Плацдарм

Глава 72. СОМНЕНИЯ ЛЕЙТЕНАНТА

Лейтенант Отто Ланг, командир одного из «Тигров», только что доставленных в Ярославль, наблюдал, как экипаж меняет узкие гусеницы, поставленные на время транспортировки по железной дороге, на широкие. Четверо новобранцев, только что закончившие танковую школу под Дрезденом, во второй раз демонстрировали свои навыки — первый случился еще на родине, когда они «переобували» свою машину для погрузки на платформу. Тогда стрелок-радист — девятнадцатилетний парень, призванный из университета Гумбольдта, где он изучал французскую средневековую литературу, — уронил на ногу лом, отчего до сих пор не вполне оправился. Ну, ничего, теперь будет расторопнее. Ланг не сомневался, что сколотит приличный экипаж из этих юнцов — дайте только время.

Лангу было уже за тридцать, и за годы службы в панцерваффе повоевать он успел немало — в Африке, на туманном Альбионе и здесь, на бескрайних просторах России. Начинал он еще на Т-4, и та машина по сравнению с «Тигром» казалась теперь игрушкой. Начало операции «Морской лев» Отто встретил механиком-водителем, и сражение с британскими пехотинцами стало его боевым крещением. Впрочем, сражение — это громко сказано, как он понял несколько позже, в зимних степях под Троцкоградом, до революции известном как Царицын. А тогда, на острове, для вермахта все сложилось весьма удачно. В Дюнкерке королевская армия потеряла практически всю тяжелую технику. После окончания французской кампании Гитлер нацелился на Англию. Подготовка к высадке десанта сопровождалась непрерывными боями в воздухе. Дела у Геринга сначала шли неважно, но потом Черчилль дал слабину — ежедневные бомбежки сделали жизнь лондонцев невыносимой, и премьер-министр отдал приказ отправить истребители на защиту столицы. Это было именно то, чего и добавился Геринг. Двадцатого августа 1940 года около двухсот «Юнкерсов», которых прикрывали «Мессеры» в таком же количестве, совершили серию налетов — волна за волной — на базы королевских военно-воздушных сил, расположенных вдоль побережья. Атака люфтваффе сопровождалась отвлекающим ударом — бомбардировкой Лондона. Английские истребители, отправленные на битву за столицу, не смогли вернуться вовремя для защиты своих аэродромов. В результате последние остались без надлежащего прикрытия и были снесены с лица земли. От этого удара королевская авиация уже не оправилась, и с конца августа небо над Ла-Маншем безраздельно принадлежало люфтваффе.

Когда началась операция «Морской лев», британский флот, все еще первый в мире по тоннажу, самоотверженно бросился на защиту метрополии. Однако надежного прикрытия от атак с воздуха у флота не было — зенитки не справлялись с массированными налетами бомбардировщиков и торпедоносцев. Крейсер «Худ» погиб в первый же день сражения — от взрыва бомбы сдетонировал боезапас, из всего экипажа спаслись только девятнадцать человек. Затем настала очередь линкоров «Принц Уэльский» и «Кинг Джордж V» — первого потопила подводная лодка, а второй, получивший сильный крен на левый борт после атаки торпедоносцев, вынужден был покинуть поле боя и вернуться на базу флота в Девонпорте.

Флот больше не мог защитить свою страну, и для высадки вермахта не осталось препятствий. Первого сентября 1940 года — в годовщину начала второй мировой войны — в воды пролива из континентальных портов вышли тысячи барж. Погода стояла ясная, небо не омрачилось ни единым облаком, и немецкие истребители и бомбардировщики тоже двинулись к острову. Остатки королевских военно-воздушных сил бросились на защиту прибрежных укреплений, но это был акт отчаяния — сопротивление англичан подавили задолго до того, как первая баржа подошла к Дувру. Защищаться было нечем — сражаться на пляжах, как обещал Черчилль, не получилось. После катастрофы Дюнкерка метрополия располагала лишь небольшим арсеналом устаревших орудий времен первой мировой войны. Организовать с их помощью серьезную оборону против дивизий панцерваффе, поддержанных с воздуха, не было возможности. Для Ланга, как механика-водителя, основной заботой тогда стало вовсе не сражение с врагом, а постоянная борьба со всякого рода мелкими неисправностями. Он гнал от себя мысль — а что, если бы еще пришлось и воевать по серьезному?

