Плацдарм

Глава 23. ДЕМАРШ ПРОФЕССОРА

Эксперименты в парке Большой Тиргартен проводили с полуночи до половины четвертого утра — самое темное время. На третий день схему отработали окончательно — сначала пробивается барьер в параллельный мир, и в него через тоннель забрасываются двое специалистов и компоненты установки, необходимой для расширения коридора. Затем специалисты собирают установку и подключают ее к источнику энергии. Коридор резко расширяется. После замера расширения все возвращается назад, чтобы в параллельном мире не осталось никаких следов временного вторжения.

После завершения очередного эксперимента Стоун подошел к Громову. Тот наблюдал за тем, как вернувшиеся из фантастического путешествия специалисты избавлялись от снаряжения — скафандры для глубоководного погружения были, пожалуй, излишне тяжелыми. Как выяснилось, для изоляции электромагнитного поля не требовалась столь массивная оболочка, мелкая сетка вполне могла дать нужный результат. К завтрашнему эксперименту в мастерской обещали изготовить сеточные костюмы, так что нужда в громоздких скафандрах наконец-то отпадет.

— Поздравляю, — сказал Стоун, — твоя идея работает на сто процентов. Даже на двести. Диаметр коридора уже достаточен для транспортировки атомной бомбы. Завтра я доложу об этом в штаб Айка.

Громов, погруженный в свои мысли, только кивнул.

— Ты что-то задумчив, друг мой, — заметил Стоун, — в чем дело? Наша работа завершается, дальше за дело возьмутся военные.

Профессор по-прежнему смотрел на специалистов.

— Какой у нас максимальный диаметр коридора? — спросил он.

— Пять с половиной метров, — ответил Стоун, — даже больше, чем в техническом задании. А что?

— Думаю, мы можем увеличить его раза в четыре, если увеличим передаваемую на ту сторону мощность. Я тут прикинул…

— Стоп-стоп-стоп, — прервал его Стоун, — ты о чем это, а? Мы сделали то, что от нас требовали, зачем прыгать выше головы?

— Затем, что мы можем сделать коридор для движения войск.

Стоун фыркнул.

— Для движения войск, значит… ответь, тебя кто-то просил этим заниматься?

— Двадцать метров в диаметре будут достаточно для провода любой бронетехники, — сказал Громов, — у нас уже сейчас достаточно оборудования, чтобы открыть два коридора. Если все пройдет гладко, за полчаса мы сможет переправить в центр Берлина сотню единиц бронетехники. Ты понимаешь, что это значит?

— Так, давай-ка начистоту, — в голосе Стоуна послышались стальные нотки, — ты предлагаешь отказаться от плана с атомной бомбой?

Профессор пострел на американца в упор.

— Да. Теперь в нем нет нужды.

Стоун усмехнулся.

— Ты хоть понимаешь, что это значит? Тысячи людей работают на этот план, все уже согласовано, бомба уже пересекла Атлантический океан, а теперь ты предлагаешь дать задний ход?

Громов виновато развел руками.

— Джек, что поделать. Ты ведь сам видишь, наша схема работает куда лучше, чем мы думали. Не пора ли подстроить план под новую ситуацию? Представь, одновременный удар по немцам в Берлине и под Москвой. Я не военный, но мне кажется, это довольно эффектно. И эффективно. Рейх может посыпаться.

Стоун открыл было рот, чтобы возразить, десятки аргументов вертелись на языке, и он никак не мог выбрать с какого начать, и в результате… в результате он вспомнил своего преподавателя в Гарварде, сказавшего как-то после очередной дискуссии на семинаре: «если вам кажется, что у вас слишком много доводов, то вполне может быть, что у вас нет ни одного».

— Мы можем подать докладную, — сказал Громов, — советскому и американскому командованию. Скажем, что команда проекта под твоим руководством добилась значительного превышения плановых показателей, и это открывает новые возможности, которые мы и опишем вкратце. Хочешь, я напишу, а ты посмотришь?

