Плацдарм

Глава 78. ПОМОЩЬ С ВОСТОКА

Фельдмаршал Модель поднимался на колокольню Храма Петра и Павла, что на правом берегу Которосли. По узкой лестнице с высокими ступеньками двигались под одному: первым шел капитан Лоренц, командир наблюдательного пункта, за ним сам Модель, а замыкали шествие штабные офицеры. Молодой капитан, робевший в присутствии высокого начальства, поминутного оглядывался с виноватым видом — будто он сам построил эту неудобную лестницу и теперь извинялся за это. Модель поймал себя на мысли, что за время пребывания в России он поднялся на столько колоколен, что и не упомнишь — русские строили свои храмы в живописных местах, откуда открывались просторные виды, простиравшиеся на десятки верст. Должно быть, колокольный звон слышался из самой глухой деревни, напоминая крестьянам о вечном, вырывая их на мгновение из тягот повседневной жизни. А потом, когда пришли большевики, колокола сняли — новой власти требовались пушки для войны с классовыми врагами. А еще спустя двадцать с лишком лет воевать пришлось уже не друг с другом, а с врагом, пришедшим с Запада.

Последние несколько ступенек, и процессия достигла площадки, где когда-то звонари раскачивали языки огромных колоколов. Модель бросил взгляд наверх: огромные крюки, на которых держались колокола, торчали из потолка, напоминая, для чего именно когда-то построили эту колокольню.

Фельдмаршал подошел к стационарному биноклю, закрепленному на вертикальной штанге. Оптика, как всегда, обеспечивала великолепный обзор. Бой уже завершился. На просторном поле между железнодорожной веткой и советскими позициями, захваченными немцами, возвышались «Тигры». Возле подбитых машин уже суетились ремонтные бригады, готовя их к эвакуации в ближний тыл, совсем недалеко — мастерские оборудовали в железнодорожном депо. Оценить потери русских с такого ракурса оказалось сложно — подбитые тридцатьчетверки оставались в танковом окопе, скрытом от наблюдения за земляным валом. Впрочем, воздушная разведка скоро исправит этот недостаток — «Рама» уже висела над полем боя.

— Какие у них потери? — спросил Модель, не отрываясь от наблюдения.

— По донесениям десять танков, — ответил Кребс, начальник штаба. — Но отсюда их не видно.

— Среди них есть тяжелые?

— Нет, мой генерал, только средние, Т-34.

Фельдмаршал перевел взгляд дальше, южнее Щедрино, — туда, где среди полей поднимались небольшие рощицы. Модель не сомневался, что в одной из них — или в нескольких — Говоров скрыл свой резерв: тяжелые ИСы, каждый из которых мог победить любой немецкий танк в дуэли один на один. Да только таких машин у советского генерала осталось в несколько раз меньше, чем «Тигров» у Моделя — вот почему Говоров до сих пор не пустил их в ход. Фельдмаршал специально бросил в первый бой не так много «Тигров», чтобы вынудить противника ввести в сражение резерв в надежде разгромить атакующих — но Говоров, видимо, обладал стальной выдержкой. И теперь этот резерв, оставшийся у русских, беспокоил фельдмаршала — в оперативных планах все время требовалось учитывать возможность сильного и внезапного удара русских.

Так или иначе, первое сражение мы выиграли, напомнил себе Модель, и тот самый танковый окоп, выросший за два дождливых дня, теперь в наших руках. Да, потери серьезные, но потери русских по числу машин еще больше, так что счет в нашу пользу. Если так продолжится дальше, Говорову скоро нечем будет воевать.

Итак, дорога на Щедрино открыта. Модель оторвался от бинокля и повернулся к Кребсу.

— Сегодня до конца дня надо провести разведку местности. Выясните, наконец, где русские прячут свои ИСы. Завтра начинаем второй этап, как и планировалось.

— Есть, мой генерал, — ответил Кребс. Он выглядел довольным — в кои-то веки инициатива перешла к вермахту. Генерал считал, что больше он ее не отдаст, и был готов все сделать для этого.