Через три недели Лондон пал. Черчилль и его клика поджигателей войны вместе с королевской семьей бежали в США на присланном за ними эсминцем. Преследовать корабль не стали — время объявлять войну заокеанской державе еще не пришло. Ланг и его экипаж принимали участие в параде возле Букингемского дворца. Английскую делегацию на мирных переговорах возглавлял Чемберлен — правда, до церемонии подписания старик не дожил: за день до исторического события его доконал сердечный приступ.

А спустя почти год, в мае сорок первого, началась война с СССР, который с некоторых пор начал называть себя Восточным Союзом. К тому времени Отто уже присвоили звание лейтенанта — за успешные действия при выполнении операции «Морской лев» — и он стал командиром танка. Первые недели запомнились офицеру бесконечными маршами по пыльным русским дорогам: пыль покрывала все; смешиваясь с потом, ложилась на лица и руки плотной коркой. Жара стояла невыносимая, адски хотелось пить, но командование категорически запрещало пользоваться колодцами — говорили, русские при отступлении их отравили. Дошло до того, что иногда пили из луж. Отто благодарил судьбу, что он уже не механик — водитель: тот почти не спал, вычищая пыль, забивавшуюся повсюду.

Первая неделя вторжения обошлась без боестолкновений, и поэтому казалось, что восточная кампания будет даже проще, чем континентальная и островная. Но вскоре выяснилось, что это не совсем так. Однажды ночью, когда танкисты после очередного марша дрыхли без задних ног, на них напали. Взвод спасла выучка и дисциплина — боевое охранение вовремя заметило опасность и отреагировало. В круговой обороне отстреливались больше часа, а когда начало светать, все прекратилось также внезапно, как и началось. Утром в посадках вдоль дороги обнаружили несколько трупов — это были рядовые красноармейцы, возле одного лежала винтовка. Патронташ оказался пустой. Вероятно, окруженная часть пыталась прорваться к своим и наткнулась на лагерь танкистов.

А потом танк Отто познакомился с Т-34.

Первые слухи о советском супертанке начали расходиться уже на третий день после начала боевых действий, но Отто относился к ним скептически — не может быть, чтобы немецкая разведка ничего об этом не знала! А если знала, то, конечно, им бы сообщили о таком сюрпризе. На двенадцатый день бесконечных маршей по пыльным российским дорогам Отто увидел его. Хотя это запрещалось инструкциями, командир головного танка наблюдал за дорогой, высунувшись из верхнего люка — иначе в пыли ничего нельзя было разобрать. Впереди показалась низина с кустами и невысоким мусорным лесом — вероятно, русло реки. Танкисты предвкушали купание и постирушки. Впереди показался мост, а за ним, прямо на дороге, стоял он — вражеский танк со слетевшей гусеницей, возле которой возился экипаж. Завидев немцев, они дружно нырнули в башню. Это было странно — неужели русские думали, что у них есть шансы против двух взводов Т- 4?

Оказалось, что да.

Первый обмен выстрелами пришелся в «молоко», однако со второго выстрела Т-4 поразил противника: было хорошо видно, как снаряд ударил в башню. Да только праздновать победу оказалось рано — советский танк, словно не почувствовав попадания, спустя полминуты поразил головной немецкий. Как потом выяснилось, снаряд прошил броню насквозь, наводчику оторвало руку, а остальные члены экипажа отделались мелкими ранениями.

