Плацдарм

Глава 61. БОРЬБА ПРОДОЛЖАЕТСЯ

Итоговое заседание комиссии АН СССР по оценке работы профессора Громова состоялось в кабинете генерала Синицына. Вел заседание Сергей Вавилов, президент Академии.

Свое выступление он начал с указания на специфику заседания — из-за секретности разбираемого вопроса далеко не все лучшие специалисты в области физики плазмы и квантовой механики смогли принять участие в работе комиссии. Это был упрек в сторону Синицына — тот категорически запретил расширять утвержденный ранее список допущенных к теме. Генерал поморщился, но спорить не стал. Далее Вавилов рассказал о порядке работы: сначала будет оглашен список вопросов, поставленных перед комиссией, а потом ее ответы, включая особые мнения — если таковые будут. После этого профессорам Громову и Андрееву будет предоставлена возможность краткого выступления с оценкой работы комиссии. Дискуссии не предусматривалось, окончательное решение по всем вынесенным вопросам оставалось за комиссией.

А вот право воспользоваться этим решением или оставить его без последствий принадлежало генералу Синицыну.

Докладчиком назначили академика Сырина — одного из лучших специалистов в СССР по квантовым эффектам, включая туннелирование через барьер. Докладчик начал с преамбулы, в которой кратко изложил историю вопроса, включая описание первых опытов по созданию коридоров между параллельными мирами и недавние безуспешные попытки остановить их схлопывание. Академик отдал дань работам профессора Громова на этом этапе. Не менее важным, по мнению докладчика, было обнаружение ключевого эксперимента Франца Штирнера, повлекшего разделение прежде единого мира на две независимые ветви.

Затем докладчик перешел к последней работе Громова — а именно, предсказанию катастрофических последствий слияния параллельных миров.

Саша насторожился — хотя он был молодым ученым, но уже хорошо знал этот тон — когда работу вроде бы хвалят, но между строк уже слышится приближающееся «Однако…». Саша покосился на Громова — тот по-прежнему слушал докладчика с непроницаемым видом, так что нельзя было сказать — почувствовал он то же самое, или нет.

Описав основные результаты Громова — надо сказать, это академик сделал корректно, не придерешься — Сырин перешел к критике. И вот тут прозвучало то самое «однако».

— В представленной работе рассмотрены стационарные решения уравнений, описывающие взаимодействие двух мировых ветвей, возникших в определенный момент, — говорил академик, — однако следует учесть зависимость от времени матричных элементов, определяющих вероятность туннелирования между мирами, и, в конечном итоге, связанные с ним эффекты, включая возможность формирования коридоров между мирами, а также их слияние.

Громов, невидящим взглядом смотрел на докладчика. Саша знал это взгляд — профессору хватило пары слов, чтобы ухватить основную идею академика Сырина, и теперь Громов во время его доклада пытался в уме прикинуть, что это изменит.

— Я не буду здесь приводить подробные вычисления, — сказал академик, — оглашу только результат.

Он достал из портфеля пачку листов и обратился к секретарю: — Раздайте, пожалуйста.

Это было краткое изложение работы Сырина: начиналось оно с уравнений, предложенных Громовым, затем те же уравнения были переписаны с добавлением зависящего от времени слагаемого, далее академик описывал метод решения, и, наконец демонстрировал результат, обведенный прямоугольником для наглядности.

Саша едва удержался от возгласа удивления — как они с Громовым, так долго занимаясь проблемой, могли упустит столь важный и одновременно простой подход! Сырин доказал, что учет временной зависимости приводит к умножению величин матричных элементов, определяющих силу связи между мирами, на слагаемое, экспоненциально убывающее с ростом времени, прошедшего с момента ветвления. Это значит, связь между мирами слабеет, и с этим ничего нельзя поделать…

— Каково характерное время затухания матричных элементов? — спросил Громов.

— Хороший вопрос, — оживился академик, — конкретные величины зависят от многих параметров, и это еще предстоит рассчитать…

— Одну минуточку, товарищи ученые, — прервал их генерал Синицын. — У вас еще будет возможность обсудить и подискутировать. Вячеслав Сергеевич, — обратился он к Сырину, — с практической точки зрения что означают ваши результаты?

Академик, как настоящий теоретик, не очень любил такие вопросы, но президент Академии предупредил — именно об этом его спросят, так что надо быть готовым.

— Товарищ генерал, это означает вот что: чем больше времени проходит с момента ветвления, тем слабее связь между мирами. Именно этим обусловлено недавнее закрытие коридоров.

— То есть профессор Громов ошибается, и включение установки Штирнера не приведет к слиянию миров? — без обиняков спросил генерал.

— Не совсем так. Слияние миров с катастрофическими последствиями, описанными товарищем Громовым, по-прежнему возможно, просто вероятность такого слияния уменьшается с течением временем.

— Вероятность? — переспросил генерал. — Что это значит?

Сырин на секунду замешкался, прикидывая, насколько сильно ему надо спуститься со своих академических высот.