Второй специалист, наконец, выбрался из тяжелого скафандра, уронив его на землю. Ничего страшного, подумал Стоун, завтра это железо уже не понадобится. Громов прав, с сеточными костюмами работа пойдет гораздо быстрее, и мы сможем передать больше энергии…

— Напиши, — сказал, наконец, Стоун, — я посмотрю, обсудим.

Полуторка с плазменной установкой подъехала к одноэтажному кирпичному зданию, выезд из которого вел прямо на Горьковское шоссе. На фронтоне была свежая надпись «Филиал МГУ им. М. В. Ломоносова», и Саша, увидев это, мысленно выругался — вот уж правда, заставь дурака богу молиться…

Пока ехали из Монино, водитель трижды сворачивал на обочину, пропуская войсковые колонны — тридцатьчетверки, ИСы, буксируемая артиллерия, грузовики с пехотой. Штирнер, разумеется, все это видел и наверняка сделал выводы.

— Ну, все, приехали. — Водитель, затормозив у входа в здание, вышел из машины. Установку, перегрузив на тележку, закатили внутрь здания. Из прихожей две двери вели в отдельные комнаты, разделенные тонкой дощатой стеной. Саша подумал, что именно за ней будут скрываться человек, который должен будет нейтрализовать Штирнера. И как он будет наблюдать за немцем? Наверняка в стене есть отверстие, с виду незаметное.

И вот что интересно — это человек уже там? Саша надеялся, что да.

— Какие будут распоряжения, Александр? — спросил Штирнер.

Включить установку и пробить коридор, мелькнула у Саши мысль, какие же еще? Но вслух он сказал, разумеется, другое:

— Завтра должны подключить электричество, тогда и продолжим. Глупо получилось, да? — добавил он извиняющимся тоном. — Мы столько работали над этим, и вот на тебе — приходится разбирать.

— Бывает, — откликнулся Штирнер после небольшой паузы. Тон его был бесстрастным, он просто констатировал факт. — Ваша диссертация пострадает?

Саша хмыкнул.

— Да уж, планы придется урезать. Но мне, Отто, понравилось работать с вами, я многому научился. Надеюсь, мы продолжим сотрудничество, когда все это утрясется.

Завершив фразу широкой улыбкой, Саша посмотрел на Штирнера.

— Вы хороший ученик, — откликнулся немец. Лицо его, однако, не выказывало ответного радушия, — я доволен работой с вами.

В Монино они возвращались на том же грузовике. Военные колонны по-прежнему двигались по шоссе, и регулировщики то и дело указывали гражданскому транспорту уступить дорогу. Штирнер сидел молча, внешне никак не реагируя на танки с красными звездами. Повлияет ли увиденное на его решения в ближайшие дни? Оставалось только гадать. Впрочем, подумал Саша, скоро все так или иначе решиться.

Может быть, даже завтра.

Генерал Хромов, командующий четвертой гвардейской танковой Кантемировской дивизией, выслушав доклад подчиненных, поднял трубку и попросил соединить с начальником Генерального Штаба — именно оттуда поступил приказ о передислокации частей дивизии в Монино. Услышав знакомый голос, генерал внутренне подобрался и четко доложил о выполнении приказа. Ему приказали ждать дальнейших распоряжений, не уточнив их характер.

Вскоре все прояснилось. К штабу дивизии подъехал «виллис», из которого вышел генерал Говоров в сопровождении двух помощников. Поздоровавшись с Хромовым, Говоров предъявил конверт с надписью «Совершенно секретно. Отпечатано в двух экземплярах. Экземпляр № 2». В качестве адресата значился генерал-майор Хромов Борис Ильич, командующий Кантемировской дивизии.

Генерал Хромов осмотрел пакет, затем вскрыл. Внимательно прочитав, он молча положил пакет вместе с его содержимым в сейф и запер его.

— Значит, создается оперативная группа войск «Монино» и вы, товарищ генерал, назначены ее командующим.

— Именно так. Ваша дивизия включена в состав оперативной группы, и я попросил бы вас стать моим заместителем.

Хромов мысленно усмехнулся — очевидно, что это приказ, а не просьба.

— Разумеется, я согласен, товарищ генерал.

— Можно просто Валерий Георгиевич. По крайней мере, пока одни.

Говоров прошелся по кабинету, размышляя.