Отто среагировал мгновенно — надо было уйти с линии огня. Лейтенант скомандовал водителю свернуть с дороги в канаву, отчего профиль танка сразу уменьшился и целиться в него стало сложнее. За время этих маневров русский танк подбил еще один немецкий. Эфир заполнился криками и бессвязными командами — такого поворота событий никто не ожидал. Отто дал приказ двигаться перпендикулярно дороге, по вспаханному полю — он хотел ударить в борт. Лейтенант не знал, как устроен это советский монстр, но из общих соображений считал, что бортовая броня должна быть слабее лобовой. Раздалось еще несколько выстрелов. В Т-34 опять попали, но советский танк по-прежнему отвечал на огонь, поразив еще один Т-4. Отъехав от дороги метров на двести, лейтенант скомандовал остановиться — с этой точки борт советского танка, лишенного подвижности, хорошо просматривался. Отто увидел, как поворачивается башня противника, готовясь снова послать снаряд. Но сейчас удача оказалась на стороне немцев — танк Отто выстрелил первым. Из борта Т-34 показался черный дым. Экипаж, видимо, решил биться до конца: из уже пораженного танка раздалось еще два выстрела, и на этом все закончилось.

Итог боя оказался неутешительным — три подбитых Т-4, не подлежащих восстановлению, и еще два поврежденных, отправленных на ремонт в полевую мастерскую. За этот бой Отто и весь его экипаж получили нагрудный знак «за танковую атаку».

Пожалуй, именно тогда Отто ощутил, что кампания на восточном фронте пойдет совсем не так, как на западном. Один русский танк уничтожил три немецких. А сколько их всего у Советов? И почему их не предупредили об опасности заранее? Как разведка могла допустить такую оплошность? Смыв с себя грязь и пот в той самой реке, переход через которую достался столь высокой ценой, Отто поднялся на крутой высокий берег и оглянулся по сторонам. Всюду, насколько хватало глаз, тянулись бесконечные поля, перемежаемые кое-где невысоким лесом. Лейтенант посмотрел на танковую колонну, и она показалась ему такой жалкой на фоне этих просторов. Мы правда думаем, что завоевали всю эту землю, мелькнула мысль? Во Франции и в Англии Отто видел хотя бы в бинокль, как наступают соседние подразделения, он чувствовал дружеский локоть. А здесь? Они двигались без потерь в этих бесконечных полях, и вдруг такая засада. Какие еще сюрпризы ждут впереди?

Лейтенант встряхнулся и отогнал плохие мысли. В конце концов, он военный, и его задача — выполнять приказ. Генштаб знает, что делает, и залог тому — три успешные кампании: против Польши, Франции и Англии. Проблемы всегда случались, и всегда удавалось найти решение. Нет оснований полагать, что здесь будет иначе.

Этот эпизод с советским танком со временем почти забылся, а вспомнил о нем Отто спустя полтора года, в битве под Троцкоградом. Войска Председателя партии, казалось, уже разбитые, внезапно перешли в наступление, прорвав фронт на северном участке, где стояли румынские пехотные дивизии. При виде тридцатьчетверок союзники разбежались, оголив фронт. В прорыв ринулись многочисленные советские бригады, жаждавшие реванша. И сейчас, спустя уже три года, после объявления победы, правда о том сражении оставалась под прочным замком цензуры. Официальная версия гласила, что немецкое командование специально спровоцировало советское контрнаступление, чтобы выманить с оборонительных позиций подготовленные резервы врага и уничтожить их быстрым ударом. Да только Отто сомневался, что все было именно так. Он бы сказал иначе — судьба армии Паулюса висела на волоске. Если бы Манштейн опоздал с деблокирующим ударом на несколько часов, все могло бы повернуться иначе. Лейтенант чувствовал, какая нервозность тогда царила в штабах — атмосфера неуверенности, против воли офицеров, передавалась вниз и доходила до тех, кто бился на земле. В конце концов, русские дивизии, опрометчиво устремившиеся вперед, угодили в котел, и очередные десятки тысяч пленных потянулись на запад, а победное наступление вермахта продолжилось. Остановилось оно уже на Уральском рубеже, и немецкая пропаганда торжественно объявила о победоносном завершении войны. Да только мирный договор — как с Францией или Англией — так и не был подписан: Советы с демонстративным презрением отвергали любые попытки дипломатии. Разумеется, отказ от переговоров идеологами третьего рейха выставлялась как еще одно доказательство варварства славянских племен.