— Например, при десяти подряд запусках установки Штирнера ничего не случится, а вот на десятый произойдет описанная профессором Громовым катастрофа.

— Один из десяти? Именно так?

— Это был только пример, — ответил академик. — Точную вероятность я пока не могу сказать.

Генерал откинулся на спинку кресла и забарабанил пальцами по столу, что было признаком недовольства. Опять двадцать пять — из этих ученых невозможно вытащить конкретное утверждение, особенно у теоретиков! Все «примерно, оценочно, по порядку величины…». Черт те что!

— Сергей Иванович, вы можете что-нибудь добавить? — спросил генерал у президента Академии.

Тот предвидел такой поворот событий и заранее подготовился:

— Товарищ генерал, я предлагаю вот что. Результаты академика Сырина очень интересны, однако ему не хватило времени довести работу до конкретных чисел. Кроме того, насколько я понимаю, профессор Громов сегодня впервые услышал о работе академика Сырина. Думаю, для дела будет полезно предоставить товарищу Громову и его ближайшим сотрудникам возможность ознакомиться с полученными результатами.

— Не возражаю, — бросил генерал.

— Спасибо. В связи тем, что работа комиссии привела к принципиально новым результатам по проблеме параллельных миров, предлагаю провести следующее заседание через неделю. К этому времени мы сможем сделать выводы и подготовить рекомендации. У меня все, товарищ генерал.

Синицын некоторое время молчал, обдумывая что-то, а потом сказал:

— Вот что, товарищи ученые. Хорошо, что вам удается получать новые результаты. Но главное — помнить о наших людях, которые прямо сейчас принимают неравный бой с фашистами на территории Восточного Союза. Чем мы можем им помочь? Вот о чем надо думать, день и ночь. Я рассчитываю, что работа комиссии даст ответ на этот вопрос. Согласны, Сергей Иванович?

— Целиком и полностью, товарищ генерал.

— Вот и хорошо. Значит, по этому вопросу у нас полное взаимопонимание.

Синицын поднялся.

— Следующее заседание — через неделю, — подытожил он. — На этом пока все.

К концу второго дня наступления передовые части советских войск достигли Переславль-Залесского. В самом городе подпольщики подняли восстание, поддержанное партизанами. Румынская пехота численностью в две неполные роты сопротивлялась недолго, частью разбежавшись, а частью сдавшись в плен.

Следующий день войска отдыхали, а тылы подтягивались к передовой. Крутов, помня разговор со знакомым капитаном перед наступлением о возможном дефиците горючего, уделял этосу вопросу особое внимание. Пока, однако, перебоев не было — как раз в Переславле танки его двух рот получили дизельное топливо и масло. Если наступление пойдет по плану, до Ярославля этого должно хватить.

Днем, как и вчера, стояла ясная погода, чем тут же воспользовалась немецкая авиация. Пока что в Переславле единственной защитой от нее были пулеметы танков ИС2 и ИС3. «Юнкерсы», опасаясь их, не снижались ниже четырехсот метров, что заметно уменьшало точность бомбометания, поэтому эффект от налетов имел в основном беспокоящий характер.

В эту ночь атакующая группировка впервые собиралась использовать тактику ночных атак, предложенную Говоровым. Два последних дня в штабе шла интенсивная работа — искали местных жителей, готовых стать проводниками для наступающих войск. Таким нашлось немало — в основном они были из партизанских отрядов. Оказалось, позиции румынских войск, в том числе артиллерийские, были им хорошо известны, что настраивало на позитивный лад.

Войска двинулись поздно вечером, когда стемнело. Тут же стало ясно, что задумка удалась не в полной мере: для предотвращения столкновений танкам то и дело приходилось включать фары, что полностью демаскировало их. Однако с выключенными фарами стало еще хуже — водитель ехал фактически наугад, ориентируясь на указания командира, смотревшего из открытого люка. То и дело приходилось тормозить, скорость движения колонн резко упала, а расход топлива и износ двигателя в режиме, кода его постоянно дергали, выросли. Фактически наступающим было не до противника — обеспечить бы собственное движение без небоевых потерь…

И все же тактика ночного наступления принесла некоторый успех — главным образом в силу неожиданности такого хода. Румынские солдаты, и, что еще важнее, артиллеристы спали. Разбуженные ревом советских танков, они не успевали открыть огонь — в чем Крутов убедился лично, когда головной танк первой роты буквально уперся в зенитку, охранявшую перекресток у деревни Ивановское. Вероятно, если бы фары не были включены, они проехали бы мимо — или получили бы снарядом в бок практически в упор, — а так на повороте световой конус выхватил длинный ствол. Зенитку расстреляли в упор и двинулись дальше, оставив пехоту разбираться с вражескими артиллеристами, если те уцелели.

