Еще две недели назад лейтенант Николай Алексеев имел все основания считать себя важным человеком — он управлял установкой, открывающей коридоры между мирами. Восточный Союз еще не успел обзавестись собственной научной базой для изучения явления параллельных миров, и поэтому полагался на помощь СССР в этом вопросе. С момента взаимного обнаружения параллельных миров и возможности связи между ними число установок, пробивающих коридоры в барьере, постоянно росло, и на пике достигало несколько десятков. Николай, окончивший физико-математический факультет Томского университета уже во время войны, и призванный в армию Восточного Союза по мобилизации, сразу же заинтересовался теорией параллельных миров и связи между ними. Алексеева направили на курсы в КБ-45 для подготовки управлением аппаратами класса «Коридор-2», обеспечивающими связь между мирами через тоннели средней ширины — до пяти метров. Николай возился с установкой день и ночь: днем обеспечивал переброску людей и техники между мирами, а после смены, проведя обязательную профилактику, разбирался, как сделать установку лучше. И ему это удалось — подправив конфигурацию электродов в вакуумной камере, Николай добился увеличения ширины тоннеля до семи метров, повысив класс установки до максимального — «Коридор-3» без увеличения энергопотребления и размеров вакуумной камеры. А если бы мне дали заводской «Коридор-3», мечталось Николаю, я бы модернизировал его так, чтобы самолеты могли летать по тоннелю! Алексеев направил письмо в КБ-45, изложив свои предложения по совершенствованию конструкции установок серии «Коридор», и вскоре получил ответ: сам профессор Громов предложил ему встретиться и обсудить его идеи! Николай был на седьмом небе от счастья и уже собирался в командировку, как все внезапно изменилось.
Коридоры начали сужаться, день за днем.
Его визит в КБ-45 все же состоялся, но приоритет поменялся — главной задачей стала поддержка связи между мирами в условиях, когда ширина тоннеля уменьшалась. Громов проявил интерес к идеям Алексеева, и после обстоятельного обсуждения они пришли к обоюдному решению — Николаю лучше вернуться к своей установке, которую он знал как свои пять пальцев, чтобы попробовать предотвратить сужение тоннелей.
Лейтенант с энергией взялся за новую задачу, но заниматься ею с каждым днем становилось все сложнее. Если раньше, в относительно спокойные времена, его «Коридор-2» работал в одну смену, то теперь командование удвоило число смен — поток людей и грузов для переброски между мирами постоянно рос, а возможности транспортировки снижались. А потом, после двух смен, нужно было проводить профилактику установки. Времени для исследовательской работы катастрофически не хватало. Лейтенант обращался к командованию, но ничего не добился — сверху требовали в первую очередь обеспечить связь между мирами, а решением проблемы сужения тоннелей занимались в КБ-45. Николай связался с Громовым. Тот обещал поговорить с генералом Синицыным, курировавшим проект «Параллельные миры», но заранее предупредил, что шансов на успех мало.
— Почему так получается? — спросил лейтенант с наивностью молодости. — Я же не для себя прошу, а для дела! Неужели никто не понимает всей важности вопроса?
Громов устало вздохнул.
— Понимают, Николай. Просто у всех есть свои задачи, за решение которых они отвечают. Первую очередь начальство беспокоится об этом.
— Но если тоннели закроются… что же тогда будет?
— Давай не опережать события, — спокойно предложил профессор. — Я попробую выбить тебе время на исследования, но ничего обещать не могу. — Немного помолчав, он добавил: — Нынче мое влияние в высоких кабинетах не очень велико, вот в чем дело. Но я попробую.
Удивительно, но кое-что Громову удалось — из канцелярии генерала Синицына пришло распоряжение о переводе группы Алексеева на работу в одну смену. Освободившееся время следовало использовать на решение проблемы сужения тоннелей.
