Плацдарм

Глава 46.ОПЕРАЦИЯ И АРЕСТ

Короткая летняя ночь прошла неспокойно — боевые действия с наступлением темноты, казалось, только активизировались. Гудериан распорядился провести ночную авиаразведку — это было несложно, так как у Красной Армии здесь все еще не было истребителей: проблему недостаточной ширины коридоров между мирами пока не удавалось решить. Разведка показала — судя по вспышкам от выстрелов сорокопяток, в большом количестве доставляемых сначала по тоннелям метро, а затем уже и по открытым на поверхности коридорам, — бои шли по всей Москве. Более-менее спокойной обстановка оставалась лишь внутри оборонительного периметра от Кремля до площади трех вокзалов — но и тут Гудериан подозревал, что Говоров в ожидании ответа на предложение приказал пока не активизировать действия в этих районах.

Фельдмаршал вновь достал конверт, доставленный парламентерами, и в который уже раз перечитал предложение советского командующего. Самое главное в нем формулировалось кратко и четко: «… в случае прекращения сопротивления гарантируем выход всех подразделений с личным оружием…» Гудериан усмехнулся: Говоров прекрасно понимал, что на предложение сдаться немцы ответят отказом — их положение, хотя и ухудшалось с каждым днем, отнюдь не было безнадежным, внутри периметра в центре города они могли держаться неделями.

Фельдмаршал знал, почему советский командующий выступил с такой инициативой: русские не сомневались в своей победе, но не хотели разрушить город тяжелыми боями. Пока что части советской армии занимали районы, где немецкие войска отсутствовали, или оказывали незначительное сопротивление. Но центр города, особенно Кремль, так просто никто не сдаст. Штурм главной цитадели столицы и всего государства почти наверняка приведет к ее разрушению. С какими чувствами освободители будут смотреть на руины крепости, построенной почти пять веков назад и являющейся символом российского государства?

«… выход всех подразделений с личным оружием…» — еще раз перечитал фельдмаршал. Никогда еще в ходе войны он не получал таких предложений. Правда, надо сказать, немецкие части редко попадали в окружение — тем более те, которыми командовал Гудериан. И вот еще вопрос — сможет ли советский командующий выполнить свое обещание? Согласовано ли его предложение со Ставкой? Фельдмаршал этого не знал, оставалось только гадать. Однако о реакции Берлина на предложение Говорова гадать не приходилось — Гудериан буквально видел то негодование, с которым в ОКХ и выше встретят любую мысль об оставлении Москвы. Фельдмаршал вздохнул — отставка и увольнение из армии станут наименьшим из возможных наказаний, если он согласится на план советского командующего.

Как мы пришли к такому положению, в очередной раз задал себе вопрос Гудериан, где произошла ошибка? Он вспомнил основные события последней недели — первый прорыв Красной Армии в Подмосковье, ответный — и вроде как успешный — удар под Подольском, первая из серии задуманных операций, призванных выбить русских из случайно, как тогда казалось, захваченных плацдармов. А потом бронированный немецкий кулак, собранный из лучших подразделений панцерваффе, оказался обездвижен действиями партизан. Гудериан при мысли о партизанах ощутил глухое раздражение: фактор, который никак не удавалось правильно учесть. Сколько операций против них было проведено за четыре года, и все без толку! Удары наносились словно в стену из ваты — вроде сопротивления нет, но как только теряешь бдительность, из ваты появляется игла и пронзает руку.

— Это бесполезно, — вслух сказал Гудериан. У меня здесь двести тысяч солдат, а нужно держать в повиновении территорию, на которой живут двадцать миллионов! Такое возможно, только если население изъявляет покорность к завоевателям, а иначе… иначе мы приходим вот к этому, подумал фельдмаршал, глядя на карту.

Гудериан сел за стол, взял лист бумаги со своим вензелем, быстро написал несколько строк и запечатал лист в конверте. Затем вызвал начальника штаба.

— Генрих, — сказал фельдмаршал, когда тот вошел, — этот конверт с парламентером нужно доставить русскому командующему.