— Ганс, и вот еще что. Узнайте, как там с транспортировкой «Маусов». Не думаю, что они нам понадобятся в ближайшие дни, но затягивать не стоит. Если все готово, пусть начинают перевозку.

Кребс заверил, что проследит за этим.

Генерал Говоров отдал приказ отступать на запасные позиции.

Модель, добившись первого успеха, понес чувствительные потери, и поэтому не рискнул наступать дальше, опасаясь внезапного удара танкового резерва русских. Фельдмаршал знал — тяжелые ИСы со своей 122-миллиметровой пушкой особенно опасны в засаде, поэтому прежде, чем двигаться на Щедрино, требовалось провести разведку — о чем командующий и отдал приказ своему начальнику штаба. Советским войскам эта осторожность позволила выиграть время для организованного отхода.

Однако отступление, даже организованное — это всегда потери. Особенно обидно бросать исправное оружие, когда нет возможности его вывести. Лейтенант Гуров, командир огневого взвода в составе двух 85-миллимитровых зенитных орудий, как раз пребывал в печали по этому поводу. Пушки под его командованием занимали скрытные позиции примерно в километре от танкового окопа, где сейчас хозяйничали немцы. Именно взвод Гурова подбил «Юнкерс», рискнувший снизиться слишком сильно — обломки самолета до сих пор дымились южнее Щедрино.

И вот теперь Гуров получил приказ привести орудия в негодность и отойти с занимаемых позиций.

Лейтенант понимал, в чем проблема — его пушки оказались слишком близко от немцев, и любая попытка вывести их тут же приведет к демаскировке. На расстоянии не более полутора километров находилось не менее десятка «Тигров», и за те несколько минут, которые потребуются для перевода орудий в походное положение, немцы огнем из танков все здесь разнесут.

Так что да — зенитки не вывезти.

— Что делать будем, товарищ лейтенант? — спросил дядя Вова, наводчик. Неторопливый и основательный, он славился удивительным хладнокровием под огнем врага, тщательно выверяя прицел перед выстрелом. Выходец из крестьянской семьи, знавший цену инструменту, он берег каждый снаряд, чуть ли не разговаривая с ним, когда заряжающий заводил его в ствол.

— Выполнять приказ, — буркнул лейтенант.

— Да, это конечно, — тут же согласился дядя Вова, однако в интонации его согласия слышалась недосказанность, которую лейтенант тут же почувствовал.

— Ты что-то предлагаешь? — спросил он.

Дядя Вова, глядя на поле боя, ответил не сразу. Закурив для лучшего соображения, он затянулся, выпустил дым и указал сигаретой на серые прямоугольные силуэты.

— Вон тот хорошо стоит, боком. И этот тоже.

Гуров поднял бинокль к глазам и посмотрел, куда показывал наводчик. Из полутора десятков немецких танков, стоявших на поле, по крайней мере пятеро представляли собой хорошие цели — особенно те, что остались обездвиженными после попадания в гусеницы. Вокруг них уже крутились ремонтные бригады, готовя к эвакуации — самое время добить их.

— Парочку завалить успеем, пока они очухаются, — проговорил лейтенант.

— Может, и больше, — с расстановкой подтвердил дядя Вова и добавил: — Я поговорю с ребятами?

Гуров кивнул. Он был командиром огневого взвода, а дядя Вова — кем-то вроде старшины: его уважали и слушались. Лейтенанту недавно исполнилось двадцать пять, но на войне год идет за два, а то и за три, и молодой человек уже знал: иногда надо дать ход инициативе рядовых, а самому понаблюдать за ней.

Разговор дяди Вовы с товарищами продлился недолго. Пока они говорили, лейтенант наблюдал за «Тиграми», прикидывая, в какой последовательности поражать цели.

— Товарищ лейтенант, разрешите?

Гуров оторвался от бинокля и посмотрел на наводчика.

— В общем, мы так решили — вчетвером справимся, по два человека на орудие.

Гуров кивнул — он сам хотел предложить то же. Штатный состав орудийного расчета включал пятерых, но сейчас ситуация явно не была штатной. Лейтенант спросил, кто решил остаться. Ответом он удовлетворился — бойцы все опытные, обстрелянные не раз.