Николай с головой ушел в работу, однако радовался он рано: на третий день на позиции, где размещалась его установка, заявился лично командир воинской части, где служил лейтенант, и под угрозой трибунала потребовал «прекратить самодеятельность». Алексеев пытался возражать, показав распоряжение Синицына, но успеха не имел.
Пришлось подчиниться.
Командир, видя, что лейтенант готов выполнить приказ, смягчил тон и даже снизошел до объяснений.
— Понимаешь в чем дело, — сказал он, — где Синицын, а где мы?
Лейтенант недоуменно уставился на командира.
— Вижу, не понимаешь, — резюмировал тот и усмехнулся. — Надо же, с такими сложными штуками управляешься, — он кивнул на вакуумную камеру, из которой исходило голубоватое свечение, — а тут не можешь сообразить.
Алексеев молчал, не зная, как ответить. Командир, сделав короткую паузу, сказал:
— Дела, Николай, развиваются так: связь между мирами слабеет. Ни Синицын, ни Громов не знают, что с этим делать. Если так пойдет дальше, мы останемся здесь одни. И что тогда будет стоить слово Синицына, или твоего любимого Громова?
Николай растерялся — с такой точки зрения он не смотрел на проблему.
— То-то и оно, — продолжил командир, — пока коридоры еще действуют, нам нужно обеспечить наш плацдарм всем, чем только сможем, по максимуму. А для этого коридоры должны работать, день и ночь. Понял?
Лейтенант кивнул, скрепя сердце. Да, логика в словах командира была, но какая-то очень узкая, слишком прямолинейная… Сразу Николай не нашелся с ответом, а потом было уже поздно. Да если бы и нашелся, то что? Неужели ему удалось бы убедить командира отменить приказ? Да ни в жизнь!
Последнюю неделю, пока тоннели еще не закрылись, лейтенант и его команда работали почти круглые сутки, урывая на сон три-четыре часа. Николай делал все, что мог, поддерживая ширину тоннеля, но все же проигрывал битву с природой — пять метров, четыре, потом три… Самым тяжелым был день, когда по коридору перестали пускать людей — это стало слишком опасным. Родственники тех, кто не успел перейти, растерянно стояли за пределами зоны отправления, ожидая, что решение сейчас отменят и их все же пропустят. Постепенно приходило осознание — возможно, они остались здесь навсегда. Начальник охраны пункта сообщения между мирами оказался, по счастью, человеком понимающим и старался, как мог, успокоить людей, зачастую выдавая спасительную ложь за правду.
А потом все кончилось. Тоннели закрылись, и голубоватое сияние, исходящее от вакуумной камеры, таяло в воздухе метрах в пяти от установки.
— Как дела? — спросил командир, заявившись на следующий день. — Есть коридор?
— Никак нет, товарищ майор — ответил лейтенант.
Тот кивнул.
— Вот теперь, лейтенант, можешь возиться с установкой в свое удовольствие, — сказал командир.
Николай хотел сказать, что «возиться» надо было раньше, когда еще был шанс исправить проблему, но… но он ничего не сказал. А смысл нарываться, если уже ничего не исправишь?
Прошло еще несколько дней. Поскольку установка больше не работала, ее расчет уменьшили, оставив только командира — самого Николая, — и радиста: он отвечал за связь радиосвязь между мирами, когда коридоры еще работали. Впрочем, Алексеев подозревал, что и радиста у него скоро отберут.
В то утро, как обычно, они возились с установкой — Николай проверял, без особой надежды, возникающие идеи — как можно восстановить тоннели между мирами, а радист — двадцатилетний парень, окончивший двухмесячные курсы связистов и после войны мечтающий устроится на флот, чтобы повидать мир, возился с приемником, выясняя, почему плывет частота приема. Внезапно шорох радиоэфира, доносившийся из динамика, сменился прерывистым треском, сквозь который прорывался голос, еле слышный:
— …вызывает Восточный Союз. Отвечайте…
— Володь, что там у тебя? — спросил Николай.
Тот пожал плечами.
— Не знаю. Передача какая-то. Может, наши пытаются связаться с той стороной?