— А что в нем? — осмелился спросить тот.

Гудериан усмехнулся.

— Поверь, Генрих, тебе лучше этого не знать. Просто выполняй приказ.

Немецкий парламентер с белым флагом появился перед советскими позициями у Дворца Советов в том же месте, где вчера начинал свой путь Туманов. Полковник Воронов был предупрежден о возможном желании противника провести переговоры, так что обошлось без эксцессов. Немецкую делегацию в составе двух человек доставили в штаб Говорова. Завязывать глаза не стали, равно как и запрещать немцам рассматривать войсковые колонны, движущиеся по дорогам: пару раз «виллису» пришлось свернуть на обочину, чтобы пропустить тяжелые танки, движущиеся к коридорам в параллельный мир.

Говоров принял парламентеров сразу, как только их привезли в штаб. Он молча прочитал послание от Гудериана и тут же вызвал начальника штаба. Немцам сказали, что в течение часа им дадут ответ, который нужно будет передать фельдмаршалу.

— Василий Евгеньевич, мне нужно организовать встречу, — сказал командующий, как только начальник штаба вошел в кабинет.

— С кем? — спросил тот.

— С Гудерианом, — ответил Говоров, глядя на карту. — Как думаете, где сподручнее всего это сделать?

— Э… а в ставке об этом знают?

Генерал повернулся, в его глазах появилась сталь.

— Василий Евгеньевич, пока я командующий, вы должны выполнять мои приказы. О взаимодействии со Ставкой я сам позабочусь.

— Да, конечно, — пробормотал начштаба, — просто это несколько неожиданно…

— Я понимаю, — ответил Говоров. — дело срочное, постарайтесь подготовить предложение в течение часа. Те, кто будут задействованы в операции, не должны знать о ее цели.

— Есть, — ответил начальник штаба. — Разрешить исполнять?

— Исполняйте!

Как раз в то время, когда Говоров получил ответ от Гудериана, поезд с Троцким и его соратниками прибыл в Москву. Чтобы не привлекать внимания, состав перевели в один из тупиков, уже подготовленных к сносу в рамках послевоенной реконструкции. Всех пассажиров вывели на небольшую платформу, окруженную оцеплением.

— Это операция НКВД, — тихо сказал Саша, показав на солдат, — по форме видно.

Профессор Громов кивнул, но тему развивать не стал. На платформе они ждали недолго: вскоре подъехали крытые грузовики, в которых разместились все пассажиры поезда. Ехали около часа. Городской шум, сопровождавший первые минуты пути, постепенно стих, свежий лесной воздух проникал под брезент. Наконец, остановились, и всем велели выходить. Это был один из ведомственных пансионатов НКВД — тот самый, в котором не так давно группа историков изучала выпуски газеты «Правда» из параллельного мира и готовила справку по истории альтернативного СССР для руководства страны.

— И что нам здесь делать? — спросил Саша.

Громов пожал плечами.

— Отдыхать, пока есть возможность. Погуляй вместе с Машей, подыши свежим воздухом. Нас здесь держат, чтобы мы до поры никому не рассказали, кого привезли в Москву.

Оказалось, что гулять можно только в пределах огороженной территории — ее периметр охраняли вооруженные солдаты с овчарками. Вечером, прогуливаясь с женой в ожидании ужина по аллее у главного корпуса, Саша заметил Троцкого: он что-то бурно обсуждал с человеком, похожим на кого… он не мог вспомнить.

— Литвинов, — почему-то шепотом сказала Маша, — ну надо же…

Троцкий бросил взгляд в их сторону, на миг задержавшись на Саше — может, вспомнил, что тот встречал его у коридора?