Короткое совещание перед боем — распределение целей, очередность поражения. Все, пора начинать. Традиционных команд не требовалось — оставшиеся у орудий понимали друг друга без слов.

Зенитчики знали — дым от выстрелов сразу же демаскирует их. Сколько у них будет времени до того, как на позиции обрушатся выстрелы врага? Минута, две? Да, где-то так. Теоретически скорострельность зенитки достигала двадцати выстрелов в минуту, но это теория, на практике она была ниже, и, кроме того, орудие надо еще и наводить…

— Начинай, дядя Вова, — скомандовал Гуров, ставший на позиции заряжающего. Снаряды сложили возле орудия, чтобы не тратить время на подноску.

— Есть, товарищ лейтенант, — откликнулся тот, прильнув к окуляру и наводя перекрестие в стык между башней и корпусом. — Готово.

«Тигр» со спущенной гусеницей, который готовили к буксировке, зенитчики поразили со второго выстрела — первый ушел чуть выше башни. Дядя Вова перевел орудие на второй танк — тот уже развернул башню к советским позиция и готовился к выстрелу. Дядя Вова с лейтенантом успели сделать это быстрее, поразив лобовую броню с расстояния в километр. Из танка повалил черный дым, в башне открылся люк, из которого начали спешно вылезать фигуры в серой форме. Гуров мельком пожалел, что у них нет пулемета.

Послышался резкий свист, и в пяти метрах с оглушительным грохотом разорвался осколочный снаряд, спустя секунду еще один — с другой стороны от орудия. Лейтенанта бросило на землю, но он тут же поднялся и успел зарядить еще один снаряд. Дядя Вова, казалось, слился с пушкой, не обращая внимание на происходящее вокруг. Закончив плавный поворот орудия, он выстрелил еще по одной цели. Но результата они уже не увидели — позицию огневого взвода накрыли сразу с нескольких танковых орудий. Земля под лафетом вздыбилась, и орудие повалилось на бок. Наводчик в последний момент успел соскочить со своего места и откатиться в сторону.

— Лейтенант, надо уходить, — прохрипел дядя Вова.

Гуров, поднявшись на ноги, увидел задранный ствол второй зенитки.

— Уходим! — крикнул лейтенант, но его приказ потонул в грохоте нового взрыва. Он почувствовал резкую боль в правой руке, сразу онемевшей. Голова закружилась.

— Давай, лейтенант, идем, — дядя Вова, поддерживая его, повел прочь. Сзади раздался еще разрыв — каким-то чудом боезапас до сих пор не сдетонировал. Нам везет, мелькнула у лейтенанта мысль.

— Как остальные? — прохрипел он.

— Идут, идут, — успокоил его наводчик, — сейчас все выйдем.

— Приказ выполнен, — пробормотал лейтенант. В голове мутилось, и ему казалось, он докладывает начальству, — орудия приведены в негодность.

— Приведены, — согласился дядя Вова и усмехнулся: — И орудия, и еще три-четыре «Тигра». Жаль, точно не знаем…

Когда Моделю доложили о новых потерях — три «Тигра» безвозвратно, и один требует ремонта в мастерской — он мысленно поморщился и еще раз напомнил Кребсу — разведка прежде всего! Никакого движения вперед без выявления советских позиций! Еще пару таких сюрпризов, сказал Модель, и наша победа окажется пирровой.

Кребсу оставалось только выслушать и заверить, что указания фельдмаршала будут исполнены неукоснительно.

Полковник Ковалев, командир батальона тяжелых «Львов», выслушал приказ Тухачевского с непроницаемым выражением лица. Положив трубку рации, он вызвал в кабинет начальника штаба батальона.

— Вадим, поднимай всех, — сказал он, когда тот вошел к нему. — Командующий приказал батальону выдвигаться к Костроме.

— Но у нас только неполная рота, — сказал он, — пять машин…

— Вадим, приказ не обсуждается, — прервал его Ковалев. — Пять машин — значит, именно столько и будет. Остальные подойдут позже.

— Есть, товарищ полковник! Разрешите исполнять?

— Разрешаю!

Ковалев вышел из кабинета вместе с начштаба.