Лейтенант задумался. Да, наверное, попытаться можно, хотя какие шансы на успех, если коридоры закрыты? Он уже собирался высказать эту мысль, как вновь раздался треск, и из динамика донеслось:
— …СССР вызывает Восточный Союз. Отвечайте…
Николай с Володей переглянулись.
— Это не наша передача, — сдавленным голосом сказал радист, — она идет оттуда! — он показал себе за плечо.
Николай вскочил на ноги.
— Лови сообщение, — распорядился он, — постарайся записать его целиком. Если с той стороны и правда пытаются с нами связаться, оно не будет длинным.
Володя кивнул.
— А ты куда? — спросил он.
— К командиру, — ответил лейтенант. Боже мой, билась в голове мысль, неужели получится? Надо снова собирать команду, упросить майора всех вернуть… и начать как можно скорее, чтобы не упустить шанс.
На этот раз, пообещал себе Николай, он уговорит майора.
Спустя пару часов ситуация прояснилась. Командира долго убеждать не пришлось, он с первых же слов осознал значение сообщения, принятого радистом. К тому времени, когда Николай с майором вернулись к установке, Володя уже знал полный текст:
««Внимание! СССР вызывает Восточный Союз. Отвечайте на этой частоте после запуска установки для создания коридора».
— Запускай установку, — распорядился командир.
— Есть, товарищ майор, — ответил Николай.
— А что ты им передашь?
Алексеев ненадолго задумался.
— Ну, например, так. «Говорит Восточный Союз. Ваше сообщение принято.»
— Годится, — одобрил майор, — так и передавай. И ни слова больше. Понял?
— Так точно!
Впервые за последние три месяца профессор Громов не знал, что ему делать.
Нет, разумеется, как и все последние тридцать с лишком лет, он вставал в семь часов утра — или раньше, если так складывались обстоятельства, — и после утренних процедур и завтрака садился за письменный стол, заваленный чужими статьями, монографиями и черновиками. Какое-то время уходило на то, чтобы проверить результаты, полученные вчера вечером — и довольно часто в них находилась ошибка. Громов относился к этому спокойно, без досады, потому что за долгие годы работы теоретика вывел для себя: ошибка, если только это не тривиальный математический просчет, таит в себе не меньше возможностей, чем верный результат.
Но вот теперь, усаживаясь в мягкое кресло, удобное для мысленных путешествий по просторам науки, Громов не мог погрузиться полностью в очередную задачу. Ныряя в нее, он чувствовал, как сразу же выскакивает назад, на поверхность — как пробка из воды. Почему, спрашивал он самого себя?
Потому что ты ждешь ответа стой стороны.
Но ведь это от тебя не зависит, резонно возражал он сам себе, ты сделал что мог, займись другими задачами!
Разумно. Но он не мог.
Текст радиограммы — «СССР вызывает Восточный Союз…» — вновь и вновь всплывал в мозгу, стоило ему хоть немного отпустить контроль над собой. Ответят ли они? Умом он знал, что гадать бесполезно, но не мог перестать. Целый мир, в который еще недавно можно было легко проникнуть, теперь оказался отрезанным. Как это понимать? Почему законы природы устроены именно так?
Ответов на эти вопросы не было.
Телефон зазвонил, когда Громов в очередной раз перебирал собственные черновики, пытаясь в очередной раз создать порядок из хаоса. Взяв трубку, он с возрастающим волнением выслушал сообщение от Саши, взглянул на часы, и коротко ответил:
— Я еду. Буду через полчаса.
В мастерской КБ-45 царило оживление. Радиограмма, полученная из Восточного Союза, перечитывалась вновь и вновь: «Говорит Восточный Союз. Ваше сообщение принято». Горячие головы тут же предлагали организовать обмен сообщениями между сторонами, но начальник мастерской стоял насмерть: без санкции руководства никто ничего передавать не будет.