— Пойдем, — сказал Саша, — пусть они свои дела обсуждают…

Ближе к ночи, уже готовясь ко сну, Саша услышал мягкий шорох шин по дороге от ворот до главного корпуса. Выглянув в окно, он увидел большую черную легковую машину, затормозившую у входа в корпус. Из задних дверей вышли два офицера и осмотрелись по сторонам. Затем один из них открыл переднюю дверь рядом с местом пассажира. Из нее вышел человек в шляпе. В свете фонаря блеснуло пенсне. Это Берия, мелькнула мысль. Один из офицеров вдруг посмотрел в сторону Саши. Тот отодвинулся от окна. Его заметили?

— Кто там? — спросила Маша.

— Посетители, — ответил Саша и подумал: Громов прав, не надо совать нос, куда не просят…

Встреча Говорова и Гудериана состоялась в вестибюле станции «Смоленская». Она еще контролировалась немцами, но советские подразделения с каждым днем подбирались все ближе. Выбор на эту станцию пал потому, что еще с сорок второго года там оборудовали запасной командный пункт командующего группой войск рейхскомиссариата Московия. Говоров знал, почему Гудериан согласился встретиться тут — отсюда, так как и из Кремля, можно было командовать всеми войсками, дислоцированными в рейхскомиссариате. Но глаз и ушей, готовых следить за фельдмаршалом и докладывать в Берлин обо всем, что он делает, здесь почти не осталось.

Переговоры продолжались около двух часов — двое командующих и два переводчика. На самом деле Говоров знал немецкий довольно неплохо, но задержка в разговоре из-за перевода давала ему возможность лучше обдумывать свои ответы. Генерал знал, что больше всего беспокоит фельдмаршала, и уже в конце беседы, когда решили технические вопросы о безопасных коридорах для выхода немцев, Гудериан, наконец, его задал:

— Каковы гарантии, что вы исполните договор? Это согласовано со Сталиным?

Говоров посмотрел ему в лицо.

— Вы знаете, что нет. Иначе вы бы давно это спросили.

Гудериан, выдержав паузу, сказал:

— Вы ответили на второй вопрос. А каков ответ на первый?

— Мое слово.

Фельдмаршал медленно кивнул.

— Этого мне достаточно.

Гудериан подозвал помощника с папкой, взял ее и протянул Говорову.

— Здесь информация, которую вы просили.

С пяти часов утра по всей линии боевого соприкосновения было объявлено прекращения огня сроком на сутки. Приказ был подписан Говоровым, его нарушителям генерал грозил трибуналом. Военные регулировщики, подобранные штабом Говорова и ознакомленные с приказом за час до начала его действия, выехали на места, чтобы обозначить коридоры движения немецких войск.

Примерно через час после начала движения немцев к Белорусскому вокзалу, где уже были подготовлены эшелоны для их вывоза за пределы города, первые донесения о происходящем поступили в центральный аппарат НКВД. Дежурный офицер, поколебавшись минут десять, принял самое смелое решение за всю свою службу — разбудить наркома. Ситуация осложнялась еще и тем, что Берия только час назад приехал с ближней дачи под Кунцево — вождь опять устроил ночные посиделки до самого рассвета. С трудом проснувшийся нарком, выказав умеренное недовольство тем, что его бесцеремонно вытащили из объятий Морфея, прочитал донесение, сверкнул пенсне и тут же потребовал подтверждения этих невероятных сведений из других источников. Очень скоро эти подтверждения были получены.

— Никому не сообщать без моего ведома, — приказал нарком, к тому времени успевший совершить утренний туалет.

С этого момента вся деятельность Берии имела целью оттянуть, насколько это возможно, информирование высшего руководства страны о происходящем в Москве из параллельного мира, чтобы Говоров смог развернуть операцию по выводу немецких войск. До некоторой степени задача эта облегчалась тем, что у Абакумова, входящих в группу «ленинградцев», не было разветвленной сети осведомителей в армии. Однако к полудню слухи о происходящем в параллельной Москве достигли Жданова. Берия решил опередить его и сам связался со Сталиным, чтобы сообщить об операции Говорова. Вождь, выслушав его, приказал немедленно собрать политбюро на Ближней даче и срочно доставить туда генерала для объяснений.

