя здесь, а меня не будет рядом… — Его глаза закрываются, когда его губы мягко опускаются на мой лоб для быстрого поцелуя. — Прости меня. Я ненавижу говорить тебе — нет.

— Ладно, — выплюнула я с раздражением — не на него, а на всю эту ситуацию.

— Мне жаль, Ракель. Я не пытаюсь быть козлом, детка. Я хочу защитить тебя.

— Да, — бормочу я, отталкивая себя от него. — Это всегда оправдание для всех, чтобы говорить мне, что я могу или не могу делать.

— Со мной все не так. — Он хватает меня за затылок, притягивая меня обратно к себе, его лоб приземляется на мой. — Прости меня. Я клянусь, я не пытаюсь причинить тебе боль.

Его грубый тон цепляется за мое сердце, разрывая каждую его частичку.

— Я никогда не заботился ни об одной женщине так сильно, как о тебе, милая. Это чистая правда. Ты для меня особенная. И если я позволю тебе сделать это, и с тобой что-то случится… — Он отступает назад, сурово вздыхая, его глаза прикованы к моим. — Я убью каждого, кто приложил руку к тому, чтобы причинить тебе боль. Ты понимаешь, кто я, детка? Ты понимаешь, что я готов убить за тебя без колебаний?

Мои губы дрожат от его признания, а глаза жжет от слез, когда они опускаются вниз.

— Это нормально, если ты меня боишься, — продолжает он, подталкивая мой подбородок пальцем. — Но ты должна знать, с кем трахаешься.

— Я… я не боюсь.

— Правда? — Его большие пальцы проводят по моим ресницам, уголки его рта кривятся в скорбной улыбке. — Твои слезы не лгут.

И он вытирает их.

— Я плачу не потому, что мне страшно, — объясняю я, моя рука опускается на его.

— Тогда почему, детка?

Мое сердце колотится в горле, я боюсь сказать ему правду. Боюсь, что это как-то развратит меня.

Сделав глубокий вдох, я просто говорю.

— Я никогда не понимала, как сильно я хотела, чтобы кто-то заботился обо мне настолько, чтобы совершить убийство.

Он откидывает голову назад, глядя на меня так, будто у меня пять голов. Его руки убираются, а затем из его горла вырывается бурный смех. Он продолжает смеяться, не в силах остановиться, и я присоединяюсь к нему, даже не понимая, над чем смеюсь.

— Эй, — хихикаю я, шлепая его по груди. — Что, черт возьми, тут смешного?

— Детка, из всего, что ты могла сказать, я не ожидал, что ты скажешь это. — Он проводит рукой по лицу, его хихиканье замедляется. — Я думал, ты собиралась сказать мне, что ты не просто напугана, ты в ужасе. Черт, кто знал, что ты такая же сумасшедшая?

— Эй! — Я хмыкаю, закатывая глаза. — Только по воскресеньям.

— Сегодня не воскресенье.

Я пожимаю плечами, когда мои губы изгибаются набок.

— Ты чертовски красива. — Он перекатывается на меня сверху, хватая мои запястья и прижимая их с каждой стороны моей головы. — Кто, черт возьми, знал, что ты будешь настолько идеальной для меня?

Он стонет, выгнув бедра, его рот опускается к моей шее.

— Надеюсь, ты знаешь…, — добавляет он между мягкими поцелуями, спускаясь к моему плечу. — Я буду чертовски сильно бороться, чтобы удержать тебя.

И голодным прикосновением своих губ он вырывает у меня все оправдания. Все причины, по которым я не могу остаться. Он целует меня со всеми прощаниями, которых у нас еще не было, убеждая меня не сдаваться, даже когда это кажется невозможным.