Тем временем руководство КБ-45 в лице профессора Андреева отбыло на совещание в Лубянку, к генералу Синицыну. Туда же вызвали и остальных, имевших отношение к успеху — академика Сырина и профессора Громова. Синицын начал с того, что поздравил ученых с этим успехом, а затем попросил обрисовать текущую ситуацию и перспективы. Слово по старшинству взял академик Сырин, однако он выступил коротко, еще раз в понятных терминах обрисовав причины, по которым возможна радиосвязь между мирами. В основном объяснение адресовалось Андрееву — нынешний руководитель КБ-45 был далек от этой темы. Закончив, Сырин предложил передать слово профессору Громову. Возражений не было.
Громов подошел к вопросу с практической точки зрения, предложив немедленно организовать сеть радиостанций для налаживания связи с Восточным Союзом. Так как для трансляции радиосигнала требовалось, помимо передатчика, работающая установка класса «Коридор — 1» или «Коридор — 2», радиостанции проще всего было разместить рядом с этими установками. Громов призвал не медлить, так как неизвестно, сколько еще радиосвязь будет возможна.
— Что вы имеете в виду? — настороженно спросил генерал Синицын.
— Нам повезло, товарищ генерал, что связь вообще удалось установить, — сказал Громов. — Диапазон частот, в котором происходит резонанс, пока еще достаточно широк, но с течением времени он неизбежно будет сужаться.
— И что тогда?
— Качество связи станет ухудшаться.
Генерал забарабанил пальцами по столу.
— Товарищ академик, вы согласны? — спросил он у Сырина.
— Целиком и полностью, — ответил тот, — в конце концов для связи у нас останется только одна резонансная частота. Рано или поздно нам придется перейти на азбуку Морзе.
— Азбуку Морзе, — повторил Синицын, и после короткой паузы добавил: — Что ж, если потребуется — перейдем на азбуку Морзе. Сколько у нас есть времени для нормальной связи?
— Надо смотреть по динамике приема сигнала, — ответил Громов, — думаю, через пару дней будет ясно.
— Хорошо. Товарищ Андреев, — обратился он к руководителю КБ-45, - в течение суток я жду от вас развернутых предложений по организации радиосвязи между мирами. За основу возьмите доклад профессора Громова.
Андреев кивком подтвердил согласие. Синицын спросил, есть ли вопросы. Вопросов не было. Генерал поднялся, вслед за ним встали и остальные.
— Товарищи, не будем терять времени, — напутствовал генерал.
Известие об установление радиосвязи с СССР застало Говорова в штабе — там как раз обсуждалась текущая обстановка, сложившаяся в районе Костромского железнодорожного моста. Немецкие и румынские части не оставляли попыток выбить партизан, усиленных ротой тридцатьчетверок, с позиций возле моста. Люфтваффе совершило уже два налета, и если раньше «Юнкерсы» пикировали на позиции партизан, то теперь их целью стал и мост — вероятно, немецкое командование уже не было уверено в том, что сможет вернуть контроль над объектом. Одна бомба уже угодила в полотно, повредив шпалы. Целостности сооружения это не угрожало, но для возобновления движения поездов требовался ремонт. Говоров спросил, что можно сделать для организации противовоздушной обороны моста.
— У нас на подходе ИСы майора Крутова, — сказал начальник штаба, — какое-то время они смогут удержать «Юнкерсы» на приличной высоте.
Говоров хмыкнул: тоже мне «приличная высота», четыреста метров… Если немцы захотят разбомбить мост, зенитными пулеметами их не остановить.
— Мы можем перебросить к мосту пятьдесят вторые? — спросил Говоров, имея в виду зенитки К-52 — орудия калибром 85 миллиметров.
— Серьезная задача, — проговорил тот.
В это время в кабинет Говорова вошел офицер и передал ему записку. Прочитав ее, генерал посмотрел на своего начальника штаба, и тихо сказал:
— Василий Евгеньевич, думаю, вы сможете поговорить с сыном.