— Тухачевский дал понять, что дела под Ярославлем не очень хорошо идут, — вполголоса сказал он, — немцы прорвались к Щедрино. Думаю, поэтому такая спешка.

Начальник штаба кивнул.

— Значит, мы будем затыкать дыры.

— Вполне возможно, — согласился Ковалев.

— Кому мы подчиняемся?

Полковник усмехнулся.

— А вот это правильный вопрос, Вадим. Нас передают в оперативное подчинение генералу Говорову. Так что, как он решит, так и будет. Пошлет затыкать дыры — будем затыкать.

Начальник штаба промолчал — офицера не обрадовал такой поворот, но приказы не обсуждают.

— Готовность пятнадцать минут, — распорядился Ковалев.

Вадим козырнул.

Начальник железнодорожной станции Котельничи Игорь Кувалдов последние сутки спал не больше трех часов. Началось все с разговора с маршалом Тухачевским. Тот потребовал в кратчайшие сроки обеспечить транспортировку батальона тяжелых танков от Котельнича до Судиславля. Задача эта, мягко сказать, выглядела не очень простой — депо с подвижным составом, как и сам город, сильно пострадали во время недавних боев и только-только приходили в себя. Однако, когда Кувалдов заикнулся об этом, Тухачевский резко его прервал и заявил, что процесс «прихода в себя» необходимо резко ускорить, иначе по руководству железной дороги будут сделаны серьезные выводы. На этой ноте разговор и закончился.

Кувалдов тут же собрал совещание, и в максимально доступных выражениях постарался донести мысль командующего до своих заместителей и руководителей подразделений. Надо сказать, это он умел делать хорошо — потому и занимал должность начальника станции последние пятнадцать лет, удержавшись в том числе и во время чисток середины тридцатых, когда органы вычищали всех сталинистов — и тех, кого заподозрили в сочувствии взглядам Сталина, — из руководящих кресел. Когда город пришлось оставить, Кувалдов, как и другие работники депо, отправился в эвакуацию за Урал, где неплохо проявил себя в деле развития местной железнодорожной сети. И вот теперь, вернувшись в родной город, он занимался восстановлением дороги уже здесь, на отвоеванных территориях.

Пинок, переданный Кувалдовым подчиненным, возымел действие, и уже через пару часов одну из «овечек», брошенных немцами при отступлении, принялись готовить к выходу на маршрут. Состояние паровоза, выпущенного еще до революции, вызывало серьезные сомнения в его способности преодолеть четыреста километров от Котельнича до Судиславля, однако выбора не оставалось — Тухачевский приказал отправить эшелон до истечения суток. Теперь требовалось найти и подготовить платформы, способные выдержать сорок пять тонн — именно столько весил каждый «Лев». Телефон в кабинете Кувалдова работал без передышки, транслируя указания и эмоции своего хозяина во всего уголки железнодорожной станции. В результате начальнику удалось собрать двенадцать платформ, пригодных для транспортировки танков. Ближе к вечеру Кувалдов сообщил в штаб Тухачевского: двенадцать «Львов» — это все, что он сможет отправить до исхода дня. Реакции маршала не последовало, что начальник счел добрым знаком: возможно, наконец-то до военных дошло, что восстановить разрушенное хозяйство по щелчку пальцев не получится. Погрузка началась в десять вечера, когда уже стемнело. Освещение станции еще не удалось наладить как следует, так что пришлось включить танковые фары, дающие не самый удобный горизонтальный свет, зачастую слепивших рабочих. Кувалдова уговаривали отложить отправление эшелона до утра, но тот даже не стал звонить в штаб, заранее зная, что и в каких выражениях скажет маршал в ответ на такое предложение. В результате одиннадцать танков удалось завести на платформу, но последний, двенадцатый, управляемый неопытным механиком, рванул на погрузку слишком резко, и, проскочив платформу по стальным листам, опрокинулся вниз, прямо на соседний путь. Поврежденную платформу отцепили, и еще до полуночи состав с одиннадцатью «Львами» выехал со станции.

Кувалдов, с облечением вздохнув, отправился в свой кабинет, где, не раздеваясь, рухнул на диван и тут же уснул.