Нарком, разумеется, взял под козырек и лично отправился в штаб генерала во главе кавалькады из двух черных «виллисов» и крытого грузовика с охраной — последнее на случай, если военные заартачатся. Говоров как раз получал доклад об отправке с Белорусского вокзала на запад второго эшелона с немцами, когда внизу ему позвонили и сообщили о прибывших «гостях». Через минуту в коридоре послышались громкие голоса, дверь распахнулась, и на пороге кабинете появился Берия собственной персоной. Лицо наркома выражало крайнюю степень недовольства.

— Товарищ генерал, вам необходимо пройти со мной, — сказал Берия, в упор глядя на Говорова. Вот артист, удивился тот.

— В чем дело? — осведомился генерал.

— Приказ товарища Сталина.

До дальнейших объяснений нарком не снизошел.

— Я могу передать дела своему заместителю? — осведомился генерал.

— Только не затягивайте, — разрешил нарком.

Это позволило выиграть еще полчаса. Наконец, генерал в сопровождении наркома и офицеров НКВД спустился на первый этаж и вышел из здания штаба. Офицер, стоявший у машины, открыл заднюю дверь и указал Говорову, куда садиться. Берия поехал в другой машине, чтобы не давать повода к обвинениям в сговоре.

Когда они приехали на Ближнюю дачу, остальные члены «семерки», управляющие страной, были уже на месте: Сталин, Молотов, Микоян, Маленков, Жданов, Вознесенский. Совещание проходило в кабинете вождя на первом этаже дачи.

— Товарищ Говоров, объясните, нам пожалуйста, что сейчас происходит в Москве.

Слова вождя, как всегда, были вежливыми, но тон — холоднее льда.

— Товарищи, — начал генерал, — как вы знаете, в последние дни Красная Армия достигла больших успехов в освобождении столицы. Под нашим контролем полностью находится кировская линия метро и прилегающие к ней территории, ряд станций метро, относящихся к другим веткам. Мы освободили Дворец Советов, вокруг которого создан оборонительный периметр. Эти успехи достигнуты благодаря инициативным действиям наших подразделений, в полной мере использовавших эффект внезапности…

— Товарищ Говоров, нельзя ли ближе к делу? — тон вождя стал еще холоднее. — Что происходит прямо сейчас?

— Прямо сейчас, товарищ Сталин, немецкие войска покидают Кремль, — четко, по-военному доложил генерал. Он понял, что лучше говорить коротко и конкретно.

— Покидают? — недоуменно спросил Сталин и оглядел присутствующих, словно в поисках у них подтверждения своего удивления. — Что значит «покидают»? Они сдались в плен?

— Нет, товарищ Сталин. По соглашению, заключенному мной с фельдмаршалом Гудерианом, немецкие войска получат возможность покинуть Москву в западном направлении по специально организованному коридору.

В кабинете воцарилась мертвая тишина.

— Кто вам позволил принимать такие решения? — спросил, наконец, Сталин.

Говоров, сохраняя хладнокровие, открыл папку, с которой он пришел.

— Это схема минирования Кремля, — сказал он.

Сталин вял папку и пролистал ее.

— Откуда она у вас?

— Получена от немецкого командования.

— И вы уверены в ее подлинности? — спросил Жданов.

— Да, — ответил Говоров.

— Какова численность немецкой группировки, выводимой из центра столицы?

— Около двадцати тысяч.

Сталин встал и прошелся вокруг стола.

— И эти войска усилят немецкую оборону на других участках, — сказал он, подойдя к генералу.

— Да, товарищ Сталин.

— Вы приняли это решение, полностью сознавая его последствия?

Генерал повторил свой ответ.

Сталин вернулся к своему месту.

— Правы вы или нет, станет ясно в ближайшее время. Очевидно, однако, товарищ Говоров, вы превысили свои полномочия. Поэтому я отстраняю вас от командования группой войск и считаю необходимым подвергнуть вас аресту. Товарищ Берия, обеспечьте. — Тот вскочил с места и, открыв дверь, позвал конвоиров. Вошли двое.

— Выведите арестованного, — приказал вождь.