— Ситуация у нас, Борис Ильич, интересная, — начал Говоров. — Мы должны быть готовы вступить в бой с противником в течение ближайших одного-двух дней.

— О каком противнике идет речь? — спросил Хромов, сдерживая удивление.

— О немцах.

— Немцах? — тут уж Хромов не сдержался. — Но, позвольте, товарищ генерал, откуда здесь возьмутся немцы? Да еще в течение двух дней. Может быть, это учения, максимально приближенные к боевой обстановке?

Говоров выдержал небольшую паузу, ожидая, не появятся ли у его собеседника еще какие-нибудь идеи. Не появились — или Борис Ильич предпочел оставить их при себе.

Говоров вздохнул.

— Если бы речь шла об учениях, мы бы здесь сейчас не сидели, Борис Ильич. Вы что-то слышал о недавних боях в Тюрингии?

— Только краем уха, — осторожно ответил генерал. Знакомый полковник из штаба группы советских войск в Германии, приехав неделю назад в отпуск, после пары рюмок разоткровенничался и рассказал совершенно немыслимую историю о тяжелых боях между бригадой новейших советских танков ИС-3 и немецкими «Маусами». «Маусами», подумать только! Наверное, предположил полковник, это была какая-то секретная военная группировка, последний резерв фюрера. Может, она должна была охранять знаменитый Альпийский редут? Почему же ее не обнаружили раньше, спросил Борис Ильич, ведь американцы полностью контролировали небо? Полковник только пожал плечами: «Загадка, загадка…» Но бой точно был, добавил он, я сам видел ИСы со снесенными напрочь башнями.

Говоров усмехнулся.

— Да, трудно найти человека, которой об этом не слышал краем уха.

— Так это правда?

— Что именно? То, что был бой? Да, это правда. И такой же бой состоится со дня на день прямо здесь, под Москвой. И он будет тяжелым.

Борис Ильич, помолчав, сказал:

— Товарищ генерал, я не имею правда подвергать ваши слова сомнению, но мне надо как-то объяснить моим офицерам, а офицеры должны донести до солдат. Если это сражение так важно, то они имеют право знать, что происходит.

— Имеют. Вы все узнаете из обращения Верховного главнокомандующего. А пока наша с вами задача — максимальная боеготовность вверенных нам войск. Вот этим и нужно заняться. Давайте пройдемся по дислокации частей вашей дивизии.

— Давайте, — с облегчением согласился Хромов — это дело ему было знакомо, — пойдемте в мой штаб, там есть все нужные карты…

После разговора со Стоуном профессор Громов вернулся в свою комнату, и весь следующий час потратил на записку с кратким описанием прогресса в области создания коридора в параллельный мир. Громов привел конкретные расчеты, доказывающие возможность переброски в короткие сроки больших воинских формирований с тяжелой бронетехникой. В заключение профессор предлагал пересмотреть план с подрывом атомной бомбы в центре Берлина в пользу проведения союзнической операции с использованием обычных вооружений.

Закончив записку, Громов запечатал ее в конверт и написал на нем «Джеку Стоуну лично в руки». Потом поднялся и оглядел свою комнату. Ему предстояло новое дело, весьма непростое, и, если задуманное удастся, больше профессор в нее не вернется.

Громов мысленно вздохнул — задуманное им, неизбежно повлечет неприятности для Стоуна, с которым у него наладились отличные профессиональные, и даже отчасти дружеские отношения. Но делать нечего — на счету каждый час, а если действовать по официальным каналам, время будет упущено. Когда Стоун все узнает, то поймет — другого выхода не было.

Профессор покинул свою комнату, и, заперев ее, направился к выходу из огороженной вокруг Рейхстага территории. В комнате Стоуна под номером 13 было темно. Стоял уже поздний вечер, и постепенно смеркалось, но фонари по периметру ограждения еще не включили. Больше всего профессор сейчас опасался случайной встречи со Стоуном, и, направляюсь к КПП он прислушивался — не раздастся ли поблизости зычный голос Джека? Но, видимо, доктор был где-то в другом месте.