Война приняла вялотекущую форму. В сорок третьем в панцерваффе появились тяжелые танки, как ответ на советские машины. Первые батальоны отправили на восток, в Урал и в северную Африку: считалось, что если Соединенные Штаты и предпримут десантную операцию, то именно там. На самом деле США больше были озабочены войной с Японией, которая шла с переменным успехом, и помощью Восточному Союзу в его борьбе с Германией на уральском рубеже. Экипаж Отто был одним из первых, кто осваивал новую машину, и, несмотря на «детские болезни», бывалым бойцам она понравился. Механик-водитель не переставал восхищаться: танк массой под шестьдесят тонн управлялся почти так же легко, как и автомобиль!

До мая сорок пятого, когда внезапно выяснилось, что существует параллельный мир, в котором — кто бы мог подумать! — Германия проиграла войну, тяжелые танковые батальоны почти не принимали участия в боевых действиях. И вот теперь все изменилось. Впервые за последние три года вермахт столкнулся с противником, готовым атаковать на территории, которую рейх считал своей. Неудачи немецкой армии под Москвой, уступившей поле боя фактически десанту, переброшенному по тоннелям между мирами, заставляла задуматься: в чем причина неудач? Отто жадно ловил новости с нового участка восточного фронта, по вечерам читал газеты и просиживал у радио, пытаясь найти зерна истины в пропагандисткой шелухе. Как-то раз в середине июня Отто повстречался со старым товарищем, Вильгельмом, приехавшим на побывку как раз с «западного восточного фронта», как в разговорах между собой стали называть линию боевых действий, опоясавшую Москву. После третьей рюмки шнапса Вильгельм наклонился к Отто и громко спросил, будто продолжая спор, начатый с кем-то другим:

— Вот скажи, на хрена нам эта земля? Там только местные и мы, и местных в сто раз больше, чем нас. И знай, Отто, — они нас крепко не любят, и с каждым годом становятся злее…

Отто спустил разговор на тормозах — не дело говорить такое, особенно офицеру. Особенно в людном месте, где много лишних ушей. Когда отпуск закончился, Вильгельм отбыл назад, в расположение пятьсот шестого батальона. Через неделю он погиб в лобовой атаке на позиции, защищаемые новыми танками русских — теми, что с приземистой башней и «щучьим носом». Узнав об этом, Отто вспомнил последний разговор с Вильгельмом и задумался — а так ли уж неправ был его товарищ? И то, как Модель организовал транспортировку тяжелых танков в Ярославль — целая спецоперация, с боевым охранением, с самолетами и даже вертолетами! — казалось, подтверждало правоту Вильгельма. Лейтенант испытывал сложные чувства — с одной стороны, удовлетворение тем, как четко и слаженно сработали все службы и подразделения охраны, не допустив ни одного серьезного инцидента, а с другой… мы что, теперь каждый раз будем перемещаться по этой земле именно так?..

Отто, докурив сигарету, оглянулся по сторонам, возвращаясь из прошлого — далекого и не очень, — в настоящее. К черту философствования, надо делать свою работу. Пока лейтенант предавался ненужным мыслям и воспоминаниям, его экипаж продвинулся в «переобувании» — широкая гусеница уже зашла на большую часть траков. Еще пару часов и «Тигр» будет готов к боевой работе. Стрелок-радист — тот самый, из университета, — работал наравне со всеми, забыв о хромоте после случая с ломом. Вот что значит командный дух, с удовлетворением подумал лейтенант. Через неделю эти парни начнут понимать друг друга с полуслова — а в бою это не менее важно, чем калибр орудия и исправный движок…