К рассвету выступающие вымотались, как после полноценного боя, хотя стрелять пришлось совсем немного. Впереди показалось гладь озера Неро и через несколько минут танки уже катили по пригородам Ростова Великого. Румынских войск здесь не было. Виднелись следы долго пребывания вражеских войск: немецкие и румынские флаги, неисправная техника, брошенная при поспешном отступлении, вещи, разбросанные у домов, еще недавно занятые офицерами. Некоторые не успели сбежать — Крутов заметил группу пленных под охраной двух бойцов; румыны ошарашенно смотрели на колонны светских танков. Майор усмехнулся — их можно понять, жили не тужили четыре года, война откатилась далеко на восток, да вот вернулась с другой стороны, откуда совсем не ждали.

Ростов заняли без сопротивления. Крутов не испытывал особой эйфории по этому поводу — вероятно командование противника стягивает все войска к Ярославлю, чтобы там дать бой. Что ж, в этом был смысл: после двухсоткилометрового броска наступающие будут измотаны, а тыловые службы неизбежно отстанут, что скажется на обеспечении войск. Быстрое продвижение уже стоило майору трех танков: одной «двушки» и двух «трешек» — вышла из строя коробка передач. Разумеется, машины отремонтируют, и они вернутся в строй, но когда? Фактор времени в этом наступлении играл очень большую роль, и оно, время, работало на немцев, принимая во внимание общее превосходство немецкой группировки, сосредоточенной в центральном районе. Если румыны и переброшенные в Ярославль немецкие части смогут навязать оборонительные бои, судьба наступления окажется под вопросом.

Ладно, это будет завтра, подумал Крутов, или даже послезавтра, а сейчас можно порадоваться тому, что освобожден еще один советский город. Или, точнее сказать, город Восточного Союза, поправил он сам себя.

Пока войска генерала Говорова продвигались к Ярославлю, маршал Тухачевский начал наступление с востока, от занятой на правом берегу реки Вятки части Кирова. Как и ожидалось, основное внимание немцы уделили обороне левобережных районов Кирова, составляющих основную часть города. Тухачевский, предсказавший значительную роль крупных танковых соединений в будущих войнах, получил возможность проверить свои выводы на практике.

Танкоград Восточного Союза, так же, как и его аналог в СССР, освоил производство тяжелых танков, только назывались они не ИС, а «Лев» — в пику немецким «Тиграм» — ну, и еще по одной причине. Именно эти танки и были основной ударной силой Тухачевского.

Чтобы еще больше ввести заблуждение немецкое командование, наступление в обход Кирова началось артподготовкой по позициям вермахта в левобережных районах. Под прикрытием этой канонады ударные части, сметя небольшие заслоны в Мурыгино, двинулись по дороге на город Орлов. Примерно через три часа после начала артподготовки немцы сообразили, что лобового штурма левобережной части Кирова не будет. В это же время аэроразведка донесла о продвижении значительных танковых сил Восточного Союза в обход столицы области.

Этот момент был одним из поворотных; если бы немецкое командование разгадало подлинную цель операции — соединение с войсками Говорова, — возможно, все пошло бы по-другому. Однако генерал-майор Фриц Кремер, командующий северным флангом восточной группы войск вермахта, решил, что Тухачевский задумал окружение Кирова: вполне разумная мысль с учетом того, что лобовой удар неизбежно повлек бы большие потери. Вместо того, чтобы укрепить позиции возле Орлова, Кремер, наоборот, отвел часть войск на левый берег для предотвращения якобы намечаемой русскими переправы через Вятку и создания там плацдарма.

Из-за этой ошибки к концу первого дня наступления передовые части Тухачевского достигли пригорода Орлова. Стоящие там две пехотные роты, усиленные противотанковыми пушками, имели приказ сдерживать наступление до тех пор, пока не будет организована оборона на левом берегу: немцы с этой задачей прекрасно справились, доставив немало хлопот атакующим; два «Льва» они уничтожили, и еще несколько вывели из строя — это были самые серьезные потери за первый день наступления. В штабе Тухачевского уже ломали голову, какие меры принять для взлома неожиданно крепкой обороны, как вдруг немцы сами отошли на левый берег, оставив город согласно приказу Кремера. Командир батальона, оборонявшего Орлов, выполнил приказ скрипя сердце — только получив повторное подтверждение из штаба генерал-майора.

Уход немцев обнаружила полковая разведка ближе к ночи — тогда же выявили и новые позиции немцев на левом берегу. Не теряя времени, танковые подразделения вошли в город, заняв позиции на правом берегу. Немцы вели редкий беспокоящий огонь, наши отвечали тем же. Утром следующего дня, оставив прикрытие, танковые колонны двинулись дальше, на Котельнич. Кремер напрасно ждал весь день попыток русских переправиться на левый берег, и где-то к середине дня осознал свою ошибку. Но было поздно — части Восточного Союза закрепились в городе и выбить их имеющимися силами не представлялось возможным.

Только к концу дня, получив очередные данные аэроразведки, Кремер сложил два и два и понял, наконец, замысел Тухачевского. Все немецкие гарнизоны от Котельнича до Костромы — там заканчивалась зона ответственности Кремера — получили приказ занять оборону и предотвратить продвижение войск Восточного Союза на запад. Одновременно Кремер доложил в штаб Восточного фронта, что своими силами справиться с ситуацией не может, и запросил подкреплений.