На КПП Громов предъявил пропуск. Профессору позволили выйти — в последние дни эксперименты в парке Большой Тиргартен проводились ночью, так что подготовка к очередному эксперименту в качестве причины для выхода за периметр не вызвала подозрений.

Однако в парк профессор совершенно не собирался идти. Он держал путь в советскую комендатуру Берлина. Конечно, лучше было бы добраться до штаба группы советских войск в Германии, но она располагалась в Потсдаме, и Громов не был уверен, что сможет добраться до нее прежде, чем его арестуют.

Профессор шел по улицам разрушенного города, стараясь ничем не выделяться среди жителей Берлина, спешащих по своим делам. Скоро должен был наступить комендантский час. Впереди показался пеший патруль — двое рядовых и сержант, все с оружием наизготовку. Видно было, что ребята опытные — хотя и разговаривали друг с другом, но бдительности не теряли. У Громова мелькнула мысль — может, проще обратиться к ним, они доставят куда надо? Недолго поколебавшись, профессор отверг эту мысль — вряд ли его послушают, скорее всего задержат для разбирательства. Да, в конце концов все выяснится, но драгоценное время будет упущено.

Громов увидел указатель «Bezirkskommandantur. Районная комендатура» и указатель — совсем рядом. Однако профессор решил двигаться к центральной — там был штаб генерала генерал-полковника Берзарина.

До войны профессор несколько раз был в довоенном Берлине, и неплохо его знал. Конечно, за годы войны город сильно изменился. Громову надо было добраться в район узловой станции электрички Lichtenberg. К счастью, вскоре у него появился отличный ориентир — железнодорожные пути. Стараясь не терять их из вида, Громов двигался в нужном направлении. Комендантский час приближался, так что надо было поторапливаться.

Наконец, после сорокаминутного путешествия быстрым шагом профессор увидел трехэтажное здание красного кирпича с вывеской над входом «Zentrale Kommandantur. Центральная комендатура». Профессору повезло — он успел дойти за пару минут до наступления комендантского часа. Несмотря на приближающуюся ночь, внутри комендатуры было много народу — по существу, в первые месяцы советские военные заменили собой все органы местной власти, так что им приходилось решать самые разные вопросы, зачастую не имеющие никакого отношения к военной сфере.

Громов предъявил дежурному документ, удостоверяющий его принадлежность к совместной советско-американской миссии по изучению достижений немецких ученых, и заявил, что ему надо срочно связаться с Москвой, с центральным аппаратом НКВД. Произнесенная профессором аббревиатура и его внешность ученого произвели должное впечатление, так что дежурный любезно сообщил, что нужно обратиться в канцелярию, располагавшейся на третьем этаже. В канцелярии профессор снова показал свое удостоверение, которое в этот раз изучили более внимательно. Майор, вернув его Громову, осведомился, каков характер сообщения и не может ли оно подождать до утра. Профессор рискнув повысить ставки, заявил, что по заведенному с некоторых пор в народном комиссариате внутренних дел обыкновению, работа там затягивается до позднего вечера, а дело срочное. Я уверен, нажимал Громов, что генерал Синицын все еще на рабочем месте. На самом деле никакой уверенности у профессора не было, он рассчитывал на удачу.

Майор, велев подождать, ушел — видимо, посовещаться на предмет того, кто такой генерал Синицын. Видимо, ему объяснили. Вернувшись, майор пригласил Громова в кабинет и указал на черный телефон.

— У вас десять минут, — сказал он, — и я буду присутствовать при разговоре. Таково мое условие.

Профессор кивнул. Он набрал номер, который выучил наизусть, и стал ждать. После четвертого гудка трубку подняли.

— Синицын.

— Это профессор Громов. — Он сделал паузу: вспомнит ли?

— Слушаю. — Значит, вспомнил.

— Штирнера надо остановить, — сказал Громов, — и как можно быстрее. Нам больше не нужны его услуги, потому что я знаю, как сделать установку.

На том конце трубки воцарилось молчание.

— Вы уверены? — спросил генерал.

— Уверен, — ответил Громов.

— Где вы сейчас?

Профессор ответил.

— Оставайтесь там, за вами приедут, — распорядился генерал и положил трубку.

.